ИВАН IV ВАСИЛЬЕВИЧ ГРОЗНЫЙ
Иван IV Васильевич Грозный
(1530-1584) – великий князь московский и всея Руси(с 1533 г.), первый русский царь(с 1547 г.). Сын Василия III и Елены Глинской. В 1550-х гг. правил с помощью Избранной рады. В 1552 г. завоевал Казанское, в 1556 г. Астраханское ханства. В 1565 г. ввел опричнину. Потерпел неудачу в Ливонской войне 1558-1583 гг. В 1581 г. ввел заповедные лета, временно запретив переход крестьян в Юрьев день.
Иван IV Васильевич Грозный
1530 - 1584 гг.) - великий князь с 1533 г., царь с 1547 г., крупный государственный деятель, сын великого князя Василия III и Елены Глинской. Был женат семь раз, но был несчастлив в потомстве: все его дети умирали маленькими. В конце жизни имел только сына Федора, неспособного к управлению, да малолетнего Дмитрия, погибшего в 1591 г. Был венчан на царство в 1547 г. Стал проводить крупные всеобъемлющие реформы в государстве: в области центрального и местного управления, права, армии, церкви и т.д. В его правление были присоединены Казанское (1552 г.), Астраханское ханства (1556 г.), началось освоение Сибири (1581 г.). Попытка овладеть Балтийским побережьем (Ливонская война) закончилась неудачно. Начал проводить борьбу с остатками политической феодальной раздробленности методами репрессий (политика опричнины). Иван IY получил в народе прозвище "Грозный", отразившее представление о нем как о могущественном, суровом правителе.
Источник: Краткий исторический словарь. 2004
ИВАН IV ВАСИЛЬЕВИЧ Грозный
(25.08 (4.09). 1530, село Коломенское — 18(28).03.1584, Москва), великий князь «всея Руси», сын Василия III Ивановича. С целью укрепления самодержавной власти и усиления централизации Русского государства провел в 1549-1560 реформы в области центрального и местного управления, права, финансов, армии и др. В ходе реформ военных Ивана IV была усовершенствована система военного управления, учреждено постоянное (стрелецкое) войско и упорядочена служба в поместном войске, налажена сторожевая служба на границах, «наряд» (артиллерия) выделен в самостоятельный род войск, издан первый воинский устав — «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе». Внутренняя политика Ивана IV была направлена против сепаратизма бояр путем создания в 1565 опричнины (см. Опричное войско). Внешняя политика определялась необходимостью борьбы с преемниками Золотой Орды и выхода к берегам Балтийского моря. В 1552 завоевано Казанское и в 1556 Астраханское ханства, началось присоединение к Руси Урала и Сибири. Однако в Ливонской войне 1555-1583 Иван IV потерпел неудачу. Для достижения внутриполитических целей применял неоправданно жестокие методы борьбы.
Источник: Русский военно-исторический словарь 2002
ИВАН IV Васильевич Грозный
(1530—1584) — великий государь и князь всея Руси с 1533 г., первый русский царь (1547), сын Василия III и Елены Глинской. После смерти отца (1533) был провозглашен верховным правителем страны. При его малолетстве на первых порах до смерти (1538) управляла мать, а до принятия царской короны происходила борьба княжеско-боярских Группировок за власть. В 1547 г. венчался на царство. С конца 1540-х гг. правил с участием Избранной рады. При нем начался созыв Земских соборов, принят Судебник (1550). В 1550—1560-е гг. были проведены реформы во всех областях жизни, направленные на централизацию страны. В 1552 г. возглавил поход на Казанское царство, которое было присоединено к России. В 1556 г. была присоединена Астрахань, в 1581 г. походом Ермака началось продвижение в Сибирь. В 1558—1583 гг. вел войну с Ливонским орденом за выход к Балтийскому морю. Около 1560 г. царь порвал с деятелями Изданной рады, подвергнув их опале. После первых успехов и полного разгрома Ливонского ордена последовали поражения, начались поиски виноватых. Была введена опричнина (1565—1572). В 1572 г. царь и опричники не сумели защитить Москву от набегов крымского хана, но с помощью земских воевод, назначенных Грозным в 1572 г., удалось разбить хана. Ливонская война была проиграна. Массовые репрессии, меры по закрепощению крестьян, неудачи о внутренней и внешней политике привели к оскудению и запустению многих областей государства.
Источник: История России. Словарь-справочник. 2015
ИВАН IV ВАСИЛЬЕВИЧ ГРОЗНЫЙ
25.VIII.1530, с. Коломенское — 18. III.1584, Москва) — великий князь (с 1533 г.) и царь (с 1547 г.) всея Руси, писатель и публицист. Историческая роль И. IV сложна и противоречива; противоречива и его роль в истории древнерусской литературы. Уже младшие современники царя отмечали, что при всей своей жестокости и необузданности характера И. IV был “муж чудного рассуждения, в науке книжного поучения доволен (т. е. достаточно осведомлен) и многоречив зело”. Современники и авторы начала XVII в. упоминали и о переписке И. IV с бежавшим от него князем Курбским (послания Курбского и царя упоминались в дипломатической переписке XVI в.), и в богословских спорах с протестантским пастором Яном Рокитой и иезуитом Поссевино. Многие послания И. IV, его публицистическое введение к деяниям Стоглавого собора и ответ Яну Роките дошли в рукописях XVI в., другие сохранились лишь в рукописной традиции XVII—XVIII вв. Сложной проблемой является атрибуция И. IV тех произведений, которые имели официальный характер: множество грамот и посланий, подписанных И. IV, несомненно, подготавливались его канцелярией. Однако ряд дипломатических посланий, так же как его публицистические послания и введения к “Стоглаву” и “Духовной”, обнаруживают такие индивидуальные стилистические особенности, которые дают основание считать их произведениями одного и того же автора. Эти черты встречаются в посланиях И. IV на протяжении нескольких десятилетий; в течение этого периода не остался в живых ни один из литературно образованных государственных деятелей этого периода, и это дает основания видеть в этих дипломатических документах и публицистических сочинениях произведения, сочиненные (вероятнее всего, продиктованные) самим И. IV. Сочинения И. IV относятся в основном к публицистическому жанру. Среди них особое место занимает его переписка с Курбским. А. М. Курбский — крупный военачальник, имея основания ожидать опалы и казни, бежал в 1564 г. в Литву, откуда и переслал И. IV “укоризненное” послание. Ответом на него явилось обширное первое послание царя, обозначенное как царское послание в “Российское... государство”. Оно включалось, таким образом, в ряд известных уже с начала XVI в. “открытых писем” (например, “Ответ кирилловских старцев” Иосифу Волоцкому), рассчитанных не столько на непосредственного адресата, сколько на более широкую аудиторию. В послании И. IV излагал свою государственную программу, защищал свое право самодержца на неограниченную власть, осуждал “бояр”, под которыми он подразумевал все противоборствующие ему силы, придавая таким образом термину “бояре” более широкий смысл, чем это было принято в XVI в. Яростно отвергал И. IV и упреки Курбского, причем особенно болезненно воспринял он укор в “сопротивности православию”. По своей форме послание И. IV весьма нетрадиционно, в нем можно заметить даже скоморошеские черты, дисгармонирующие с высокой патетикой в рамках одного и того же произведения. Видимо, И. IV ощущал необходимость действенной и убедительной аргументации; обращаясь к жителям “Российского государства”, он не мог ограничиваться только высокопарной риторикой, цитатами из Библии и святоотеческой литературы, для того чтобы показать неправоту обличаемых им “клятвопреступников”, нужны были конкретные и выразительные детали. Царь нашел их, нарисовав картину своего “сиротского детства” в период “боярского правления” и боярских своевольств в эти и последующие годы. Картина эта была остро тенденциозной и едва ли исторически точной, но в выразительности, в художественной силе ей нельзя отказать. Из других полемических произведений И. IV заслуживает внимания его послание в Кирилло-Белозерский монастырь. Оно вызвано характерным для того времени явлением, когда крупные землевладельцы, стремясь обезопасить свою жизнь, постригались в монахи и отдавали свои земли в монастыри, что приводило порой к превращению их в замаскированные боярские вотчины. Написанное в 1573 г. по конкретному поводу (в связи с конфликтом между влиятельным монахом — боярином Шереметевым и посланным в монастырь “от царской власти” Собакиным) послание царя направлено против такой опасной для самодержавия тенденции. В послали, исполненном зловещей иронии, И. IV сочетает формулы крайнего самоуничижения (“А мне, псу смердящему: кому учити и чему наказати и чем просветити?”) с нескрываемыми угрозами и суровыми обличениями. Важное место в творчестве И. IV занимает комплекс связанных между собой посланий, написанных после успешного ливонского похода 1577 г. (послание Полубенскому, Ходкевичу и др.), а также посланий 1567 г., отправленных за рубеж от имени бояр, но обнаруживающих явные признаки литературного стиля царя (это были ответы на перехваченные грамоты, призывавшие бояр к измене). Сочетание “подсмеятельного”, почти скоморошеского стиля с высокой риторикой, а иногда и с рассмотрением философских проблем — характерная особенность всех этих памятников. Дух скоморошеской “игры”, популярной, по-видимому, в опричнине, сказался и в посланиях царя бывшему опричнику Василию Грязному, попавшему в крымский плен и просившему царя выкупить его; И. IV соглашался дать за него лишь ничтожный, сравнительно с запрошенным крымцами, выкуп. Серьезные философские проблемы ставились царем в ряде его устных выступлений и посланий, связанных с полемикой между православными и представителями других конфессий. К числу таких посланий относится его ответ Яну Роките, а также “Послание против люторов” Парфения Уродивого. Именем Парфения Уродивого подписан также “Канон ангелу грозному воеводе”. Как предположил Д. С. Лихачев, “Парфений Уродивый”—литературный псевдоним царя, под которым он выступал не только в полемическом, но и гимнографическом жанре (стихиры). Общий объем литературной продукции И. IV еще не установлен. Важной задачей остается выявление из большой массы официальных посланий царя памятников его индивидуального творчества. Но известных нам произведений достаточно, чтобы оценить И. IV как выдающегося писателя-публициста. Изд.: Послания Ивана Грозного / Подг. текста Д С. Лихачева, Я. С Лурье; Перевод и комм Я. С. Лурье.—М , Л, 1951, Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Текст подг. Я С. Лурье, Ю Д. Рыков.— Л , 1979 и М., 1981; Переписка Андрея Курбского с Иваном Грозным; Послания Ивана Грозного / Подг. текста, перевод и комм Е. И Ванеевой, Я С. Лурье; Ю. Д Рыкова и О В Творогова // ПЛДР: Вторая половина XVI века—М., 1986.—С 22— 73, 78—83, 108—217, 570—583, 586—605. Лит Жданов И Сочинения царя Ивана Васильевича // Жданов И. Соч — СПб , 1904.— Т 1.—С. 81—170, Лурье Я. С Был ли Иван Грозный писателем?//ТОДРЛ—1958 — Т. 15— С 505—508, Скрынников Р. Г. Переписка Ивана Грозного и Курбского Парадоксы Эдварда Кинана — Л , 1973, Лихачев Д. С.; 1) Сочинения царя Ивана Васильевича Грозного // Великое наследие — С. 305—329; 2) Существовали ли произведения Курбского и Грозного? // Там же,— С. 378—394; 3) Лицедейство Грозного К вопросу о смеховом стиле его произведений // Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси.— Л., 1984.—С 25—35; Лурье Я. С, Роменская О. Я. Иван IV Васильевич Грозный // Словарь книжников — Вып 2, ч. 1.—С. 371—384. Я. С. Лурье
Источник: Литература Древней Руси. Биобиблиографический словарь. 1996
Иван IV Васильевич Грозный
Иван IV Васильевич Грозный (25 VIII 1530 г. – 18 III 1584 г.) – великий князь (с 1533 г.) и царь (с 1547 г.) всея Руси, писатель и публицист. Историческая роль И. В. сложна и противоречива; противоречива и его роль в истории древнерусской литературы. В годы И. В. к территории Русского государства были присоединены Казань, Астрахань и Западная Сибирь, учреждена опричнина и установлено крепостное право. Уже с начала XVI в. из русской рукописной традиции исчезают «неполезные повести» (светская литература, не имеющая практического государственного значения); И. В., по словам Курбского, «затворил свое царство, аки в адовой твердыни». Но уже младшие современники отмечали, что будучи «на рабы своя, от бога данныа ему, жестосерд вельми и на пролитие крови дерзостен и неумолим», И. В. вместе с тем был «муж чюдного разсуждения, в науке книжного поучения доволен и многоречив зело». Современники и авторы начала XVII в. упоминали и о переписке И. В. с бежавшим от него князем Курбским (послания Курбского и царя упоминались в дипломатической переписке XVI в. и в немецкой хронике Ниенштедта) и о богословских спорах царя с протестантским пастором Яном Рокитой и иезуитом Поссевино. Многие послания И. В. (послания Василию Грязному, Симеону Бекбулатовичу, иностранным государям), его публицистическое введение к деяниям Стоглавого собора и ответ Яну Роките дошли в рукописях XVI в. (в «Посольских делах» и др.); но другие произведения царя, например его послания Курбскому и в Кириллов Белозерский монастырь, «Духовная» (завещание) сохранились в рукописной традиции XVII–XVIII вв. Сложной проблемой при определении состава литературного наследия И. В. оказывается вопрос об атрибуции тех его произведений, которые имели официальный характер: как глава государства И. В. выступал с множеством грамот и посланий, значительная часть которых, несомненно, подготовлялась его канцелярией и только подписывалась им. Однако целый ряд дипломатических посланий И. В., так же как его публицистические послания и введения к Стоглаву и «Духовной», обнаруживает такие индивидуальные стилистические особенности, которые дают достаточные основания считать их произведениями одного и того же автора. Специфический синтаксис (при котором одни предложения входят в состав других, представляя как бы замечание в скобках), конкретные бытовые детали, просторечные и даже бранные выражения («пес», «собака», «собачий рот», «лаяти» и т. д.), постоянные обращения к разуму читателя и ответы на его возможные возражения – все это встречается в посланиях И. В. на протяжении нескольких десятилетий – с 50-х и до 80-х г. XVI в. Автором этих произведений не мог быть ни один из литературно образованных государственных деятелей XVI в. (таких как Макарий, Адашев, Сильвестр или Висковатый), так как никто из них не остался в живых к концу этого периода. Сходство этих письменных памятников с устными речами царя, также зафиксированными в документах XVI в., дают основания видеть в них произведения, в основной своей части сочиненные (вероятнее всего продиктованные) самим И. В.
Сочинения И. В. относятся в основном к публицистическому жанру, и творчество его тесно связано с развитием русской публицистики XVI в. Уже в памятниках XV в., написанных в связи с разрывом между русской церковью и константинопольской патриархией после Флорентийской унии и падения Константинополя, была высказана идея «нарушения» греческого православия; в конце XV в. эта идея была развита в кругах, связанных с еретическим окружением Ивана III. В 1492 г. митрополит Зосима, которого обвиняли в вольнодумстве, заявил о том, что Москва – новый «град Константина» и что русские, «последними» пришедшие к православию, отныне сменяют «первых» – греков. После разрыва Ивана III с еретиками в начале XVI в. ортодоксальное направление в русской церкви, возглавленное Иосифом Волоцким, сближается с великими князьями и развивает идею величия и «богоустановленности» русской царской власти. В первой трети XVI в. эта идея получила выражение в творчестве представителей двух основных направлений тогдашней публицистики: бывший тверской иерарх Спиридон-Caввa по заказу «временного человека» Василия III нестяжателя Вассиана Патрикеева излагает легенду о происхождении Рюриковичей от «Августа-кесаря», а близкий к иосифлянам пскович Филофей выдвигает теорию «Москвы третьего Рима». «Боярское правление» в годы юности И. В. обнаружило опасность олигархии; публицисты середины XVI в., и в особенности такой противник «вельмож», как Пересветов, решительно выступают за царскую «грозу».
Мы не знаем, в какой степени И. В. был знаком с перечисленными памятниками, но идеи их в какой-то степени нашли отражение в его публицистическом творчестве. И. В. несомненно знал и излагал в своих посланиях легенду о происхождении своих предков от «Августа-кесаря», менее ясно обнаруживается его знакомство с публицистической традицией, разрабатывавшей вопрос о Москве – «новом граде Константина» (Зосима) или «третьем Риме» (Филофей). Нет также прямых данных о его знакомстве с творчеством Пересветова. Но царь постоянно ссылался на историю падения Византии как поучительный пример для Руси: подобно Пересветову, он осуждал при этом византийских (как и библейских – в соответствующих рассказах) вельмож.
Одной из важнейших проблем истории общественной мысли XVI в. представляется вопрос о сущности полемики, развернувшейся в знаменитой переписке И. В. с Курбским. После падения в начале 60-х гг. ряда приближенных царя (Сильвестр, Адашев и др.), А. М. Курбский, крупный военачальник, имевший основания ожидать опалы, бежал в 1564 г. в Литву и написал оттуда «укоризненное» послание И. В. – ответом на это письмо явилось обширное первое послание (1564 г.) царя, уже в древнейшей дошедшей до нас традиции обозначенное, как царское послание в «Российское» (или «Великия Росии») «государство на крестопреступников, князя Андрея Михайловича Курбского с товарищи о их измене». Уже в первой трети XVI в. на Руси появляется жанр «открытых писем» («Ответ кирилловских старцев» Иосифу Волоцкому), рассчитанных не столько на непосредственного их адресата, сколько на более широкую аудиторию; к этому же жанру относилась, очевидно, и переписка И. В. с Курбским. Сущность их полемики не всегда понятна; как отмечал В. О. Ключевский, может создаться впечатление, что «каждый из них твердит свое и плохо слушает противника». Действительно, Курбский в своем послании отнюдь не защищал боярскую олигархию, а только осуждал царя за несправедливые преследования верных воевод; рассказы царя о бесчинствах во времена «боярского правления» не могли поэтому считаться прямым ответом на его жалобы. Однако выступления царя против «бояр» (под которыми он подразумевал все противоборствующие ему силы, придавая термину «бояре» куда более широкий смысл, чем это было принято в XVI в.) имели несомненно программный характер, а его совет «боярам» не считать себя единственными «чадами Авраама», ибо «может господь и из камней воздвигнуть чад Аврааму», звучал весьма многозначительно накануне создания опричнины. Особое значение имел в ходе этой полемики упрек Курбского, что царь, прежде «в православии пресветлый явившийся», ныне «сопротивным обретесь». К этому упреку царь многократно обращался на протяжении всего своего «широковещательного» первого послания; он вспомнил его и 13 лет спустя во втором послании (1577 г.). Как И. В., так и Курбский были воспитаны на решениях Стоглавого собора (в письменном изложении решений которого – Стоглав, царь принимал прямое участие), утвердившего русский церковный обиход как единственный подлинно православный. В этой обстановке обвинение в «сопротивности православию» имело важнейшее значение и вызывало со стороны царя настойчивые оправдания и ответные обвинения в ереси.
Что же имел в виду Курбский? В какой-то степени речь могла идти об обращении к неортодоксальной антибоярской публицистике предшествующих лет, типа сочинений Пересветова. С этим же связаны, очевидно, и обвинения в пристрастии к скоморошеским «играм», выдвигавшиеся против И. В.; любопытно, что в этой слабости признавался и сам царь, объяснявший, что он допускает «игры» из снисхождения к «немощи человеческой» и к привычке народа «прохлажатися» подобным образом.
Появление неортодоксальных и даже скоморошеских черт в творчестве И. В. – важный факт не только для истории общественной мысли XVI в., но и для истории русской литературы. Суровая феодально-церковная идеология, в которой был воспитан И. В., отвергала все виды «смехотворения» и любые «неполезные повести»; так же широко отвергалось всякое неортодоксальное и «смехотворное» искусство и в решениях Стоглавого собора. И. В., по-видимому, достаточно твердо соблюдал эти решения – от времени его царствования до нас не дошло ни одного списка светских повестей, распространявшихся в XV столетии. Но как публицист И. В. ощущал необходимость действенной и убедительной аргументации против врагов, ухитрявшихся все-таки посылать свои сочинения в «затворенное царство», – Курбского и других. Обращаясь к жителям «Росийского государства», царь не мог ограничиваться только высокопарной риторикой и цитатами из Библии и святоотеческой литературы – для того, чтобы показать неправду обличаемых «крестопреступников», нужны были конкретные, выразительные детали. И царь нашел такие детали, нарисовав в послании Курбскому картину своего сиротского детства в период «боярского правления» и боярских своевольств в эти и последующие годы. Картина эта была остро тенденциозной и едва ли исторически точной. Но в выразительности ей отказать нельзя – недаром Курбский старался впоследствии в своей «Истории о великом князе Московском» дать иную версию истории детства царя, явно отвечая этим на рассказ своего противника.
Из других полемических произведений И. В. заслуживает внимания его послание в Кирилло-Белозерский монастырь 1573 г. В годы опричнины многие крупные феодалы пытались обезопасить свою жизнь и имущество, постригаясь в монахи и отдавая земли в монастыри; все это привело к огромному расширению земельных владений монастырей, а иногда и к превращению их в замаскированные боярские вотчины. Написанное по конкретному поводу (в связи с конфликтом между влиятельным монахом – боярином Шереметевым и посланным в монастырь «от царской власти» Собакиным) послание царя направлено против такой опасной для самодержавия тенденции. Начав с выражения крайнего смирения («А мне, псу смердящему, кому учити и чему наказати и чем просветити?»), царь переходил затем к резким упрекам монахам за их снисходительность к знатным постриженникам и завершал почти в оскорбительном тоне: «Вперед о том не докучайте: воистину ни о чем не отвечивати» (после чего иронически звучали последние слова: «а мы вам, мои господие и отцы, челом бием до лица земнаго»).
