Бекович-Черкасский, князь Александр

— капитан лейб-гвардии Преображенского полка, известный своей несчастной экспедицией в Хиву в царствование Петра Великого, происходил из Малой Кабарды. Корб утверждает в своем "Дневнике", что князь Александр Бекович был похищен от своих родителей и что, будто бы, даже одна вдова, самая богатая из рода Голицыных, сострадая юноше, разлученному с родителями и лишенному отцовского достояния, объявила его своим наследником. В пользу рассказа Корба о том, что князь Александр был именно похищен, а может быть и взят русскими в качестве заложника против воли или без ведома отца, говорит, по-видимому, еще и то обстоятельство, что имя отца его было неизвестно русскому правительству и обществу того времени; известно было только, что отец его был бек (т. е. князь), и оттого сына назвали по отчеству Бековичем. До крещения в православную веру, князь Александр носил татарское имя Девлет-Гирей-мурза, под которым был известен и впоследствии у прикаспийских инородцев; ни время его крещения, ни время прибытия в Россию неизвестны. Князь Александр воспитывался в доме дядьки царя Петра — князя Бориса Алексеевича Голицына, вместе с его сыновьями. В 1698 году Корб видел князя Черкасского прислуживающим вместе с сыновьями князя Бориса Алексеевича за торжественным обедом, данным этим вельможею в честь имперского посла. В выражении лица Голицыных, по словам Корба, "видна скромность, но в чертах черкеса, напротив, благородство и твердость духа, обличающие воина по происхождению".

В 1699 году вдова князя Петра Иль-Мурзича Черкасского, княгиня Анна Васильевна, урожденная Нагая, подарила князю Александру обширные вотчины свои в Романовском уезде.

У какого-то поляка Черкасский вместе с сыновьями Голицына обучался разным наукам, в том числе и латинскому языку. В 1707 году он ездил за границу, где, между прочим, изучал прилежно мореплавание; по возвращении из-за границы служил в Преображенском полку.

В 1711 году кн. Александр Бекович был отправлен на свою родину — на Кавказ, с поручением, успешное выполнение которого должно было повлиять решающим образом на направление русской политики по отношению к азиатским народам. Дело в том, что хотя предпринятый в 1711 году, во время Турецкой войны, поход, под начальством казанского губернатора графа Петра Матвеевича Апраксина, против кубанских горцев и был очень удачен, но русское правительство ясно сознавало необходимость сделать невозможными на будущее время частые вторжения кубанцев в русские пределы и тем обезопасить себя со стороны Черного и Каспийского морей на случай войны с Турцией; для этого хотели Кубанской орде противопоставить Кабарду: князь Александр Бекович был отправлен с царской грамотой к кабардинским владельцам для привлечения их на сторону России. Еще с Кавказа он уведомил Петра, что черкесские владельцы, прочтя царскую грамоту, изъявили готовность служить Великому Государю всей Кабардой и, на основании этого заявления, были приведены им к присяге по их вере. Кажется, что среди этих князей находились и мать самого кн. Александра вместе с двумя его братьями. По крайней мере, брауншвейг-люнебургский резидент Вебер, находившийся в России, как раз в то время, когда личность князя Черкасского всех особенно интересовала, под 1715 годом сообщает, что князь "несколько лет назад передался вместе с землею своею под власть и защиту царя".

