ВОЛКОВА Елена Андреевна

род. в 1915 г., г. Чугуев) — наивный художник. Родилась в большой дружной семье, где было восемнадцать детей, отец был героем-спасателем на воде. Семья жила на островке Северского Донца, поэтому тема воды и всего, что с ней связано, впоследствии стала одной из главных в ее творчестве. Детство было главным источником радостных и порой сказочных образов живописи художницы, о чем она сама неоднократно свидетельствовала. Ее художественное видение с ранних лет складывалось в атмосфере маленького казачьего городка, где в 1920-е гг. еще сохранялись черты старого бытового уклада (церковные праздники, ежегодные ярмарки). Развивались и новые традиции советского быта — клубы, самодеятельность, просмотр кинофильмов (муж В. был киномехаником). С детства В. любила рисовать самодельными красками, лепить из прибрежной глины. Болезнь ног помешала ей ходить в школу, училась дома, любила шить, вышивать, но особенно петь. Впоследствии художница самый живописный колорит своих картин уподобляла по гармонии хору поющих голосов, стремясь подобрать такой цвет, который «спелся бы со всей картиной». Часто изображала она и музыкантов. В 1947 г. у В. родился сын Валентин, который стал учиться живописи. Именно тогда, взяв краски сына, В. сама обратилась к творчеству (1961 г.). Первыми ее работами были натюрморты на картоне, потом появились и сюжетные композиции. Многие из них можно было бы отнести к анималистическому жанру, но, зная биографию художницы и круг ее друзей, их стоит рассматривать и как посвоему замаскированные образы близких. Так, много картин в сказочной форме повествуют о детстве, о радости материнства. Конечно, в них выражались чувствасамой художницы. Это «День рождения птенца» (1974), «Поросенок спрятался» (1975–1980). Сравнение самых ранних натюрмортов В. с теми произведениями, что были созданы в 1970-е гг., многое рассказывает о художественной психологии наивного творчества. В ранних картинах, по признанию самой художницы, она боялась изображать один предмет, заслоненный другим, фрагментарно, каждую вещь ей хотелось показать целой, в полноте ее бытия. Потом у нее появляется понятие условности изображения, но эта условность трактуется как декоративная стилизация. Картины плоскостные, цвет локален. Наиболее выразительны в произведениях, особенно в изображениях животных, глаза. Исследователи неоднократно обращали внимание на то, что именно в творчестве В. раскрывается такая важная особенность наивного творчества, как стремление запечатлеть образы праздника, своего рода рая на земле. Эта типологическая черта любительского творчества в годы господства советской идеологии выдавалась за наивный реализм, простодушное свидетельство радостной жизни народа при социализме. В действительности дело обстояло сложнее, и большинство «райских» образов следует рассматривать как компенсацию за те испытания, нищету, убогость существования, которые выпали на долю художников из народа. В большой мере это относится и к праздничной тематике произведений В. В центре картины «Народное гулянье на берегу Иртыша» (1976) изображен огромный натюрморт — скатерть-самобранка воображаемого пикника. Здесь и рыба, и яблоки, и помидоры, и свежие перья зеленого лука, ломти алого арбуза, желтая тыква, грибочки в голубой миске, пара кувшинов и целая бочка, видимо, с вином. Изобилие угощения подчеркнуто размерами плодов и фруктов в композиции. В. вспоминает: «Мне Господь помогает, подсказывает, что писать и как писать. С чего я начинаю, я никогда сама не знаю. Наверно, чаще всего с центра. В “Народном гулянье” я вначале на чистом белом холсте написала яблоки в зеленой вазе, потом хлеб, рядом увидела рыбу, огурцы, поросенка, окорок...» Величественный образ «даров природы» представлен как средоточие смысла всей композиции. В окружающих пиршественный «стол» сценах можно усмотреть немало символических моментов, за которыми, возможно, скрывались мысли и чувства художницы. Участники пикника, рассыпавшиеся вокруг этого великолепного натюрморта, написаны несоразмерно маленькими, но каждый из них воплощает важные стороны человеческой жизни. На первом плане юноша сидит в лодке, а за борт ее схватилась купальщица в розовом костюме. Это, конечно, образ любви. В нем можно рассмотреть множество значений, напоминающих о русалках, воде как стихии женского, лодке как символе жизни человека, и проч. Позади лодки на берегу сама художница сидит перед чистым холстом. Это, конечно, образ искусства. Слева рыбак вытаскивает огромную рыбу, что может напомнить о целом ряде евангельских образов — «Чудесного улова», рыбы как символа Христа. Глубоко религиозной В., посещавшей церковь и почитавшей иконы, эти сюжеты не могли быть неизвестны. Две женщины позади рыбака, вооружившись большими ножами, чистят рыбу — в этом можно усмотреть весьма тревожный намек: они посягают на чьито души? А впрочем, просто готовят угощение. Огромная кастрюля, подобная тем, в каких в аду мучат души грешников, стоит сзади, приготовленная для варки рыбы.