Важное место в творчестве И. В. занимает комплекс связанных между собой посланий, написанных после успешного ливонского похода 1577 г. Среди этих памятников – второе послание Курбскому, послания польскому вице-регенту в Ливонии Полубенскому и гетману Яну Ходкевичу.
К творчеству И. В. могут быть отнесены также послания за рубеж от имени бояр, например ответное послание 1564 г. Сигизмунду II Августу и Григорию Ходкевичу от имени И. Д. Бельского, И. Ф. Мстиславского и других лиц, которых польский король тайно приглашал на свою службу: грамоты были перехвачены, и сходные ответы, написанные от имени адресатов, обнаруживают явные признаки литературного стиля царя.
Сочетание «подсмеятельного», почти скоморошеского стиля с высокой риторикой, а иногда и с рассмотрением философских проблем – характерная особенность всех этих памятников. Черты скоморошества обнаруживаются и в послании Полубенскому и в дипломатических грамотах – шведскому королю Юхану (Иоганну) III, Стефану Баторию (в частности, в недавно обнаруженном послании 1579 г., опубликованном Д. К. Уо). Пародийна по своему построению грамота – челобитие кратковременному ставленнику царя на престоле «великому князю Семиону Бекбулатовичу всеа Русии» (1575 г.). Дух скоморошеской «игры», популярной по-видимому в опричнине, сказался и в посланиях царя бывшему опричнику Василию Грязному, попавшему в крымский плен и просившему царя выкупить его; высмеивая военные неудачи «Васюшки», И. В. соглашался дать за него лишь ничтожный по сравнению с запрошенным крымцами выкуп (1574 г.).
Серьезные философские проблемы ставились царем в ряде его устных выступлений и посланий. И. В. знал об острой полемике по вопросу о свободе и необходимости, происходившей в XVI в. между протестантами и католиками: сторонники реформации были детерминистами; католики, напротив (особенно после Тридентского собора) выступали в качестве защитников «свободы воли», видя в ней обоснование ответственности человека за грехи. Царь спорил и с теми и с другими. В ответе Сигизмунду II Августу от имени бояр он противопоставлял рассуждению короля об исконной «вольности» людей утверждение, что уже первому «самовластному» человеку Адаму бог дал «заповеди» и что, следовательно, «везде несвободно есть». В диспуте с Рокитой в 1570 г. И. В., напротив, подчеркивал, что «господь наш Исус Христос сотворил человека самовластна..., согрешившим же или отступникам не токмо адамское прегрешение на них взыскуется, но и приложения своея злобы». В целом, однако, царю была ближе детерминистическая концепция: в посланиях Курбскому и другим в 1577 г. он настаивал на том, что победы его – следствие «божия смотрения» (провидения) ибо «бог дает власть, емуже хощет»; а в беседе с польскими послами в 1577 г. объяснял, что «кто бьет – тот лутче, а ково бьют да вяжут – тот хуже».
Ответ И. В. Яну Роките сохранился не только в развернутом, но и в сокращенном виде – как «Послание против люторов» Парфения Уродивого; именем Парфения Уродивого подписан также «Канон ангелу грозному воеводе» (Михаилу Архангелу). Можно предполагать поэтому, что «Парфений Уродивый» – литературный псевдоним царя, под которым он выступал не только в полемическом, но и в гимнографическом жанре (стихиры). Литературное творчество И. В. стало предметом специального рассмотрения исследователей в конце XIX в. (И. Н. Жданов); в 1951 г. было издано собрание избранных сочинений царя. Однако общий объем творчества И. В. еще не установлен; важной задачей остается выявление из большой массы официальных посланий царя памятников его индивидуального творчества. Сохранение ряда посланий И. В. в рукописной традиции XVII и последующих веков (и отсутствие их в списках XVI в.) естественно объясняется крайней неполнотой и значительными пробелами в традиции XVI в.; остро публицистический характер произведений царя и резкие перемены в его политике в годы опричнины приводили к устарению и официальному устранению ранее написанных памятников. Высказывавшиеся в научной литературе сомнения относительно подлинности важнейших произведений И. В. (в частности, его переписки с Курбским; ср. в статье «Курбский») представляются недостаточно обоснованными.
Задача составления полной библиографии сочинений, написанных и произнесенных царем или подписанных его именем, в настоящее время представляется неосуществимой; значительная часть из них еще не выявлена в наших рукописных собраниях (в частности, не опубликованы еще полностью «Посольские дела»). Мы включили в настоящую библиографию все опубликованные дипломатические послания И. начиная с его совершеннолетия (1548 г.) и до смерти (1584 г.). Не включаются лишь грамоты от имени царя и его устные распоряжения, имевшие чисто деловой характер (например, перемирные, «опасные», «верющие» – верительные, грамоты; наказы и памяти боярам относительно встреч, сопровождений, проездов, и другие формальные документы, составленные, по всей вероятности, канцелярией царя).
Публицистические и дипломатические послания и речи Грозного даны в порядке общей хронологии, причем публикация каждого произведения дается по последнему изданию (лишь в редких случаях указано переиздание). Отдельно, также в хронологическом порядке, помещены наказные памяти и речи царя, переданные через бояр и послов. Отдельные рубрики составляют выступления И. на Стоглавом соборе 1551 г. (послания, речи и вопросы), так как разделение их по жанрам затруднительно; духовная грамота 1572 г.; стихиры; канон и молитвы Ангелу Грозному, составленные царем. Послания и речи И. В., помещенные в летописи (Летопись Никоновская, Царственная книга) и носящие в значительной степени явно этикетный характер, также выделены в особую рубрику.
Опубликованные послания (грамоты) Ивана IV: Белек-Булат мирзе. Сентябрь 1548 г. // Продолжение Древне-Российской Вивлиофики (далее – Прод. ДРВ). СПб., 1793, ч. 8, с. 79; Аруслан мирзе. Сентябрь 1548 г. // Там же, с. 80; Исмаил мирзе. Октябрь 1548 г. // Там же, с. 90; Исмаил мирзе. Июнь 1549 г. // Там же, с. 134; Касай мирзе. 28 июня 1549 г. // Там же, с. 137; ногайскому кн. Юсуфу. Август 1549 г. // Там же, с. 153; Али мирзе. Август 1549 г. // с. 159; в Крым к Бюрган Сейтю, Илсману князю и Авдуле Башнею. Август 1549 г. // Там же, с. 161; сопроводительная грамота послу к мирзам И. Федцову. Август 1549 г. // Там же, с. 165. Белек-Булат мирзе. Октябрь 1549 г. // Там же, с. 196; Араслан мирзе; 29 сентября 1549 г. // Там же, с. 198; Айдар мирзе. Октябрь 1549 г. // Там же, с. 199; польскому королю Сигизмунду II Августу. Декабрь 1550 г. // Сб. имп. Русского исторического общества (далее – СИРИО). СПб., 1887, т. 59, с. 340; Юсуфу князю. Май 1551 г. // Прод. ДРВ, ч. 8, с. 237; Исмаил мирзе. Май 1551 г. // Там же, с. 240; Белек-Булат мирзе. Май 1551 г. // Там же, с. 242; Сигизмунду II Августу. Июнь 1551 г. // СИРИО, т. 59, с. 353; Касай мирзе. Июнь 1551 г. // Прод. ДРВ, ч. 8, с. 245; Исак мирзе. Июнь 1551 г. // Там же, с. 246; Исмаил мирзе. 24 июля 1551 г. // Там же, с. 285; ему же. Сентябрь 1551 г. // Там же, с. 291; ему же. Октябрь 1551 г. // Там же, с. 297; Юсуфу князю. Январь 1552 г. // Там же, с. 309; Исмаил мирзе. Январь 1552 г. // Там же, с. 319; Белек-Булат мирзе. Январь 1552 г. // Там же, с. 320; Сигизмунду II Августу. 8 марта 1552 г. // СИРИО, т. 59, с. 360; Белек-Булат мирзе. Май 1552 г. // Прод. ДРВ. СПб., 1793, ч. 9, с. 23; Арслан мирзе. Май 1552 г. // Там же, с. 24; Исак мирзе. Май 1552 г. (в тексте – июнь) // Там же, с. 25; Айдар мирзе. Май 1552 г. // Там же, с. 26; Юсуфу князю. Июнь 1552 г. // Там же, с. 9; Касай мирзе. Июнь 1552 г. // Там же, с. 14; Исмаил мирзе. Июнь 1552 . // Прод. ДРВ, ч. 8, с. 334; Белек-Булат мирзе. Июнь 1552 г. // Прод. ДРВ, ч. 8, с. 336; Польско-литовской раде от имени бояр И. М. Шуйского и Д. Р. Юрьева. 1-я пол.января 1553 г. // СИРИО, т. 59, с. 370; Юсуфу князю. Январь 1553 г. // Прод. ДРВ, ч. 9, с. 60; Исмаил мирзе. Январь 1553 г. // Там же, с. 63; Касай мирзе. Январь 1553 г. // Там же, с. 67; Белек-Булат мирзе. Январь 1553 г. // Там же, с. 68; Арслан мирзе. Январь 1553 г. // Там же, с. 70; Касай мирзе. Июнь 1553 г. // Там же, с. 85; Белек-Булат мирзе. Июнь 1553 г. // Там же, с. 86; Арслан мирзе. Июнь 1553 г. // Там же, с. 86; Айсе мирзе. Июнь 1553 г. // Там же, с. 87; Атай мирзе. Июнь 1553 г. // Там же, с. 88; Исмаил мирзе. 27 июля 1553 г. // Там же, с. 81; Шигалею царю. 1 января 1554 г. // Там же, с. 145; Юсуфу князю. Январь 1554 г. // Там же, с. 126; Юнус мирзе. Январь 1554 г. // Там же, с. 131; Али мирзе. Январь 1554 г. // Там же, с. 135; Касай мирзе. Январь 1554 г. // Там же, с. 136, 138; Белек-Булат мирзе. Январь 1554 г. // Там же, с. 140, 142; Айсе мирзе. Январь 1554 г. // Там же, с. 143; английскому королю Эдуарду VI. Февраль 1554 г. // Первые сорок лет сношений между Россиею и Англиею. 1553–1593 гг. / Изд. Ю. Толстого. СПб., 1875 (далее – Ю. Толстой), с. 6; Арслан мирзе. Февраль 1555 г. // Прод. ДРВ, ч. 9, с. 179; ногайскому князю Исмаилу. Июнь 1555 г. // Прод. ДРВ, ч. 9, с. 157, 160; Митр. Макарию. 3 июля 1555 г. // СИРИО, т. 59, с. 468; Исмаилу князю. Январь 1556 г. // Прод. ДРВ, ч. 9, с. 212; Би мирзе. Февраль 1556 г. // Там же, с. 201; Магмет мирзе. Февраль 1556 г. // Там же, с. 203; Юваш мирзе. Февраль 1556 г. // Там же, с. 206; Исмаилу князю. Июль 1556 г. // Там же, с. 226; Магмет мирзе. Июль 1556 г. // Там же, с. 230; Арслан мирзе. Июль 1556 г. // Там же, с. 233; Ак мирзе. Июль 1556 г. // Там же, с. 234; Тахтамышу царевичу (салтану). 25 июля 1556 г. // Там же, с. 236; шведскому королю Густаву I Вазе. Август 1556 г. // СИРИО. СПб., 1910, т. 129, с. 14; Сигизмунду II Августу. Октябрь 1556 г. (в тексте – 7063, т. е. 1554 г.) // СИРИО, т. 59, с. 535; Белек-Булат мирзе. Январь 1557 г. // Прод. ДР, ч. 9, с. 253; Айсе мирзе. Январь – февраль 1557 г. // Там же, с. 255; Казе мирзе. Февраль 1557 г. // Там же, с. 256; Исмаилу князю. Август 1557 г. // Там же, с. 288, 292; Кутум мирзе. Август 1557 г. // Там же, с. 293; Исмаилу князю. 21 января 1558 г. // Там же, с. 306; Белек-Булат мирзе. Январь 1558 г. // Там же, с. 310; Айсе мирзе. Январь 1558 г. // Там же, с. 311; Магмет мирзе. Январь 1558 г. // Там же, с. 312; Исмаилу князю. Январь 1558 г. // Там же, с. 314; Белек-Булат мирзе. Март 1558 г. // Прод. ДРВ. СПб., 1795, ч. 10. с. 6; Айсе мирзе и Магмет мирзе. Март 1558 г. // Там же, с. 7; в Александрию к Папе и патриарху Иоакиму. Сентябрь 1558 г. // Православный Палестинский сборник. СПб., 1887, т. 6, вып. 3, с. 1; Исмаилу князю. Октябрь 1558 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 34; Густаву I Вазе. 24 октября 1558 г. // СИРИО, т. 129, с. 60; Исмаилу князю. Апрель 1559 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 42; Сигизмунду II Августу. Май 1559 г. // СИРИО, т. 59, с. 581; Густаву I Вазе. Июнь 1559 г. // СИРИО, т. 129, с. 65; Асан мирзе, Тиналей мирзе, Козелей мирзе и Салтанга мирзе. Июль 1559 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 48; Исмаилу князю. Сентябрь 1559 г. // Там же, с. 56; Сигизмунду II Августу. Декабрь 1559 г. // СИРИО, т. 59, с. 597; Густаву I Вазе. Январь 1560 г. // СИРИО, т. 129, с. 70; Тиналей мирзе. Март 1560 г. // Прод. ДРВ, с. 10, с. 85; Урус мирзе. Март 1560 г. // Там же, с. 83; Сигизмунду II Августу. Апрель 1560 г. // СИРИО, т. 59, с. 608; Исмаилу князю. Июнь 1560 // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 98; Магмет мирзе. Июнь 1560 г. // Там же, с. 109; Густаву I Вазе. Июль 1560 г. // СИРИО, т. 129, с. 79; Исмаилу князю. 25 октября 1560 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 141; шведскому королю Эрику XIV. 27 февраля 1561 г. // СИРИО, т. 129, с. 81; Исмаилу князю. Апрель 1561 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 146; Магмет мирзе. Апрель 1561 г. // Там же, с. 149; Урус мирзе. Апрель 1561 г. // Там же, с. 150; Ислам Газы мирзе. Апрель 1561 г. // Там же, с. 150; Казе мирзе, Апрель 1561 г. // Там же, с. 151; Исмаилу князю. Август 1561 г. (без даты и без окончания) // Там же, с. 164; Сигизмунду II Августу. Апрель 1562 г. // СИРИО, СПб., 1892, т. 71, с. 55; Исмаилу князю. Апрель 1562 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 191; Магмет мирзе. Апрель 1562 г. // Там же, с. 196; Урус мирзе. Апрель 1562 г. // Там же, с. 198; Тинахмат мирзе. Апрель 1562 г. // Там же, с. 199; Астраханскому воеводе кн. Ф. Сысееву и др. 22 апреля 1562 г. // Там же, с. 201; литовскому гетману Г. А. Ходкевичу от имени юрьевского воеводы И. П. Челяднина-Федорова. Октябрь 1562 г. // СИРИО, т. 71, с. 73; боярам И. П. Челяднину-Федорову и др. 19 октября 1562 г. // Там же, с. 79; Исмаилу князю. Октябрь 1562 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 233; Тинахмат мирзе. Октябрь 1562 г. // Там же, с. 242; Урус мирзе. Октябрь 1562 г. // Там же, с. 244; астраханскому воеводе Ф. В. Сысееву и др. 28 октября 1562 г. // Там же, с. 247; Польско-литовской раде от имени бояр И. Д. Бельского, Д. Р. Юрьева-Захарьина и др. 28 ноября 1562 г. // СИРИО, т. 71, с. 102; литовскому гетману Г. А. Ходкевичу от имени И. П. Челяднина-Федорова. Январь 1563 г. // Там же, с. 117; Польско-литовской раде от имени бояр И. Д. Бельского, И. Ф. Мстиславского и др. 24 февраля 1563 г. // Там же, с. 124; Сигизмунду II Августу. 17 июня 1563 г. // Там же, с. 143; Сигизмунду II Августу. 20 июля 1563 г. // Там же, с. 157; ему же. 10 сентября 1563 г. // Там же, с. 170; Исмаилу князю. Сентябрь 1563 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 307; Сигизмунду II Августу. 29 ноября 1563 г. // СИРИО, т. 71, с. 184; крымскому царю Девлет Гирею. 9 марта 1564 г. // Изв. Таврич. учен. арх. комиссии, № 9, год 4-й / Под редакцией Ф. Пашкова. Симферополь, 1890, с. 35; кн. А. М. Курбскому. 5 июля 1564 г. (I послание) // Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Подгот. текста Я. С. Лурье и Ю. Д. Рыков. Л., 1979, с. 12 (переизд.: ПЛДР, М., 1986, вып. 8, с. 22); Тинехмату князю. Ноябрь 1564 г. // Прод. ДРВ, СПб., 1801, ч. 11, с. 79; Урус мирзе. Ноябрь 1564 г. // Там же, с. 88; Сигизмунду II Августу. 21 ноября 1565 г. // СИРИО, т. 71, с. 315; Тинехмату князю. Февраль 1566 г. // Прод. ДРВ, ч. 11, с. 171; Сигизмунду II Августу. 24 апреля 1566 г. // СИРИО, т. 71, с. 335; Сигизмунду II Августу. 31 января 1567 г. // СИРИО, т. 71, с. 442; английской королеве Елизавете I. 10 апреля 1567 г. // Ю. Толстой, с. 35; Сигизмунду II Августу от имени И. Д. Бельского. 2 июля 1567 г. // Послания Ивана Грозного / Подг. текста Я. С. Лурье и Д. С. Лихачева. М.; Л., АН СССР, 1951 (далее – Послания И. Грозного), с. 241; Сигизмунду II Августу от имени М. И. Воротынского. 15 июля 1567 г. // Там же, с. 257; Сигизмунду II Августу от имени И. Ф. Мстиславского. 5 июля 1567 г. // Там же, с. 249; гетману Г. А. Ходкевичу от имени М. И. Воротынского. 20 июля 1567 г. // Там же, с. 265; Г. А. Ходкевичу от имени И. Д. Бельского. 28 июля 1567 г. // Там же, с. 247; Г. А. Ходкевичу от имени И. Ф. Мстиславского. 31 июля 1567 г. // Там же, с. 255; Сигизмунду II Августу от имени И. П. Федорова. 6 августа 1567 г. // Там же, с. 274; Г. А. Ходкевичу от имени И. П. Федорова. 6 августа 1567 г. // Там же, с. 275; анг. королеве Елизавете. 16 сентября 1567 г. // Ю. Толстой, с. 36; Сигизмунду II Августу. 16 июня 1568 г. // СИРИО, т. 71, с. 568;Сигизмунду II Августу. 12 ноября 1568 г. // Там же, с. 580; ему же, 24 февраля 1569 г. // Там же, с. 587; ему же, 25 марта 1569 г. // Там же, с. 600; королеве Елизавете. 1 апреля 1569 г. // Ю. Толстой, с. 66; ей же. 20 июня 1569 г. // Там же, с. 67; ей же. 20 июня 1569 г. // Там же, с. 68; Сигизмунду II Августу. 20 августа 1569 г. // СИРИО, т. 71, с. 609; турецкому Селим Султану. Ноябрь 1569 г. // ДРВ, СПб., 1789, ч. 12, с. 84; литовским панам Я. Скратошину и др. от им.бояр М. Я. Морозова и др. 26 августа 1570 г. // СИРИО, т. 71, с. 751; королеве Елизавете. 24 октября 1570 г. // Послания И. Грозного, с. 139 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 108); Селим Султану. Март 1571 г. // ДРВ, ч. 12, с. 28, 30; шведскому королю Юхану III. Апрель 1571 г. // СИРИО, т. 129, с. 201; королеве Елизавете. Август 1571 г. // Ю. Толстой, с. 120; кн. М. Ф. Гвоздеву и Салтыковым (о чуме). Октябрь 1571 г. // ТОДРЛ, т. 12, с. 429; Юхану III. Январь 1572 г. // СИРИО, т. 129, с. 221; воеводам полков, ушедших воевать в Швецию. 15 января 1572 г. // Там же, с. 224; кор. Елизавете. Май 1572 г. // Ю. Толстой, с. 146; Юхану III. 11 августа 1572 г. // Послания И. Грозного, с. 144 (переизд. ПЛДР, вып. 8, с. 116); Юхану III. 6 января 1573 г. // Послания И. Грозного, с. 148 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 122); выборгскому наместнику Андрусу Нилишеву от имени бояр И. Тевекелевича и Г. В. Путятина. 20 февраля 1573 г. // СИРИО, т. 129, с. 242; в Колывань к Клаусу Оксу от имени окольничего Д. А. Бутурлина.Февраль 1573 г. // Там же, с. 243; Юхану III. 14 марта 1573 г. // Там же, с. 243; Юхану III. 7 сентября 1573 г. // Там же, с. 251; в Кирилло-Белозерский монастырь. 1573 г. // Послания И. Грозного, с. 162 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 144); Юхану III. 9 августа 1574 г. // СИРИО, т. 129, с. 259; в Орешек к Н. Б. Приимкову-Ростовскому и Г. В. Путятину. 10 августа 1574 г. // Там же, с. 265; королеве Елизавете. 20 августа 1574 г. // Ю. Толстой, с. 148; Василию Грязному.Июнь 1574 г. // Послания И. Грозного, с. 193 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 170); Юхану III. 23 декабря 1574 г. // СИРИО, т. 129, с. 277; шведским послам Клаушу Флемингу и др. от имени бояр В. А. Сицкого-Ярославского, М. В. Колычева и Т. Г. Лихачева. 1 января 1575 г. // Там же, с. 291; Юхану III.Февраль 1575 г. // Там же, с. 299; шведским послам К. Флемингу и др. от имени бояр В. А. Сицкого-Ярославского и др. 12 февраля 1575 г. // Там же, с. 301; в Новгород к В. А. Сицкому и др. 12 февраля 1575 г. // Там же, с. 303; им же. 1 марта 1575 г. // Там же, с. 307; шведским послам К. Флемингу и др. от имени В. А. Сицкого и др. Март 1575 г. // Там же, с. 307; с. 311; В. А. Сицкому-Ярославскому и др. 5 марта 1575 г. // Там же, с. 309; им же в Орешек. 3 мая 1575 г. // Там же, с. 321; шведским послам К. Флемингу и др. от имени В. А. Сицкого и др. 2 мая 1575 г. // Там же, с. 322; Симеону Бекбулатовичу. 30 октября 1575 г. // Послания И. Грозного, с. 195; послам германского императора Максимилиана II Иоганну Кобенцелю и Даниелю Принцу фон Бухау. Декабрь 1575 г. // Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными (далее – ПДС). СПб., 1851, ч. 1, стб. 500; в Литву к панам радам Коруны Польские и Великого кн-ва Литовского. Январь 1576 г. // Там же, стб. 574; эрцгерцогу Карлу Австрийскому. Январь 1576 г. // Там же, стб. 613; датскому королю Фредерику II. Январь 1576 г. // Там же, стб. 617; Юхану III. Июнь 1576 г. // СИРИО, т. 129, с. 348; императору Максимилиану II. Июнь 1576 г. // ПДС, ч. 1, стб. 639; ему же. Ноябрь 1576 г. // Там же, стб. 651; Юхану III. Ноябрь 1576 г. // СИРИО, т. 129, с. 355; турецкому Мурат Султану. Март 1577 г. // ДРВ, ч. 12, с. 26; Юхану III. Июнь 1577 г. // СИРИО, т. 129, с. 357; Александру Полубенскому. 9 июля 1577 г. // Послания И. Грозного, с. 197; Я. Е. Ходкевичу. 12 сентября 1577 г. // Там же, с. 205; Тимохе Тетерину. 12 сентября 1577 г. // Там же, с. 212; Серадскому воеводе Олбрехту Ласскому. Сентябрь 1577 г. // ПДС, ч. 1, стб. 738; датскому королю Фредерику II. Сентябрь 1577 г. // Там же, стб. 741; кн. А. М. Курбскому (II послание). 1577 г. // Переписка И. Грозного с А. Курбским, с. 103 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 78); Тинехмату князю. Март 1578 г. // Прод. ДРВ, ч. 11, с. 272; Урус мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 286; Ак мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 296; Век мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 297; Тинбай мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 299; Ханбай мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 300; Сеид Ахмет мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 303; Кучюк мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 306; Урмагмет мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 308; Хан мирзе. Март 1578 г. – там же, с. 310; Тиналей мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 313; Асанак мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 314; польскому королю Стефану Баторию. 1 октября 1579 г. // АЕ за 1971 г. М., 1972, с. 357–361; ПЛДР, вып. 8, с. 174; германскому императору Рудольфу II. Март 1580 г. // ПДС, ч. 1, стб. 765; ему же. Август 1580 г. // Там же, стб. 785, 795; Папе римскому Григорию XIII. Август 1580 г. // ПДС, СПб., 1871, т. 10. стб. 5; Стефану Баторию. 29 июня 1581 г. // Послания И. Грозного, с. 213 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 180); М. В. Мезецкому и др. (о чуме). Август 1581 г. // ТОДРЛ, т. 12, с. 429; новгородскому воеводе И. Ю. Голицыну и виленскому воеводе. 14 сентября 1581 г. // ПДС, т. 10, стб. 242, стб. 244; боярину Н. Р. Юрьеву (о болезни царевича Ивана Ивановича). 12 ноября 1581 г. // Лихачев Н. П. Дело о приезде в Москву Антония Поссевина. СПб., 1903, с. 58; панам радам Миколаю Радивилу и Остафью Волову от им.послов Д. П. Елецкого и Р. В. Олферьева. Ноябрь 1581 г. // Успенский Ф. И. Переговоры о мире между Москвой и Польшей в 1581–1582 гг. Одесса, 1887, с. 29; послу Григория XIII А. Поссевину от им.кн. И. Ю. Голицына. Ноябрь 1581 г. // Там же, с. 30; новгородскому архиепископу Александру, 5 ноября 1581 г. // Там же, с. 31; послам Д. П. Елецкому и др. 18 ноября 1581 г. // Там же, с. 36; императору Рудольфу II. Март 1582 г. // ПДС, ч. 1, стб. 842; Папе Григорию XIII. Март 1582 г. – ПДС, т. 10, стб. 351; (проезжая) для послов к Григорию XIII Я. Молвянинова и Т. Васильева. Март 1582 г. // Там же, стб. 355; эрцгерцогу Карлу Австрийскому. Март 1582 г. // Там же, стб. 357; сыну Максимилиана II австрийскому «арцыкнязю» Эрнсту. Март 1582 г. // Там же, стб. 360; венецианскому дожу Н. Земонту. Март 1582 г. // Там же, стб. 363; смоленским воеводам и епископу Сильвестру. 14 марта 1582 г. // Там же, стб. 384; королеве Елизавете. Май 1582 г. // Ю. Толстой, с. 189; ей же. Июль 1582 г. // СИРИО, т. 38. СПб., 1883, с. 9; послам в Англию Ф. А. Писемскому и Н. Ховралеву. 13 июля 1582 г. // Там же, с. 11: Стефану Баторию. Июль 1583 г. // ДРВ, ч. 12, с. 134; То же // Там же, с. 152.
