(1893–1930), русский советский поэт.
По определению И.В. Сталина, В.В. Маяковский был и остается «лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи». Эта оценка ставит имя Маяковского, покончившего жизнь самоубийством, в первые ряды русской и мировой поэзии, представляет его поэтом нового типа.
Маяковский Владимир Владимирович
МАЯКОВСКИЙ Владимир Владимирович
Маяковский Владимир Владимирович
1893-1930). Русский поэт-футурист; известная фигура в мировой литературе. В молодости склонялся к анархизму и был арестован за революционную деятельность. Полностью поддержал Октябрьскую революцию и в значительной степени посвятил ей свой талант. После введения НЭП&а поэзия Маяковского была все больше направлена на критику привилегий бюрократии и растущей буржуазии. Его сценарий "Баня" провалился в театре в Ленинграде в 1930 г. Чиновники от литературы все больше нападали на Маяковского и в апреле 1930 г. довели его до самоубийства. После смерти был провозглашен официальным поэтом советского государства.
Маяковский Владимир Владимирович
(1893-1930) – талантливейший советский поэт. Один из крупнейших представителей поэзии XX века. Примкнул к футуристам. Один из авторов манифеста «Пощечина общественному вкусу». С восторгом принял Октябрьскую революцию, был ярым сторонником новой власти, горячо приветствовал идею мировой революции. Большинство поэтических произведений отражали его политические взгляды, за что творчество его возносилось на пьедестал в советские годы и яростно критиковалось в эпоху развала СССР. Автор поэм «Хорошо!», «Облако в штанах», «Владимир Ильич Ленин», «Про это», «Люблю». В 1928-1929 гг. вышли сатирические пьесы с трагическим подтекстом «Клоп» и «Баня», вызвавшие недовольство властей. Имя и творчество Маяковского практически перестали упоминаться в печати. Обострения в творчестве наложились на личные неурядицы. В апреле 1930 застрелился.
МАЯКОВСКИЙ Владимир Владимирович
(7.7.1893, Багдади, Грузия – 14.4.1930, М.), поэт. В марте 1914 вместе с Д. Д. Бурлюком и В. В. Каменским приезжал в Пенз., выступал в Соединенном собрании (на д. № 60 по ул. Красной – мемор. доска). Второй приезд состоялся в янв. 1927: М. выступал в Нар. доме (ныне здание обл. драмтеатра). Пензу поэт упомянул в стихотворении «По городам Союза». Осенью 1928 познакомился в Париже с Т. А. Яковлевой (см. Яковлевы), связанной с Пензой, посвятил ей стихи, состоял в переписке. Лит: КЛЭ. Т. 4; Храбровицкий; Лавут Пенз. Маяковский едет по Союзу. М., 1978; Воронцов В., Колосков А. Любовь поэта //Огонек. 1968. № 16; Савин (9); Димаков Д. Все обошлось без скандальчиков //Временник. 1991. № 2; Савин О. «Стань же рядом...»: Пенз. страницы жизни великого поэта //ДУ. 1993. 20–22 авг.; Савин О. Последняя любовь Владимира Маяковского //Сура. 1993. № 6. О. М. Савин.
Источник: Пензенская энциклопедия.
МАЯКОВСКИЙ Владимир Владимирович
(1893-1930) Поэт. Родился и жил в Грузии, с 1906 в Москве. Участник рев. движения, в 1908-11 член РСДРП. В 1911-14 учился в МУЖВЗе. Один из основоположников и ведущий деятель русского футуризма, организатор (с Д.Бурлюком) группы футуристов (1911). С 1912 выступал как поэт. В 1919-22 работал над плакатами "Окон РОСТА". В 1922-28 возглавлял лит. группу ЛЕФ, ред. ж. «ЛЕФ»(1923-25) и «Новый ЛЕФ»(1927-28). С 1930 член РАПП. С 1926 пост. сотрудничал в газ. «Комсомольская правда». Много ездил с выступлениями по стране, с 1922 неоднократно выезжал за границу. Реформатор поэтического языка. В стихах, поэмах, пьесах воспел сов. режим и новое общество, боролся с врагами сов. власти и противниками социализма. Стихотворения «Нате!» (1913), «Гимн судье» (1915), «Левый марш» (1918), «Люблю» (1922), «Про это» (1923), «Сергею Есенину» (1926), «Стихи о советском паспорте» (1929), циклы стихов «Париж»(1924-25), «Стихи об Америке»(1915-26), поэмы «Облако в штанах» (1915) «Флейта-позвоночник» (1915), «Война и мир» (1916), «Человек» (1917), «150 000 000» (1921), "Про это" (1923), "Владимир Ильич Ленин" (1924), "Хорошо!" (1927), "Во весь голос" (1930), пьесы «Мистерия буфф» (1921), "Клоп" (1928), "Баня" (1930) и др. произв. Покончил с собой. В 1935 опубликовано высказывание Сталина о том, что «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей сов. эпохи», определившее на многие годы канонизацию его творчества.
Источник: Российские журналисты. 1000 ориентиров профессионального мастерства
Маяковский Владимир Владимирович
(1893–1930) - поэт. Его дедушка по линии матери - А.А. Павленко, уроженец Харьк. губернии, бабушка по линии отца - Е.О. Данилевская, двоюродная сестра Г.П. Данилевского, имение которой находилось под Изюмом. В. Маяковский очень любил Харьков, успел посетить его с 1913 по 1929 12 раз. Так 14 декабря 1913 вместе с друзьями футуристами Д. Бурлюком и В. Каменским выступил с докладом «Достижения футуризма» в здании Общественной библиотеки, где выступал также 28 февраля и 22 ноября 1927, когда читал поэму «Хорошо». В помещении Драматического театра на ул. Сумская принял участие в «Диспуте о футуризме» 12 декабря 1921, а также выступал с докладами «Как делать стихи» 1 ноября 1926, «Даешь изящную жизнь» 22 февраля 1927, 21 ноября 1927 и «Левей Лефа» 14 января 1929. В помещении Оперного театра на Рымарской улице, 21, читал поэму «150.000.000» 14 декабря 1921, делал доклад «Про Леф, белый Париж, серый Берлин и Красную Москву» 14 января 1924, «Мое открытие Америки» 25 января 1926 и 15 января 1929. В здании Героического театра выступал 15 декабря 1921, в Доме писателей им. Блакитного на Каплуновской улице - 15 января 1924, а также в партийном клубе - 5 ноября 1926, в административном корпусе Технологического института - 23 февраля 1927, в институте народного хозяйства - 28 февраля 1927, в Летнем театре профсоюзного сада - 25 и 31 июля 1927, в клубе ГПУ на Совнаркомовской улице читал отрывки из пьесы «Клоп» 14 января 1929. В 1921 в Малом театре на Гражданской улице впервые в Украине была поставлена его пьеса «Мистерия-Буфф», на которой присутствовал сам автор. В Х-ве имя В. Маяковского увековечено в названии улицы (Нагорный район), парка в районе поселка ХТЗ и библиотеки на Мироносицкой улице; установлено три мемориальные доски на зданиях, где выступал поэт (ХГНБ им. В. Короленко, 1956; Национального технического университета «ХПИ», 1966; бывшего Оперного театра, 1957; на последнем снята ввиду аварийного состояния здания). Более 30 лет просуществовал в школе № 9 по Гражданской улице музей «Маяковский в Х-ве ». Одна из немногих посмертных масок Маяковского хранится сегодня в Харьк. литературном музее.
Источник: Харьков. Энциклопедический словарь.
МАЯКОВСКИЙ Владимир Владимирович
(1893—1930) — российский и советский деятель культуры, поэт, драматург и актер. С 1905 г. в Кутаиси принимал участие в гимназических и студенческих манифестациях. В 1908 г. вступил в РСДРП, вел пропаганду среди московских рабочих. Несколько раз подвергался арестам, в 1909 г. провел 11 месяцев в Бутырской тюрьме, это время считал началом своей поэтической деятельности. С 1912 г. участвовал во всех выставках и диспутах о новом искусстве, проводившихся объединениями художников-авангардистов «Бубновый валет» и «Союз молодежи». Подписал вместе с В. В. Хлебниковым, А. Е. Крученых и Д. Д. Бурлюком манифест группы «Гилея», в нарочито эпатирующей форме заявлявшей о разрыве с традициями русской классики и необходимости создания нового языка литературы, соответствующего эпохе. В 1913—1915 гг. помещал стихи на страницах футуристических альманахов «Молоко кобылиц», «Дохлая луна», «Рыкающий Парнас» и др. Его поэмы («Облако в штанах», 1915, «Флейта-позвоночник», 1916; «Война и мир», 1917) и отдельные стихи были наполнены бунтом против всего мироустройства, традиционных взглядов на прекрасное и поэзию. В процессе поиска новых форм стихотворчества использовал оригинальное построение стиха (писал «в столбик», с 1923 — интонационной «лесенкой»), воинственно изломанный, грубый, стилистически сниженный язык, контрастно оттеняющий привычные поэтические образы («любовь на скрипки ложите»), и неожиданные метафоры («ноктюрн... на флейте водосточных труб»). В 1914 г. с возмущением откликнулся на начало Первой мировой войны 1914—1918 гг., создал вместе с К, С. Малевичем несколько патриотических лубков. В стихотворной автобиографической трагедии «Владимир Маяковский» (1914) выступил режиссером и исполнителем главной роли — поэта, страдающего в отвратительном современном городе, изуродовавшем его жителей. Восторженно и безоговорочно принял Октябрьскую революцию 1917 г. («Ода революции»), стремился осмыслить новую действительность (пьеса «Мистерия-буфф», 1918; поэмы «150 000 000», 1921; «Владимир Ильич Ленин», 1924; «Хорошо!», 1927). Деятельно участвовал в газете «Искусство коммуны», в 1923 г. создал «Левый фронт искусств» (ЛЕФ), куда вошли его единомышленники — писатели и художники, издавал журналы «ЛЕФ» (1923—1925) и «Новый ЛЕФ» (1927—1928). Участвовал в выпуске агитационных плакатов («Окна РОСТА», 1918—1921), помещая лаконичные, броские стихи (частушки) вместе с яркими рисунками, имевшими большое эмоциональное воздействие на читателей и зрителей. Однако к концу 1920-х гг. у поэта нарастало ощущение несоответствия политической и социальной реальности с вдохновлявшими его с отроческих лет высокими идеалами революции. Комедии «Клоп» (1928) и «Баня» (1929), поставленные режиссером В. Э. Мейерхольдом, представляли собой сатиру на обуржуазившееся советское общество, забывшее о революционных ценностях, скатившееся к бюрократизму, ханжеству и хамству («Прозаседавшиеся», 1922; «Помпадур», 1928 и др.). Сложное душевное состояние поэта, усугубленное личной неустроенностью, и нараставший конфликт с окружающим миром привели к трагедии, — он застрелился. МВФ — см. Международный валютный фонд.