Возвратившись в Россию, князь Александр продолжал внимательно следить за сменой различных настроений и влияний среди кавказских горцев; в мае 1714 года он подал царю донесение, где изложил свои взгляды и на положение дел на Кавказе, и на характер и направление политики, которых должна была держаться Россия в своих сношениях с горцами и с Персией. "Коли б вы изволили знать пространно тамошний край, — писал он в этом донесении Петру, — надеялся бы, что не в малые б дела произвели через ваш ум и действо". Черкасский обращал внимание царя на то, что турки задались целью соединить под своею властью все горские племена, вплоть до персидской границы, но до сих пор встретили сочувствие и поддержку только среди кумыцких князей; ввиду того что для России было бы очень опасно и хлопотливо, в случае новой войны с Турцией, иметь против себя "оный народ, лучший в воине, кроме регулярного войска", князь Черкасский советовал Петру воспользоваться представляющимся удобным моментом для подчинения своей власти горных племен ради осуществления "интереса государственного", оставленного до тех пор в пренебрежении только "незнанием или неискусством воевод" московских: "годная особа" с войском, посланная немедленно на Кавказ морем, не встретила бы серьезного сопротивления со стороны горцев, беспрестанно воевавших друг с другом и не отдавшихся еще никому в подданство, а потому не могших рассчитывать на помощь извне; удача экспедиции принесла бы России пользу не только в политическом отношении, но и в экономическом, так как Кавказский край богат всякими рудами. На тот случай, если бы у царя не оказалось времени для исполнения всего, что касается кавказских племен, князь Черкасский советовал, ввиду замеченной им слабости Персии по отношению к горным племенам и страха ее перед Россией, отправить послов к шаху персидскому для установления торговых сношений с Персией и для заключения с ней трактатов относительно взаимной помощи деньгами и людьми на случай войны. Очень может быть, что князь Черкасский считал именно себя "годной особой" для приведения в исполнение своих планов относительно кавказских горцев и Персии. Но в Персию был послан в 1715 году Артемий Петрович Волынский, а в указе от 29 мая 1714 года Сенату было поручено обсудить представление Бековича о мерах для привлечения горных народов Кавказа на сторону России; самого же Бековича царь решил отправить послом в Хиву. Цель посольства была выражена в указе от 20 мая 1714 года так: "послать в Хиву с поздравлением на ханство, а оттоль ехать в Бухары к хану, сыскав какое дело торговое, а дело настоящее, чтоб проведать про город Ирнек (Иркеть?), сколь далеко оный от Каспийского моря и нет ли каких рек оттоль, и хотя не от самого того места, однако же, в близости в Каспийское море". От одного туркменского пилигрима, Ходжи-Нефеса, царь узнал, что река Аму-Дарья богата в своем устье золотым песком; о том же доносил и сибирский губернатор князь Гагарин; ходили слухи, что существовало старое русло Аму-Дарьи, по которому она впадала раньше прямо в Каспийское море, но что хивинцы, — а по другим рассказам калмыки, — незадолго перед тем отвели эту реку в Аральское море, устроивши для этого где-то плотину. Для проверки всех этих слухов царь отправил капитан-поручика князя Александра Бековича Черкасского: указом от 29 мая 1714 года, данным с корабля "Екатерина" у Березовых островов, князю велено было отыскать устье реки Аму-Дарьи и разузнать, где находится плотина, загораживающая ей выход в Каспийское море. В распоряжение князя Черкасского были предоставлены "тысячи полторы воинских людей да на всякие расходы тысяч пять денег" и, кроме того, велено было воеводам в Астрахани "чинить отправление во всем, чего он будет требовать, без всякого задержания"; мастер горного дела Блюгер должен был ехать вместе с ним; сверх назначенного числа воинских людей, князь взял еще 500 яицких казаков. Во главе этой экспедиции Черкасский в 1715 году первый проплыл по всему восточному берегу Каспийского моря; 4-го августа он доносил царю, что прибыл в местность Актан, где в прежнее время впадала в Каспийское море река Аму-Дарья, отведенная у урочища Харакая (в четырех верстах от Хивы) в Аральское море особою плотиною; 24-го октября он писал, что им закончено изготовление карты Каспийского моря (до нас недошедшей), и что он возвращается в Астрахань.

Вполне понятно то нетерпение, с которым Петр ожидал приезда Бековича в Либаву, где он сам в то время находился, и желание поскорее увидеть осуществление своей мысли, после того как вопрос первостепенной важности был разрешен в благоприятном смысле. В Либаву Черкасский прибыл в начале февраля 1716 года, а в половине февраля он был уже отправлен назад туда, откуда приехал, т. е. в Астрахань, награжденный чином капитана и уже официально объявленный послом к Хивинскому хану, с полномочием самостоятельно распоряжаться всеми приготовлениями к походу: Сенату велено было без отговорок и без задержки исполнять все его распоряжения. В руководство князю Черкасскому Петр собственноручно написал наказ, состоявший из 13 пунктов: "1) Надлежит над гаванью, где бывало устье Аму-Дарьи реки, построить крепость человек на тысячу, о чем просил и посол хивинский; 2) Ехать к хану Хивинскому послом, а путь держать подле той реки и осмотреть прилежно течение ее, а также и плотину, если возможно эту воду опять обратить в старое ложе, а прочие устья запереть, которые идут в Аральское море; 3) Осмотреть место близ плотины, или где удобно, на настоящей же Аму-Дарье реке для строения крепости тайным образом и, если возможно, то и тут другой город сделать; 4) Хана Хивинского склонить к верности и подданству, обещая ему наследственное владение, для чего предложить ему гвардию, чтоб он за то радел в наших интересах; 5) Если он охотно это примет и станет просить гвардии и без нее не будет ничего делать, опасаясь своих людей, то дать ему гвардию, сколько пристойно, но чтоб была на его жалованье; если же станет говорить, что содержать ему ее нечем, то на год оставить ее на своем жалованье, а потом чтобы он платил; 6) Если таким или другим образом хан склонится на нашу сторону, то просить его, чтоб послал своих людей, при которых и наших два человека было бы, водою по Сыр-Дарье реке, вверх до Эркети городка, для осмотрения золота; 7) Также просить у него судов и на них отпустить купчину в Индию по Аму-Дарье реке, наказав, чтоб изъхал ее, пока суда могут итти, и потом продолжал бы путь в Индию, примечая реки и озера, и описывая водяной и сухой путь, особенно водяной, и возвратиться из Индии тем же путем; если же в Индии услышит о лучшем пути к Каспийскому морю, то возвратиться тем путем и описать его; 8) Будучи у Хивинского хана, проведать и о Бухарском, нельзя ли и его хотя не в подданство, то в дружбу привести таким же образом, ибо и там также ханы бедствуют от подданных; 9) Для всего этого надобно дать регулярных 4000 человек, судов сколько нужно, грамоты к обоим ханам, также купчин к ханам и к Моголу; 10) Из морских офицеров поручика Кожина и навигаторов человек пять или больше послать в обе посылки: в первую под видом купчины, в другую — к Эркети; 11) Инженеров дать двух человек; 12) Нарядить казаков Яицких 1500, Гребенских 500, да 100 человек драгун с добрым командиром, которым итти под видом провожания каравана из Астрахани и для строения города; и когда они придут к плотине, тут им велеть стать, и по реке прислать к морю для провожания князя Черкасского сколько человек пристойно; командиру смотреть накрепко, чтоб с жителями обходились ласково и без тягости; 13) Поручику Кожину приказать, чтоб он там разведал о пряных зельях и о других товарах и, как для этого дела, так и для отпуска товаров, придать ему двух человек добрых из купечества, чтоб не были стары".