Опубликованные наказные памяти и речи Ивана IV для бояр и послов: для послов М. Я. и П. В. Морозовых и И. М. Карачарова-Бакаки – Сигизмунду II Августу. Июль 1549 г. // СИРИО. СПб., 1887, т. 59, с. 309; для посла Я. А. Остафьева – Сигизмунду II Августу. Декабрь 1550 г. // с. 342; для бояр В. М. Юрьева, И. М. Воронцова, Ф. И. Сукина и др. – к послам Сигизмунда II Августа С. С. Довойна, О. Б. Воловичу и П. М. Семешка. 27 августа 1553 г. // с. 390; для бояр В. М. Юрьева, И. М. Воронцова и др. – к послам Сигизмунда II Августа С. С. Довойна и др. Сентябрь 1553 г. (список ответа) // Там же, с. 415; для посла М. И. Бровцына – к Исмаил мирзе. Январь 1554 г. // Прод. ДРВ, СПб., 1793, ч. 9, с. 119; для послов В. М. Юрьева, Ф. И. Сукина и И. Бухарина – к Сигизмунду II Августу. Январь 1554 г. // СИРИО, т. 59, с. 421; для посла Ф. В. Вокшерина – к Сигизмунду II Августу. Сентябрь 1554 г. // Там же, с. 447; для И. М. Висковатого и М. И. Бровцына – к литовскому посланнику Ю. В. Тишкевичу. Февраль 1555 г. // Там же, с. 463; для бояр М. Я. Морозова, И. М. Воронцова и др. – к литовским послам С. Ф. Збаражскому, Я. Шимковичу и В. Миколаевичу. 30 января 1556 г. // Там же, с. 496; для послов И. М. Воронцова, Ф. И. Сукина и Б. А. Щекина – к Сигизмунду II Августу. Май 1556 г. // Там же, с. 517; для дьяка И. М. Висковатого – к гонцу Густава I Вазы К. И. Иогансену (часть речей произнесена лично царем). 9 августа 1556 г. // СИРИО, СПб., 1910, т. 129, с. 13; для А. Ф. Адашева и И. М. Висковатого – к послам Густава I Вазы кн. С. Эриксону, архиепископу Лаврентию Петри и др. 9 марта 1557 г. // Там же, с. 29; для дьяка И. В. Безсонова – к ним же. 25 марта 1557 г. // Там же, с. 44; краткая речь Ивана IV к боярам об отношениях с Сигизмундом II Августом. Февраль 1558 г. // СИРИО, т. 59, с. 538; для посла Р. В. Олферьева – к Сигизмунду II Августу. Февраль 1558 г. // СИРИО, т. 59, с. 540; для посла Е. Д. Малцова – к Исмаилу князю. Март 1558 г. // Прод. ДРВ, СПб., 1795, ч. 10, с. 1; для А. Ф. Адашева и И. М. Висковатого – к послам Сигизмунда II Августа Я. Ю. Волчеку и Л. Гарабурде. 24 июня 1558 г. // СИРИО, т. 59, с. 557; для А. Ф. Адашева, Ф. И. Сукина и И. М. Висковатого – к послам Сигизмунда II Августа В. Тишкевичу, М. Пошушвинскому и Я. Гайке. 8–10 марта 1559 г. // СИРИО, т. 59, с. 570; То же. 16 марта 1559 г. // Там же, с. 579; для посла Р. М. Пивова – к Сигизмунду II Августу. Май 1559 г. // Там же, с. 581; для посла П. Г. Совина – к Исмаилу князю. Апрель 1560 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 75; для посла к Сигизмунду II Августу Н. С. Сущеву (речи говорить запрещено). Апрель – июль 1560 г. // СИРИО, т. 59, с. 611; для послов Ф. И. Сукина и Г. Ф. Шапкина – к Сигизмунду II Августу. Август 1560 г. // СИРИО. СПб., 1892, т. 71, с. 2; для М. И. Воротынского, В. М. Юрьева, Ф. И. Сукина и др. – к послам Сигизмунда II Августа Я. Шимковичу, Я. Гайке и др. 11 февраля 1561 г. // Там же, с. 34; То же. 16 февраля 1561 г. // Там же, с. 41; для А. Д. Плещеева и И. М. Висковатого – к послам шведского короля Эрика XIV Нилсу Круму, Ирику Фалку и др. 26 июля 1561 г. // СИРИО, т. 129, с. 89; для дьяка И. Т. Клобукова – к послам Эрика XIV Н. Круму и др. Август 1561 г. // Там же, с. 102; собственные речи Ивана IV к ногайским послам Исенбаку, Иштереку Байтерекову и др. 5 октября 1562 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 215, 218; для посла М. К. Приклонского – к Исмаилу князю. Пер. пол. 1563 г. (даты не указаны). //Там же, с. 275, 278; для посла И. В. Безсонова – к Тинахмат мирзе. Пер. пол. 1563 г. (даты не указаны) // Там же, с. 290, 294; для посла М. И. Шишелева – к Урус мирзе. Пер. пол. 1563 г. (даты не указаны) // Там же, с. 294, 298; для посла Д. Д. Непейцына – к Тиналей мирзе. Пер. пол. 1563 г. (даты не указаны) // Там же, с. 298; для посла А. Ф. Клобукова – к Сигизмунду II Августу. Июль 1563 г. // СИРИО, т. 71, с. 152; собств. речи Ивана IV к послу Урус мирзы Сосмаку и послу Исмаила князя Тягрибердею. 13 сентября 1563 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 302, 303; для М. А. Безнина и М. Ф. Совина – к послу Сигизмунда II Августа А. И. Хоружему. 17 ноября 1563 г. // СИРИО, т. 71, с. 177; для Г. Ростопчина, Г. И. Нагого, Р. В. Олферьева и др. – к послам Сигизмунда II Августа Г. А. Ходкевичу, Г. Воловичу и М. Гарабурде. 21 ноября и 4 декабря 1563 г. // Там же, с. 190, 192; для В. М. Юрьева, А. Д. Басманова, И. М. Висковатого и др. – к послам Сигизмунда II Августа Г. А. Ходкевичу и др. 11 декабря 1563 г. // Там же, с. 198: То же, 21 декабря 1563 г. (только переговоры) // Там же, с. 283; собств. речи Ивана IV к послам Сигизмунда II Августа Г. А. Ходкевичу и др. 28 декабря 1563 г. // Там же, с. 288; для послов М. Т. Петрова и др. – к Тинехмату князю. Май 1564 г. // Прод. ДРВ, СПб., 1801, ч. 11, с. 59; для послов В. П. Федчищева и др. – к Урус мирзе. Май 1564 г. // Там же, с. 67; для посла М. Ф. Сунбулова – к Тинехмату князю. Май – июнь 1565 г. // Там же, с. 138, 140, 147; для посла И. Т. Чудинова – к Урус мирзе. Май – июнь 1565 г. // Там же, с. 152; для посла И. С. Малцова – к Тинбай мирзе. Май – июнь 1565 г. // Там же, с. 154; для посла В. Желтинского – к Сигизмунду II Августу. 21 ноября 1565 г. // СИРИО, т. 71, с. 319; «ответный список» (речи) к послам Сигизмунда II Августа Г. А. Ходкевичу и др. 9 июня 1566 г. // Там же, с. 354; для послов Ф. И. Умнаго-Колычева и др. к Сигизмунду II Августу. Февраль 1567 г. // Там же, с. 451; «поручение» послу анг. королевы Антону Дженкинсону. Ноябрь 1567 г. // Первые сорок лет сношений между Россиею и Англиею / Изд. Ю. Толстого. СПб., 1875, с. 36: для послов P. M. Воронцова и др. – к Эрику XIV и его приближенным. 11 июля 1568 г. // Путешествия русских послов XVI–XVII вв.: Статейные списки. М.; Л., 1954, с. 40; для М. Морозова и др. – к послам Сигизмунда II Августа Я. Скратошину и др. 10 мая 1570 г. (часть речей произнесена лично Иваном IV) // СИРИО, т. 71, с. 643, 677; «ответ государев» протестантскому проповеднику Яну Роките. Май 1570 г. // Древнерусские полемические сочинения против протестантов // ЧОИДР. М., 1878, кн. 2, вып. 1 (переизд.: Tsar Ivan IV’s Poply to Rokita / Ed. by V.Tumins, 1971); для И. М. Висковатого и А. Васильева – к шведским послам Павлу епископу Абовскому и Матвею Скуберту. 1 июня 1570 г. // СИРИО, т. 129, с. 183, 185; для посла И. М. Канбарова – к Сигизмунду II Августу. 16 января 1571 г. // СИРИО, т. 71, с. 764; «повеление» (о договоре) шведским послам Павлу еписк. Абовскому и М. Скуберту. 4 января 1572 г. // СИРИО, т. 129, с. 216; собств. речи Ивана IV к шведским послам. 7 января 1572 г. // Там же, с. 221; личные переговоры Ивана IV с английским послом Антоном Дженкинсоном (в Александровой слободе). 23 марта 1572 г. // Ю. Толстой, с. 134; То же (в Старице). 13 мая 1572 г. – там же, с. 143; для посла В. А. Чихачева – к шведскому королю Юхану III. Март 1572 г. // СИРИО, т. 129, с. 244; для посла В. В. Пивова – к Юхану III. Нач. сентября 1573 г. // Там же.с. 253; для послов В. А. Сицкого-Ярославского, М. В. Колычева и Т. Г. Лихачева – к шведским послам Кла
Сочинения И. В. относятся в основном к публицистическому жанру, и творчество его тесно связано с развитием русской публицистики XVI в. Уже в памятниках XV в., написанных в связи с разрывом между русской церковью и константинопольской патриархией после Флорентийской унии и падения Константинополя, была высказана идея «нарушения» греческого православия; в конце XV в. эта идея была развита в кругах, связанных с еретическим окружением Ивана III. В 1492 г. митрополит Зосима, которого обвиняли в вольнодумстве, заявил о том, что Москва – новый «град Константина» и что русские, «последними» пришедшие к православию, отныне сменяют «первых» – греков. После разрыва Ивана III с еретиками в начале XVI в. ортодоксальное направление в русской церкви, возглавленное Иосифом Волоцким, сближается с великими князьями и развивает идею величия и «богоустановленности» русской царской власти. В первой трети XVI в. эта идея получила выражение в творчестве представителей двух основных направлений тогдашней публицистики: бывший тверской иерарх Спиридон-Caввa по заказу «временного человека» Василия III нестяжателя Вассиана Патрикеева излагает легенду о происхождении Рюриковичей от «Августа-кесаря», а близкий к иосифлянам пскович Филофей выдвигает теорию «Москвы третьего Рима». «Боярское правление» в годы юности И. В. обнаружило опасность олигархии; публицисты середины XVI в., и в особенности такой противник «вельмож», как Пересветов, решительно выступают за царскую «грозу».
Мы не знаем, в какой степени И. В. был знаком с перечисленными памятниками, но идеи их в какой-то степени нашли отражение в его публицистическом творчестве. И. В. несомненно знал и излагал в своих посланиях легенду о происхождении своих предков от «Августа-кесаря», менее ясно обнаруживается его знакомство с публицистической традицией, разрабатывавшей вопрос о Москве – «новом граде Константина» (Зосима) или «третьем Риме» (Филофей). Нет также прямых данных о его знакомстве с творчеством Пересветова. Но царь постоянно ссылался на историю падения Византии как поучительный пример для Руси: подобно Пересветову, он осуждал при этом византийских (как и библейских – в соответствующих рассказах) вельмож.
Одной из важнейших проблем истории общественной мысли XVI в. представляется вопрос о сущности полемики, развернувшейся в знаменитой переписке И. В. с Курбским. После падения в начале 60-х гг. ряда приближенных царя (Сильвестр, Адашев и др.), А. М. Курбский, крупный военачальник, имевший основания ожидать опалы, бежал в 1564 г. в Литву и написал оттуда «укоризненное» послание И. В. – ответом на это письмо явилось обширное первое послание (1564 г.) царя, уже в древнейшей дошедшей до нас традиции обозначенное, как царское послание в «Российское» (или «Великия Росии») «государство на крестопреступников, князя Андрея Михайловича Курбского с товарищи о их измене». Уже в первой трети XVI в. на Руси появляется жанр «открытых писем» («Ответ кирилловских старцев» Иосифу Волоцкому), рассчитанных не столько на непосредственного их адресата, сколько на более широкую аудиторию; к этому же жанру относилась, очевидно, и переписка И. В. с Курбским. Сущность их полемики не всегда понятна; как отмечал В. О. Ключевский, может создаться впечатление, что «каждый из них твердит свое и плохо слушает противника». Действительно, Курбский в своем послании отнюдь не защищал боярскую олигархию, а только осуждал царя за несправедливые преследования верных воевод; рассказы царя о бесчинствах во времена «боярского правления» не могли поэтому считаться прямым ответом на его жалобы. Однако выступления царя против «бояр» (под которыми он подразумевал все противоборствующие ему силы, придавая термину «бояре» куда более широкий смысл, чем это было принято в XVI в.) имели несомненно программный характер, а его совет «боярам» не считать себя единственными «чадами Авраама», ибо «может господь и из камней воздвигнуть чад Аврааму», звучал весьма многозначительно накануне создания опричнины. Особое значение имел в ходе этой полемики упрек Курбского, что царь, прежде «в православии пресветлый явившийся», ныне «сопротивным обретесь». К этому упреку царь многократно обращался на протяжении всего своего «широковещательного» первого послания; он вспомнил его и 13 лет спустя во втором послании (1577 г.). Как И. В., так и Курбский были воспитаны на решениях Стоглавого собора (в письменном изложении решений которого – Стоглав, царь принимал прямое участие), утвердившего русский церковный обиход как единственный подлинно православный. В этой обстановке обвинение в «сопротивности православию» имело важнейшее значение и вызывало со стороны царя настойчивые оправдания и ответные обвинения в ереси.
Что же имел в виду Курбский? В какой-то степени речь могла идти об обращении к неортодоксальной антибоярской публицистике предшествующих лет, типа сочинений Пересветова. С этим же связаны, очевидно, и обвинения в пристрастии к скоморошеским «играм», выдвигавшиеся против И. В.; любопытно, что в этой слабости признавался и сам царь, объяснявший, что он допускает «игры» из снисхождения к «немощи человеческой» и к привычке народа «прохлажатися» подобным образом.
Появление неортодоксальных и даже скоморошеских черт в творчестве И. В. – важный факт не только для истории общественной мысли XVI в., но и для истории русской литературы. Суровая феодально-церковная идеология, в которой был воспитан И. В., отвергала все виды «смехотворения» и любые «неполезные повести»; так же широко отвергалось всякое неортодоксальное и «смехотворное» искусство и в решениях Стоглавого собора. И. В., по-видимому, достаточно твердо соблюдал эти решения – от времени его царствования до нас не дошло ни одного списка светских повестей, распространявшихся в XV столетии. Но как публицист И. В. ощущал необходимость действенной и убедительной аргументации против врагов, ухитрявшихся все-таки посылать свои сочинения в «затворенное царство», – Курбского и других. Обращаясь к жителям «Росийского государства», царь не мог ограничиваться только высокопарной риторикой и цитатами из Библии и святоотеческой литературы – для того, чтобы показать неправду обличаемых «крестопреступников», нужны были конкретные, выразительные детали. И царь нашел такие детали, нарисовав в послании Курбскому картину своего сиротского детства в период «боярского правления» и боярских своевольств в эти и последующие годы. Картина эта была остро тенденциозной и едва ли исторически точной. Но в выразительности ей отказать нельзя – недаром Курбский старался впоследствии в своей «Истории о великом князе Московском» дать иную версию истории детства царя, явно отвечая этим на рассказ своего противника.
Из других полемических произведений И. В. заслуживает внимания его послание в Кирилло-Белозерский монастырь 1573 г. В годы опричнины многие крупные феодалы пытались обезопасить свою жизнь и имущество, постригаясь в монахи и отдавая земли в монастыри; все это привело к огромному расширению земельных владений монастырей, а иногда и к превращению их в замаскированные боярские вотчины. Написанное по конкретному поводу (в связи с конфликтом между влиятельным монахом – боярином Шереметевым и посланным в монастырь «от царской власти» Собакиным) послание царя направлено против такой опасной для самодержавия тенденции. Начав с выражения крайнего смирения («А мне, псу смердящему, кому учити и чему наказати и чем просветити?»), царь переходил затем к резким упрекам монахам за их снисходительность к знатным постриженникам и завершал почти в оскорбительном тоне: «Вперед о том не докучайте: воистину ни о чем не отвечивати» (после чего иронически звучали последние слова: «а мы вам, мои господие и отцы, челом бием до лица земнаго»).