Источник: История России. Словарь-справочник. 2015
Владимир Владимирович Маяковский
1893–1930) Еще недавно в каждой книге о Маяковском писали примерно такие слова: «Его поэзия — художественная летопись нашей страны в эпоху Великой Октябрьской революции и построения социализма. Маяковский — истинный певец Октября, он как бы живое олицетворение нового типа поэта — активного борца за светлое будущее народа». И так далее в этом духе. Сегодня, когда «светлое будущее народа» уже почти не просматривается, а, скорее, видится «темное будущее», Маяковского сбрасывают «с корабля современности», как когда-то в молодости он сам со товарищами сбрасывал Пушкина. Подписывался он под такими словами в манифесте футуристов «Пощечина общественному вкусу»: «Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее иероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности». Последние два слова именно с большой буквы писались. Как же — современностью всегда прикрывали отсутствие подлинной глубины в искусстве. Но, с другой стороны, без современного слова действительно не может жить литература. Другое дело, что современность не в желтой кофте футуристов и не в отражении решений очередного съезда партии. Так вот, сейчас сбрасывают Маяковского, что тоже ошибочно. Потому что талант Маяковского огромен, он не ровня Д. Бурлюку, А. Крученых, с которыми вместе подписывал манифест в 1912 году. Маяковский прошел большой творческий путь и смог, даже «наступив на горло собственной песне», выразить свой неповторимый поэтический взгляд на мир. Он очень повлиял своим новаторским творчеством не только на русскую, но и на мировую поэзию. Потом Маяковский очень далеко ушел от своих ранних эпатажных лозунгов. Современный исследователь русской литературы С. Федякин пишет по поводу всех манифестов: «Мы читаем учебники русской литературы XX века, литературные манифесты, призывы, признания… Символисты с их „мистическим содержанием“ и „расширением художественной впечатлительности“, реалисты (и Бунин особенно), оттолкнувшие символистские излишества, акмеисты, захотевшие вернуть в поэзию „вещный мир“, футуристы, разогнавшие свою страсть к слово-новшествам до зауми… И за каждым движением, за каждым шагом, каждым словесным изгибом — все то же: нельзя писать так, как писали раньше, нельзя писать так, как пишут сейчас… литература „неоклассической эпохи“ не могла не ощутить „перемену воздуха“. Обветшалость привычных жанров, привычного языка, привычных интонаций… Отсюда всплеск разноголосицы, пестрота и „мучительное разнообразие“ литературы начала века. Хотя то, что открывали „новаторы“, быстро становилось общим местом». И заканчивает свои заметки этот литературовед такой мыслью: «Нужно всего-то-навсего прийти к читателю со своим насущным словом — не из литературы». Маяковский начинал из литературы. Все эти манифесты были чисто литературными забавами, хотя и казались их авторам делом и переделом всей вселенной. Но потом, когда жизнь стала резко меняться, когда революция неузнаваемо преобразила жизнь, поэт вошел в эту жизнь демонстративно и навсегда. Другое дело, что, творя из новой жизни, поэт не рассматривал эту жизнь во всей ее неоднозначности — он смотрел далеко вперед и трудился, «чтобы выволочь республику из грязи» туда, в светлое будущее. Русская поэзия все-таки не очень любит всякую отвлеченность, идеализм, в том числе и революционный, идеализм. Ее доминанта — глубина взгляда на жизнь, сердечность, а не утопия и политика. Поэтому со временем интерес любителей поэзии к поэту упал. Думаю, что он упал бы, даже если бы и не поменялась в наши дни жизнь в России. Но в литературе останется навсегда имя Владимира Маяковского как великого художника. Его талант все увидели уже в ранних стихах. А вы могли бы? Я сразу смазал карту будня, плеснувши краску из стакана; я показал на блюде студня косые скулы океана. На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ. А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб? Маяковский родился 7 (19) июля 1893 года в Грузии, в селе Багдади, в семье лесничего. Отец его был дворянином, хотя и служил лесничим. Поэт учился в Училище живописи, ваяния и зодчества в Москве. В пятнадцать лет вступил в партию большевиков, выполнял пропагандистские задания. Трижды подвергался арестам. В 1909 году 11 месяцев провел в Бутырской тюрьме. Там и начал писать стихи. Первые книги Маяковского: «Я» — книга из четырех стихотворений (1913), «Облако в штанах» (1915), «Простое как мычание» (1916), «Флейта-позвоночник» (1916), «Человек» (1918), потом будут выходить многотомники, собрания сочинений, в советское время Маяковского издавали больше всех других поэтов. 14 апреля 1930 года Маяковский покончил жизнь самоубийством. Одно из последних его стихотворений, неоконченное: Я знаю силу слов, я знаю слов набат. Они не те, которым рукоплещут ложи. От слов таких срываются гроба шагать четверкою своих дубовых ножек. Бывает, выбросят, не напечатав, не издав, но слово мчится, подтянув подпруги, звенит века, и подползают поезда лизать поэзии мозолистые руки. Я знаю силу слов. Глядится пустяком, опавшим лепестком под каблуками танца, но человек душой губами костяком… [1928–1930] Путь Маяковского в революцию был предрешен: уже в предреволюционных своих произведениях, например, в поэме «Облако в штанах» или в трагедии «Владимир Маяковский», он показывал трагичность жизни человека при капитализме и призывал революцию: «В терновом венке революций грядет шестнадцатый год». Его лирико-эпические поэмы «Владимир Ильич Ленин» (1924) и «Хорошо!» (1927) вполне закономерны («Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо»). Он искренне бился за новую жизнь в России. Другое дело, что политики поставили его поэзию на службу себе, использовали ее для оправдания своих злодеяний. При всем том не надо забывать, что Маяковский был очень популярен в народе. Впервые в истории человечества на историческую арену вышли «массы». Само время требовало оратора, поэта-трибуна, способного с ними говорить. Маяковский стал таким трибуном. Внутренне он им уже был, история только вызвала его. Маяковский очень много дал поэтической форме. Здесь он новатор. Силлабо-тоническую систему стихосложения он преобразил до неузнаваемости. Поэт опирался не на музыку ритма, а на смысловое ударение, на интонацию. На первый план он выдвинул разговорный характер стиха, воспринимаемый прежде всего на слух широкой аудиторией. Его новаторство в рифмах, в ритмах, в «лесенке» восприняли зарубежные поэты Луи Арагон, Назым Хикмет, Пабло Неруда, Иоганнес Бехер и другие. В заключение приведем два стихотворения Владимира Маяковского, тем более теперь его редко печатают. Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви Простите меня, товарищ Костров, с присущей душевной ширью, что часть на Париж отпущенных строф на лирику я растранжирю. Представьте: входит красавица в зал, в меха и бусы оправленная. Я эту красавицу взял и сказал: — правильно сказал или неправильно? — Я, товарищ, — из России, знаменит в своей стране я, я видал девиц красивей, я видал девиц стройнее. Девушкам поэты любы. Я ж умен и голосист, заговариваю зубы — только слушать согласись. Не поймать меня на дряни, на прохожей паре чувств. Я ж навек любовью ранен — еле-еле волочусь. Мне любовь не свадьбой мерить: разлюбила — уплыла. Мне, товарищ, в высшей мере наплевать на купола. Что ж в подробности вдаваться, шутки бросьте-ка, мне ж, красавица, не двадцать, — тридцать… с хвостиком. Любовь не в том, чтоб кипеть крутей, не в том, что жгут угольями, а в том, что встает за горами грудей над волосами-джунглями. Любить — это значит: в глубь двора вбежать и до ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи. Любить — это с простынь, бессонницей рваных, срываться, ревнуя к Копернику, его, а не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником. Нам любовь не рай да кущи, нам любовь гудит про то, что опять в работу пущен сердца выстывший мотор. Вы к Москве порвали нить. Годы — расстояние. Как бы вам бы объяснить это состояние? На земле огней — до неба… В синем небе звезд — до черта. Если б я поэтом не был, я бы стал бы звездочетом. Подымает площадь шум, экипажи движутся, я хожу, стишки пишу в записную книжицу. Мчат авто по улице, а не свалят наземь. Понимают умницы: человек — в экстазе. Сонм видений и идей полон до крышки. Тут бы и у медведей выросли бы крылышки. И вот с какой-то грошовой столовой, когда докипело это, из зева до звезд взвивается слово золоторожденной кометой. Распластан хвост небесам на треть, блестит и горит оперенье его, чтоб двум влюбленным на звезды смотреть из ихней беседки сиреневой. Чтоб подымать, и вести, и влечь, которые глазом ослабли. Чтоб вражьи головы спиливать с плеч хвостатой сияющей саблей. Себя до последнего стука в груди, как на свиданье, простаивая. прислушиваюсь: любовь загудит — человеческая, простая. Ураган, огонь, вода подступают в ропоте. Кто сумеет совладать? Можете? Попробуйте… [1928] Стихи о советском паспорте Я волком бы выгрыз бюрократизм. К мандатам почтения нету. К любым чертям с матерями катись любая бумажка. Но эту… По длинному фронту купе и кают чиновник учтивый движется. Сдают паспорта, и я сдаю мою пурпурную книжицу. К одним паспортам — улыбка у рта. К другим — отношение плевое. С почтеньем берут, например, паспорта с двухспальным английским левою. Глазами доброго дядю выев, не переставая кланяться, берут, как будто берут чаевые, паспорт американца. На польский — глядят, как в афишу коза. На польский — выпяливают глаза в тугой полицейской слоновости — откуда, мол, и что это за географические новости? И не повернув головы кочан и чувств никаких не изведав, берут, не моргнув, паспорта датчан и разных прочих шведов. И вдруг, как будто ожогом, рот скривило господину. Это господин чиновник берет мою краснокожую паспортину. Берет — как бомбу, берет — как ежа, как бритву обоюдоострую, берет, как гремучую в 20 жал змею двухметроворостую. Моргнул многозначаще глаз носильщика, хоть вещи снесет задаром вам. Жандарм вопросительно смотрит на сыщика, сыщик на жандарма. С каким наслажденьем жандармской кастой я был бы исхлестан и распят за то, что в руках у меня молоткастый, серпастый советский паспорт. Я волком бы выгрыз бюрократизм. К мандатам почтения нету. К любым чертям с матерями катись любая бумажка. Но эту… Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза. [1929] Геннадий Иванов
