Тынянов, Юрий Николаевич

[1894—] — советский писатель, литературовед, переводчик. Род. в г. Режице, Витебской губ., в семье врача. В 1904—1912 учился в псковской гимназии, в 1918 окончил историко-филологический ф-т Петербургского ун-та. С 1921 по 1930 читал лекции по истории русской поэзии XVIII — XX вв. в Ленинградском ин-те истории искусств. Печатается с 1921. В 1939 награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Т. начал свою литературную деятельность в качестве литературоведа. Участник группы "Опояз", Т. вскоре выдвинулся как один из лидеров русской формалистической школы. Формалистическая методология с ее внесоциальной трактовкой искусства, стремлением обособить "замкнутый литературный ряд" от всего содержания общественной жизни человечества приводила к пониманию художественного произведения как "чистой формы", как "конструкции", элементы которой функционально соотнесены между собой. Указанные принципы формализма не могли не найти свое отражение и в литературоведческих работах Т. Но свойственное Т. тонкое понимание особенностей художественной речи обогатило его исследования рядом ценных наблюдений. Так, в книге "Проблема стихотворного языка" (1924) есть много интересных замечаний о связи между семантическими значениями слова и ритмико-интонационными факторами стиха; тонкий анализ роли "витийственного" ораторского синтаксиса в одической конструкции мы встречаем в статье "Ода как ораторский жанр" (см. сборник "Поэтика", выпуск III, Л., 1927), ряд острых стилистических характеристик разбросан в статьях Т. о Пушкине, Тютчеве, Некрасове, Брюсове, Блоке, Хлебникове и др., собранных позднее в книге "Архаисты и новаторы" (1929).

Значительную ценность имеют многочисленные историко-литературные работы, написанные Т., его конкретные наблюдения ряда историко-литературных фактов, вскрывающие новые проблемы и специфические стороны в развитии русской литературы XIX в. Так, например, Тынянову принадлежит заслуга установления связи "Села Степанчикова" Достоевского с "Выбранными местами из переписки с друзьями" Гоголя, публикация и обследование ряда материалов, касающихся деятельности поэта-декабриста, друга Пушкина, Кюхельбекера, разработка сложного и чрезвычайно существенного момента лит-ой истории 20-х гг. XIX в. — борьбы так наз. "младших архаистов" с карамзинистами, новое освещение ряда поэтических произведений Пушкина ("Ответ Катенину", строфы из "Евгения Онегина", "Ода его сиятельству графу Д. И. Хвостову") и т. д.

Начиная с 1925—1927, Т. постепенно отходит от литературоведения ради собственно-художественной лит-ой деятельности. В советской литературе Т. занимает видное место. В 1925 появляется его первый роман "Кюхля", в 1927 — "Смерть Вазир-Мухтара", в 1936 — первые две части романа "Пушкин". Кроме того, в 1930—1933 им написаны повести — "Подпоручик Киже", "Восковая персона", "Малолетний Витушишников". Все эти произведения Т. относятся к историческому жанру. Превосходное знание материала, научная, почти документальная точность исторического повествования, тонкое чувство языка и стиля описываемой эпохи, наконец замечательный такт, позволяющий избежать безвкусной модернизации в изображении прошлого, — все это выдвинуло Т. в ряды лучших мастеров советского исторического романа.

В романе "Кюхля", заслуженно приобретшем чрезвычайно широкую популярность, Т. создал глубоко драматический и правдивый образ В. Кюхельбекера. Т. удалось выделить в своем герое то, что было в нем исторически знаменательным и типическим, то, что "Кюхлю" сделало декабристом, и в этом основная ценность романа. Чудаковатое донкихотство Кюхли, его благородное и пламенное сердце тираноборца, положение изгоя в помещичье-бюрократических кругах, самое одиночество его и трагическая судьба неудачника — все эти вполне конкретные черты его биографии раскрываются в то же время как индивидуальное проявление широкого общественного движения — декабризма с его героическим революционным пафосом и исторически обусловленным бессилием. Жизнь личности дана художником в согласии с ведущими тенденциями времени. Поэтому-то в рассказе о жизни Кюхельбекера в историю его идейно-психологического развития так легко и органически вплетаются факты и образы общеисторического и социально-значимого порядка, будь-то восстание Греции или бунт Семеновского полка, аракчеевские экзекуции или Германия Занда и Тугендбунда.

В "Кюхле" отчетливо выразились основные особенности советского исторического романа, стремящегося в конкретных образах минувшего познать общие закономерности эпохи, движущие силы истории, связывающие прошлое с нашей современностью. Написан "Кюхля" прозрачными, ясными красками, психологические контуры персонажей просты и отчетливо очерчены.