Важное место в творчестве И. В. занимает комплекс связанных между собой посланий, написанных после успешного ливонского похода 1577 г. Среди этих памятников – второе послание Курбскому, послания польскому вице-регенту в Ливонии Полубенскому и гетману Яну Ходкевичу.
К творчеству И. В. могут быть отнесены также послания за рубеж от имени бояр, например ответное послание 1564 г. Сигизмунду II Августу и Григорию Ходкевичу от имени И. Д. Бельского, И. Ф. Мстиславского и других лиц, которых польский король тайно приглашал на свою службу: грамоты были перехвачены, и сходные ответы, написанные от имени адресатов, обнаруживают явные признаки литературного стиля царя.
Сочетание «подсмеятельного», почти скоморошеского стиля с высокой риторикой, а иногда и с рассмотрением философских проблем – характерная особенность всех этих памятников. Черты скоморошества обнаруживаются и в послании Полубенскому и в дипломатических грамотах – шведскому королю Юхану (Иоганну) III, Стефану Баторию (в частности, в недавно обнаруженном послании 1579 г., опубликованном Д. К. Уо). Пародийна по своему построению грамота – челобитие кратковременному ставленнику царя на престоле «великому князю Семиону Бекбулатовичу всеа Русии» (1575 г.). Дух скоморошеской «игры», популярной по-видимому в опричнине, сказался и в посланиях царя бывшему опричнику Василию Грязному, попавшему в крымский плен и просившему царя выкупить его; высмеивая военные неудачи «Васюшки», И. В. соглашался дать за него лишь ничтожный по сравнению с запрошенным крымцами выкуп (1574 г.).
Серьезные философские проблемы ставились царем в ряде его устных выступлений и посланий. И. В. знал об острой полемике по вопросу о свободе и необходимости, происходившей в XVI в. между протестантами и католиками: сторонники реформации были детерминистами; католики, напротив (особенно после Тридентского собора) выступали в качестве защитников «свободы воли», видя в ней обоснование ответственности человека за грехи. Царь спорил и с теми и с другими. В ответе Сигизмунду II Августу от имени бояр он противопоставлял рассуждению короля об исконной «вольности» людей утверждение, что уже первому «самовластному» человеку Адаму бог дал «заповеди» и что, следовательно, «везде несвободно есть». В диспуте с Рокитой в 1570 г. И. В., напротив, подчеркивал, что «господь наш Исус Христос сотворил человека самовластна..., согрешившим же или отступникам не токмо адамское прегрешение на них взыскуется, но и приложения своея злобы». В целом, однако, царю была ближе детерминистическая концепция: в посланиях Курбскому и другим в 1577 г. он настаивал на том, что победы его – следствие «божия смотрения» (провидения) ибо «бог дает власть, емуже хощет»; а в беседе с польскими послами в 1577 г. объяснял, что «кто бьет – тот лутче, а ково бьют да вяжут – тот хуже».
Ответ И. В. Яну Роките сохранился не только в развернутом, но и в сокращенном виде – как «Послание против люторов» Парфения Уродивого; именем Парфения Уродивого подписан также «Канон ангелу грозному воеводе» (Михаилу Архангелу). Можно предполагать поэтому, что «Парфений Уродивый» – литературный псевдоним царя, под которым он выступал не только в полемическом, но и в гимнографическом жанре (стихиры). Литературное творчество И. В. стало предметом специального рассмотрения исследователей в конце XIX в. (И. Н. Жданов); в 1951 г. было издано собрание избранных сочинений царя. Однако общий объем творчества И. В. еще не установлен; важной задачей остается выявление из большой массы официальных посланий царя памятников его индивидуального творчества. Сохранение ряда посланий И. В. в рукописной традиции XVII и последующих веков (и отсутствие их в списках XVI в.) естественно объясняется крайней неполнотой и значительными пробелами в традиции XVI в.; остро публицистический характер произведений царя и резкие перемены в его политике в годы опричнины приводили к устарению и официальному устранению ранее написанных памятников. Высказывавшиеся в научной литературе сомнения относительно подлинности важнейших произведений И. В. (в частности, его переписки с Курбским; ср. в статье «Курбский») представляются недостаточно обоснованными.
Задача составления полной библиографии сочинений, написанных и произнесенных царем или подписанных его именем, в настоящее время представляется неосуществимой; значительная часть из них еще не выявлена в наших рукописных собраниях (в частности, не опубликованы еще полностью «Посольские дела»). Мы включили в настоящую библиографию все опубликованные дипломатические послания И. начиная с его совершеннолетия (1548 г.) и до смерти (1584 г.). Не включаются лишь грамоты от имени царя и его устные распоряжения, имевшие чисто деловой характер (например, перемирные, «опасные», «верющие» – верительные, грамоты; наказы и памяти боярам относительно встреч, сопровождений, проездов, и другие формальные документы, составленные, по всей вероятности, канцелярией царя).
Публицистические и дипломатические послания и речи Грозного даны в порядке общей хронологии, причем публикация каждого произведения дается по последнему изданию (лишь в редких случаях указано переиздание). Отдельно, также в хронологическом порядке, помещены наказные памяти и речи царя, переданные через бояр и послов. Отдельные рубрики составляют выступления И. на Стоглавом соборе 1551 г. (послания, речи и вопросы), так как разделение их по жанрам затруднительно; духовная грамота 1572 г.; стихиры; канон и молитвы Ангелу Грозному, составленные царем. Послания и речи И. В., помещенные в летописи (Летопись Никоновская, Царственная книга) и носящие в значительной степени явно этикетный характер, также выделены в особую рубрику.
Опубликованные послания (грамоты) Ивана IV: Белек-Булат мирзе. Сентябрь 1548 г. // Продолжение Древне-Российской Вивлиофики (далее – Прод. ДРВ). СПб., 1793, ч. 8, с. 79; Аруслан мирзе. Сентябрь 1548 г. // Там же, с. 80; Исмаил мирзе. Октябрь 1548 г. // Там же, с. 90; Исмаил мирзе. Июнь 1549 г. // Там же, с. 134; Касай мирзе. 28 июня 1549 г. // Там же, с. 137; ногайскому кн. Юсуфу. Август 1549 г. // Там же, с. 153; Али мирзе. Август 1549 г. // с. 159; в Крым к Бюрган Сейтю, Илсману князю и Авдуле Башнею. Август 1549 г. // Там же, с. 161; сопроводительная грамота послу к мирзам И. Федцову. Август 1549 г. // Там же, с. 165. Белек-Булат мирзе. Октябрь 1549 г. // Там же, с. 196; Араслан мирзе; 29 сентября 1549 г. // Там же, с. 198; Айдар мирзе. Октябрь 1549 г. // Там же, с. 199; польскому королю Сигизмунду II Августу. Декабрь 1550 г. // Сб. имп. Русского исторического общества (далее – СИРИО). СПб., 1887, т. 59, с. 340; Юсуфу князю. Май 1551 г. // Прод. ДРВ, ч. 8, с. 237; Исмаил мирзе. Май 1551 г. // Там же, с. 240; Белек-Булат мирзе. Май 1551 г. // Там же, с. 242; Сигизмунду II Августу. Июнь 1551 г. // СИРИО, т. 59, с. 353; Касай мирзе. Июнь 1551 г. // Прод. ДРВ, ч. 8, с. 245; Исак мирзе. Июнь 1551 г. // Там же, с. 246; Исмаил мирзе. 24 июля 1551 г. // Там же, с. 285; ему же. Сентябрь 1551 г. // Там же, с. 291; ему же. Октябрь 1551 г. // Там же, с. 297; Юсуфу князю. Январь 1552 г. // Там же, с. 309; Исмаил мирзе. Январь 1552 г. // Там же, с. 319; Белек-Булат мирзе. Январь 1552 г. // Там же, с. 320; Сигизмунду II Августу. 8 марта 1552 г. // СИРИО, т. 59, с. 360; Белек-Булат мирзе. Май 1552 г. // Прод. ДРВ. СПб., 1793, ч. 9, с. 23; Арслан мирзе. Май 1552 г. // Там же, с. 24; Исак мирзе. Май 1552 г. (в тексте – июнь) // Там же, с. 25; Айдар мирзе. Май 1552 г. // Там же, с. 26; Юсуфу князю. Июнь 1552 г. // Там же, с. 9; Касай мирзе. Июнь 1552 г. // Там же, с. 14; Исмаил мирзе. Июнь 1552 . // Прод. ДРВ, ч. 8, с. 334; Белек-Булат мирзе. Июнь 1552 г. // Прод. ДРВ, ч. 8, с. 336; Польско-литовской раде от имени бояр И. М. Шуйского и Д. Р. Юрьева. 1-я пол.января 1553 г. // СИРИО, т. 59, с. 370; Юсуфу князю. Январь 1553 г. // Прод. ДРВ, ч. 9, с. 60; Исмаил мирзе. Январь 1553 г. // Там же, с. 63; Касай мирзе. Январь 1553 г. // Там же, с. 67; Белек-Булат мирзе. Январь 1553 г. // Там же, с. 68; Арслан мирзе. Январь 1553 г. // Там же, с. 70; Касай мирзе. Июнь 1553 г. // Там же, с. 85; Белек-Булат мирзе. Июнь 1553 г. // Там же, с. 86; Арслан мирзе. Июнь 1553 г. // Там же, с. 86; Айсе мирзе. Июнь 1553 г. // Там же, с. 87; Атай мирзе. Июнь 1553 г. // Там же, с. 88; Исмаил мирзе. 27 июля 1553 г. // Там же, с. 81; Шигалею царю. 1 января 1554 г. // Там же, с. 145; Юсуфу князю. Январь 1554 г. // Там же, с. 126; Юнус мирзе. Январь 1554 г. // Там же, с. 131; Али мирзе. Январь 1554 г. // Там же, с. 135; Касай мирзе. Январь 1554 г. // Там же, с. 136, 138; Белек-Булат мирзе. Январь 1554 г. // Там же, с. 140, 142; Айсе мирзе. Январь 1554 г. // Там же, с. 143; английскому королю Эдуарду VI. Февраль 1554 г. // Первые сорок лет сношений между Россиею и Англиею. 1553–1593 гг. / Изд. Ю. Толстого. СПб., 1875 (далее – Ю. Толстой), с. 6; Арслан мирзе. Февраль 1555 г. // Прод. ДРВ, ч. 9, с. 179; ногайскому князю Исмаилу. Июнь 1555 г. // Прод. ДРВ, ч. 9, с. 157, 160; Митр. Макарию. 3 июля 1555 г. // СИРИО, т. 59, с. 468; Исмаилу князю. Январь 1556 г. // Прод. ДРВ, ч. 9, с. 212; Би мирзе. Февраль 1556 г. // Там же, с. 201; Магмет мирзе. Февраль 1556 г. // Там же, с. 203; Юваш мирзе. Февраль 1556 г. // Там же, с. 206; Исмаилу князю. Июль 1556 г. // Там же, с. 226; Магмет мирзе. Июль 1556 г. // Там же, с. 230; Арслан мирзе. Июль 1556 г. // Там же, с. 233; Ак мирзе. Июль 1556 г. // Там же, с. 234; Тахтамышу царевичу (салтану). 25 июля 1556 г. // Там же, с. 236; шведскому королю Густаву I Вазе. Август 1556 г. // СИРИО. СПб., 1910, т. 129, с. 14; Сигизмунду II Августу. Октябрь 1556 г. (в тексте – 7063, т. е. 1554 г.) // СИРИО, т. 59, с. 535; Белек-Булат мирзе. Январь 1557 г. // Прод. ДР, ч. 9, с. 253; Айсе мирзе. Январь – февраль 1557 г. // Там же, с. 255; Казе мирзе. Февраль 1557 г. // Там же, с. 256; Исмаилу князю. Август 1557 г. // Там же, с. 288, 292; Кутум мирзе. Август 1557 г. // Там же, с. 293; Исмаилу князю. 21 января 1558 г. // Там же, с. 306; Белек-Булат мирзе. Январь 1558 г. // Там же, с. 310; Айсе мирзе. Январь 1558 г. // Там же, с. 311; Магмет мирзе. Январь 1558 г. // Там же, с. 312; Исмаилу князю. Январь 1558 г. // Там же, с. 314; Белек-Булат мирзе. Март 1558 г. // Прод. ДРВ. СПб., 1795, ч. 10. с. 6; Айсе мирзе и Магмет мирзе. Март 1558 г. // Там же, с. 7; в Александрию к Папе и патриарху Иоакиму. Сентябрь 1558 г. // Православный Палестинский сборник. СПб., 1887, т. 6, вып. 3, с. 1; Исмаилу князю. Октябрь 1558 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 34; Густаву I Вазе. 24 октября 1558 г. // СИРИО, т. 129, с. 60; Исмаилу князю. Апрель 1559 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 42; Сигизмунду II Августу. Май 1559 г. // СИРИО, т. 59, с. 581; Густаву I Вазе. Июнь 1559 г. // СИРИО, т. 129, с. 65; Асан мирзе, Тиналей мирзе, Козелей мирзе и Салтанга мирзе. Июль 1559 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 48; Исмаилу князю. Сентябрь 1559 г. // Там же, с. 56; Сигизмунду II Августу. Декабрь 1559 г. // СИРИО, т. 59, с. 597; Густаву I Вазе. Январь 1560 г. // СИРИО, т. 129, с. 70; Тиналей мирзе. Март 1560 г. // Прод. ДРВ, с. 10, с. 85; Урус мирзе. Март 1560 г. // Там же, с. 83; Сигизмунду II Августу. Апрель 1560 г. // СИРИО, т. 59, с. 608; Исмаилу князю. Июнь 1560 // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 98; Магмет мирзе. Июнь 1560 г. // Там же, с. 109; Густаву I Вазе. Июль 1560 г. // СИРИО, т. 129, с. 79; Исмаилу князю. 25 октября 1560 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 141; шведскому королю Эрику XIV. 27 февраля 1561 г. // СИРИО, т. 129, с. 81; Исмаилу князю. Апрель 1561 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 146; Магмет мирзе. Апрель 1561 г. // Там же, с. 149; Урус мирзе. Апрель 1561 г. // Там же, с. 150; Ислам Газы мирзе. Апрель 1561 г. // Там же, с. 150; Казе мирзе, Апрель 1561 г. // Там же, с. 151; Исмаилу князю. Август 1561 г. (без даты и без окончания) // Там же, с. 164; Сигизмунду II Августу. Апрель 1562 г. // СИРИО, СПб., 1892, т. 71, с. 55; Исмаилу князю. Апрель 1562 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 191; Магмет мирзе. Апрель 1562 г. // Там же, с. 196; Урус мирзе. Апрель 1562 г. // Там же, с. 198; Тинахмат мирзе. Апрель 1562 г. // Там же, с. 199; Астраханскому воеводе кн. Ф. Сысееву и др. 22 апреля 1562 г. // Там же, с. 201; литовскому гетману Г. А. Ходкевичу от имени юрьевского воеводы И. П. Челяднина-Федорова. Октябрь 1562 г. // СИРИО, т. 71, с. 73; боярам И. П. Челяднину-Федорову и др. 19 октября 1562 г. // Там же, с. 79; Исмаилу князю. Октябрь 1562 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 233; Тинахмат мирзе. Октябрь 1562 г. // Там же, с. 242; Урус мирзе. Октябрь 1562 г. // Там же, с. 244; астраханскому воеводе Ф. В. Сысееву и др. 28 октября 1562 г. // Там же, с. 247; Польско-литовской раде от имени бояр И. Д. Бельского, Д. Р. Юрьева-Захарьина и др. 28 ноября 1562 г. // СИРИО, т. 71, с. 102; литовскому гетману Г. А. Ходкевичу от имени И. П. Челяднина-Федорова. Январь 1563 г. // Там же, с. 117; Польско-литовской раде от имени бояр И. Д. Бельского, И. Ф. Мстиславского и др. 24 февраля 1563 г. // Там же, с. 124; Сигизмунду II Августу. 17 июня 1563 г. // Там же, с. 143; Сигизмунду II Августу. 20 июля 1563 г. // Там же, с. 157; ему же. 10 сентября 1563 г. // Там же, с. 170; Исмаилу князю. Сентябрь 1563 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 307; Сигизмунду II Августу. 29 ноября 1563 г. // СИРИО, т. 71, с. 184; крымскому царю Девлет Гирею. 9 марта 1564 г. // Изв. Таврич. учен. арх. комиссии, № 9, год 4-й / Под редакцией Ф. Пашкова. Симферополь, 1890, с. 35; кн. А. М. Курбскому. 5 июля 1564 г. (I послание) // Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Подгот. текста Я. С. Лурье и Ю. Д. Рыков. Л., 1979, с. 12 (переизд.: ПЛДР, М., 1986, вып. 8, с. 22); Тинехмату князю. Ноябрь 1564 г. // Прод. ДРВ, СПб., 1801, ч. 11, с. 79; Урус мирзе. Ноябрь 1564 г. // Там же, с. 88; Сигизмунду II Августу. 21 ноября 1565 г. // СИРИО, т. 71, с. 315; Тинехмату князю. Февраль 1566 г. // Прод. ДРВ, ч. 11, с. 171; Сигизмунду II Августу. 24 апреля 1566 г. // СИРИО, т. 71, с. 335; Сигизмунду II Августу. 31 января 1567 г. // СИРИО, т. 71, с. 442; английской королеве Елизавете I. 10 апреля 1567 г. // Ю. Толстой, с. 35; Сигизмунду II Августу от имени И. Д. Бельского. 2 июля 1567 г. // Послания Ивана Грозного / Подг. текста Я. С. Лурье и Д. С. Лихачева. М.; Л., АН СССР, 1951 (далее – Послания И. Грозного), с. 241; Сигизмунду II Августу от имени М. И. Воротынского. 15 июля 1567 г. // Там же, с. 257; Сигизмунду II Августу от имени И. Ф. Мстиславского. 5 июля 1567 г. // Там же, с. 249; гетману Г. А. Ходкевичу от имени М. И. Воротынского. 20 июля 1567 г. // Там же, с. 265; Г. А. Ходкевичу от имени И. Д. Бельского. 28 июля 1567 г. // Там же, с. 247; Г. А. Ходкевичу от имени И. Ф. Мстиславского. 31 июля 1567 г. // Там же, с. 255; Сигизмунду II Августу от имени И. П. Федорова. 6 августа 1567 г. // Там же, с. 274; Г. А. Ходкевичу от имени И. П. Федорова. 6 августа 1567 г. // Там же, с. 275; анг. королеве Елизавете. 16 сентября 1567 г. // Ю. Толстой, с. 36; Сигизмунду II Августу. 16 июня 1568 г. // СИРИО, т. 71, с. 568;Сигизмунду II Августу. 12 ноября 1568 г. // Там же, с. 580; ему же, 24 февраля 1569 г. // Там же, с. 587; ему же, 25 марта 1569 г. // Там же, с. 600; королеве Елизавете. 1 апреля 1569 г. // Ю. Толстой, с. 66; ей же. 20 июня 1569 г. // Там же, с. 67; ей же. 20 июня 1569 г. // Там же, с. 68; Сигизмунду II Августу. 20 августа 1569 г. // СИРИО, т. 71, с. 609; турецкому Селим Султану. Ноябрь 1569 г. // ДРВ, СПб., 1789, ч. 12, с. 84; литовским панам Я. Скратошину и др. от им.бояр М. Я. Морозова и др. 26 августа 1570 г. // СИРИО, т. 71, с. 751; королеве Елизавете. 24 октября 1570 г. // Послания И. Грозного, с. 139 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 108); Селим Султану. Март 1571 г. // ДРВ, ч. 12, с. 28, 30; шведскому королю Юхану III. Апрель 1571 г. // СИРИО, т. 129, с. 201; королеве Елизавете. Август 1571 г. // Ю. Толстой, с. 120; кн. М. Ф. Гвоздеву и Салтыковым (о чуме). Октябрь 1571 г. // ТОДРЛ, т. 12, с. 429; Юхану III. Январь 1572 г. // СИРИО, т. 129, с. 221; воеводам полков, ушедших воевать в Швецию. 15 января 1572 г. // Там же, с. 224; кор. Елизавете. Май 1572 г. // Ю. Толстой, с. 146; Юхану III. 11 августа 1572 г. // Послания И. Грозного, с. 144 (переизд. ПЛДР, вып. 8, с. 116); Юхану III. 6 января 1573 г. // Послания И. Грозного, с. 148 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 122); выборгскому наместнику Андрусу Нилишеву от имени бояр И. Тевекелевича и Г. В. Путятина. 20 февраля 1573 г. // СИРИО, т. 129, с. 242; в Колывань к Клаусу Оксу от имени окольничего Д. А. Бутурлина.Февраль 1573 г. // Там же, с. 243; Юхану III. 14 марта 1573 г. // Там же, с. 243; Юхану III. 7 сентября 1573 г. // Там же, с. 251; в Кирилло-Белозерский монастырь. 1573 г. // Послания И. Грозного, с. 162 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 144); Юхану III. 9 августа 1574 г. // СИРИО, т. 129, с. 259; в Орешек к Н. Б. Приимкову-Ростовскому и Г. В. Путятину. 10 августа 1574 г. // Там же, с. 265; королеве Елизавете. 20 августа 1574 г. // Ю. Толстой, с. 148; Василию Грязному.Июнь 1574 г. // Послания И. Грозного, с. 193 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 170); Юхану III. 23 декабря 1574 г. // СИРИО, т. 129, с. 277; шведским послам Клаушу Флемингу и др. от имени бояр В. А. Сицкого-Ярославского, М. В. Колычева и Т. Г. Лихачева. 1 января 1575 г. // Там же, с. 291; Юхану III.Февраль 1575 г. // Там же, с. 299; шведским послам К. Флемингу и др. от имени бояр В. А. Сицкого-Ярославского и др. 12 февраля 1575 г. // Там же, с. 301; в Новгород к В. А. Сицкому и др. 12 февраля 1575 г. // Там же, с. 303; им же. 1 марта 1575 г. // Там же, с. 307; шведским послам К. Флемингу и др. от имени В. А. Сицкого и др. Март 1575 г. // Там же, с. 307; с. 311; В. А. Сицкому-Ярославскому и др. 5 марта 1575 г. // Там же, с. 309; им же в Орешек. 3 мая 1575 г. // Там же, с. 321; шведским послам К. Флемингу и др. от имени В. А. Сицкого и др. 2 мая 1575 г. // Там же, с. 322; Симеону Бекбулатовичу. 30 октября 1575 г. // Послания И. Грозного, с. 195; послам германского императора Максимилиана II Иоганну Кобенцелю и Даниелю Принцу фон Бухау. Декабрь 1575 г. // Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными (далее – ПДС). СПб., 1851, ч. 1, стб. 500; в Литву к панам радам Коруны Польские и Великого кн-ва Литовского. Январь 1576 г. // Там же, стб. 574; эрцгерцогу Карлу Австрийскому. Январь 1576 г. // Там же, стб. 613; датскому королю Фредерику II. Январь 1576 г. // Там же, стб. 617; Юхану III. Июнь 1576 г. // СИРИО, т. 129, с. 348; императору Максимилиану II. Июнь 1576 г. // ПДС, ч. 1, стб. 639; ему же. Ноябрь 1576 г. // Там же, стб. 651; Юхану III. Ноябрь 1576 г. // СИРИО, т. 129, с. 355; турецкому Мурат Султану. Март 1577 г. // ДРВ, ч. 12, с. 26; Юхану III. Июнь 1577 г. // СИРИО, т. 129, с. 357; Александру Полубенскому. 9 июля 1577 г. // Послания И. Грозного, с. 197; Я. Е. Ходкевичу. 12 сентября 1577 г. // Там же, с. 205; Тимохе Тетерину. 12 сентября 1577 г. // Там же, с. 212; Серадскому воеводе Олбрехту Ласскому. Сентябрь 1577 г. // ПДС, ч. 1, стб. 738; датскому королю Фредерику II. Сентябрь 1577 г. // Там же, стб. 741; кн. А. М. Курбскому (II послание). 1577 г. // Переписка И. Грозного с А. Курбским, с. 103 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 78); Тинехмату князю. Март 1578 г. // Прод. ДРВ, ч. 11, с. 272; Урус мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 286; Ак мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 296; Век мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 297; Тинбай мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 299; Ханбай мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 300; Сеид Ахмет мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 303; Кучюк мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 306; Урмагмет мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 308; Хан мирзе. Март 1578 г. – там же, с. 310; Тиналей мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 313; Асанак мирзе. Март 1578 г. // Там же, с. 314; польскому королю Стефану Баторию. 1 октября 1579 г. // АЕ за 1971 г. М., 1972, с. 357–361; ПЛДР, вып. 8, с. 174; германскому императору Рудольфу II. Март 1580 г. // ПДС, ч. 1, стб. 765; ему же. Август 1580 г. // Там же, стб. 785, 795; Папе римскому Григорию XIII. Август 1580 г. // ПДС, СПб., 1871, т. 10. стб. 5; Стефану Баторию. 29 июня 1581 г. // Послания И. Грозного, с. 213 (переизд. – ПЛДР, вып. 8, с. 180); М. В. Мезецкому и др. (о чуме). Август 1581 г. // ТОДРЛ, т. 12, с. 429; новгородскому воеводе И. Ю. Голицыну и виленскому воеводе. 14 сентября 1581 г. // ПДС, т. 10, стб. 242, стб. 244; боярину Н. Р. Юрьеву (о болезни царевича Ивана Ивановича). 12 ноября 1581 г. // Лихачев Н. П. Дело о приезде в Москву Антония Поссевина. СПб., 1903, с. 58; панам радам Миколаю Радивилу и Остафью Волову от им.послов Д. П. Елецкого и Р. В. Олферьева. Ноябрь 1581 г. // Успенский Ф. И. Переговоры о мире между Москвой и Польшей в 1581–1582 гг. Одесса, 1887, с. 29; послу Григория XIII А. Поссевину от им.кн. И. Ю. Голицына. Ноябрь 1581 г. // Там же, с. 30; новгородскому архиепископу Александру, 5 ноября 1581 г. // Там же, с. 31; послам Д. П. Елецкому и др. 18 ноября 1581 г. // Там же, с. 36; императору Рудольфу II. Март 1582 г. // ПДС, ч. 1, стб. 842; Папе Григорию XIII. Март 1582 г. – ПДС, т. 10, стб. 351; (проезжая) для послов к Григорию XIII Я. Молвянинова и Т. Васильева. Март 1582 г. // Там же, стб. 355; эрцгерцогу Карлу Австрийскому. Март 1582 г. // Там же, стб. 357; сыну Максимилиана II австрийскому «арцыкнязю» Эрнсту. Март 1582 г. // Там же, стб. 360; венецианскому дожу Н. Земонту. Март 1582 г. // Там же, стб. 363; смоленским воеводам и епископу Сильвестру. 14 марта 1582 г. // Там же, стб. 384; королеве Елизавете. Май 1582 г. // Ю. Толстой, с. 189; ей же. Июль 1582 г. // СИРИО, т. 38. СПб., 1883, с. 9; послам в Англию Ф. А. Писемскому и Н. Ховралеву. 13 июля 1582 г. // Там же, с. 11: Стефану Баторию. Июль 1583 г. // ДРВ, ч. 12, с. 134; То же // Там же, с. 152.