Источник: 100 великих писателей. 2004
ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ МАЯКОВСКИЙ
1893—1930) Русский поэт. Реформатор поэтического языка. Оказал большое влияние на мировую поэзию XX века. Автор пьес «Мистерия Буфф» (1918), «Клоп» (1928), «Баня» (1929), поэм «Люблю» (1922), «Про это» (1923), «Хорошо!» (1927) и др. Покончил жизнь самоубийством. Владимир Владимирович Маяковский родился 19 июля 1893 года в день рождения его отца, потому и назвали его Владимиром. Семья Маяковских жила тогда в Грузии, в селе Багдади, где отец работал лесничим. В селе жили одни грузины, только Маяковские были русскими, и в детстве Володя хорошо знал грузинский язык. Он рано полюбил книги, выучился читать в шестилетнем возрасте. Когда пришло время готовиться в гимназию, мама увезла его в Кутаиси, где учились старшие сестры, Оля и Люда. За год до того, как его должны были перевести в Кутаисское лесничество, глава семьи скоропостижно скончался от заражения крови. Семья Маяковских осталась без средств. Пришлось продавать мебель, чтобы добыть деньги на питание. Поскольку старшая дочь Люда училась в Москве, мать решила всей семьей переехать в столицу. После многих просьб и хождений по чиновникам, удалось добиться пенсии 50 рублей в месяц. Денег не хватало, и комнаты выбирали самые дешевые, поэтому соседями Маяковских всегда были студенты. Так Володя, не по годам рослый и серьезный, втянулся в революционную деятельность. Он читал листовки, прокламации, нелегальные книги. В 1908 году Владимир вступил в РСДРП. Затем последовала серия арестов. В тюрьме он начал писать стихи. В 1911 году поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества. В 1912 году появились первые публикации его произведений. Владимир Маяковский часто выступал на литературных вечерах. Он не мог не обратить на себя внимания: высокий, красивый, задиристый, любил споры и дискуссии с публикой. В 1915 году Маяковский написал поэму «Облако в штанах». Это была любовная поэма, но впоследствии ее неизменно называли революционной и антибуржуазной. Первое издание поэмы было выпущено Осипом Бриком в сентябре 1915 года, и издание содержало большое количество цензурных купюр. Однако интрига поэмы «Облако в штанах» – это неразделенная любовь поэта. Героиня поэмы, Мария, обещала прийти и не пришла на свидание. Боль и гнев сводят с ума лирического героя. И эта боль, ревность, неудовлетворенное желание заставляют его проклясть и этот мир, и его порядки, и его мораль. Владимир Маяковский был готов к любви огромной, прекрасной и невероятной, любви, далекой от пошлости и обывательщины. И вот в таком состоянии готовности и желания огромной любви он встретил Лилю Брик, женщину необыкновенную и ослепительную. «Она умела быть грустной, женственной, капризной, гордой, пустой, непостоянной, влюбленной, умной и какой угодно», – вспоминал о ней Виктор Шкловский. Она умела сводить с ума мужчин – пожалуй, это и было ее главным призванием в жизни. И именно благодаря этому призванию она сумела прожить долгую и прекрасную, – порой трудную, порой невозможную, – но всегда яркую и большей частью довольно благополучную жизнь. Она намного пережила своего трубадура, поэтического рыцаря и щедрого любовника – Владимира Маяковского. Поэт Владимир Маяковский встретился с супругами Брик – Осипом Максимовичем и Лилей Юрьевной летом 1915 года, хотя с ним уже была знакома сестра Лилечки – Эльза. Судьба Лили и Эльзы – это особый роман. Скажем только, что детство их прошло в Москве, в семье юриста Ю. Кагана. Мать их окончила Московскую консерваторию по классу фортепиано. Обе росли прелестными, удивительными девочками, а повзрослев, проявили один и тот же бесспорный талант – талант абсолютной женственности, способной безоговорочно подчинять себе всех мужчин, встретившихся на пути. Однако Эльза первая влюбилась в Маяковского и не побоялась привести его в дом замужней старшей сестры Лили. Впрочем, брак ее с Осипом Бриком был в ту пору не столь уж крепким, каким казался со стороны. Нежная дружба еще связывала супругов, но что касается бешенства желаний и неукротимой страсти… В этом как раз и преуспел темпераментный молодой поэт, грубовато и прямо выражавший свои чувства и буквально умирающий без женской ласки и нежности. Лиля Юрьевна вспоминала о начале романа с поэтом: «Это было нападение. Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня. Два с половиной года не было у меня спокойной минуты – буквально. Меня пугала его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Когда мы с ним познакомились, он сразу бросился бешено за мною ухаживать, а вокруг ходили мрачные мои поклонники. Я помню, он сказал: "Господи, как мне нравится, когда мучаются, ревнуют…"» К слову сказать, ему пришлось потом и самому испытать эту мучительную ревность, уже по отношению к Лиле. Но пока… Лиля Юрьевна – единственная героиня в жизни и творчестве Маяковского. Начиная с 1915 года он посвящал ей все поэмы. А когда в 1928 году вышел первый том собрания его сочинений, посвящение гласило: Л.Ю.Б. Трудно сейчас, спустя столько времени, разобраться в сложном любовном треугольнике Володя—Лиля—Ося. Намного пережив обоих, Лиля Юрьевна позже пыталась сгладить в своих воспоминаниях острые углы отношений: «С 1915 года мои отношения с О.М. перешли в чисто дружеские, и эта любовь не могла омрачить ни мою с ним дружбу, ни дружбу Маяковского и Брика. За три прошедших года они стали необходимы друг другу – им было по пути и в искусстве, и в политике, и во всем. Все мы решили никогда не расставаться и прожили жизнь близкими друзьями». Они жили втроем в одной квартире, вернее, вчетвером, как писал Маяковский в поэме «Хорошо!»: Двенадцать квадратных аршин жилья. Четверо в помещении — Лиля, Ося, я и собака Щеник. Жили как друзья? Или Лиля с Володей – как любовники, а с Осей – как друзья? Или все-таки Лиля с Осей – как с мужем, а с Володей – как с любовником? Андрей Вознесенский, разговорившись однажды с Лилей Юрьевной, услышал из ее уст признание, которое повергло его в шок. Вот что вспомнила на старости лет бывшая муза поэта: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал». Которое из воспоминаний более правдиво, судите сами. Одно бесспорно: Владимир Маяковский бешено ревновал Лилю писал об этом в поэме «Флейта-позвоночник»: А я вместо этого до утра раннего в ужасе, что тебя любить увели, метался и крики в строчки выгранивал, уже наполовину сумасшедший ювелир. Все революционные увещевания о свободе любви в противовес буржуазно-мещанской семье, очень модные в ту пору, на практике оборачивались человеческими трагедиями. Владимир Владимирович сходил с ума от мысли о том, что любимая им женщина может принадлежать еще кому-либо: Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем. Он писал ей это в 1916 году, в знаменитом стихотворении «Лиличка! Вместо письма». Кажется, ни один русский поэт не писал женщине такие страстные и обожающие строки, как Маяковский своей Лиле. Да, он переживал, ревновал, устраивал сцены. А вот у супругов Бриков, судя по воспоминаниям, не возникало ссор на почве ревности. Маяковский, несомненно, нужен был Брикам в это неспокойное время. Он помогал выжить – пролетарский поэт, партиец с 1908 года, глава ЛЕФа. Ося Брик между тем, стал теоретиком ЛЕФа и теоретиком пролетарского искусства. Иначе как бы они выжили? Маяковский был «прикрытием», пролетарским знаменем в квартире мелкобуржуазных Бриков, да к тому же еще и неплохим материальным подспорьем. Ведь в письмах к Лиле Брик поэт постоянно напоминает, чтобы она зашла в то или иное издательство или газету за его гонораром, и в письмах из-за границы он спрашивает, нужны ли ей деньги и что еще купить? Впрочем, и Брики немало сделали для поэта. Лиля вдохновляла его на творчество. Ося издавал его стихи и поэмы, пропагандировал их, подводил теоретическую базу под «футуризм». Брики ввели Маяковского в круг культурной элиты того времени, но любовь Маяковского к Лиле была слишком уж всерьез, слишком громадной, слишком требовательной и… собственнической. «Володя такой скучный, – жаловалась Лиля Юрьевна. – Он даже устраивает сцены ревности». Он не мог «подать» свои чувства с той степенью легкости и изящества, которые приняты среди воспитанных и интеллигентных людей. 