В следующих произведениях Т. его художественная манера резко меняется. Значительно вырастает мастерство воспроизведения характерного исторического колорита, утончается психологический рисунок художника. Ощущение прошлого, интимное и непосредственное чувство эпохи, своеобразие архаического мировосприятия достигают в передаче Т. исключительной свежести и остроты. Автор как бы растворяется в психологии своих героев, его зрение вплотную приближено к описываемой действительности.

Речь "от автора" часто уступает место "внутреннему монологу" персонажа, вбирающему в себя функцию повествования и описания и субъективно окрашивающему их.

Ясность и простота, "графичность" Кюхли уступает место импрессионистической многокрасочности, психологической усложненности. Т. привлекают неожиданные повороты, капризные изгибы, парадоксальный движения человеческой психики.

Это перемещение центра художественного внимания сказалось в романе о Грибоедове "Смерть Вазир-Мухтара". Т. интересуют не столько событие, поступок, мысль как таковые, сколько их психологическая окраска, их специфический "тембр" и "звучание". Центральной темой романа становится удушливая и двусмысленная атмосфера предательства, ренегатства, низкопоклонства, характеризующая поколение, пережившее разгром декабрьского восстания. Самый образ Грибоедова дан в неожиданном и остром ракурсе: перед нами не автор "Горя от ума", а дипломат, неотвратимо обреченный на приспособление к николаевскому режиму, одновременна представитель и жертва своего времени. Его трагедия — это трагедия Чацкого, вынужденного к роли Молчалина. Его гибель, его творческое бесплодие после катастрофы 14 декабря в чужом и навязанном мире Нессельроде и Родофиникиных предрешены временем.

"Людям двадцатых годов досталась тяжелая смерть, потому что век умер раньше их. У них было в тридцатых годах верное чутье, когда человеку умереть. Они, как псы, выбирали для смерти угол поудобнее. И уже не требовали перед смертью ни любви, ни дружбы".

В романе превосходно дано историческое бытописание, колоритно и убедительно вылеплены отдельные фигуры — Булгарина, Сенковского, Ермолова, но основное в нем — это мастерское воссоздание из бесчисленных, импрессионистически поданных деталей общего психологического тонуса времени, "уксусного брожения" тридцатых годов, сменившего легкое хмельное "винное брожение" двадцатых.

Художественные тенденции "Вазир-Мухтара" получили свое развитие в исторических повестях Т. Образ эпохи — петровской, павловской, николаевской — встает в них в преломлении через мелочи отдаленного от нас и поэтому почти экзотического бытового уклада. Обостренный интерес к исторически характерной детали приводит к культивированию всякого рода раритетов, гротескных подробностей, парадоксальных и анекдотических ситуаций. Повести перегружены вещно-бытовыми мотивами, показанными крупным планом и становящимися основным содержанием произведения. Но не археологический реквизит и не бытовое живописание интересуют Т. В зыбкой импрессионистической ткани авторского повествования эти гротескные подробности превращаются в подобие символических образов, пародийно раскрывающих общий характер времени. Воздух эпохи, вернее, отсутствие воздуха, историческая "духота" мрачного и азиатски-варварского прошлого России, воссозданы Т. крайне выразительно.

Но в его повестях нельзя почувствовать "разума истории", ее движения, в них

нет отражения прогрессивных сил эпохи. Прошлое неподвижно, — более того: оно бессмысленно и бессодержательно. Так в "Подпоручике Киже" анекдотический сюжет о карьере несуществующего офицера вырастает в символический образ мнимости, "подмененности", "пустоты" всего содержания русской жизни времен Павла I. Еще острее этот исторический скептицизм выражен в "Восковой персоне", где уродливые "натуралии" сообщают всей петровской эпохе характер чудовищной "куншткаморы". Исторически-прогрессивный смысл реформаторской деятельности Петра сведен в повести на нет. Судьба восковой статуи, вылепленной с Петра после его смерти, никому ненужной, всех пугающей и в конце концов отправленной в "куншткамору", как бы предрекает и судьбу петровского "дела", которое дано здесь как исторически бесплодное и выморочное.

В последнем своем романе "Пушкин" Т. преодолевает и импрессионистичность художественной манеры и фаталистический скептицизм, суженность исторического кругозора таких вещей, как "Восковая персона" или "Подпоручик Киже". В известной мере — это возвращение к принципам "Кюхли", к его реалистической простоте и прямолинейности трактовки исторической темы, но возвращение, обогащенное опытом психологической живописи "Вазир-Мухтара" и исторических повестей.