Опубликованные наказные памяти и речи Ивана IV для бояр и послов: для послов М. Я. и П. В. Морозовых и И. М. Карачарова-Бакаки – Сигизмунду II Августу. Июль 1549 г. // СИРИО. СПб., 1887, т. 59, с. 309; для посла Я. А. Остафьева – Сигизмунду II Августу. Декабрь 1550 г. // с. 342; для бояр В. М. Юрьева, И. М. Воронцова, Ф. И. Сукина и др. – к послам Сигизмунда II Августа С. С. Довойна, О. Б. Воловичу и П. М. Семешка. 27 августа 1553 г. // с. 390; для бояр В. М. Юрьева, И. М. Воронцова и др. – к послам Сигизмунда II Августа С. С. Довойна и др. Сентябрь 1553 г. (список ответа) // Там же, с. 415; для посла М. И. Бровцына – к Исмаил мирзе. Январь 1554 г. // Прод. ДРВ, СПб., 1793, ч. 9, с. 119; для послов В. М. Юрьева, Ф. И. Сукина и И. Бухарина – к Сигизмунду II Августу. Январь 1554 г. // СИРИО, т. 59, с. 421; для посла Ф. В. Вокшерина – к Сигизмунду II Августу. Сентябрь 1554 г. // Там же, с. 447; для И. М. Висковатого и М. И. Бровцына – к литовскому посланнику Ю. В. Тишкевичу. Февраль 1555 г. // Там же, с. 463; для бояр М. Я. Морозова, И. М. Воронцова и др. – к литовским послам С. Ф. Збаражскому, Я. Шимковичу и В. Миколаевичу. 30 января 1556 г. // Там же, с. 496; для послов И. М. Воронцова, Ф. И. Сукина и Б. А. Щекина – к Сигизмунду II Августу. Май 1556 г. // Там же, с. 517; для дьяка И. М. Висковатого – к гонцу Густава I Вазы К. И. Иогансену (часть речей произнесена лично царем). 9 августа 1556 г. // СИРИО, СПб., 1910, т. 129, с. 13; для А. Ф. Адашева и И. М. Висковатого – к послам Густава I Вазы кн. С. Эриксону, архиепископу Лаврентию Петри и др. 9 марта 1557 г. // Там же, с. 29; для дьяка И. В. Безсонова – к ним же. 25 марта 1557 г. // Там же, с. 44; краткая речь Ивана IV к боярам об отношениях с Сигизмундом II Августом. Февраль 1558 г. // СИРИО, т. 59, с. 538; для посла Р. В. Олферьева – к Сигизмунду II Августу. Февраль 1558 г. // СИРИО, т. 59, с. 540; для посла Е. Д. Малцова – к Исмаилу князю. Март 1558 г. // Прод. ДРВ, СПб., 1795, ч. 10, с. 1; для А. Ф. Адашева и И. М. Висковатого – к послам Сигизмунда II Августа Я. Ю. Волчеку и Л. Гарабурде. 24 июня 1558 г. // СИРИО, т. 59, с. 557; для А. Ф. Адашева, Ф. И. Сукина и И. М. Висковатого – к послам Сигизмунда II Августа В. Тишкевичу, М. Пошушвинскому и Я. Гайке. 8–10 марта 1559 г. // СИРИО, т. 59, с. 570; То же. 16 марта 1559 г. // Там же, с. 579; для посла Р. М. Пивова – к Сигизмунду II Августу. Май 1559 г. // Там же, с. 581; для посла П. Г. Совина – к Исмаилу князю. Апрель 1560 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 75; для посла к Сигизмунду II Августу Н. С. Сущеву (речи говорить запрещено). Апрель – июль 1560 г. // СИРИО, т. 59, с. 611; для послов Ф. И. Сукина и Г. Ф. Шапкина – к Сигизмунду II Августу. Август 1560 г. // СИРИО. СПб., 1892, т. 71, с. 2; для М. И. Воротынского, В. М. Юрьева, Ф. И. Сукина и др. – к послам Сигизмунда II Августа Я. Шимковичу, Я. Гайке и др. 11 февраля 1561 г. // Там же, с. 34; То же. 16 февраля 1561 г. // Там же, с. 41; для А. Д. Плещеева и И. М. Висковатого – к послам шведского короля Эрика XIV Нилсу Круму, Ирику Фалку и др. 26 июля 1561 г. // СИРИО, т. 129, с. 89; для дьяка И. Т. Клобукова – к послам Эрика XIV Н. Круму и др. Август 1561 г. // Там же, с. 102; собственные речи Ивана IV к ногайским послам Исенбаку, Иштереку Байтерекову и др. 5 октября 1562 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 215, 218; для посла М. К. Приклонского – к Исмаилу князю. Пер. пол. 1563 г. (даты не указаны). //Там же, с. 275, 278; для посла И. В. Безсонова – к Тинахмат мирзе. Пер. пол. 1563 г. (даты не указаны) // Там же, с. 290, 294; для посла М. И. Шишелева – к Урус мирзе. Пер. пол. 1563 г. (даты не указаны) // Там же, с. 294, 298; для посла Д. Д. Непейцына – к Тиналей мирзе. Пер. пол. 1563 г. (даты не указаны) // Там же, с. 298; для посла А. Ф. Клобукова – к Сигизмунду II Августу. Июль 1563 г. // СИРИО, т. 71, с. 152; собств. речи Ивана IV к послу Урус мирзы Сосмаку и послу Исмаила князя Тягрибердею. 13 сентября 1563 г. // Прод. ДРВ, ч. 10, с. 302, 303; для М. А. Безнина и М. Ф. Совина – к послу Сигизмунда II Августа А. И. Хоружему. 17 ноября 1563 г. // СИРИО, т. 71, с. 177; для Г. Ростопчина, Г. И. Нагого, Р. В. Олферьева и др. – к послам Сигизмунда II Августа Г. А. Ходкевичу, Г. Воловичу и М. Гарабурде. 21 ноября и 4 декабря 1563 г. // Там же, с. 190, 192; для В. М. Юрьева, А. Д. Басманова, И. М. Висковатого и др. – к послам Сигизмунда II Августа Г. А. Ходкевичу и др. 11 декабря 1563 г. // Там же, с. 198: То же, 21 декабря 1563 г. (только переговоры) // Там же, с. 283; собств. речи Ивана IV к послам Сигизмунда II Августа Г. А. Ходкевичу и др. 28 декабря 1563 г. // Там же, с. 288; для послов М. Т. Петрова и др. – к Тинехмату князю. Май 1564 г. // Прод. ДРВ, СПб., 1801, ч. 11, с. 59; для послов В. П. Федчищева и др. – к Урус мирзе. Май 1564 г. // Там же, с. 67; для посла М. Ф. Сунбулова – к Тинехмату князю. Май – июнь 1565 г. // Там же, с. 138, 140, 147; для посла И. Т. Чудинова – к Урус мирзе. Май – июнь 1565 г. // Там же, с. 152; для посла И. С. Малцова – к Тинбай мирзе. Май – июнь 1565 г. // Там же, с. 154; для посла В. Желтинского – к Сигизмунду II Августу. 21 ноября 1565 г. // СИРИО, т. 71, с. 319; «ответный список» (речи) к послам Сигизмунда II Августа Г. А. Ходкевичу и др. 9 июня 1566 г. // Там же, с. 354; для послов Ф. И. Умнаго-Колычева и др. к Сигизмунду II Августу. Февраль 1567 г. // Там же, с. 451; «поручение» послу анг. королевы Антону Дженкинсону. Ноябрь 1567 г. // Первые сорок лет сношений между Россиею и Англиею / Изд. Ю. Толстого. СПб., 1875, с. 36: для послов P. M. Воронцова и др. – к Эрику XIV и его приближенным. 11 июля 1568 г. // Путешествия русских послов XVI–XVII вв.: Статейные списки. М.; Л., 1954, с. 40; для М. Морозова и др. – к послам Сигизмунда II Августа Я. Скратошину и др. 10 мая 1570 г. (часть речей произнесена лично Иваном IV) // СИРИО, т. 71, с. 643, 677; «ответ государев» протестантскому проповеднику Яну Роките. Май 1570 г. // Древнерусские полемические сочинения против протестантов // ЧОИДР. М., 1878, кн. 2, вып. 1 (переизд.: Tsar Ivan IV’s Poply to Rokita / Ed. by V.Tumins, 1971); для И. М. Висковатого и А. Васильева – к шведским послам Павлу епископу Абовскому и Матвею Скуберту. 1 июня 1570 г. // СИРИО, т. 129, с. 183, 185; для посла И. М. Канбарова – к Сигизмунду II Августу. 16 января 1571 г. // СИРИО, т. 71, с. 764; «повеление» (о договоре) шведским послам Павлу еписк. Абовскому и М. Скуберту. 4 января 1572 г. // СИРИО, т. 129, с. 216; собств. речи Ивана IV к шведским послам. 7 января 1572 г. // Там же, с. 221; личные переговоры Ивана IV с английским послом Антоном Дженкинсоном (в Александровой слободе). 23 марта 1572 г. // Ю. Толстой, с. 134; То же (в Старице). 13 мая 1572 г. – там же, с. 143; для посла В. А. Чихачева – к шведскому королю Юхану III. Март 1572 г. // СИРИО, т. 129, с. 244; для посла В. В. Пивова – к Юхану III. Нач. сентября 1573 г. // Там же.с. 253; для послов В. А. Сицкого-Ярославского, М. В. Колычева и Т. Г. Лихачева – к шведским послам Кла
Иван IV Васильевич Грозный
Из рода Московских великих кн. Сын Василия III Ивановича и кн. Елены Васильевны Глинской. Род. 25 августа 1530 г. Великий князь Московский в 1534 - 1547 гг. с 16 января 1547 по 18 марта 1584 г. царь всея Руси.
Жены:
1) с 3 февр. 1547 г. Анастасия Романовна Юрьева-Захарьина (+ 7 авг. 1560 г.);
2) с 21 авг. 1561 г. Мария Темрюковна, кн. Черкасская (+ 1 сент. 1569 г.);
3) с 28 окт. 1571 г. Марфа Васильевна Собакина (+ 14 ноября 1571 г.);
4) с 29 анр. 1572 г. Анна Алексеевна Колотовская (+ 5 апр. 1626 г.);
5) с сент. 1580 г. Мария Федоровна Нагая (+ после 20 окт. 1610 г.). + 18 марта 1584 г.
Иван IV, прозванный впоследствии Грозным, появился на свет, когда отцу его, великому князю Василию III, было уже за пятьдесят. Он был ребенком горячо желанным, рождения которого с нетерпением ожидали родители и вся страна. За четыре года до этого Василий, прошедший через разочарование первого бесплодного брака, женился на молодой литовской княгине Елене Васильевне Глинской. Казалось, что теперь рождение наследника ему обеспечено, однако более трех лет Елена, вопреки надеждам супруга и народа, не имела детей. Она ездила с великим князем в Переяславль, Ростов, Ярославль, Вологду, на Белоозеро; ходила пешком в святые обители и пустыни, раздавала богатую милостыню, со слезами молилась о чадородии, но все без успеха. Одни жалели о том, другие, осуждая второй брак Василия, злорадствовали и говорили, что Бог никогда не благословит его вожделенным плодом. И вот наконец Елена оказалась беременною. Какой-то юродивый, именем Домитиан, объявил ей, что она будет матерью Тита, широкого ума, и 25 августа 1530 года в 7-ом часу ночи действительно родился сын Иван. Пишут, что в самую ту минуту земля и небо потряслись от неслыханных громовых ударов, которые следовали один за другим с ужасною непрерывною молнией. Но родителями и современниками это было воспринято как доброе предзнаменование. Все города, даже самые отдаленные, отправили в Москву послов с поздравлениями. Василий III, не зная, как выразить свою радость, раздал огромные суммы монастырям и народу, велел отворить все темницы, снял опалу со множества знатных людей и разрешил наконец жениться своему младшему брату князю Андрею.
К большому несчастью для России и самого Ивана, Василий прожил после этого радостного события совсем недолго. Он умер в 1534 году, и власть перешла к княгине Елене Глинской. В 1538 году она скоропостижно скончалась, отравленная, как принято считать, крамольными боярами. Таким образом, семи лет отроду Иван остался круглым сиротой, на руках бояр, которые заботились о чем угодно, но только не о воспитании будущего государя. Сам Иван позже в письме к Курбскому так говорил о впечатлениях своего детства: "По смерти матери моей, Елены, остались мы с братом Георгием круглыми сиротами; подданные наши хотение свое улучили, нашли царство без правителя: об нас, государях своих, заботиться не стали, начали хлопотать только о приобретении богатства и славы, начали враждовать друг с другом. И сколько зла они наделали! Сколько бояр и воевод, доброхотов отца нашего, умертвили! Дворы, села и имения дядей наших взяли себе и водворились в них! Казну матери нашей перенесли в большую казну, причем неистово пихали ее ногами и спицами кололи, иное и себе забрали". Шуйские стали во главе бояр. Маленький Иван сохранил об этом времени самые тягостные воспоминания. В письме к Курбскому он писал: "Нас с братом Георгием начали воспитывать как иностранцев или как нищих. Какой нужды не натерпелись мы в одежде и в пище. Ни в чем нам воли не было, ни в чем не поступали с нами, как следует поступать с детьми. Одно припомню: бывало, мы играем, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, локтем опершись о постель нашего отца, ногу на нее положив. Что сказать о казне родительской? Все расхитили лукавым умыслом, будто детям боярским на жалование, а между тем все себе взяли; из казны отца нашего и деда наковали себе сосудов золотых и серебряных, написали на них имена своих родителей, как будто бы это было наследованное добро... Потом на города и села наскочили и без милости пограбили жителей, а какие пакости от них были соседям, и исчислить нельзя; подчиненных всех сделали себе рабами, а рабов своих сделали вельможами; думали, что правят и строят, а вместо этого везде были только неправды и нестроения, мзду безмерную ото всюду брали, все говорили и делали по мзде".
Впрочем, сам Иван Шуйский из-за болезни скоро должен был оставить двор. К власти пришел его родич Андрей Михайлович Шуйский, при котором распущенность и безвластие достигли наибольшей силы. Человек небольшого ума и совершенно недальновидный, он как будто специально все делал, чтобы раздразнить подрастающего Ивана. Вместе с тем потакали всем его низменным страстям. По словам Курбского, Ивана воспитывали великие и гордые бояре на свою и на детей своих беду, стараясь друг перед другом угождать ему во всяком наслаждении и сладострастии. Когда он был лет двенадцати, то стал прежде всего проливать кровь бессловесных животных, бросая их на землю с высоких теремов, а пестуны позволяли ему это и даже хвалили, уча отрока на свою еду. 29 декабря 1543 года Иван велел схватить самого Андрея Шуйского и отдать его псарям; псари убили ненавистного боярина по дороге к тюрьме. Иван впервые показал свой характер и получил прозвище Грозного. С тех пор, говорит летописец, бояре начали к государю страх иметь и послушание. Ближайшими советниками Ивана стали его дядья - Михаил и Юрий Глинские. Вместе с ними Иван предавался всяким буйным развлечениям: например, собирал около себя толпу знатной молодежи и скакал верхом по улицам и площадям, бил, грабил встречавшихся мужчин и женщин, поистине, по словам Курбского, упражнялся в самых разбойничьих делах. А ласкатели только говорили на это: "О! Храбр будет этот царь и мужественен". Те же буйство и нетерпение видны в решениях молодого государя. Прежде всего опалы настигли сторонников Шуйских. Князя Федора Шуйского-Скопина, князя Юрия Темкина и Фому Головина сослали, знатного боярина Ивана Кубенского посадили в тюрьму, Афанасию Бутурлину, обвиненному в дерзких словах, отрезали язык. Затем Иван положил опалу на князя Петра Шуйского-Горбатого, Дмитрия Палецкого и на своего прежнего любимца Федора Воронцова. Их простили по ходатайству митрополита, но не на долго. В мае 1546 года, получив известие о нашествии крымского хана, Иван отправился с войском в Коломну. Однажды, выехав погулять загород, Иван был остановлен-новгородскими пищальниками, которые стали о чем-то бить ему челом. Он не расположен был их .слушать и велел прогнать. Между пищальниками и царскими боярами завязалась драка, великому князю пришлось пробираться к стану окольной дорогой. Сейчас же им овладело подозрение: он велел проведать, по чьей указке пищальники осмелились так поступить. Двяк Василий Захаров донес ему, что пищальников подучили бояре, князь Кубенский и двое Воронцовых, Федор и Василий Михайловичи. Иван в великой ярости велел казнить их. Всем троим отрубили головы. Курбский относит к тем же временам и другие казни.