26 октября 1921 года Маяковский писал: «Дорогой мой милый мой любимый мой обожаемый мой Лисик! Курьерам письма приходится сдавать распечатанными поэтому ужасно неприятно чтоб посторонние читали что-нибудь нежное. Пользуюсь Винокуровской оказией что б написать тебе настоящее письмо. Я скучаю, я тоскую по тебе – но как – я места себе не нахожу (сегодня особенно!) и думаю только о тебе. Я никуда не хожу, я слоняюсь из угла в угол, смотрю в твой пустой шкаф – целую твои карточки и твои кисячие подписи. Реву часто, реву и сейчас. Мне так – так не хочется чтоб ты меня забыла! Ничего не может быть тоскливее жизни без тебя. Не забывай меня, я тебя люблю в миллион раз больше чем все остальные взятые вместе. Мне никого не интересно видеть ни с кем не хочется говорить кроме тебя. Радостнейший день в моей жизни будет – твой приезд. Люби меня детанька. Береги себя детик отдыхай – напиши не нужно ли чего? Целую Целую Целую Целую Целую Целую Целую Целую Целую Целую Целую Целую Целую Целую Целую и Целую Твой 26/Х 21 г. Если ты ничего не будешь писать О СЕБЕ я с ума сойду. Не забывай Люби. Шлю тебе немного на духи. Кисит пришли сюда какие-нибудь свои вещицы (духи или что-нибудь) хочется думать каждый день что ты приедешь глядя на вещицы. Целую. Целую Твой ПИШИ много и подробно Твой Щенит» (Орфография и пунктуация – В. Маяковского). Лиля от его любви просто уставала, а он это чувствовал и униженно просил прощения за свою неуемность, но его мольбы и заклинания не могли вернуть ее любовь. В 1922 году у Лили начался новый роман, и, хотя поэт еще любил ее, ему пришлось смириться, хотя бы внешне, с ее непостоянством, и отношения стали ровнее. 1924 год был переломным в развитии их отношений. Сохранилась записка от Лили Брик к Маяковскому, в которой она заявила, что не испытывает больше прежних чувств к нему, прибавив: «Мне кажется, что и ты любишь меня много меньше и очень мучаться не будешь». Осенью 1924 года Маяковский уехал в Париж. Прожив неделю во французской столице, Маяковский написал Брик письмо. Он по-прежнему любит Лилю и безмерно страдает. После возвращения из Америки в 1925 году отношения между ними окончательно перешли в новую фазу. «Характер наших отношений изменился», – писала Брик. Это позволило в 1926 году снова поселиться втроем, на квартире в Гендриковском переулке. Осенью 1928 года Маяковский опять уехал в Париж. Помимо чисто литературных дел, поездка имела и другую цель. 20 октября он поехал в Ниццу, где отдыхала его русско-американская подруга Элли Джонс с дочкой, которую он признавал своей. Судя по письмам Элли Джонс, встреча в Ницце была неудачной; уже 25 октября он вернулся в Париж. Осенью 1928 года Маяковский скучал в Париже. Эльза Триоле, сестра Лили Брик, будущая жена Луи Арагона, познакомила его с молодой русской, приехавшей в Париж в 1925 году, Татьяной Яковлевой, которая могла бы отвлечь его от мрачных мыслей, и ей это вполне удалось. Татьяна Яковлева вспоминала, что Маяковский сразу очаровал ее. А он был потрясен тем, что она знала наизусть множество его стихов. «Правда, я не очень-то верю, что Маяковский влюбился из-за стихов, – говорила позже Яковлева, – просто я была очень красивая, я привыкла, что влюбляются. Конечно же, ему было интересно говорить с русской. К тому же я очень дружила в ту пору с Арагоном, считала его лучшим поэтом времени…» В феврале 1929 года Маяковский вернулся в Париж и пробыл во Франции шесть недель. Они много времени проводили вместе, но редко оставались наедине. У него был удивительный талант ухаживать, признавалась Татьяна позднее. Цветы, разговоры о поэзии, стояние под окнами… А вот что она писала о Маяковском своей матери: «Я видела его ежедневно и очень с ним подружилась. Если я когда-либо хорошо относилась к моим поклонникам, то это к нему, в большой доле из-за его таланта. Но еще больше из-за изумительного и буквально трогательного ко мне отношения. (…) Это первый человек, сумевший оставить в душе моей след». Художник В.И. Шухаев свидетельствовал: «Маяковский производил впечатление тихого влюбленного. Татьяна восхищалась и явно любовалась им, гордилась его талантом». Когда у поэта кончилась виза и надо было возвращаться в Россию, он пытался уговорить Татьяну выйти за него замуж. Она попросила дать ей время на раздумье. Поэт писал в одном из двух знаменитых стихотворений, посвященных Татьяне Яковлевой: Я все равно тебя когда-нибудь возьму — одну или вдвоем с Парижем. Лиле Брик эти стихи не понравились. Кое-кто считает, что по воле Бриков Маяковского не выпустили за границу, когда он собрался за Татьяной. Яковлева же вспоминает, что перед смертью Лиля Брик написала ей письмо, в котором призналась, что перебила все в доме, когда прочитала стихи Володи «Письмо Татьяне Яковлевой». Она не хотела жить с ним и любить его, но хотела всю жизнь его мучить и оставаться его единственной Музой. Трудно сейчас сказать, правда ли, что Брики были повинны в том, что Маяковский не смог выехать в Париж, чтобы жениться на Татьяне Яковлевой. Доподлинно лишь известно то, что после отъезда Маяковского за Татьяной начал ухаживать бретонский граф дю Плесси. Вся семья Яковлевой была рада этому знакомству, и она без долгих колебаний согласилась выйти за него замуж. Узнав о помолвке Татьяны с графом из письма Эльзы Триоле, которое зачитала вслух в его присутствии Лиля Брик, Маяковский был вне себя. Много лет спустя Яковлева говорила о своих отношениях с Маяковским: «Он хорошо понимал, что для меня он не просто знаменитость. Я выросла в среде знаменитых людей. Артистов, писателей, художников. Допустим, художник Мане был гораздо известнее, чем Маяковский. Просто Маяковский мне нравился. И как мужчина, и как поэт, которого я всегда знала, понимала и любила…» Кроме личных неприятностей, на Маяковского угнетающе действовала политическая жизнь в стране, которая крайне осложнилась в 1929 году. Страна находилась в преддверии сталинского террора. Выставку Маяковского «20 лет работы» бойкотировали все литераторы. Постановка пьесы «Баня» подверглась резкой критике. После отъезда Бриков в квартире Маяковского неожиданно поселился некто Лев Эльберт, который оставил почти стенографическую запись последних монологов загнанного в угол поэта. Вот он гладит собаку Бульку: «Не лезь, Булечка, нельзя меня раздражать. Мужчины стали очень нервные. Вы бываете влюблены? Не бываете? Быть может – неудачно. Будут войны, будут революции, и тогда – она вас полюбит. Вы читали Чернышевского "Что делать?" Я сейчас читаю. Меня книга занимает с определенной стороны. Тогда проблема была в том, чтобы выйти из семьи, а теперь в том, чтобы войти, строить семью. Очень трудно…» Он очень хотел построить семью. Но… «ни одна женщина не могла надеяться на то, что он разойдется с Лилей. Между тем, когда ему случалось влюбиться, а женщина из чувства самосохранения не хотела калечить своей судьбы, зная, что Маяковский разрушит ее маленькую жизнь, а на большую не возьмет с собой, то он приходил в отчаяние и бешенство. Когда же такое апогейное, беспредельное, редкое чувство ему встречалось, он от него бежал», – писала Эльза Триоле. И далее она заключает: «Вот и бросался от одной к другой – "донжуан, распятый любовью"». Маяковский увлекся актрисой Вероникой Витольдовной Полонской, которая была замужем за Михаилом Яншиным. Когда Вероника с беспокойством спросила у возлюбленного, что скажет Лиля Юрьевна, если узнает об их связи, то услышала в ответ, что Лиля Юрьевна скажет примерно следующее: «Живешь с Норочкой… Ну что ж, одобряю». Он произнес это, подметила «Норочка», с грустью. Даже в последний день своей жизни, за несколько минут до выстрела, поэт поставил ультиматум Полонской. Маяковский не выпускал Веронику из своей квартиры. Она объясняла ему, что должна поговорить с мужем, что опаздывает в театр на репетицию. Он не хотел ничего слушать. Он сказал, что сам пойдет в театр, объяснится с ее мужем, но ее никуда не отпустит. Что ответила на этот ультиматум 22-летняя актриса? «Я ответила, что люблю его, буду с ним, но не могу остаться здесь сейчас… – писала в своих мемуарах Полонская. – Я по-человечески достаточно люблю и уважаю мужа и не могу поступить с ним так». Однако пообещала, что вечером непременно вернется. И не просто вернется, а переедет насовсем. Это Маяковского не устраивало. «Он продолжал настаивать на том, чтобы все было немедленно, или совсем ничего не надо». На этом и расстались. Он поцеловал ее, попросил не беспокоиться и сунул двадцать рублей на такси – в денежных делах Маяковский был необычайно щепетилен. Возлюбленная вышла, однако не успела дойти до парадного, как раздался выстрел. «У меня подкосились ноги, я закричала и металась по коридору: не могла заставить себя войти». Но еще не рассеялся дым – а она уже вошла. «Владимир Владимирович лежал на ковре, раскинув руки. На груди было крошечное кровавое пятнышко». Он оставил письмо, которое начинается с выведенного крупными буквами – ВСЕМ! В третьем абзаце всего три слова: «Лиля – люби меня!»
