ЯКОВЛЕВ Николай Дмитриевич
ЯКОВЛЕВ Николай Дмитриевич
(1898—1972), маршал артиллерии (1944). Член КПСС с 1923. В Сов. Армии с 1918. Окончил Академические курсы усовершенствования командного состава (1924). Участник 1-й мировой и гражданской войн. В 1921—30 командир артиллерийской батареи, дивизиона и начальник штаба артиллерийского полка, в 1931—41 командир артиллерийского полка, начальник артиллерии Полоцкого укрепленного района и ряда ВО. Участвовал в советско-финляндской войне 1939—40. В Вел. Отеч. войну начальник Главного артиллерийского управления (ГАУ). В 1946—48 начальник ГАУ — первый зам. командующего артиллерией Вооруж. Сил СССР, с 1953 первый зам. командующего, а с 1955 главнокомандующего Войсками ПВО страны. С декабря 1960 в Группе генеральных инспекторов МО СССР. Депутат Верховного Совета СССР 2-го созыва.
Источник: Великая Отечественная война. 1941 —1945. Словарь-справочник. 1988 г.
ЯКОВЛЕВ Николай Дмитриевич
(19.12.1898–9.5.1972), воен. деятель, маршал артиллерии (18.1.1943). Сын рабочего. В 1917 призван в армию. В 1918 вступил в РККА. Окончил 2?е Петроградские арт. курсы (1920) и академич. курсы усовершенствования комсостава (1924). В 1921–30 ком. батареи, д?на, нач. штаба арт. полка. С 1923 чл. РКП(б). С 1931 ком. арт. полка. С 1934 нач. артиллерии Полоцкого укрепленного района, с 1937 – Белорусского, Сев. – Кавк. и Киевского Особого ВО. Участник операции по оккупации сов. войсками Зап. Белоруссии (1939) и сов. – фин. войны 1939–40, когда командовал 7?й армией на Карельском перешейке. В течение всей Вел. Отеч. войны с 14.6.1941 был нач. Гл. арт. упр. (ГАУ) и чл. Воен. совета артиллерии РККА. В его задачи входило прежде всего снабжение армии вооружениями и боеприпасами. С 1946 нач. ГАУ и 1?й зам. команд. артиллерией Вооруж. сил СССР. С нояб. 1948 зам. министра Вооруж. сил СССР. 31.12.1951 принято постановление СМ «О недостатках 57?мм артиллерийских зенитных пушек С?60», и вскоре Я. был снят с поста. В февр. 1952 арестован по обвинению во вредительстве, лишен воинского звания. После смерти И.В. Сталина освобожден по предложению Л.П. Берии и восстановлен в звании маршала артиллерии. С 1953 1?й зам. команд., с янв. 1955 главнокоманд. войсками ПВО. С дек. 1960 воен. инспектор?советник Группы ген. инспекторов Мин?ва обороны СССР. Автор восп. «Об артиллерии и немного о себе» (1981).
Источник: Великая Отечественная война. Большая биографическая энциклопедия. 2013
ЯКОВЛЕВ Николай Дмитриевич
(1898–1972), маршал артиллерии (1944). В Красной Армии с 1918. В 1941–1945 Яковлев начальник Главного артиллерийского управления (ГАУ) и член Военного Совета артиллерии Красной Армии. С 1948 заместитель министра Вооруженных Сил СССР.
Вспоминая начало Отечественной войны, Н.Д.Яковлев отмечал: «Когда мы беремся рассуждать о 22 июня 1941. г., черным крылом накрывшем весь наш народ, то нужно отвлечься от всего личного и следовать только правде, непозволительно пытаться взвалить всю вину за внезапность нападения фашистской Германии на И.В.Сталина.
В бесконечных сетованиях наших военачальников о «внезапности» просматривается попытка снять с себя всю ответственность за промахи в боевой подготовке войск, в управлении ими в первый, период войны.
Они забывают главное: приняв присягу, командиры всех звеньев – от командующих фронтами до командиров взводов обязаны держать войска в состоянии боевой готовности. Это их профессиональный долг и объяснять его невыполнение ссылками на И.В.Сталина не к лицу солдатам».
«За время войны мною, – писал Яковлев – было хорошо усвоено: все, что решил Верховный, никто уже изменить не сможет. Это – закон!
Но сказанное совершенно не значит, что со Сталиным нельзя было спорить. Напротив, он обладал завидным терпением, соглашался с разумными доводами. Но это – на стадии обсуждения того или иного вопроса. А когда по нему уже принималось решение, никакие изменения не допускались.
Кстати, когда Сталин обращался к сидящему (я говорю о нас, военных, бывавших в Ставке), то вставать не следовало. Верховный еще очень не любил, когда говоривший не смотрел ему в глаза. Сам он говорил глуховато, а по телефону – тихо. В этом случае приходилось напрягать все внимание.
Работу в Ставке отличала простота, большая интеллигентность. Никаких показных речей, повышенного тона, все разговоры – вполголоса. Помнится, когда И.В. Сталину было присвоено звание Маршала Советского Союза, его по‑прежнему следовало именовать «товарищ Сталин». Он не любил, чтобы перед ним вытягивались в струнку, не терпел строевых подходов и отходов.