Первые две части романа охватывают детские и отроческие годы Пушкина, заканчиваясь знаменитым лицейским экзаменом в присутствии. Державина. Медленное развертывание действия позволило Т. дать чрезвычайно широко и сочно выписанную картину бытовой, лит-ой и политической жизни дворянства начала XIX в. Роман напоминает своеобразную художественную энциклопедию, вобравшую в себя огромное количество портретов и характеристик различных исторических деятелей и лиц, составлявших непосредственное окружение юного поэта. Исключительно тонко и умно даны образы старого Аннибала, родителей поэта, Василия Львовича Пушкина, Карамзина, Сперанского, будущих "арзамасцев" — А. Тургенева, Блудова, Дашкова, лицейских воспитателей, старика Державина и мн. др., очерченных подчас бегло и лаконично, но почти исчерпывающе по остроте социально-политической характеристики.

Но основное достоинство романа — в правильном разрешении труднейшей и ответственной задачи изображения самого Пушкина. В отличие от "обходной" тактики "Вазир-Мухтара", Т. к образу Пушкина подходит прямо, стремясь прежде всего раскрыть в нем великого поэта. В соответствии с этим тема пушкинского детства в опубликованных частях романа предстает как тема воспитания гения, как история накопления того эмоционального и идеологического материала, который реализуется в дальнейшем в созданиях поэта. Рассказывая о первых лит-ных чтениях Пушкина, о его знакомстве со стихами Батюшкова, лекциях Куницына, о национальном подъеме войны 1812, наконец просто о его друзьях и встречах, Т. обнажает перед читателем исключительно интенсивную внутреннюю жизнь поэта в ее столкновениях с искусством, общественной жизнью, политической и философской мыслью, столкновениях напряженных и никогда не проходящих для него бесследно.

Т. строит образ Пушкина, опираясь на творчество самого поэта, с глубоким пониманием используя темы, мысли и настроения его собственных стихов. От жизненных впечатлений молодого Пушкина тянутся нити к его будущим произведениям, "биографическое" дается как почва, на которой органически возникает "поэтическое". Тем самым уничтожается узаконенный второсортной беллетристикой разрыв между "биографией" и творчеством, между Пушкиным "в жизни" и Пушкиным на страницах его книг. Человек раскрывается как поэт, и в поэте выявляется живая личность. В этом углублении методов историко-биографического романа — бесспорная и принципиальная заслуга Т. перед советской литературой.

В заключение следует упомянуть о Т.-переводчике. Т. принадлежит ряд стихотворных переводов Гейне ("Германия", политическая лирика). Блестящая ирония Гейне как политического поэта, своеобразие его ритмики и поэтического языка, изобилующего прозаизмами, переданы Т. выразительно и близко к подлиннику.

Библиография: I. Литературоведческие работы Т.: Достоевский и Гоголь, изд. "Опояз", [П.], 1921; Проблема стихотворного языка, изд. "Асаdemia", Л., 1924; Архаисты и новаторы (Сб. статей), изд. "Прибой", [Л.], 1929; Пушкин и Кюхельбекер, в сб.: Литературное наследство, кн. 16—18, М., 1934. Xудожественные произведения: Кюхля, Л., 1925; Смерть Вазир-Мухтара, Гиз, [Л.], 1929; Подпоручик Киже, изд-во Писат. в Ленинграде, [1930]; Исторические рассказы, "Звезда", М. — Л., 1930, № 6; Восковая персона, ГИХЛ, Л. — М., 1931; Малолетний Витушишников, Л., [1933]; Черниговский полк ждет, изд. ОГИЗ — "Молодая гвардия", [М.], 1932; Пушкин, ч. I — II, Гослитиздат, М., 1936. Переводы: Гейне Г., Сатиры, Л., 1927; Гейне Г., Германия, ГИХЛ, Л. — М., 1933; Гейне Г., Стихотворения [Л., 1934]. Ст. "Как я работаю", в сб.: Как мы пишем, Л., 1930.

Ев. Тагер.

{Лит. энц.}

Тынянов, Юрий Николаевич

Род. 1894, ум. 1943. Писатель, литературовед. Произведения: "Кюхля" (историч. роман, 1925), "Архаисты и новаторы" (1929), "Смерть Вазир-Мухтара" (историч. роман, 1927—28), "Пушкин" (историч. роман, 1935—43, не окончен), "Поручик Киже" и др.