Источник: 100 великих любовников. 2010
Маяковский, Владимир Владимирович
[1894—1930] — крупнейший поэт пролетарской революции. Род. в с. Багдады Кутаисской губ. в семье лесничего. Учился в кутаисской и московской гимназиях, курса однако не окончил. Психология ребенка складывалась под впечатлением героической борьбы кавказских революционеров и дикого произвола со стороны защитников самодержавия. После смерти отца вместе с семьей остался без всяких средств к жизни и обречен был на полуголодное существование. В 1908 14-летним мальчиком примкнул к большевикам, вел пропагандистскую работу, отбывал заключение в Бутырской тюрьме. Возбужденное против М. дело было прекращено за его малолетством. Потеряв связи с организацией, увлекшись идеей о создании нового социалистического искусства, которое, как ему казалось, нельзя было творить в условиях подпольной работы, М. отошел от революционного движения. Обучался живописи в училище живописи, ваяния и зодчества, откуда вскоре был исключен за футуристическую "левизну". Совместно с В. Хлебниковым, Д. Бурлюком и А. Крученых М. организовал группу кубофутуристов, подписав их манифест "Пощечина общественному вкусу" [1912]. В империалистическую войну 1914 М. занял пораженческие позиции.
В 1915 был призван на военную службу чертежником. Восторженно встретил, но скоро разочаровался в Февральской революции. В Октябрьские дни стал работать с большевиками. В годы военного коммунизма провел огромную работу в "Роста". В начале нэпа организовал группу "левого фронта искусства", сосредоточившуюся вокруг журн. "Леф" и "Новый Леф", которые М. редактировал. Совершил несколько поездок за границу — по Зап. Европе (Франция, Испания) и Америке (САСШ и Мексика). 20-летний творческий путь поэта завершился вступлением в начале 1930 в РАПП. Личный кризис привел М. 14 апреля того же года к самоубийству.
Поэтический борец и новатор, М. был тем великим художником, который не выбирал себе "путь, чтобы протоптанней и легче", а шел отыскиваемой им самим трудной дорогой. Творчество М. противоречиво и сложно. Он органически проделал сложнейшую поэтическую перестройку. Путь Маяковского к искусству социалистической революции, к поэзии пролетариата пролег через ухабы и рытвины индивидуализма, болезненного мессианистского одиночества и бредовой тоски. От одинокого бунтарства и протеста против капиталистических отношений с позиций абстрактно-гуманистических, — через мелкобуржуазное революционно-космическое восприятие перспектив Октябрьской революции к подлинной пролетарской революционности — таков путь поэта.
Творчество М. связано в начальных своих истоках с русским футуризмом, и все же Маяковский выделялся из среды русских футуристов. Русский футуризм даже в своих социальных истоках не представлял единства. Литературно-организационное развитие футуризма шло несколькими руслами. Футуризм Игоря Северянина, Игнатьева, Крючкова, Гнедкова, Олимпова и других эгофутуристов — типичное буржуазное явление в русской литературе, выражавшее начало распада буржуазного сознания эпохи империализма. Футуризм "Мезонина поэзии" (Шершеневич, Ивнев, Большаков и др.) — типичное реакционное мелкобуржуазное порождение этого же периода. Группа футуристов "Гилея", к которой принадлежал и М. (в нее входили: Д. Бурлюк, Велемир Хлебников, Каменский, Крученых, Е. Гуро и др.), в какой-то мере выражала революционные устремления городской мелкой буржуазии. Но груз буржуазного сознания довлел и на гилеевцах. Их протест против буржуазной поэзии, символистов по преимуществу, был протестом формалистски-литературным. В манифесте гилеевцев 1912, опубликованном в сб. "Пощечина общественному вкусу", они протестуют против академий и Пушкина, олицетворявшихся, по мнению футуристов, в современных им символистах. Гилеевцы требовали — и это было основным пунктом их положительной программы — работы поэта над изобретением новых слов, ставили в пример опыты Хлебникова, т. е. в конечном итоге противопоставляли свою поэзию символистской по линии лишь формалистски-литературной. М., подписавший этот манифест, ограничивался в ту пору формальными требованиями. Однако он менее других футуристов мог рассматривать свою поэзию как поэзию формализма.
В 1909—1910, т. е. на самых первых ступенях своей поэтической деятельности, Маяковский в своих стихах разрешал преимущественно формально-стилистические задания, окрашенные пассивно-созерцательным отношением к действительности. Таковы стих. "Ночь", "Утро", "Из улицы в улицу", "Порт", "В авто", "Уличное", "Любовь", "Театры" и др. (например: "У/ лица/ лица/ у/ догов/ годов/ рез/ че/ че/ рез", "угрюмый дождь скосил глаза/ а за/ решеткой/ четкой/ железной мысли проводов/ перина./ И на/ нее/ встающих звезд/ легко оперлись ноги,/ но ги/ бель фонарей,/ царей" и т. д.). Но уже в стихах 1912 и последующих лет М. в основу кладет разработку идейно-тематического задания, идет от содержания, подчиняя формально-стилистические задачи идейно-тематическому замыслу стихотворения. Но и в этот период его творчество еще полно этих формалистских исканий; благодаря этому его работа ограничена узкими рамками литературных канонов, хотя он и ведет борьбу с канонами буржуазно-дворянской литературы.
В ранних стихах М. выражены с предельной силой мотивы бездомного одиночества, болезненной усталости, страшнейшего пессимизма, переданы ощущения человека, глядящего на город из городского дна. Улицы города представляются поэту "провалившимися, как нос сифилитика", реки — "сладострастие, растекшееся в слюни". Люди городского дна, проститутки, бездомные бродяги, нищие — вот к кому обращается М. "Все эти с провалившимися носами знают", что он их поэт. Он уверяет, что "проститутки" его "как святыню на руках понесут и покажут богу в свое оправдание". Обычно на основании этих мотивов ранних стихов и выводился социальный генезис творчества М. как выразителя богемы, одиночки, бунтаря. Такое определение не дает подлинного облика дореволюционного М.
В 1912—1917 Маяковский выступает как своеобразный социалист-утопист, как выразитель той группы мелкобуржуазной, гуманистически настроенной интеллигенции, идейное развитие которой впоследствии привело к приятию Октябрьской революции. Основная тема дореволюционного творчества Маяковского — человек и капитализм. В самой уже постановке темы "человек и капитализм" в Маяковском сказалась природа мелкобуржуазного утописта. Силой своего дарования поэт выражал ощущение растерянности, бессилия перед лицом капитализма, уродующего и уничтожающего личность.
M. постоянно с болью, с трагически обреченной любовью обращался к человеку, задавленному капитализмом, но все же отвлеченному человеку. Человек Маяковского могущественен: "в черепе-шкатулке" сверкает "драгоценный ум", а "под шерстью килета бьется необычайнейший комок — сердце". Наталкиваясь ежесекундно на запрещенные зоны, в которые нет входа воспеваемому M. человеку, поэт преисполнялся духом возмущения, протеста.