При всей своей строгости Сталин иногда давал нам уроки снисходительного отношения к небольшим человеческим слабостям. Особенно мне запомнился такой случай. Как‑то раз нас, нескольких военных, в том числе и Н.Н. Воронова, задержали в кабинете Верховного дольше положенного. Сидим, решаем свои вопросы. А тут как раз входит Поскребышев и докладывает, что такой‑то генерал (не буду называть его фамилию, но скажу, что тогда он командовал на фронте крупным соединением) прибыл.
– Пусть войдет, – сказал Сталин.
И каково же было наше изумление, когда в кабинет вошел… не совсем твердо державшийся на ногах генерал! Он подошел к столу и, вцепившись руками в его край, смертельно бледный, пробормотал, что явился по приказанию. Мы затаили дыхание. Что‑то теперь будет с беднягой! Но Верховный молча поднялся, подошел к генералу и мягко спросил:
– Вы как будто сейчас нездоровы?
– Да, – еле выдавил тот пересохшими губами.
– Ну тогда мы встретимся с вами завтра, – сказал Сталин и отпустил генерала… Когда тот закрыл за собой дверь, И.В. Сталин заметил, ни к кому, собственно, не обращаясь:
– Товарищ сегодня получил орден за успешно проведенную операцию. Что будет вызван в Ставку, он, естественно, не знал. Ну и отметил на радостях свою награду. Так что особой вины в том, что он явился в таком состоянии, считаю, нет…
Да, таков был он, И.В.Сталин. Это во многом благодаря ему в партийно‑политическом и государственном руководстве страной с первого дня войны и до последнего было нерушимое единство. Слово Верховного (а он же и председатель ГКО, Генеральный секретарь ЦК партии) было, повторяю, законом.
Сталин не терпел, когда от него утаивали истинное положение дел».
Вспоминая начало Отечественной войны, Н.Д.Яковлев отмечал: «Когда мы беремся рассуждать о 22 июня 1941. г., черным крылом накрывшем весь наш народ, то нужно отвлечься от всего личного и следовать только правде, непозволительно пытаться взвалить всю вину за внезапность нападения фашистской Германии на И.В.Сталина.
В бесконечных сетованиях наших военачальников о «внезапности» просматривается попытка снять с себя всю ответственность за промахи в боевой подготовке войск, в управлении ими в первый, период войны.
Они забывают главное: приняв присягу, командиры всех звеньев – от командующих фронтами до командиров взводов обязаны держать войска в состоянии боевой готовности. Это их профессиональный долг и объяснять его невыполнение ссылками на И.В.Сталина не к лицу солдатам».
«За время войны мною, – писал Яковлев – было хорошо усвоено: все, что решил Верховный, никто уже изменить не сможет. Это – закон!
Но сказанное совершенно не значит, что со Сталиным нельзя было спорить. Напротив, он обладал завидным терпением, соглашался с разумными доводами. Но это – на стадии обсуждения того или иного вопроса. А когда по нему уже принималось решение, никакие изменения не допускались.
Кстати, когда Сталин обращался к сидящему (я говорю о нас, военных, бывавших в Ставке), то вставать не следовало. Верховный еще очень не любил, когда говоривший не смотрел ему в глаза. Сам он говорил глуховато, а по телефону – тихо. В этом случае приходилось напрягать все внимание.
Работу в Ставке отличала простота, большая интеллигентность. Никаких показных речей, повышенного тона, все разговоры – вполголоса. Помнится, когда И.В. Сталину было присвоено звание Маршала Советского Союза, его по‑прежнему следовало именовать «товарищ Сталин». Он не любил, чтобы перед ним вытягивались в струнку, не терпел строевых подходов и отходов.
При всей своей строгости Сталин иногда давал нам уроки снисходительного отношения к небольшим человеческим слабостям. Особенно мне запомнился такой случай. Как‑то раз нас, нескольких военных, в том числе и Н.Н. Воронова, задержали в кабинете Верховного дольше положенного. Сидим, решаем свои вопросы. А тут как раз входит Поскребышев и докладывает, что такой‑то генерал (не буду называть его фамилию, но скажу, что тогда он командовал на фронте крупным соединением) прибыл.
– Пусть войдет, – сказал Сталин.
И каково же было наше изумление, когда в кабинет вошел… не совсем твердо державшийся на ногах генерал! Он подошел к столу и, вцепившись руками в его край, смертельно бледный, пробормотал, что явился по приказанию. Мы затаили дыхание. Что‑то теперь будет с беднягой! Но Верховный молча поднялся, подошел к генералу и мягко спросил:
– Вы как будто сейчас нездоровы?
– Да, – еле выдавил тот пересохшими губами.
– Ну тогда мы встретимся с вами завтра, – сказал Сталин и отпустил генерала… Когда тот закрыл за собой дверь, И.В. Сталин заметил, ни к кому, собственно, не обращаясь:
– Товарищ сегодня получил орден за успешно проведенную операцию. Что будет вызван в Ставку, он, естественно, не знал. Ну и отметил на радостях свою награду. Так что особой вины в том, что он явился в таком состоянии, считаю, нет…
Да, таков был он, И.В.Сталин. Это во многом благодаря ему в партийно‑политическом и государственном руководстве страной с первого дня войны и до последнего было нерушимое единство. Слово Верховного (а он же и председатель ГКО, Генеральный секретарь ЦК партии) было, повторяю, законом.
Сталин не терпел, когда от него утаивали истинное положение дел».