На семнадцатом году жизни, 13 декабря 1546 года, Иван объявил митрополиту, что хочет жениться. На другой день митрополит отслужил молебен в Успенском соборе, пригласил к себе всех бояр, даже опальных, и со всеми отправился к великому князю. Иван сказал Макарию: "Сперва думал я жениться в иностранных государствах у какого-нибудь короля или царя; Но потом я эту мысль оставил, не хочу жениться в чужих государствах, потому что я после отца своего и матери остался мал; если приведу себе жену из чужой земли и в нравах мы не сойдемся, то между нами дурное житье будет; поэтому я хочу жениться в своем государстве, у кого Бог благословит по твоему благословлению". Митрополит и бояре, говорит летописец; заплакали от радости, видя, что государь так молод, а между тем ни с кем не советуется. Но молодой Иван тут же удивил их еще другою речью. "По благословлению отца митрополита и с вашего боярского совета хочу прежде своей женитьбы поискать прародительских чинов, как наши прародители цари и великие князья, и сродник наш Владимир Всеволодович Мономах на царствие и на великое княжение садились; и я так же этот чин хочу исполнить и на царство, на великое княжение сесть". Бояре обрадовались, хотя - как видно из "писем Курбского - некоторые и не очень обрадовались тому, что шестнадцатилетний великий князь пожелал принять титул, который не решались принять ни отец, ни дед его, - титул царя. 16 января 1547 года совершено было царское венчание, подобное венчанию Дмитрия-внука при Иване III. В невесты царю выбрали Анастасию, дочь умершего окольничего Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина. Современники, изображая свойства Анастасии, приписывают ей все женские добродетели, для которых только находили они имена в русском языке: целомудрие, смирение, набожность, чувствительность, благость, не говоря уже о красоте, соединенные с основательным умом.
Союз с такой женщиной если и не смягчил сразу буйный характер царя, то подготовил его дальнейшее преображение. 3 февраля сыграна была свадьба. А 21 июня вспыхнул невиданно сильный пожар, какого еще не бывало в Москве. Распространился слух, будто Москва сгорела благодаря волшебству. Чародеи по указке Глинских якобы вынимали сердца человеческие, мочили их в воде, водою этой кропили по улицам. Юрий Глинский был убит чернью прямо в Успенском соборе. Толпа черни явилась в селе Воробьеве к царскому дворцу с криком, чтоб государь выдал им свою бабку Анну Глинскую и дядю, князя Михаила, которые будто бы спрятались у него в покоях. Иван велел схватить крикунов и казнить; на остальных напал страх, и они разбежались.
Но с этого времени Глинские совершенно потерял свое влияние на царя. На смену им пришел священник Благовещенского собора Сильвестр и царский ложничий Алексей Федорович Адашев. Современники приписывали эту перемену потрясению, пережитому царем во время восстания. Курбский писал, что в этот момент Иван совершенно растерялся и что Сильвестр внезапно явился перед ним и в страстной речи ярко обрисовал Ивану печальное положение московской жизни, указал на причину его - пороки самого царя, пригрозил будущими Божественными карами и таким образом произвед в Иване сильный нравственный переворот. Возможно, свидетельство Курбского - преувеличение, но несомненно, что Сильвестр и Адашев появились рядом с царем сразу после мятежа. Грозный имел характер нервный и впечатлительный. В любви и ненависти он не знал никакого удержу, часто попадал под сильное влияние своих приближенных и начинал смотреть на жизнь их глазами.
Влияние Сильвестра в целом оказалось благотворным. Постепенно вокруг молодого царя сложился просвещенный кружок, который Курбский называл "Избранной радой". Кроме Сильвестра, Адашева, князя Андрея Курбского в него вошли князья Воротынский, Одоевский, Серебряный, Горбатый, Шереметьевы и другие.
Первым большим делом самостоятельного царства Ивана стали казанские походы. В конце 1547 года Иван в первый раз выступил в поход на Казань: в декабре он выехал во Владимир, приказав вести туда за собой пушки. В феврале 1548 года войско вышло из Нижнего, но принуждено было вернуться из-за рано начавшейся весны. Иван возвратился в Москву, как говорит летописец, в больших слезах, опечаленный тем, что не сподобил его Бог совершить похода.
В ноябре 1549 года Иван отправился во второй поход и на этот раз в феврале 1550 года добрался до самой Казани. Но приступ не удался. Множество людей с обеих сторон было побито, а потом настала оттепель, подули сильные ветры, полил дождь. Простояв II дней у города, Иван принужден был возвратиться, но предварительный успех все же был достигнут; по приказу царя в устье реки Свияги заложили город Свияжск. После этого от Казани отпала вся горная сторона: черемисы, чуваши, мордва били челом государю, и Иван принял их в русское подданство. Это был первый шаг к полному покорению Поволжья, но для окончательного торжества Москву должно было пройти еще некоторое время. Иван обратился пока к внутренним делам.
Под влиянием окружения он в 1550 году решился на новый в русской истории шаг - созыв первого Земского собора. "На двадцатом году возраста своего, - говорится в Степенной книге, - видя государство в великой тоске и печали от насилия сильных и от неправд, умыслил царь привести всех в любовь. Посоветовавшись с митрополитом о том, как бы уничтожить крамолы, разорить неправды, утолить вражду, призвал он собрать свое государство из городов всякого чина". Когда выборные съехались, Иван в воскресный день вышел с крестом на Лобное место и. после молебна начал говорить митрополиту: "Молю тебя, святый владыко! Будь мне помощник и любви поборник. Знаю, что ты добрых дел и любви желатель. Сам ты знаешь, что я после отца своего остался четырех лет, а после матери осьми лет; родственники обо мне не заботились, а сильные мои бояре и вельможи обо мне не радели и самовластны были, сами себе саны и почести похитили моим именем и во многих корыстных хищениях и бедах упражнялись. Я же был словно глухой и не слышал, и не имел в устах моих обличения по молодости моей и беспомощности, а-они властвовали". И, обратившись к присутствовавшим на площади боярам, Иван бросил им запальчивые слова: "О неправедные лихоимцы и хищники и судьи неправедные! Какой теперь дадите нам ответ, что многие слезы воздвигли на себя? Я же чист от крови сей, ожидайте воздаяния своего". Потом, поклонившись на все стороны, царь продолжил: "Люди Божие и нам дарованные Богом! Молю вашу веру к Богу и к нам любовь. Теперь нам ваших прежних бед, разорений и налогов исправить нельзя вследствие продолжительного моего несовершеннолетия, пустоты и неправд бояр моих и властей, бессудства неправедного, лихоимства и сребролюбия. Молю вас, оставьте друг другу вражды и тягости, кроме разве очень больших дел: в этих делах и в новых я сам буду вам, сколько возможно, судья и оборона, буду неправды разорять и похищенное возвращать".
В тот же самый день Иван пожаловал Адашева в окольничие и при этом сказал ему: "Алексей! Поручаю тебе принимать челобитные от бедных и обиженных и разбирать их внимательно. Не бойся сильных и славных, похитивших почести и грубящих своим насилием бедным и немощным; не смотри и на ложные слезы бедного, клевещущего на богатых, ложными слезами хотящего быть правым, но все рассматривай внимательно и приноси к нам истину, боясь суда Божия; избери судей праведных от бояр и вельмож".
Никаких других известий о первом Земском соборе не осталось, но по ряду косвенных признаков можно видеть, что дело не ограничилось одним выступлением царя, а возбуждено было и много практических вопросов. Царь велел боярам помириться со всеми христианами царства. И действительно, вскоре после этого дано было предписание всем наместникам-кормленщикам покончить спешно мировым порядком все тяжбы с земскими обществами о кормлениях. На Стоглавом соборе в 1551 году Иван говорил о том, что предыдущий собор дал ему благословение на исправление старого Судебника 1497 года и на устройство по всем землям своего государства старост и целовальников. Значит, Земский собор 1550 года обсуждал целый ряд законодательных мер, имевших целью перестройку местного управления. Этот план начинался срочной ликвидацией всех тяжб земства с кормленщиками, продолжался пересмотром Судебника с обязательным повсеместным введением в суд выборных старост и целовальнйков и завершался пожалованием уставных грамот, вообще отменявших кормления. В результате этих мер местные общины должны были освободиться от мелочной опеки бояр-наместников, сами собирать подати и сами творить суд. Известно, что именно кормления, неправедные суды и неконтролируемый сбор податей стали к середине XVI века настоящим бичом русской жизни. О многочисленных злоупотребления: бояр-наместников при отправлении своих обязанностей сообщаю все источники этого времени. Отменив кормления и создав независимые общинные суды, Иван попытался уничтожить зло, пустившее глубокие корни в русском обществе. Все эти меры вполне соответствовали новому умонастроению царя и вытекали из его речи, произнесенной перед всем народом в 1550 году. Однако грамоты, по которым волостям давалось право управляться обоими выборными властями, были откупными. Волость известной суммой, вносим в казну, откупалась от наместников; правительство давало ей право откупиться вследствие ее просьбы; если же она не била челом, считала для себя невыгодным новый порядок вещей, то оставалась при старом.
В следующем 1551 году для устройства церковного управления и религиозно-нравственной жизни народа созван был большой и церковный собор, обыкновенно называемый Стоглавым. Здесь был представлен новый Судебник, бывший Исправленной и распространенной редакцией старого дедовского Судебника 1497 года.
Пока Царь был занят внутренними проблемами, назрела окончательно необходимость Казанской войны. Прежде в Казани была достаточно сильная русская партия, при помощи которой московские князья не раз сажали здесь угодных себе царей. Но отпадение горной стороны и постройка Свияжска объединили всех недовольных. В марте 1552 года последовал окончательный разрыв. Казанцы стали пересылаться с горными людьми, а те, отведав русской власти, заволновались и перешли на сторону Казани. На помощь тамошним татарам пришло десять тысяч ногаев и астраханский царевич Едигер Магмет, которого казанцы и посадили у себя царем.
16 июня 1552 года Иван выступил в свой третий казанский поход, не зная еще доподлинно, с кем прежде ему придется биться - все ждали прихода крымцев. Действительно, 22 июня крымский хан подошел к Туле, приступал к ней целый день, но, узнав, что Иван со всем русским войском стоит на Оке, поспешно ушел в степь. Счастливо избавившись от этого врага, Иван продолжил поход и 13 августа пришел в Свияжск. Воевода князь Микулинский уже нанес поражение к этому времени жителям горной стороны и привел их опять под власть Москвы. 18 августа войско переправилось через Волгу, а 23-го подошло к Казани. С Иваном было 150 тысяч войска и 150 пушек. Казань, защищенную только деревянными стенами, обороняло 30 000 татар. И те и другие настроены были очень решительно. Иван объявил твердое намерение зимовать под Казанью; ездил днем и ночью кругом города, рассматривал места, где удобнее сделать укрепления. Осадные работы шли безостановочно: ставили туры, снабжали их пушками; где нельзя было ставить туры, там ставили тын, так что Казань со всех сторон окружена была русскими укреплениями. Казанцы беспрестанно делали вылазки, бились отчаянно, но каждый раз русские загоняли их обратно в город. От беспрерывной пальбы по городу гибло в нем много людей; стрельцы и казаки, окопавшись во рвах перед турами, меткими выстрелами не давали казанцам подниматься на стены. 31 августа Иван призвал немца-инженера, искусного в разорении городов, и велел ему сделать подкоп под стену. Другой подкоп повели под тайник, по которому осажденные ходили за водой. 4 сентября второй подкоп был окончен. Иван велел поставить под тайник 11 бочек пороху и взорвать. Взлетела на воздух часть стены, множество казанцев в городе было побито камнями и бревнами, падавшими с огромной высоты. Русские воспользовались этим, ворвались в город и многих татар побили и попленяли. Тем временем другая часть русского войска придвинула туры вплотную ко рву. Стычки и
Вылазки шли непрерывно день и ночь. Осажденные укрывались под тара-сами (земляными укреплениями), и их огонь наносил большой урон русскому войску. Иван приказал вести подкоп под тарасы, взорвать их а затем придвинуть туры к самым воротам. 30 сентября тарасы взлетели на воздух вместе с людьми бревна побили множество народа и в городе, остальные долго оставались в бездействии. Пользуясь этим, русские утвердили туры против всех ворот, а полк князя Михаилы Воротынского с боем взял Арокую башню. Но другие полки не были готовы к штурму, и по царскому приказу воинов силой вывели из города. 1 октября пушки беспрестанно били по стенам и во многих местах разрушили их до основания. Остатки стены были снесены мощным взрывом, который прогремел утром 2 октября. После этого русские пошли на штурм. В воротах и на стенах началась страшная сеча. Татары оказывали отчаянное сопротивление; несколько часов русские не могли сделать ни шага вперед, несмотря на то, что царь подъехал к самым стенам города и воодушевлял их. Наконец русские ворвались в го- род по крышам домов. Самая жаркая сеча разгорелась у мечети. Видя свое поражение, 6000 татар попробовали прорваться из города, но были почти полностью истреблены. Лишь немногим удалось добежать до леса. В Казани же не осталось в живых ни одного из защитников, потому что Иван велел всех вооруженных побивать, а в плен брать только женщин и детей. Все сокровища, взятые в Казани, а также всех пленников царь отдал войску, а себе взял только царя Едигера, знамена и городские пушки.
Известие о казанской победе произвело на современников неизгладимое впечатление. Со времен Дмитрия Донского русское оружие не одерживало более славной победы. Сама мысль что после стольких лет ига, татарское царство наконец пало, наполняла все сердца бурным ликованием. На всем возвратном пути от Нижнего до Москвы царя встречали толпы народ с криками. В течение трех дней по возвращении в Москву с 8 по 10 ноября в царском дворце шел пир; за это время Иван раздал даров на 48 000 рублей.
Несомненно, что 1552 год был звездным часом всего Иванова царствования. Умри он в этом году, после блестящей победы, в разгар важных реформ - и в потомстве осталась бы совсем другая память об этом сложном и неоднозначном человеке. Но он правил еще тридцать лет и множеством черных дел почти затмил все светлые воспоминания о первых годах своего правления. Разлад между Иваном и его окружением впервые обозначился в 1553 году. В этом году Иван заболел горячкой и, придя в себя после бреда, приказал написать завещание, в котором объявлял наследником своего сына Дмитрия, родившегося в прошлом году. Но когда в царской столовой палате собрали бояр для присяги, многие отказались присягать. Отец Алексея Адашева смело сказал больному государю: "Мы рады повиноваться тебе и твоему сыну, только не хотим служить Захарьиным, которые будут управлять государством именем младенца, а мы уже испытали, что значит боярское правление". Спор между боярами шел горячий. В числе "не хотевших присягать был двоюродный брат государя Владимир Андреевич Старицкий И это впоследствии подало царю повод толковать, что отказ бояр в присяге происходил от тайного намерения по его смерти возвести на престол Владимира Андреевича. Спор о присяге длился целый день и ничем не решился. Наконец все бояре, один за другим, присягнули, Владимир Андреевич тоже. Трудно решить: действительно ли было у некоторых намерение возвести Владимира на престол в случае смерти царя или упорство бояр происходило от нелюбви к Захарьиным, от боязни попасть под их власть, и бояре искали только средство в случае смерти Ивана устроить дело так, чтобы не дать господства его шурьям. Очень подозрительным показалось всем, что в то время, как царь лежал при смерти, Владимир Андреевич раздавал жалование своим детям боярским и медлил до последней минуты с принесением присяги. Не любившие его бояре стали тогда же подозревать его и даже не допускали к больному государю. За Владимира вступился Сильвестр, и это очень не понравилось Ивану.
Он ничем явно не проявил своего неудовольствия, но несомненно, что после этого Сильвестр сильно потерял в своем влиянии. Вообще, из всего, что известно об этом человеке, можно заключить, что Сильвестр был муж благонамеренный и строго благочестивый, но склонный к мелочам и навязчивый. Взявшись управлять совестью и нравственным поведением молодого царя, он, видимо, часто брал неверный тон, входил в ненужные подробности, позволял себе настаивать, не раз заставлял царя менять свое решение. Уступая ему поначалу, Иван со временем стал раздражаться и тяготиться этой опекой. Позже Грозный писал Курбскому о Сильвестре и Адашеве: "Они отняли у нас данную нам от прародителей власть возвышать вас, бояр, по нашему изволению, но все положили в свою и вашу власть; как вам нравилось, так и делалось; вы утвердились между собой дружбой, чтобы все содержать в своей воле; у нас же ни о чем не спрашивали, как будто нас на свете не было; всякое устроение и утверждение совершалось по воле их и их советников. Мы, бывало, если что-нибудь и доброе присоветуем, то они считают это ни к чему не нужным, а сами хоть что-нибудь неудобное и развращенное выдумают, так ихнее все хорошо! Во всех малых и ничтожных вещах, до обувания и до спанья, мне не было воли, а все по их хотению делалось. Что же тут неразумного, если мы не захотели остаться в младенчестве, будучи в совершенном разуме?"
Избавившись от смертельной болезни, Иван решил совершить паломничество в Кириллов Белозерский монастырь. С этой поездкой также связывают много важных событий. Дорогой умер первый сын Ивана, младенец Дмитрий. В Троицком монастыре Иван встретился с Максимом Греком, а в Дмитрове, в Песношском монастыре, с другим узником, Вассианом Топорковым, прежним Коломенским епископом. Иван, помня, что Топорков был любимцем его отца, зашел к нему в келию и спросил: "Как я должен царствовать, чтоб вельмож своих держать в послушании?" Вассиан, по свидетельству Курбского, прошептал ему на ухо такой ответ: "Если хочешь быть самодержцем, не держи при себе ни одного советника, который был бы умнее тебя, потому что ты лучше всех; если будешь так поступать, го будешь тверд на царстве и все будешь иметь в руках своих. Если же будешь иметь при себе людей умнее себя, то по необходимости будешь послушен им". Иван поцеловал его руку и сказал: "Если б и отец мой был жив, то и он такого последнего совета не подал бы мне!" Курбский говорит, что от сатанинского силлогизма Топоркова произошла вся беда, то есть перемена в поведении Ивана, но это едва ли верно. Летописец указывает начало бед в событиях, происшедших во время болезни Ивана, да и вряд ли в словах Топоркова Иван нашел для себя что-то новое. Вчитываясь в его позднюю переписку с Курбским, можно видеть, что Иван с детства затверживал любимые библейские тексты и исторические примеры, и все они сводились к одному - все говорили о царской власти и ее Божественном происхождении, о государственном порядке, об отношениях к советникам и подданным, о гибельных следствиях разновластия и безначалия. Иван Грозный первым из московских государей узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем библейском смысле, как помазанника Божия. Но эта идея проявилась у него не сразу: он сомневался в своих силах, мучился самоуничижением, отдавал себя в добровольное подчинение советникам, как бы принося в жертву, и при этом видел, что те берут над ним все более и более властный тон, пользуются им, а вместе с тем готовы его продать. Он стал самовластным не прежде, чем окончательно разочаровался в людях, и в этом смысле слова Топоркова, совпавшие с его собственными сокровенными мыслями, должны были иметь большое значение. Разрушительная борьба страстей в душе Ивана уже началась, но следствия ее явились позже.
В 1556 году московское войско захватило Астрахань. Вся территория Астраханского ханства и поволжские степи до самого Каспийского моря присоединены были к России. Войны Казанская и Астраханская неизбежно вели к войне с Крымом, а между тем завязывалась уже новая война на западе, которая постепенно приковала к себе все силы России.
В 1553 году закончилось 50-летнее перемирие с Ливонией, одним из условий которого была уплата дани с Дерпта (Юрьева). При Василии III и в малолетство Ивана дань эта рыцарями не выплачивалась, и вот, когда в 1554 году ливонские послы приехали в Москву для продления договора. Грозный велел напомнить о ней и взыскать недоимки за 50 лет. Послы обещали погасить долг в течение трех лет. Нов 1557 году недоимки так и не были выплачены, и с этого года началась Ливонская война.
Успех, который сопутствовал русским в ее начале, превзошел все ожидания. В мае 1558 года взята была Нарва. В следующем месяце - Нейгауз. В июле капитулировал Дерпт, соблазненный выгодными условиями, которые предложили ему русские воеводы. К осени в русское подданство перешло более 20 городов. Одни ревельцы продолжали обороняться и в 1559 году обратились к датскому королю с просьбой принять их в свое подданство. Ливонский магистр Кетлер последовал их примеру и осенью 1559 года заключил союз с польским королем Сигизмундом-Августом. Ливонцы отдали Польше 9 волостей с условием, что король окажет им помощь против России. К 1560 году выяснилось, что вместо слабой Ливонии России предстоит война с Данией, Польшей, а возможно, и Швецией. К этому времени относится разрыв царя с Сильвестром и Адашевым. Уже прежде Иван во многих случаях поступал самовластно, вопреки советам Сильвестра. Тот убеждал царя продолжать войну на востоке и увенчать свои деяния покорением Крыма. Иван вместо этого обратился к Прибалтике. Во все время Ливонской войны Сильвестр был ее яростным противником и в стремлении остановить царя не знал удержу. "Заболею ли я, или царица, или дети, - писал позже Грозный Курбскому, - все это. по вашим словам, было наказание Божие за наше непослушание Вам".