Вражда, ненависть к капитализму окрашивают творчество М. в этот период. "День рождения человека" встревожил "логово банкиров, вельмож, дожей". Человек начинает понимать сущность капиталистического общества. Для него это частная собственность капиталистов и банкиров, скрепленная законами, государственными установлениями, религией. Это понимание далеко от марксистского понимания капиталистических отношений. Но человек М. приходит стихийно к протесту против коренных установлений капиталистического общества. В поэме "Человек" [1916] М. дает следующий образ капиталистического мира:
"Мое безупречное описание земли
передайте из рода в род.
Рвясь из меридианов,
Атласа арок
пенится,
звенит золотоворот
франков,
долларов,
рублей,
крон,
иен,
марок".
В нем, в этом золотовороте все и вся тонут. Золотоворотом управляет капиталист-банкир, "повелитель всего", ненавидимый человеком М., грозный, "неодолимый" враг. "Повелитель всего" опутал сетью проводов все страны и землю скрутил в улицы. Он мощен, неуязвим. Он всесилен и всемогущ. Нет силы, способной опрокинуть его господство. Нет выхода.
"Встрясывают революции царств тельца,
Меняет погонщиков человечий табун,
Но тебя,
Некоронованного сердец владельца,
Ни один не трогает бунт!"
М. не знал еще, что есть в этом обществе реальная сила, историческая задача которой и состоит в том, чтобы сбросить иго "повелителя всего" — "некоронованного сердец владельца". Прекрасного, могучего человека, воспеваемого М., слуги "повелителя всего" — банкиры, вельможи — захватили в плен. Жаждущим работы рукам они дали винтовку, "физическую силу ума", обуздали законом, на сердце — этот необычайнейший "комок" и "чудо" — надели "цепь-религию". Маяковский; протестует против закона, против собственности, издевается над богатыми, святотатствует, богоборчествует. Но неуверенность в действенности бунта, мысль о неодолимости "повелителя всего" вызывают страшнейшие пессимистические ощущения ("Замкнуло золото ключом/ глаза,/ кому слепого весть;/ навек теперь я заключен/ в бессмысленную повесть". "Все чаще думаю, не поставить ли лучше точкy пули в своем конце?"). Осваивая капиталистический мир, продажный, бесчувственный, торгашеский, М. противопоставляет ему сокровищницу чувств своего человека и в особенности любовь. В капиталистическом мире человек не может любить по-настоящему. Любовь для человека Маяковского — это социальная трагедия, это рассказ о задавленной капиталистическими отношениями личности. И потому так часто фигурирует в любви человека Маяковского он, второй, который может ее (любимую человека) увезти, одеть ее "в шик парижских платьев", "камнем навесить жене жемчуга ожерелий". Человек М. может предложить лишь свою любовь, превратившуюся "в сплошные губы", отдать любимой свое тело, в котором "сердце гудит повсеместно", да вместо "шика парижских платьев" "окутать любимую в дым табака". И поэтому любовь человека есть своеобразная форма борьбы, протеста, она трагична, жестока, мучительна. Ноты неуверенности в протесте, признание гнетущего всемогущества "повелителя всего" заставляют Маяковского иногда обращаться к богу с просьбой убрать "проклятую ту, которую сделал моей любимою", и вопрошать с безнадежной тоской, "отчего ж ты не выдумал, чтоб без мук целовать, целовать, целовать".
Но человек М., несмотря на все путы, продолжает оставаться гордым, могущественным человеком, — у него и "громада любовь" и "громада ненависть". Можно посадить верхом на мозги "закон", можно надеть на сердце "религии цепь", но нельзя представить, чтобы человек не нашел на земле места, где не было бы закона, религии, денег и "повелителя всего". Отсюда вырастала у М. страстная вера в человека, в его радостное и светлое будущее — гуманистический утопизм поэта. В социалистическом обществе, в которое придет свободный человек, не место "сытым мордам", "тушам опоенным", всем этим судьям, взяточникам, полицейским, прихлебателям и верным слугам "повелителя всего". И М. страстно верил в то, что "свободный человек", о котором кричал он, "придет", он страстно хотел социалистического рая, где некому будет мучить человека. "Люди родятся, настоящие люди, бога самого милосердней и лучше". Утопически звучит в его устах и наступающая революция. В широко известном месте из "Облака в штанах" о грядущем шестнадцатом годе, как годе революции, М. рисовал водителем этой революции того же абстрактного человека.
К империалистической войне 1914 М. отнесся отрицательно, став на пораженческие позиции. Этим он выделялся из среды других мелкобуржуазных поэтов, в массе своей оголтелых патриотов и шовинистов. В "Войне и мире" [1916], пожалуй единственной во всей русской поэзии того времени антивоенной поэме, с такой исключительной силой протестующей против войны, М. писал:
"Вылезли с белым.
Взмолились
— не надо!
Никто не просил
чтоб была победа
родине начертана.
Безрукому огрызку кровавого обеда,
на чорта она?!"
К протесту против войны М. привел своего человека. Но этого мало. М., имевший давние счеты с "повелителем всего", в нем же почуял и виновника этой войны. Зачинателей войны он клеймит убийцами. Самому изображению войны предшествует изумительная по сатирической силе картина современного ему капиталистического Вавилона. В нем "мясомассая, быкомордая орава", "орущая", "жрущая","пьющая","по ночам взбирающаяся потеть друг на друге, сотрясая город скрипом кроватей".
Причина войны, по Маяковскому, — "рубль, вьющийся золотолапым микробом в прогрызанной душе". Отношения капиталистической собственности сделали основной чертой души человека погоню за рублем. Деньги, стремление к наживе и выгоде сделали неизбежной империалистическую войну. Страшный лик войны в потрясающе сильных строфах своей поэзии и рисует М. Он, не знает, что выход из этой войны лежит через превращение империалистической войны в войну гражданскую. Но он верит в то, что его человек бросит воевать и прекратит эту войну. И тогда вслед за ней наступит ожидаемый М. рай на земле и "Тогда над русскими,/ над болгарами,/ над немцами,/ над евреями,/ над всеми: — по тверди небес/ от зарев алой/ ряд к ряду/ семь тысяч цветов засияло из тысячи разных радуг...". "День раскрылся такой,/ что сказки Андерсена/ щенками ползали у него в ногах". Увлеченный радостью утопической картины, М. провозглашал:
"Славься человек,
во веки веков живи и славься!
всякому
живущему на земле,
слава,
слава,
слава!"
Дореволюционный период творчества М. выражал те группы задыхающейся в тисках капитализма мелкобуржуазной гуманистически настроенной интеллигенции, которые с ростом пролетарской борьбы постепенно примыкали к пролетариату, шли под его руководство, захваченные грандиозностью перспектив борьбы, хотя не осознавали еще конечных целей и путей этой борьбы. На этой именно основе вырастали у Маяковского своеобразные социалистические устремления утопического характера.
В социалистической мечте М. нет ясной картины социально-экономических отношений будущего общества. Но ему ясно одно, что в воображаемой им стране социалистического рая будут отсутствовать порожденные капитализмом отношения, которые давят, разрушают, уничтожают лучшее, что есть в этом мире, — человека. Рисуя восторженно картины будущего, Маяковский не видит реальных путей классовой борьбы для достижения этих целей. В страну утопии приводит М. гуманистический протест, да еще от имени абстрактного человека.
Свойственная М. утопичность предопределила собой восторженное отношение поэта к Февральской революции. Стремление различных классовых групп к свержению самодержавия, различных по своим задачам и конечным целям, было принято М. как действительное "слияние классов", отражено им в стихах "Революция", "Поэто-хроника", "Ода революции" и оценено как осуществление "братства", как исчезновение противоречий и борьбы, как наступление социалистического рая на земле. Ему казалось, что Февральская революция выведет народы из состояния ужасной империалистической войны, что эта революция пересмотрит "миров основу", разрушит "тысячелетнее прежде", что эта революция наконец переделает "жизнь снова", до "последней пуговицы в одежде". Но утопизму радости М., вызванной Февралем, очень скоро был нанесен решающий удар. Революция в феврале не прекратила войны, не могла прекратить, и М., как и огромнейшие массы трудящихся России через войну начал понимать истинный смысл Февральской революции. В августе 1917 М. публикует в "Новой жизни" прекрасное стихотворение "К ответу", в котором разоблачает империалистический характер продолжающейся бойни ("Во имя чего/ сапог/ землю растаптывает скрипящ и груб/ кто над небом боев? / Свобода/ бог/ рубль,/ когда же встанешь во весь свой рост/ ты отдающий жизнь свою им. За что воюем?").
Реальная действительность, продолжение войны временным буржуазным правительством, рост социалистической борьбы пролетариата начинают разрушать гуманистические иллюзии и мелкобуржуазную утопичность воззрений М. Он начинает понимать, что империалистическая бойня санкционирована буржуазно-демократическими установлениями, он видит, что над нею веет дух рубля, франка, доллара, марки.
Социалистическая революция, совершенная русским пролетариатом в октябре 1917, открыла М., революционно настроенному мелкобуржуазному утописту, грандиозные перспективы. Его многолетняя мечта о человеке, о его прекрасном будущем получила наконец реальное воплощение. При этом новая действительность начинала исправлять и наполнять реальным содержанием абстрактно-гуманистическую мечту поэта. Теперь он уже начинает понимать, что пролетариат является руководителем октябрьского переворота, что конечная цель этой борьбы — установление социалистического общества, которое сделает человека действительно свободным. Октябрьская революция поэтому есть тот рубеж, с которого начинается интенсивный творческий рост поэта.