Молодая пара выходит из леса с сухой веткой, готовясь разводить костер под этой кастрюлей. Под ветвями могучего дерева (можно предположить, что это само древо жизни) в центре картины музыкант играет на скрипке: какое же гулянье может быть без музыки... В глубине справа из леса появляются грибники с огромными грибами — знаток иконографии вспомнит, что гриб — это распространенный фаллический символ. Эта картина, написанная в очень сложный и драматически напряженный момент жизни художницы в Омске, несет в себе в зашифрованном виде всю гамму ее чувств и настроений того периода. Она появилась как развитие более ранних сюжетных композиций. В 1969 г. была написана небольшая картина «Золотой век». Здесь так же на первом плане река с рыбами, утятами и всякой живностью. Так же справа на берегу сидит у своего холста художница. На втором плане — красный шатер и диванчик, а в глубине большое здание с фронтоном и белыми колоннами, перед которым стоит молодая пара. Здание кажется воплощающим собой образ сельского клуба, Большого театра и сталинского ампира. А шатер напоминает о ярмарочных балаганах и цыганских палатках. В картине можно разглядеть также маленькую девочку, собирающую плоды с дерева, и мать, играющую с ребенком. В картине «Цыганский табор» 1972 г. избрана необычная для художницы точка зрения сверху. В центре вокруг костра с большим котлом сидят ярко одетые цыганки. Слева — их шатер. Справа — лодка, вытащенная на берег, и что-то вроде залива или излучины реки. На берегу танцует цыганка с бубном и ей аккомпанирует цыган с гитарой. Картина темная, дело происходит вечером или ночью. Персонажи не индивидуализированы, а, скорее, романтически обобщены. В. комментирует картину как воспоминание: «Там, где я жила в детстве, всегда останавливались около реки цыгане, а мы, дети, интересовались. Сидят, бывало, они вокруг костра, все такие нарядные, песни веселые поют, а я наблюдаю...» Работая над картиной, художница не делала никаких предварительных рисунков, эскизов, поправляла, изменяла, пока не получалось так, как хотелось. Если рассматривать эти картины сквозь призму биографии художницы, то можно увидеть в «Золотом веке» воспоминание о счастливом детстве и молодости (вот он — образ клуба с колоннами), а «Цыганский табор», возможно, подсознательно ассоциировался с собственными переездами и кочевым житьем между Чугуевом и Москвой. В обоих случаях так же, как и в «Гулянье», весь арсенал мотивов почерпнут из впечатлений чугуевского периода, и во всех картинах есть стремление упорядочить, соотнести друг с другом отдельные мотивы, но только в последней достигается стройность и гармония частей. Как будто от перебирания воспоминаний, любования своим прошлым, смутных надежд художница переходит к ясной картине мира, где ее отношение к жизни, взгляд на прошлое и настоящее предстают в последовательно развитом и четком выражении. Название картины «Народное гулянье» указывает жанр события: в представлении художницы это праздник, наподобие тех гуляний, что она помнит с детства. В «Народном гулянье» присутствует определенная праздничная ритуальность, поэтому картину и возможно читать символически, а не просто разглядывать как жанровую сценку.Картина «Пастушок» (1978) с первого взгляда воспринимается зрителем как образ рая, первобытного сказочного Эдема. На берегу реки сидит мальчик в круглой желтой шляпе и играет на дудочке. По воде к нему подплывают гуси. Позади пастушка прилегла отдохнуть корова, справа, в углу картины, стоит веселая хрюшка, поглядывая на зрителя. Слева видим лошадку, тоже подошедшую к берегу. Коза забралась на дерево — пощипать растущие там красные ягоды. Чуть дальше две девушки сидят под тенью деревьев, вдали гуляет петух с роскошным красным оперением хвоста. В. комментирует: «Пастушок так весело играет, что каждое животное, затаив дыхание, слушает его музыку». Здесь можно разглядеть и грибы с разноцветными шляпками, и цветы, и красную смородину необыкновенных размеров, и пышные кусты, и камыши у берега. Своей наивной идилличностью этот сюжет может напомнить то, как в росписях церквей (обычно не основного помещения, а прилегающей галереи) изображали библейскую сцену наречения первым человеком имен животных. В картине «Пастушок» собрана вся домашняя живность, которая была когдато в семье Пастуховых в Чугуеве. Не случайно, что животные здесь не просто пасутся на травке, а завороженно слушают льющуюся мелодию, они, как люди, наделены музыкальным слухом. В отличие от предыдущих идиллических композиций, ориентированных фронтально на зрителя, где на первом плане или в центре была вода и структурно-смысловую роль играл центр картины, в «Пастушке» сделана попытка развить пространство в глубину. Пастушок изображен в профиль, сидящим на берегу реки в правой части картины. Отдельные фрагменты с животными, растениями и фигурами пастушка и девушек собраны