Для Ивана, возраст которого приближался уже к 30 годам, попреки Сильвестра стали совершенно несносны, и врагам не стоило большого труда поссорить их окончательно. Разрыв состоялся осенью 1559 года во время возвращения царя с больной царицей Анастасией из Можайска в Москву. Обстоятельства его темны и неясны. Иван в письме к Курбскому говорит о них вскользь. Очевидно только, что на этот раз Сильвестр и Адашев имели столкновение с самой Анастасией. "За одно малое еловое ее стороны явилась она им неугодна, - писал Грозный, - за одно малое слово ее они рассердились". Что скрывается за этой фразой, неизвестно, но весною 1560 года видим уже Адашева в почетной ссылке при войске, отправлявшемся в Ливонию. В то же время добровольно удалился в Кириллов Белозерский монастырь Сильвестр. Примирение с ними было еще возможно, если бы не роковое обстоятельство: в августе 1560 года умерла горячо любимая жена Ивана Анастасия Романовна, и с ее кончиной стали окончательно ненавистны те, кто не любил ее при жизни. Враги, среди которых видную роль играли шурья царя Захарьины, поспешили окончательно погубить прежних любимцев. В том же году состоялся суд над Адашевым и Сильвестром, которых обвиняли огульно, не вызвав даже для оправданий в Москву. Курбский говорит, что их уличали в отравлении Анастасии, но едва ли это так. Сам Грозный ни словом не упоминает об этом, а говорит только: "Сыскав измены собаки Алексея Адашева и всех его советников, мы наказали их милостиво: смертной казнью не казнили никого, но по разным местам разослали. Поп Сильвестр, видя своих советников в опале, ушел по своей воле, и мы его отпустили не потому, чтобы устыдились его, но потому, что не хотели судить его здесь: хочу судиться с ним в вечной жизни, перед агнцем Божьим; а сын его и до сих пор в благоденствии пребывает, только лица нашего не видит". Сильвестр уехал в монастырь на Соловки, и о дальнейшей судьбе его ничего не известно. Адашева заключили в тюрьму в Дерпте, где он умер через два месяца от горячки. Гораздо круче расправился Иван с родственниками и близкими Адашева. В 1561 году казнены были брат Алексея Адашева, Данило, с 12-летним сыном, тесть его Туров, трое братьев женыАлексея, Сатины, родственник Адашева, Иван Шишкин, с женой и детьми и какая-то знатная вдова Мария, приятельница Адашева, с пятью сыновьями.
"Избранной раде" пришел конец. Любимцами царя стали боярин Алексей Басманов, сын его Федор, князь Афанасий Вяземский, Василий Грязной и чудовский архимандрит Левкий. Образ жизни Ивана также разительно изменился. Уже через восемь дней после смерти Анастасии царь объявил, что намерен жениться во второй раз, и начал сватать сестру польского короля. В Иване вдруг открылась любовь к пирам и веселью, сначала носившим вполне пристойный характер. Но постепенно новые любимцы все более и более брали на них тон, веселье обратилось в буйство, выходки стали непристойными. Непременным условием было напиваться до бесчувствия, тем, кто пил мало, вино лили на голову. Самый разнузданный разврат вскоре стал обыкновенным делом. Подозревали даже, что Иван предается мужеложеству с Федором Басмановым. Один из бояр, Дмитрий Овчина-Оболенский, упрекнул этим любимца: "Я и предки мои служили всегда с пользою государю, - сказал он, - а ты служишь гнусною содомиею". Басманов пожаловался царю. Иван ласково пригласил Овчину к столу и подал большую чашу вина с приказом выпить одним духом. Овчина не мог выпить и половины. "Вот так-то, - сказал Иван, - ты желаешь добра своему государю! Не захотел пить, ступай же в погреб, там есть разное питье, там напьешься за мое здоровье". Овчину увели в погреб и там задушили, а царь, как будто ничего не зная, послал на другой день в дом Овчины приглашать его к себе и потешался ответом его жены, которая, не ведая, что случилось с ее мужем, отвечала, что он еще вчера ушел к государю. Это рассказ Гваньини. Курбский пишет, что Овчину зарезали. Другой боярин, Михаил Репнин, человек степенный, не позволил царю надеть на себя шутовской маски в то время, как пьяный Иван веселился со своими любимцами. Царь велел выгнать его вон, а некоторое время спустя велел убить (по словам Курбского, прямо в церкви). В ту же ночь убили боярина Юрия Кашина, шедшего в церковь к заутрене. (Курбский пишет, что его тоже зарезали на церковной паперти.)
Ссылки и казни постепенно постигли всех бояр из прежнего адашевского кружка. Дмитрий Курлятев вместе с женой и детьми был сослан в Каргопольский Челмский монастырь (в 1563 году). Через некоторое время царь вспомнил о нем и приказал умертвить со всей семьей. Герой казанского похода князь Михаил Воротынский с женой, сыном и дочерью был сослан на Белоозеро. Но к нему Иван был милостивее, приказал содержать хорошо и впоследствии освободил.
Поскольку брак с сестрой Сигизмунда не удался, Иван стал искать невесты в других местах. Ему донесли, что один из знатнейших князей Черкесских, Темрюк, имеет красивую дочь. Иван велел привести ее в Москву. Девушка ему понравилась, ее крестили, нарекли Марией, и 21 августа 1561 года Иван женился на ней. По свидетельству современников, так же как и Анастасия, Мария имела на царя большое влияние, но совсем в другом роде. От природы наделенная диким нравом и жестокой душой, она еще более разжигала в сердце царя ненависть и подозрительность. Брат ее Михаил, необузданный и развратный, стал новым любимцем Ивана.
Ливонская война тем временем продолжалась. В 1560 году взят был Феллин. В том же году эзельский епископ продал свои владения Дании. В 1561 году ревельцы передались Швеции, а Ливонский магистр Кетлер присягнул на верность Польше. По условиям договора, Орден ликвидировался, Кетлер вступил в брак и получил титул герцога Курляндского. Сигизмунд-Август стал требовать у Ивана, чтобы он отвел свои войска из Ливонии, на что тот, разумеется, не мог согласиться. В сентябре 1561 года русские разбили литовцев перед Пернау и разорили Тарваст. В начале 1563 года сам Иван с большим войском и артиллерией двинулся к литовской границе. Целью похода был Полоцк. 31 января город был осажден, 7 февраля взят был острог, а 15 февраля, после того, как 300 сажен стены было выжжено, город сдался. Иван въехал в крепость, провозгласил себя князем Полоцким и милостиво отпустил поляков в числе пятисот человек с женами и детьми, одарив их собольими шубами, но ограбил полоцких воеводу и епископа и отправил их в Москву пленниками вместе с другими литовцами. Всех евреев с семьями царь велел утопить в реке, а бернардинских монахов перебить. Все латинские церкви были разорены. Царь возвратился в Москву так же торжественно, как из-под Казани.
Война продолжалась, но шла теперь вяло. Дела внутренние стали занимать Ивана гораздо больше. Подозрительность царя к своим боярам возрастала с каждым годом и в конце концов превратилась в какую-то маниакальную болезнь. Со многих бояр были взяты записи, в которых те обещали не переезжать в Литву и иные государства. За сомнительных лиц должны были поручаться другие, а за самих поручителей - третьи. Каждый побег имел следствием казни и опалы для близких изменника. Несмотря на такие меры, побеги продолжалась. Но более всего подействовало на Ивана бегство князя Курбского. Этот боярин, один из самых даровитых и влиятельных членов адашевского кружка, начальствуя войском в Ливонии в конце 1563 года, бежал из Дерпта в Вольмар, занятый тогда литовцами, и перешел на сторону короля Сигизмунда, который принял его ласково, дал ему в поместье Ковель и другие имения.
Курбский принадлежал к числу образованнейших, начитаннейших людей своего времени, не уступая в этом отношении самому Ивану. Бежав, Курбский вступил в словесный поединок с Иваном, прислав ему свое Послание. Иван по природе своей не мог удержаться и отвечал. Началась переписка. Она драгоценная для истории, поскольку вскрывает связь многих исторических явлений.
Трудно сказать однозначно, было ли введение опричнины следствием измены Курбского. Скорее, она стала результатом долгих и болезненных размышлений царя о тех же старых предметах: об исключительном, Божественном характере своей власти и о продажности лукавого боярства. Во всем, что делал Иван после 1564 года, трудно увидеть определенный смысл, но зато видна изощренная работа больной мысли и больной души. Возможно, Грозный долго продумывал свои поступки, но делал это один, ни с кем не советуясь, так что для всех окружающих они были полной неожиданностью. Так продолжалось дальше - все видели, что делал царь, но мало кто понимал, какую он преследовал цель. Похоже, эту тайну он так и унес с собой.
Внешне же все выглядело следующим образом. В конце 1564 года царь приказал собрать из городов в Москву дворян, детей боярских и приказных людей, выбрав их поименно; надлежало прибыть с женами и детьми разнесся слух, что царь собирается ехать неизвестно куда. Своим окружающим Иван объявил: ему сделалось известно, что многие не терпят его, не желают, чтобы царствовал он и его наследники, злоумышляют на его жизнь; поэтому он намерен отказаться от престола и передать управление всей земле. Говорят, что с этими словами Иван положил свою корону, жезл и царскую одежду. На другой день из всех церквей и монастырей Ивану привозили образа. Грозный кланялся перед ними, прикладывался, брал от духовных благословение, потом несколько дней и ночей ездил по церквам. Наконец, 3 декабря приехало в Кремль множество саней; начали выносить из дворца и укладывать всякие драгоценности: иконы, кресты, одежды, погрузили всю казну. Всем приехавшим из городов дворянам и детям боярским приказано было собираться в путь с царем. Выбраны были некоторые из бояр и дворян московских для сопровождения царя, также с женами и детьми. В Успенском соборе ведено было служить обедню митрополиту Афанасию. Отслужив литургию в присутствии всех бояр, царь принял благословение митрополита, дал целовать свою руку боярам; затем сел в сани с царицей и двумя сыновьями. С ним отправились любимцы его: Алексей Басманов, Михаиле Салтыков, князь Афанасий Вяземский, Иван Чоботов, избранные дьяки и придворные. Вооруженная толпа выборных дворян и детей боярских сопровождала их. Все в Москве были в недоумении. Ни митрополит, ни святители, съехавшиеся тогда в столицу, не смели просить у царя объяснений. Две недели, по причине оттепели, царь пробыл в селе Коломенском, потом переехал со всем обозом в село Тайнинское, а оттуда через Троицкий монастырь прибыл в Александровскую слободу. 3 января приехал от него в столицу Константин Поливанов с грамотой к митрополиту. Иван объявлял, что он положил гнев свой на богомольцев своих, архиепископов, епископов и все духовенство, на бояр, окольничих, дворецкого, казначея, конюшего, дьяков, детей боярских, приказных людей; припоминал, какие злоупотребления, расхищения казны и убытки причиняли они государству во время его малолетства жаловался, что бояре и воеводь разобрали себе, своим родственникам и друзьям государевы земли, собрали себе великие богатства, поместья, вотчины, не радеют о государе и государстве, притесняют христиан, убегают со службы, а когда царь, сказано было в грамоте, захочет своих бояр, дворян, служилых и приказных людей наказать, архиепископы и епископы заступаются за виновных; они заодно с боярами, дворянами и приказными людьми покрывают их перед государем. Поэтому государь от великой жалости не хочет более терпеть их изменных дел и поехал поселиться там, где его Господь Бог наставит. Гонец привез от царя и другую грамоту к гостям, купцам и ко всему московскому народу. В ней государь писал, чтобы московские люди нимало не сомневались: на них нет от царя ни гнева, ни опалы.
Когда эти грамоты были прочтены, между боярами и народом раздались рыдания и вопли. Все начали упрашивать митрополита и епископов ехать в слободу, бить челом государю, чтобы он не покидал государства. При этом простые люди кричали, чтобы государь вернулся на царство оборонять их от волков и хищных людей, а за государских изменников и лиходеев они не стоят и сами их истребят.
Духовенство и бояре явились в Александровскую слободу и объявили Ивану общее решение, общую мольбу: пусть правит, как ему угодно, только бы вернул снова правление в свои руки. Иван челобитье их принял с тем, что ему на всех изменников и ослушников опалы класть, именье их брать в казну и утвердить себе на своем государстве опричнину: двор и весь свой обиход сделать особый; бояр, окольничих, дворецких, казначеев, дьяков, всяких приказных людей, дворян, детей боярских, стольников, стряпчих и жильцов назначить особых; во дворах - Сытном, Кормовом и Хлебном - назначить особых ключников; наконец стрельцов назначить себе особых же. Назначены были города и волости, с которых доходы шли на государев обиход, из этих же доходов шло жалованье боярам, дворянам и всяким дворовым людям, которые будут в опричнине. Иван объявил о желании собрать князей, дворян и детей боярских, дворовых и городовых 1000 человек и раздать им поместья в тех городах, которые взяты в опричнину, а вотчинники и помещики, которым не быть в опричнине, из этих городов надлежало вывести и дать им земли в других городах. Также в "самой Москве"брались в опричнину некоторые улицы и слободы, и в них разрешалось жить только тем боярам, дворянам и приказным людям, которые были отобраны в опричнину, а прежним обывателям назначалось переезжать на Другие улицы. Государство Московское, воинство, суд, управу и всякие земские дела Грозный приказал ведать своим боярам, князю Ивану Вольскому и князю Ивану Мстиславскому, а также остальным, которым приказал быть в земщине. Дьякам приказал быть по своим приказам и вести дела по старине. За подъем свой Иван приговорил взять из земского приказа 100 000 рублей; а которые бояре, воеводы и приказные люди заслужат за великие измены смертную казнь или опалу, у тех имение отбирать в казну.
2 февраля царь прибыл в Москву и явился перед духовенством, боярами, дворянами и приказными людьми. Его едва узнали: он состарился, взгляд его стал беспокойным и бегающим, на голове и бороде вылезли почти все волосы; очевидно, два месяца отсутствия царь провел в страшном душевном состоянии, не зная, чем кончится его затея. На другой же день были схвачены и казнены за свои прежние преступления князь Александр Горбатый с сыном Петром, двое Ховриных, князь Сухой-Кашин, князь Дмитрий Шевырев и князь Петр Горенский.
Началось устроение опричнины. Прежде всего сам Иван, как первый опричник, поторопился выйти из церемонного, чинного порядка государевой жизни, установленного его отцом и дедом, покинул свой наследственный Кремлевский" дверец, переселился на новое укрепленное подворье, которое велел построить себе где-то среди , своей опричнины между Арбатом и Никитской, в то же время приказал своим опричным боярам и дворянам ставить себе дворы в Александровской слободе, где им предстояло жить, а также строить здания правительственных мест, предназначенных для управления опричниной. Скоро он и сам поселился там же, а в Москву стал приезжать "не на великое время".
Царь устроился в Александровской слободе, во дворце, окруженном валом и рвом. Никто не смел ни выехать, ни въехать без ведома Ивана: для этого в трехверстах от слободы стояла воинская стража. Иван жил тут в окружении своих любимцев. Любимцы набирали в опричнину дворян и детей боярских и вместо 1000 человек вскоре появилось их до 6000. Им раздавали поместья и вотчины, отнимаемые у прежних владельцев, которые должны были терпеть разорение и переселяться со своих пепелищ. У них отнимали не только земли, но даже дома и все движимое имущество; случалось, что их в зимнее время высылали пешком на пустые земли. Таких несчастных было более 12 000 семейств; многие погибали по дороге. Новые землевладельцы, опираясь на особую милость царя, чинили произвол над крестьянами, жившими на их земле, и вскоре привели их в такое нищенское положение, что казалось, как будто неприятель посетил эти края. Опричники давали царю особую присягу, которой обязывались не только доносить обо всем, что они услышат дурного о царе, но не иметь никакого дружеского сообщения, не есть и не пить с земскими людьми. Им даже вменялось в долг, как говорят летописцы, насиловать, предавать смерти земских людей и грабить их дома. Современники-иноземцы пишут, что символом опричников было изображение собачьей головы и метлы в знак того, что они кусаются как собаки, оберегая царское здравие, и выметают всех лиходеев.
Иван завел у себя в Александровской слободе подобие монастыря, отобрал 300 опричников, надел на них черные рясы сверх вышитых золотом кафтанов, на головы - тафьи, или шапочки; сам себя называл игуменом, Вяземского назначил келарем, Малюту Скуратова - пономарем, сам сочинил для братии монашеский устав и сам лично с сыновьями ходил звонить на колокольню. В двенадцать часов ночи все должны были вставать и идти к продолжительной полуночнице. В четыре часа утра ежедневно по царскому звону вся братия собиралась к заутрене к богослужению. Оно длилось от четырех до семи часов утра. Сам Грозный так усердно клал поклоны, что у него на лбу образовались шишки. В восемь часов шли к обедне. Вся братия обедала в трапезной. Иван, как игумен, не садился с ними за стол, читал пред всеми житие святого, память которого отмечалась в этот день, а обедал уже после один. Все наедались и напивались досыта. Нередко после обеда Иван ездил пытать и мучить опальных. Современники говорят, что он постоянно дико смеялся, глядя на мучения своих жертв. В назначенное время служили вечерню, затем братия собиралась на вечернюю трапезу, отправлялось повечерие, и царь ложился в постель. Гваньини передает мрачные слухи, ходившие о разврате царя; говорили, что опричники похищали для него девиц и замужних женщин, и муж должен был еще радоваться, если жену возвращали живой. Рассказывали, что, отняв у одного дьяка жену и узнав, что тот воспринял это как обиду, Грозный приказал повесить изнасилованную над порогом его дома. У другого дьяка жена была повешена прямо над его столом.
Способы, какими Иван разделывался с неугодными боярами, говорят о его больном и извращенном уме. Своего старого конюшего Челядина Грозный обвинил в том-, что тот хочет свергнуть его с престола и сам сделаться царем. Иван призвал конюшего к себе, приказал одеться в царское одеяние, посадил его на престол, сам стал кланяться ему в землю и говорить: "Здрав буди, государь всея Руси! Вот ты получил то, чего желал; я сам тебя сделал государем, но я имею власть и свергнуть тебя с престола". С этими словами он вонзил нож в сердце боярина и приказал бросить его тело на съедение псам. Затем убили и его престарелую жену. Не остановившись на этом, Иван приказал замучить многих знатных лиц, обвиненных в соумышлении с конюшим. Тогда казнили князя Ивана Куракина, князя Дмитрия Ряполовского. Князя Семена Ростовского, бывшего воеводою в Нижнем Новгороде, опричники обезглавили на берегу Волги, а труп утопили в реке. Тогда же были казнены еще двое князей Ростовских - Василий и Андрей. Знаменитый полководец князь Петр Щенятев думал укрыться от смерти в монастыре. Опричники достали его и в келий - его поджигали на сковороде, загоняли иглы под ногти и в конце концов умертвили. Казначея государева Тютина опричники рассекли на части вместе с женой, двумя сыновьями-младенцами и двумя дочерьми. Эту казнь совершил брат царицы - Михаиле Черкасский. Многих убивали без всякого суда прямо средь бела дня. Каждый день на улицах Москвы находили по пять-шесть трупов. По приказу царя опричники хватали и жен опальных людей, насиловали их, врывались в вотчины, жгли дома, мучили, убивали крестьян, раздевали донага девушек и в насмешку заставляли их ловить кур, а потом стреляли в них. Многие женщины от стыда сами лишали себя жизни. Земщина представляла собой как бы чужую покоренную страну, преданную произволу завоевателей. В это время Грозному пришлось вступить в конфликт с духовной властью. В 1566 году митрополит Афанасий удалился в Чудов монастырь. Надлежало избрать нового. Тогда царь предложил в митрополиты Соловецкого игумена Филиппа. Духовные и бояре единогласно говорили, что нет человека более достойного.
Сделавшись митрополитом, Филипп не побоялся поднять свой голос против опричнины и стал то и дело укорять царя его преступлениями. Это приводило Ивана в неистовое бешенство. В 1568 году Филиппа низложили, обвинили во многих грехах, между прочим, в волшебстве, и заключили в монастыре Николы Старого. Чтобы еще .больше досадить пленнику, Иван приказал отрубить голову его племяннику, зашить ее в кожаный мешок и принести Филиппу. В начале 1569 года, после суда над Филиппам, Иван покончил со своим двоюродным братом Владимиром Андрееевичем Старицким. Царь заманил его с женой в Александровскую слободу и умертвил обоих. Вслед за тем была утоплена в Шексне под Горицким монастырем мать Владимира монахиня Евдокия. Та же участь постигла инокиню Иулианию, вдову брата Иванова, Юрия, какую-то инокиню Марию, также знатного рода, и с ними двенадцать человек.
В сентябре 1569 года внезапно умерла вторая жена царя, Мария Темрюковна. Сразу же был распущен слух о том, что ее отравили. Иван первым, как кажется, поверил в него, и с этого времени стал серьезно опасаться за свою жизнь.
Он писал в Англию королеве Елизавете, что изменники составляют против него заговоры, соумышляют с враждебными ему соседями, хотят истребить его со всем родом. Иван просил дать ему убежище в Англии. Елизавета отвечала, что московский царь может приехать в Англию и жить там сколько угодно на всем своем содержании, соблюдая обряды православной церкви.