Первое крупное произведение М., отразившее октябрьский переворот и первый этап борьбы пролетариата за свою власть, — это "Мистерия Буфф" [1918], "героическое, эпическое и сатирическое изображение эпохи". В "Мистерии Буфф" воплощены некоторые типичные черты пролетарской поэзии военного коммунизма. Политическая направленность, публицистическая заостренность "Мистерии" чрезвычайно сближали ее с пролетарской поэзией того периода. Космичность восприятия революционных событий, типичная для поэтов "Кузницы", пышно расцвела в "Мистерии" ["Места действий: 1) Вся вселенная, 2) Ковчег, 3) 1 картина: Ад, 2 — Рай, 3 — Земля обетованная"]. Социалистический характер мотивов поэзии, особенно социалистические мотивы освобожденного труда, то, что типично для представленной Д. Бедным.линии пролетарской поэзии, воспринят, освоен и М. ("Трудом любовным, приникнем к земле/ все,/ дорога кому она./ Хлебьтесь поля!/ Дымьтесь фабрики!/ Славься!/ Сияй!/ солнечная наша/ Коммуна"). Но в "Мистерии Буфф" еще сильны отзвуки проблем, волновавших Маяковского в дореволюционный период (абстрактный человек, социалистический рай). В "Мистерии Буфф" Маяковский как бы прощается с своим абстрактным человеком. В момент, когда "нечистым" трудящимся угрожает голодная смерть на отвоеванном у эксплуататоров ковчеге, является человек, отзвук гуманистической мечты поэта, и указывает им путь борьбы, маня трудящихся в землю обетованную, где "сладкий труд не мозолит руки" и "работа розой цветет на ладони".
Человек-водитель воплощается в нечистых, и этим М. словно говорит: "Смотрите, тот человек, о котором я орал всю свою жизнь, борясь за него с законом, с религией-цепью, властью вещей оказался воплощенным в батраке, в кузнеце, ибо эти люди достойны того социалистического рая, о котором мечтал мой человек, идя сквозь ужасы, отчаяние и гнет капиталистического мира". Во втором варианте "Мистерии Буфф" [1921] этот же человек фи-
гурирует уже в качестве пришедшего рассказать нечистым как очевидец о социалистическом рае ("Я видел, — говорит он, — тридцатый, сороковой век. Я из будущего времени просто человек"). Здесь Маяковский уже умеет видеть в рабочем того времени человека социалистического будущего. Как ни пытался Маяковский конкретизировать очертания земли обетованной, все же и во втором варианте картины социалистического рая слишком общи, абстрагированы, и при виде их на М. нападает "косноязычь".
Ленин в статье "Завоеванное и записанное" (Сочин., т. XXIV, стр. 26), говоря о международном значении Октябрьской революции и ее мировом размахе, писал следующее: "Новое движение идет к диктатуре пролетариата, идет, несмотря на все колебания, несмотря на отчаянные поражения, несмотря на неслыханный и невероятный "русский" хаос (если судить по внешности, со стороны), — идет к советской власти с силой все сметающего с пути потока миллионов и десятков миллионов пролетариев" (подчеркнуто нами. — Н. П.). Эту сторону дела нашей революции в художественно-схематических плакатных образах задумал. воплотить М. в поэме "150000000" [1920].
Миллионы, поднявшиеся на борьбу за советы, за социализм, лавой двинувшиеся на "повелителя всего" Вудро Вильсона; миллионы, в которых воплотилась "революции воля, брошенная за последний предел", — герои новой поэмы М. В поэме выразился невиданный в истории героизм и пафос вооруженной освободительной гражданской войны.
"Жажда, пои!
Голод, насыть!
Время
в бой
Тело носить.
Пули погуще
По оробелым!
В гущу бегущим
Грянь, парабеллум!"
Интернациональный характер русской Октябрьской революции персонифицирован в. образе Ивана. Хищнический характер загнивающего капитализма воплощен в образе Вудро Вильсона. Бой происходит не только между Иваном и Вильсоном, а — в этом между прочим критика видела схематизм "150000000" — в бою участвует вся материальная, физическая, идейная сила классов. "Земной шар самый/ на две раскололся полушарий половины". "Ни цветов,/ ни оттенков,/ ничего нет, кроме/ цвета, красящего в белый цвет,/ и красного,/ кровавящего цветом крови". И вот: "красное все и все, что бело, билось друг с другом, билось и пело". В результате этой невероятной, гигантской вселенско-титанической борьбы "эскадра, старья пошла ко дну". Будущее победило. В этой поэме также прощупываются отзвуки концепции М. — человек и капиталистический мир. В "150000000" в сравнении с поэмой "Человек" М. по-новому изображает действительность. Там человек одинок, затравлен, загнан, "пленник города лепрозория",, пленник и слуга "повелителя всего". Здесь, в "150000000", человек многомиллионный, взвихренный революцией, поднявшийся на борьбу против капитала и уверенный в своей окончательной всемирно-исторической победе. Однако и в "150 000 000" социалистическое общество выступает не как реальное воплощение каждодневной борьбы пролетариата, вырастающее в ходе самой борьбы, а по-прежнему как отдаленнейшая утопия о социалистическом рае. И здесь, именно в этих, воззрениях, проявился схематизм Маяковского, а не только в плакатносте изображения. Мелкобуржуазное представление больших масс угнетенного и эксплуатируемого народа о конечных целях социалистической революции сказалось у М. не только в "Мистерии Буфф", "150 000 000", но и в стихах того. времени: "Левый марш", "Наш марш", "Марш комсомольца", "Гулом восстаний" и др. Именно эти массы представляли борьбу советской республики с интервентами как окончательный бой, вслед за которым сразу наступает социалистический рай, осуществляющий мелкобуржуазную мечту о земле обетованной. Недостатком М. как революционного поэта является непонимание того, что жестокая классовая борьба за построение социализма вовсе не кончается с периодом гражданской войны, что элементы социализма уже наличествуют в той обостренной борьбе, к-рую ведет пролетариат в настоящем. Ленин в каждом конкретном ходе пролетарской революции показывал не отдаленный, вселенский социализм.
а социализм жив ой, сегодняшний, как творчество огромнейших масс народа. В 1918, борясь с надвинувшимся голодом, Ленин писал: "Кажется, что это борьба только за хлеб; на самом деле это борьба за социализм".
Утопичность воззрений М. выражалась и в его художественном методе и в стиле, и характерным для мелкобуржуазной революционной романтичности поэта является гиперболизм. В поэме "Пятый Интернационал" [1922] М. рассказал объективно правильного своем художественном методе.
"Пролеткультцы не говорят
ни про "я",
ни про личность.
Я
для пролеткультца
все равно, что неприличность.
И чтоб психология
была
коллективней, чем у футуриста,
вместо "я-с-то"
говорят "мы-с-то".
А по моему,
если говорить мелкие вещи
сколько не заменяй "Я" — "Мы"
не вылезешь из лирической ямы.
А я говорю
"Я"
и это "Я"
вот,
балагуря,
прыгая по словам легко,
с прошлых
многовековых высот,
озирает высоты грядущих веков.
Если мир подо мной
муравейника менее,
то куда ж тут, товарищи, различать местоимения".
Вся поэма "Пятый Интернационал", как и большинство его произведений до поэмы "Ленин", построена именно на этом озирании реальной действительности с таких высот, когда мир кажется "муравейника менее".
М. преувеличивал роль своего человека в революционной борьбе, преуменьшал сроки наступления социализма, перепрыгивал ряд неизбежных этапов в развитии революции. Его радикализм "левацкого" толка, сталкиваясь с трудностями реальных путей социалистической революции, обращался подчас в растерянность, в пессимизм. Однако надо различать гиперболизм художественного метода революционных поэм, стихов, "150 000 000", "Мистерии Буфф", "Левого марша" и др. от гиперболизма "Флейты-позвоночника", "Облака в штанах", "Владимира Маяковского", "Человека", "Войны и мира". Маяковский, понявший после Октября свою связь с угнетенными и эксплуатируемыми, поднявшимися на борьбу, выражает теперь устремление этих широких масс. Не случайно конечно, что теперь М. берет не "лад баллад", а "былинный лад", который служит автору для воплощения им своего замысла о народном характере революции.
"Что за улица?
Что на ней стоит?
А стоит на ней —
Чипль-Стронг-Отель.
Да отель ли то
или сон?
А в отеле том,
в чистоте,
в теплоте
сам живет
Вудро
Вильсон".
Это уже один из приемов былинного сказа. М. пользуется также типом концовки и зачина былины и народн. песни ("Я один был там/ в барах ел и пил,/ попивал в барах с янками джин").
Стихи и поэмы М. этого периода значительно проще и доступнее широким массам трудящихся. В них нет уже той нарочитой лит-ой усложненности, труднейших синтаксических инверсий, трудно воспринимающихся сравнений. Ритм значительно ближе к ораторско-разговорной речи. Работа в "Роста" помогла М. проделать сложнейшую поэтическую перестройку. Эта мужественная напряженная работа была свидетельством резко изменившихся взглядов на роль поэта в классовой борьбе. Работая над революционным плакатом, над стихотворным текстом к нему, над стихотворным политическим лозунгом, он действительно "ушел на фронт из барских садоводств поэзии, бабы капризной".