по «лоскутному» принципу. Это нисколько не умаляет художественного впечатления от работы, лирической, нежной и мягкой. В этой картине можно видеть сложившуюся живописную манеру В. — все выписано, раскрашено мелким мазком, с тщательностью рукодельницы, работающей над вышивкой. Сама В. склонна свой метод работы мифологизировать, подчеркивая, что она не знает, как и что у нее получается. «Пишу чистыми красками прямо из тюбиков. Какие краски я беру во время работы из тюбиков, не ведаю, названия их не знаю. Делаю так, как подсказывает картина. Часто долго ищу нужный цвет на холсте, множество перепробую красок, убираю те, которые не подходят. Не получается! А через некоторое время посмотрю — все цвета на своем месте. А как это получилось, сама не знаю. Думаю, что краски сами способны смешиваться на холсте, пока они не просохли, и получается такое, о чем художник и не мечтает. Картина сама себя рисует. Знаю ли я заранее, какой получится картина? Нет. Я только стараюсь, чтобы она получилась такой, какой я ее представила». В ее рассуждениях и правда, и легенда. Конечно, она освоила многие технические навыки мастерства и вполне сознательно пользуется ими. И вместе с тем она подчинена процессу творчества, погружена в него, бессознательно руководствуется внутренним чутьем. С начала 1980-х гг. стиль В. меняется. Появилась возможность писать на больших холстах, и изображения плодов, животных становятся более крупными, в них исчезают детали, обобщается живописный мазок, большее значение приобретает гладкое цветовое пятно.Несомненно, что работы нового типа появились потому, что художница стала готовить их для выставок. Картины создавались с учетом того, что их увидят в большом помещении много посторонних людей. Художница уже начала мыслить свою задачу как профессионал, а не просто запечатлевая то, что мечталось, «проплывало перед глазами». Лучшей из работ нового типа был «Натюрморт с рыбой» (1981). На столе, покрытом голубой скатертью, лежит рыба, кусок арбуза и дыня, а сверху изображена ветка с яблоками и две птички. Но В., работая по-иному, продолжает выражать свое, затаенное. Теперь это происходит благодаря переданной чисто живописными средствами игре предметов между собой. Присмотревшись, можно заметить, что рыба и «скибочка» арбуза явно улыбаются друг другу, а ветка с яблоками прислушивается к их немому разговору. От сказочного мира прошлых картин осталась тяга оживить, очеловечить все изображенное в картинах. «Голубь мира» ведет свою иконографию от традиционного плакатного изображения, но у В. превращается в нежную голубку, летящую к своему гнезду‚ такую же живую и непосредственную, как были гуси и курочки в ранних картинах. (К. Б.) Персональные выставки: Омск, выставочный зал Союза художников, 1975; Дом художника на Кузнецком мосту, Москва, 1980; ЗНУИ, 1981; Музей самодеятельного творчества народов РСФСР (Спасо-Ефимиев монастырь), Суздаль, 1985; Всероссийский музей декоративно-прикладного и народного искусства, Москва (на Делегатской ул.), 1988; «Рыбы, птицы и звери. Живопись Е. Волковой», Москва, Галерея «Дар», 1995; Музей современного искусства, Москва, 2001; Третьяковская галерея, 2005–2006. Выставки: «Слава труду», Москва, 1974; «Самодеятельные художники — Родине!», Москва, 1977; Всесоюзная выставка, Москва, 1987; Всесоюзная выставка самодеятельных художников. Москва, Центральный дом художника, 1985; Всесоюзная выставка самодеятельных художников, Москва (ВДНХ, «Монреальский» павильон), 1988; «Naifs sovietiques», 1988 (Франция); «Сон золотой», 1992; «Наивное искусство России», Всероссийский дом народного творчества (в Сверчковом переулке), Москва, 1993; ИНСИТА-94; «Русский деликатес». Натюрморт в творчестве наивных художников, куратор К. Богемская, Москва, Галерея «ДАР», 1995; «Проект “Москва–Берлин”». Выставка картин наивных художников Германии и России в залах Всероссийского музея декоративно-прикладного и народного искусства в Москве (на Делегатской ул.), 1996; «Мудрость с наивными глазами, Киров», 1997; «Наивное искусство в коллекции К. Богемской и А. Турчина». Выставочный зал «Ковчег», Москва, 1998; «Erste Begegnung…», (Германия), 1999; «Russische Naieven…» (Голландия), 2000; «Пушкинские образы…», Москва, 1999; «Райские яблоки», 2000; «И увидел я…», 2001; «Образ мира в наивном искусстве». 2002–2003. Коллекции: «Царицыно», Владимиро-Суздальский музей-заповедник. Лит.: World Encyclopedia of Naive Art, London, 1984. Р. 601; Bogemskaya K., Turchin A. Die Naive Kunst Russlands // Erste Begegnung mit der Russische Naive, / Katalog / Museum Charlotte Zander (Deutschland), 1999; Волкова Е. Жизнь и творчество Елены Волковой, рассказанные ею самой. М., 1999; Богемская К. Самодеятельное изобразительное искусство // Самодеятельное художественное творчество: Очерки истории. 1960–1990-е.СПб., 1999; Волков В. Рядом и наблюдая // Философия наивности. М., 2001; Богемская К. Наивное искусство. Елена Волкова. СПб., 2001.