Но у Грозного на уме было совсем другое. Летом 1569 явился к царю какой-то Петр, родом волынец, и донес, что новгородцы хотят предаться польскому королю, что у них уже написана и грамота об этом и положена в Софийском соборе за образом Богоматери. Иван отправил в Новгород вместе с волынцем доверенного человека, который действительно отыскал грамоту за образом и привез к царю. Подписи - архиепископа Пимена и других лучших горожан - оказались подлинными. Говорят, что этот Петр, бродяга, наказанный новгородцами, из желания отомстить им, сам сочинил грамоту и необыкновенно искусно подписался за архиепископа и других горожан. В Новгороде со страхом ждали кары, все знали, как страшен царь в гневе, но то, что случилось, превзошло самые мрачные ожидания.
В декабре 1569 года Иван выступил походом на север. С ним были все опричники и множество детей боярских. Погром начался с границы тверских владений. Опричники ворвались в Клин и перебили здесь множество людей без всякого разбора. На пути к Твери царь послал Малюту Скуратова в Тверской Отрочь монастырь, где заключен был низложенный митрополит Филипп, Малюта собственноручно задушил старика.
Подступив к Твери, царь приказал окружить ее со всех сторон и сам расположился в одном из ближайших монастырей. В первый день опричники ограбили всех духовных, начиная с епископа. Затем через два дня они вновь ворвались в город, стали врываться в дома, ломали всякую домашнюю утварь, рубили ворота, двери, окна, забирали всякие домашние запасы и купеческие товары - воск, лен, кожи и прочее, свозили в кучи и сжигали. На пятый день дошло до самих жителей. Опричники принялись избивать всех: мужчин, женщин, младенцев, иных сожгли огнем, других рвали клещами, трупы убитых бросили в Волгу. Пленных полочан и немцев, выведенных из Ливонии, притащили на берег, в присутствии царя посекли на части и побросали на лед. В Торжке повторилось то же. В поминальнике Ивана записано убитых там православных христиан 1490 человек. Кроме них перебили всех пленных немцев и крымских татар, содержавшихся в башнях. Из Торжка Иван пошел на Вышний Волочек, Валдай, Яжелбицы. По обе стороны от дороги опричники разбегались по деревням, убивали людей и разоряли их дома.
Еще до прибытия Ивана в Новгород, туда приехал его передовой полк. По царскому повелению тотчас окружили город со всех сторон, чтобы никто не мог убежать из него. Потом похватали духовных из окрестных монастырей и церквей, заковали в железа и поставили в Городище на правеж; всякий день били их на правеже, требуя по 20 новгородских рублей с каждого, как бы на выкуп, как продолжалось дней пять. Дворяне и дети боярские, принадлежащие к опричнине, созвали в Детинец знатнейших Жителей и торговцев, а также и приказных людей, заковали и отдали приставам под стражу, а дома и имущество их опечатали. Это Делалось в первых числах января 1570 года.
6 января, в пятницу, вечером Грозный приехал в Городище с остальным войском и с 150() московских стрельцов. На другой день дано было повеление перебил, дубинами до смерти всех игуменов и монахов, которые стояли на правеже, и развезти тела их на кладбища, каждого в свой монастырь. 8 января, в воскресенье, царь дал знать, что приедет к святой Софии к обедне. Архиепископ Пимен со всем собором, с крестами ц иконами встретил его на Волховском мосту. Но царь креста целовать не стал, а сказал: "Ты, злочестивец в руке держишь не крест животворящий, а оружие, и этим оружием хочешь уязвить наше сердце". И не подходя к кресту, велел служить архиепископу обедню.
Отслужив обедню, Грязный со всеми своими людьми пошел в столовую палату, но едва уселся за стол и отведал пищи, как вдруг завопил. Это был условный знак. Опричники схватили архиепископа Пимена и бросились грабить его владычную казну. Дворецкий Салтыков и царский духовник Евстафий с царскими боярами овладели ризницей церкви святой Софии, а отсюда отправились по всем монастырям и церквам забирать в пользу царя церковную казну и Утварь. Сам Иван поехал на Городище и начал там суд над теми новгородцами, которые до его прибытия были взяты под стражу. Это были владычные бояре, новгородские дети боярские, выборные городские и приказные люди и знатнейшие торговцы. С ними вместе привезли их жен и детей. Собравши всю эту толпу перед собою, Иван приказал своим детям боярским раздевать их и терзать "неисповедимыми", как говорит современник, муками, между прочим, поджигать их каким-то изобретенным им составом, который у него назывался "пожар". Потом он велел измученных, опаленных привязывать сзади к саням, шибко вести за собою в Новгород, волоча по замерзшей земле, и метать в Волхов с моста. За ними везли их жен и детей; женщинам связывали назад руки с ногами, привязывали к ним младенцев и в таком виде бросали в Волхов; по реке ездили царские слуги с баграми и топорами и добивали тех, которые всплывали. Так делалось каждый день в продолжении пяти недель. По окончании суда и расправы Иван начал ездить около Новгорода по монастырям и. там приказывал грабить кельи, служебные домы, жечь в житницах и на скирдах хлеб, бить скот. Вернувшись из монастырей, велел по всему Новгороду, по торговым рядам и улицам грабить товары и ломать амбары и лавки. Потом начал ездить по посадам, велел грабить все дома, всех жителей без исключения, мужчин и женщин, дворы и хоромы ломать, окна и ворота высекать. В то же время вооруженные толпы отправлены были во все четыре стороны, в новгородские пятины, по станам и волостям, верст за 200 и за 250 с приказанием везде опустошать и грабить. Весь этот разгром продолжался шесть недель.
Наконец, 13 февраля утром Грозный велел выбрать из каждой улицы по лучшему человеку и поставить перед собою. Они стояли перед ним с трепетом, изможденные, унылые, как мертвецы. Но царь взглянул на них милостивым и кротким оком и сказал: "Жители Великого Новгорода, оставшиеся в живых! Молите Господа Бога, пречистую его Матерь и всех святых о нашем благочестивом царском державстве, о детях моих благоверных, царевичах Иване и Федоре... а судит Бог. Общему изменнику моему и вашему, владыке Пимену, его злым советникам и единомышленникам: вся эта кровь взыщется на них". В тот же день Иван выехал из Новгорода по дороге в Псков; владыку Пимена и знатных новгородцев, дело которых еще не было решено, отослали в Александровскую слободу. Число истребленных жителей называлось современниками различно. В помяннике Ивана глухо записано о 1505 человек новгородцев. У Гваньини показано число 2770, кроме женщин и простого народа. Но в новгородской "повести" говорится, что царь топил в день по 1000 человек и в редкий по 500. Таубе и Крузе называют общее число жертв до 15000 человек, Курбский еще больше. Последствия погрома долго сказывались в Новгороде. Истребление хлебных запасов и домашнего скота произвело страшный голод и болезни не только в городе, но и в окрестностях его; доходило до того, что люди поедали друг друга и вырывали мертвых из могил. Все лето 1570 года свозили умерших кучами к церкви Рождества в Поле и погребали вместе с телами утопленных и всплыв ших на поверхность. В Псковской летописи общее число погибших доводится до 60 000.
Из Новгорода Иван отправился в Псков. Псковичи исповедовались, причащались и готовились к смерти. Когда Грозный въехал в город, все жители встречали его хлебом-солью и, завидев царя, падали ниц. Но, говорят, что более всего подействовал на царя юродивый Никола. Вместо хлеба и соли он поднес Ивану кусок сырого мяса. "Я христианин и не ем мяса в пост", - сказал Иван. "Ты хуже делаешь, - отвечал ему Никола, - ты ешь человеческое мясо". По другим известиям, юродивый предрек ему беду, если он начнет свирепствовать в Пскове, и вслед за тем у Ивана издох его любимый конь. Это так подействовало на царя, что он никого не казнил, а только пограбил горожан и церкви.
По возвращении в Москву, продолжился розыск по новгородскому делу. Некто Федор Ловчиков донес на царского любимца князя Афанасия Вяземского, что тот находился в тайной связи с архиепископом Пименом. Прежде Иван настолько доверял Вяземскому, что лишь из его рук соглашался принимать лекарство. Теперь Иван вызвал его к себе, говорил с ним очень ласково, а в это время царские люди перебили в доме Вяземского всех слуг. Вяземский вернулся домой, ничего не зная, но, увидев трупы своих служителей, понял, что опала его неминуема. Через несколько дней его схватили и подвергли мучительным пыткам, от которых он и умер. Сестру Вяземского, бывшую за казначеем Фуниковым, раздев донага на глазах у дочери, посадили верхом на веревку, протянутую между двумя стенами, и протащили несколько раз от одного конца до другого. После этого ее отправили в монастырь. но она не смогла перенести пытки и умерла. К следствию было привлечено множество людей, в том числе прежние любимцы царя. Схватили обоих Басмановых, отца и сына, думного дьяка Висковатого, казначея Фуникова, князя Серебряного, Плещеева, князя Ивана Воронцова и других, рангов помельче - всего около 300 человек, пытали их всех и приговорили к смерти. В день казни 25 июля Грозный простил 180 человек из них, остальных казнил мучительным образом. Гваньини говорит, что для каждого осужденного царь придумал свою особенную казнь. Например, Висковатого подвесили за, ноги и рассекли на части как мясную тушу, Фуникова обливали попеременно то кипящей, то ледяной водой, от чего кожа сошла о, него, как с угря. На другой день были утоплены жены казненных, многих из которых перед смертью изнасиловали. Про Басмановых говорили, что по царскому приказу Федор сам убил своего отца.
Тем временем успех, сопутствовавший Ивану во внешних предприятиях, стал постепенно изменять ему. Весна 1571 года прошла в тревогах - ждали прихода крымцев. Земские воеводы с 50 тысячами войска стояли на Оке. Сам царь с войском опричников выступил ц Серпухов. Но хан обошел все заставы и неожиданно явился за Окой со 120-тысячным войском. Иван бежал из Серпухова в Александровскую слободу, оттуда - в Ростов, бросив Москву на произвол судьбы. 24 мая татары подошли к столице и зажгли предместья. Сильный ветер быстро разнес огонь. В один день сгорел весь город за исключением Кремля. Количество погибших жителей невозможно определить, но оно доходило до нескольких сотен тысяч, так как в Москву сбежалось много народа из окрестностей. До 150 000 татары увели в полон.
Страшное бедствие не помешало царю исполнить его давнее желание - обзавестись третьей женой. Поиски невесты велись тем же способом, что и в первый раз. Из всех городов в слободу свезли невест, и знатных и незнатных, числом более двух тысяч: каждую представляли ему особенно. Сперва он выбрал 24, а потом 12, которых надлежало осмотреть доктору и бабкам. Грозный долго сравнивал их, наконец предпочел всем Марфу Васильевну Собакину, дочь новгородского купца, которого он немедленно пожаловал в бояре. Но царская невеста вдруг занемогла, начала худеть, сохнуть. Тут же было объявлено, что она испорчена злодеями, ненавистниками Иванова семейного благополучия. Подозрения пали прежде всего на родственников двух первых цариц. Схватили и посадили на кол брата второй царицы Михаила Темрюковича, одного из самых кровожадных опричников, Яковлева и Сабурова засекли плетьми до смерти. Некоторых подозрительных Иван истребил с помощью ядов, которые изготовлял для него Елисей Бомелий. Тогда был отравлен прежний любимец Грозного, Василий Грязной, князь Иван Гвоздев-Ростовский и некоторые другие. 28 октября 1571 года царь женился на Марфе, а 13 ноября она умерла. В начале 1572 года Иван собрал церковный собор и стал домогаться права жениться в четвертый раз, поскольку третья его жена преставилась еще до разрешения девства. Новгородский архиепископ Леонид, председательствовавший на соборе, нашел возможным уважить просьбу царя, хотя четвертый брак и был запрещен церковными уставами. В апреле Грозный женился на Анне Алексеевне Колтовской.
Летом крымский хан во второй раз явился в русских пределах, но был отбит с большим уроном князем Михаилом Воротынским на берегу Лопасни. Вообще южным пределам стали уделять больше внимания, образовали здесь сторожевую и станичную службу из детей боярских, казаков и стрельцов, заложили городки Венев, Епифань, Чернь, Данков, Ряжск, Волхов, Орел, которые должны были сдерживать движение татар.
Во время ханского похода Иван находился в Новгороде. Возвратившись, он, по свидетельству Флетчера, отменил само слово опричнина, которое с этого времени больше не употребляется. Земское стало называться государственным, опричники стали называться просто дворовыми, равно как и земли, области и города, приписанные ко двору. Исчезли ненавистные для всех символы опричнины и черные костюмы самих опричников. С этого года видно также некоторое ослабление террора, хотя до конца его было еще далеко.
В конце 1572 года Иван отправился в поход в Эстонию и осадил Виттенштейн. При штурме его погиб царский любимец Малюта Скуратов, единственный из прежних опричников, кто еще оставался в живых. Иван в отместку сжег на костре всех пленников-шведов и немцев, а Скуратова с большой пышностью погреб в Волоцком монастыре.
Семейная жизнь Грозного с новой женой не удалась. Уже в 1573 году он стал явно пренебрегать ею, а через три года отправил в монастырь. В ноябре царь приблизил к себе княжну Марью Долгорукую, но она оказалась не девушкой. На другой день царь велел посадить ее в колымагу, запрячь диких лошадей и пустить на пруд, в котором несчастная погибла. "Этот пруд, - замечает Горсей, - была настоящая геенна, юдоль смерти, подобная той, в которой приносились человеческие жертвы; много жертв было потоплено в этом пруде; рыбы в нем питались в изобилии человеческим мясом и оказывались отменно вкусными и пригодными для царского стола". В последующие годы у Ивана были еще две любовницы - Анна Васильчикова, в конце концов казненная, и Василиса Мелентьева, которую он из ревности заточил в монастырь.
Во внутреннем управлении явилось другое новшество. В 1574 году Иван наложил опалу на князя Милославского. Летопись сообщает, что в этом году "казнил царь на Москве, у Пречистой, на площади в Кремле многих бояр, архимандрита чудовского, протопопа и всяких чинов людей много, а головы метал во двор Мстиславского. В том же году царь Иван Васильевич посадил царем на Москве Симеона Бекбулатовича (крещеного татарина, касимовского хана. - К. Р.) и царским венцом его венчал, а сам назвался Иваном Московским и вышел из города, жил на Петровке; весь свой чин царский отдал Симеону, а сам ездил просто, как боярин, в оглоблях, и как приедет к царю Симеону, садится от царского места вдалеке, вместе с боярами".
Некоторые историки пытаются найти в этой "выходке Грозного какой-то смысл. Например, говорят, что как раз в это время он активно предлагал свою кандидатуру в польские короли на место умершего Сигизмунда-Августа и для видимости отрекся от русского престола. Но очевидно, что это самоотречение никого не могло обмануть. Современники-иностранцы отнеслись к коронации Симеона как к очередной причуде Ивана или простому шутовству. Сам Грозный в течение двух лет старательно делал вид, что он обычное частное лицо, и писал Симеону челобитные с намеренным самоуничижением: "Государю великому князю Симеону Бекбулатовичу Иванец Васильев со своими детишками челом бьет". В 1576 году представление закончилось: Иван вернулся на престол, а Симеона отправили княжить в Тверь.
Тем временем Ливонская война стала принимать для России все более грозный оборот. В 1572 году умер Сигизмунд-Август. С ним пресекся род Ягеллонов, и панам предстояло выбрать нового короля. Как уже говорилось, Грозный попытался прибрать польский престол к своим рукам. Литовцы, среди которых большая часть были православными, не прочь были принять короля из Москвы, но хотели не Ивана, а его сына Федора. Грозный долго колебался, и дело кончилось ничем. В 1574 году в Польше некоторое время правил Генрих Валуа. Но когда освободился французский престол, он сейчас же уехал в Париж. После этого в Кракове верх взяла антирусская партия, и королем в апреле 1576 года был избран князь Стефан Батория. Получив корону, он обещал, что отнимет у России все земли, захваченные в последней войне. Активные боевые действия возобновились. В январе 1577 года русские с уроном отступили от Ревеля. Летом сам царь выступил в поход из Новгорода, но вместо того, чтобы идти к Ревелю, как думали, направил путь в польскую Ливонию. Один за другим было взято несколько городов, причем в Вендене, оказавшем упорное сопротивление, русские ратные люди по приказу царя изнасиловали всех женщин и девиц. По возвращению в Александровскую слободу Грозный казнил некоторых воевод. Поводом к новой череде казней послужил донос на старого князя Михаила Воротынского, героя Казанского похода и победителя крымского хана. Его обвинили в чародействе и связи с колдунами. После жестоких пыток Воротынского отправили в ссылку на Белоозеро, но он умер в пути. Тогда же казнили князя Никиту Одоевского, князя Петра Куракина, боярина Ивана Бутурлина, нескольких окольничих и других. В числе погибших были дядя и брат одной из бывших цариц - Марфы Собакиной. Князя Бориса Тулупова посадили на кол, а перед глазами его истязали мать. Несколько позже замучили прежнего любимца Грозного, авантюриста Елисея Бомелия. После ухода царя шведы напали на Нарву, а поляки явились в южной Ливонии и брали здесь один город за другим. В 1578 году русские потерпели серьезное поражение под Венденом. В августе 1579 года сам Баторий явился с наемным войском под Полоцк и после короткой осады взял его. Тогда же шведы захватили Карелию и Ижорскую землю. В сентябре 1580 года Баторий взял Великие Луки. Захвачены были Велиж, Невель, Озерище, Заволосье, Торопец. Шведы отняли Везенберг.
В Москве не сразу узнали о поражении. Как раз в октябре здесь были сразу две свадьбы. Грозный женился в пятый раз на дочери Федора Нагого Марии, а сына своего. Федора женил на Ирине Годуновой. (Брат ее, Борис Годунов, пожалован был в бояре и с этого времени стал приближенным к царю человеком.) Когда пришли известия о тяжелых поражениях русской армии, Иван встревожился не на шутку и отправил в Польшу послов с мирными предложениями. Баторий не согласился на мир. В 1581 году он приступил к Пскову. Шведы в свою очередь взяли Нарву, Ям и Копорье. Ливонские города были отняты у русских почти все. Но на большее врагов не хватило. Многолетняя война, истощившая силы всех трех государств, должна была наконец закончиться. Начались мирные переговоры.
Терпя неудачу во внешних делах, Грозный в ноябре 1581 года испытал и сильное личное потрясение - смерть старшего сына Ивана. Виною всему была необузданная ярость царя. По свидетельству Антония Поссевина, Иван застал свою невестку Елену, лежащей на скамье в одной исподней одежде. В гневе он ударил ее по щеке, а потом начал колотить жезлом. Царевна, ожидавшая ребенка, сделалась больной от побоев, и на следующий день у нее случился выкидыш. Оскорбленный царевич пришел к отцу с укором. По характеру он во всем походил на родителя: был крут и неуступчив. Разговор, как видно, вылился в бурную безобразную ссору. "Ты, - говорил царевич, - уже отнял у меня двух жен, постриг их в монастырь, хочешь отнять и третью и уже умертвил в утробе ее моего сына". Грозный бросился на сына со своим жезлом. Борис Годунов пытался удержать его, но сам был побит. В ослеплении гнева Иван ударил царевича жезлом в голову, тот упал без чувств, обливаясь кровью. В ту же секунду царь опомнился, стал рвать на себе волосы и звать на помощь. Призвали медиков, но все было напрасно - царевич умер на пятый день и был погребен 19 ноября в Архангельском соборе. Царь в унынии говорил, что не хочет более царствовать, а пойдет в монастырь. Он собрал бояр, объявил им, что второй его сын, Федор, не способен к правлению, предоставил боярам выбрать из своей среды царя. Возможно, что на этот раз он был искренен, но бояре боялись: не испытывает ли их царь и не убьет ли он после и того, кого они выберут, и тех, кто будет выбирать нового государя. Бояре умоляли Ивана не идти в монастырь, по крайней мере, до окончания войны. С тех пор много дней царь ужасно мучился, не спал ночи, метался, как в горячке. Наконец, мало-помалу он стал успокаиваться, начал посылать богатую милостыню по монастырям. Возможно, в это время в нем пробудилось и некоторое сожаление о содеянном. По крайней мере, он усиленно припоминает всех убитых и замученных им и вписывает их имена в синодник. Три месяца спустя после убийства, в начале 1582 года было заключено перемирие с Польшей. По его условию. Грозный отказался от Ливонии, вернул Полоцк и Велиж, а Баторий согласился уступить взятые им псковские пригороды и отступить от самого Пскова, который ему так и не удалось захватить. В мае 1583 года заключили перемирие со Швецией. Кроме Эстонии шведы удержали за собой русские города Ям и Копорье. Отчасти неудачи завоевательной политики на западе компенсировались успехами на востоке, на Урале и в Сибири, где в это время Ермак нанес тяжелое поражение Сибирскому ханству.
За год до смерти, несмотря на то, что Иван имел уже беременную жену, он стал свататься за родственницу Елизаветы Английской - графиню Марию Гастингс. Дворянину Писемскому, который вел в Лондоне переговоры о женитьбе, ведено было говорить, что хотя у царя и есть жена, но она не какая-нибудь царевна, а простая подданная и ради королевской племянницы ее можно прогнать. Но дело не вышло. Между тем в начале 1584 года у царя открылась болезнь - какое-то внутреннее гниение. Здоровье его быстро разрушалось. Еще не старый человек, он вскоре стал выглядеть дряхлым стариком. Ноги отказывались ему служить. Тело покрылось зловонными язвами. Его носили в креслах. 17 марта он уселся играть в шахматы со своим последним любимцем князем Богданом Бельским, но, не успев начать игры, упал и умер. Погребен в Москве, в Архангельском соборе.