Эта работа предоставляла поэту возможность осознавать конкретное движение пролетарской революции, учиться у партии пролетариата ухватываться за основное звено политической борьбы сегодняшнего момента, делать поэтическое выражение наиболее доступным, простым и доходчивым до широких масс трудящихся, отстаивающих в вооруженной борьбе свое право строить социалистическое общество. Позже, издавая стихи "Роста", М. писал об этом периоде: "Это не только стихи, это иллюстрации не для графических украшений. Это протокольная запись труднейшего трехлетия революционной борьбы, переданная пятнами красок и звоном лозунгов. Пусть вспоминают лирики стишки, под которые влюблялись. Мы рады вспомнить и строки, под которые Деникин бежал от Орла. Любителям высокотарифных описаний задним числом романтик гражданской войны в стиле "Констрюктивист" неплохо поучиться на действительном материале боевых лет, на действительной словесной работе этого времени".
Республика рабочих и крестьян, страна диктатуры пролетариата переживала невероятнейшие трудности. В это время М. пишет громаднейшее количество стихотворений, рисует множество плакатов, зовет на фронты, на борьбу с голодом, с трифами, против разрухи, за, восстановление транспорта, за сбор продовольствия, за укрепление тыла. Чтобы приблизить свою агитационно-пропагандистскую работу к широким массам трудящихся, М. использует распространенные мотивы песенок и их ритм, пародируя и разрушая их ("Врангель, Врангель где ты был/ у Ллойд-Джоржа танк добыл.../ Где ты будешь Врангель мой/ в море шлепнешь головой" или "Шел на Русь, да не ухарь купец/ Маршал пан — удалой боец" и т. д.).
Один из распространенных приемов М. в работе над стихом "Роста" состоит в том, что часто это только рифмовка готовых политических лозунгов. Правда, и в этом разделе имеются стихи, приближающиеся к образному, поэтическому выражению "150000000", "Мистерии Буфф" (см. напр. стихи "День Парижской Коммуны", "Первый вывоз", "Трое", "Постоял здесь, мотнулся туда — вот и вся производительность труда", "Европейское обозрение", "Мухи оппозиции на съезде советов", "Советская азбука", "1-е мая" и мн. др.). Характером этой своей поэтич. работы М. приближался к поэтической линии Д. Бедного, выразителя устремлений пролетариата. Но М. часто не видит связи каждодневного этапа борьбы с конечными задачами пролетариата. В стихах и поэмах типа "150 000 000", "Левый марш" выражена, абстрактная восторженность поэта взвихренным шквалом революции, перебрасывающим человека М. в социалистический рай, но слабо" отражены конкретные стороны этапа борьбы. В стихах "Роста" иногда каждодневный этап политической борьбы заслоняет перспективы социалистической революции. Так. обр. и в ростинском периоде работы утопичность воззрений М. не была еще изжита до конца. В периоды "триумфального шествия революции" (Ленин) мелкобуржуазные слои нашей страны, настроенные по-революционному, заражаются энтузиазмом, проявляют чудеса храбрости и героизма. Их радикализм способен только на лобовой удар. Но в моменты кризиса революции, в периоды смены лобового удара обходным движением, отодвигающим непосредственный эффект победы на некоторое время, они впадают в панику, теряются, проявляют сомнения и колебания.
Переход к новой экономической политике. вызвал значительнейшие колебания даже в. среде пролетарской поэзии, представленной; группой "Кузница". Переход к нэпу они восприняли как крушение идей пролетарской социалистической революции. Они заговорили о том, что теперь "пунцовое съели иней и ржа", "флаги облезли", "рабочих поэтов распяли на фонарных столбах". То же было и с соратниками М., напр. Н. Асеев писал:
"Как я стану
Твоим поэтом, коммунизма племя,
Если крашено
Рыжим цветом, а не красным время".
М., казалось, крепче других поэтов держался при переходе к нэпу. Всю силу своего сатирического дара мобилизовал М., чтобы бороться с "мурлом мещанина", вылезающим из-за спины РСФСР. Он поднимал "ярость масс" против бюрократов и бюрократизма ("О дряни", "Прозаседавшиеся"). О стихотворении "Прозаседавшиеся" В. И. Ленин писал: "Вчера я случайно прочитал в "Известиях" стихотворение Маяковского на политическую тему. Я не принадлежу к поклонникам его поэтического таланта, хотя вполне признаю свою некомпетентность в этой области. Но давно я не испытывал такого удовольствия, с точки зрения политической и административной. В своем стихотворении он вдрызг высмеивает заседания и издевается над коммунистами, что они все заседают и перезаседают. Не знаю, как насчет поэзии, а насчет политики ручаюсь, что это совершенно правильно" (т. XXVII, стр. 177). Уже отсюда видно, какую функцию выполняли сатирические стихи М. в первые годы нэпа.
Но и М. отдал дань растерянности, и у него сменялся "левый" радикализм отчаянием и растерянностью перед нэпом. Это был последний момент таких огромных по своему диапазону мелкобуржуазных колебаний в творчестве революционного поэта. Поэма "Про это" [1923] чрезвычайно напоминает дореволюционное творчество поэта. Дело конечно не в том, что М. взялся здесь за "лад баллад", за любовную тему. Любовная тема у М. всегда поднималась до постановки проблем, выходящих за пределы узко личные. Дело в том, что поэма выражала мелкобуржуазную растерянность, ослабление связей поэта с революцией, с пролетариатом.Здесь опять старая тема человека, оказавшегося "вбитым в перила" моста по Неве и простоявшего так 7 лет. В "Про это" прорываются мотивы страшнейшего пессимизма и отрешенности от жизни ("Попала ветру мальчишки записка:/ Стал ветер Петровскому парку звонить:/ — Прощайте.../ Кончаю.../ Прошу не винить.../ До чего ж/ на меня похоже"). Эти мотивы возникли на основе непонимания новых путей революции, потому что "и стих/ и дни не те", как кажется поэту. Он в растерянности кричит:
"Сомнете периной
и волю
и камень.
Коммуна
и то завернется комом.
Столетия жили
своими домками
И нынче зашили своим домкомом!".
Мещанин, быт, вещи, мешающие революции, опять заполнили все, "на вещи насела столетняя пыль". Он взывает "на помощь летящим в морду вещам, ругней за газетиной взвейся газетина".
"...я снова в быт
вбиваюсь слов напором.
Опять
атакую и вкривь и вкось.
Но странно:
слова проходят насквозь".
Эта поэма — показатель глубочайшей внутренней борьбы. Как ни полна она пессимизма, все же поэт заявляет, что он не "доставит радости видеть, что сам от заряда стих", он "во всю, всей сердечной мерой в жизни сию, сей мир верил" и верует.
Работа, проделанная М. в "Роста", не могла пройти бесследно. Политическая сатира, ее большевистская партийная направленность входят в актив работы поэта.
Пройдя этап колебаний, типичный для мелкобуржуазного гуманистически настроенного интеллигента, M. естественно пришел к теме, к-рая вплотную подвела его к пролетарской поэзии. Уже в 1923—1924, когда писалась поэма. "Владимир Ильич Ленин", М. не только декларировал — "всю свою звонкую силу поэта, тебе отдаю атакующий класс", но и подтвердил это всей поэмой "В. И. Ленин". В поэме есть недостатки, искажающие подлинный облик Ленина (представление М. о том, будто Ленин — практик, Маркс — теоретик революции). И все же это одно из лучших произведений в советской литературе, посвященных изображению Ленина. Особенно выделяется по эмоциональной силе картина похорон Ленина, выполненная с большой силой и мощью лирического напряжения: "Страх./ Закрой глаза/ и не гляди —/ как будто/ идешь/ по проволоке провода./ Как будто/ минуту/ один на один/ остался/ с огромной/ единственной правдой...". "Я счастлив,/ что я/ этой силы частица,/ что общие/даже слезы, из глаз./ Сильнее/ и чище/ нельзя причаститься/ великому чувству по имени —/ класс"!
Сила лиризма Маяковского в том, что этот лиризм питается величайшими идеями и явлениями новой действительности. Воронский и Полонский обвиняли М., выступившего с поэмой "Ленин", в том, что он излагал в стихотворных размерах политграмоту. Они говорили, что поэт становится на поэтические ходули, тогда как истинное призвание его в таких вещах, как "Облако в штанах" и "Про это". На деле Маяковский поэмой "Ленин" подвел итог многолетнему пути поэтической перестройки.
В поэме "Ленин" синтезирован опыт героической работы поэта в "Роста", здесь преодолены почти до конца недостатки "Мистерии" и "150 000 000", здесь ясное понимание, что строительство социализма тесно связано с сегодняшним днем. Речь Ленина в апреле 1917, изложенная М., поэтически верно выражает настроение рабочих масс, направленных Лениным на борьбу за социализм.
"Здесь же,
перед тобою
близ
встало,
как простое
делаемое дело,
недосягаемое слово —
"социализм"".
От поэмы "Владимир Ильич Ленин" к поэме "Хорошо" ["Октябрь" (1927)] Маяковский проделал путь интенсивной поэтической работы, чрезвычайно многосторонней и многожанровой. Он продолжил сатирическую линию своего творчества, направленную на разоблачение мещанина, "бывшего", приспособленца, подхалима, хулигана, бюрократа, взяточника, классового врага, проникшего в советские учреждения, деревенского бо