В письме от 13 мая 1716 года Петр уведомил Черкасского о получении от него проб золота и приказал ему, по меньшей мере: 1) построить те два города-крепости, о которых говорится в пунктах 1 и 3 собственноручного наказа; 2) пройти вверх по реке "сколько время допустит" и 3) разорить плотину; ввиду дальности расстояний царь велел князю не "описываться для указов к нему", а трудиться неотложно, по крайней мере исполнить по данным пунктам. Приготовления к походу шли довольно быстро, так что к осени 1716 года оказалось возможным выполнить часть программы всего движения и заняться постройкой крепостей. 15 сентября князь Черкасский вышел со своим отрядом из Астрахани в море и 9 октября пришел к урочищу Тюк-Караган; здесь оставлен был для строения крепости полковник Хрущов с Казанским полком. Из Тюк-Карагана Черкасский отправил поручика Кожина в Астрабад с поручением отвезти туда морского подпоручика Петра Давыдова, отправлявшегося послом к хану Бухарскому; а сам, 23 октября, поплыл к урочищу Красные Воды, где велел строить крепость полковнику фон дер Вейде и при нем оставил два полка солдат. Уже на возвратном пути из Красных Вод в Астрахань Черкасский имел случай составить себе представление о трудностях предстоявшего похода в Хиву сухим путем: в Тюк-Карагане он нашел 700 больных, а 120 человек ко времени его прихода уже умерли, вследствие неблагоприятных условий местности, где не было ни воды, ни леса, ни травы — один песок. Возвратившись 20 февраля 1717 года морским путем в Астрахань, Бекович получил в мае 1717 г. весть от калмыцкого хана Аюки о том, что бухарцы, хивинцы, каракалпаки, кайсаки и балаки в числе 2000 человек засыпали колодцы и собираются напасть на самого Бековича и на отряд, находившийся в Красных Водах, и что посланные еще раньше Бековичем в Хиву Иван Воронин и Алексей Святов находятся не в чести у хана. Воронин и Святов и сами писали Бековичу, что хан встревожен постройкой крепостей на хивинском берегу и боится, как бы русские под видом посольства не овладели Хивой; поэтому в Хиве задумали недоброе и послали в Бухару, к каракалпакам, к Аюке-хану и во все города приказания: кормить лошадей и быть готовыми к выступлению в поход против русского отряда. Хан Аюка действительно отказал в помощи отряду князя Александра Бековича, ссылаясь на невозможность идти в степь по причине приближавшегося жаркого времени года; но, кажется, настоящим мотивом отказа было желание хана отомстить русским, а в том числе и князю Черкасскому, за то, что они не помогли калмыкам в 1715 году, когда кубанский султан Бахты-Гирей напал на калмыков под самой Астраханью: астраханский комендант и князь Черкасский, выступившие было из города с 3000 солдат для отражения кубанцев, ничего не сделали для защиты калмыков потому, что у кубанцев оказалась, будто бы, какая-то грамота от московского царя, позволявшая им нападать на калмыков безнаказанно.

Обстоятельства складывались, по-видимому, до такой степени неблагоприятно, что некоторым участникам экспедиции выступление в поход казалось в высшей степени рискованным. Поручик Кожин, сильно не ладивший с князем Черкасским, даже прямо доносил царю, что князь намерен "изменнически предать русское войско в руки варваров", и отказался от участия в походе. Князь Черкасский не отступил, однако, от принятого им решения: еще в конце апреля 1717 года казаки яицкие и гребенские были отправлены сухим путем к Гурьеву городку, а в мае двинулся туда же морем и сам князь Черкасский с регулярным войском. В июне весь отряд, состоявший приблизительно из трех тысяч человек при семи орудиях, двинулся из Гурьева городка к Хиве; при нем находились и два родные брата князя Александра Бековича с двадцатью черкесскими узденями; проводниками были туркмены и калмыки хана Аюки, в их числе и тот самый Ходжа-Нефес, которого Черкасский посылал в 1716 году из Красных Вод искать место запруды на реке Аму-Дарье и ее старое русло. Под палящими лучами солнца, страдая от жажды и болезней, русские упорно шли вперед и, через два месяца после выступления из Гурьева-городка, утром 15-го августа дошли до озер реки Аму-Дарьи, находившихся всего в шести днях пути от Хивы; здесь отряд расположился на отдых, укрепив свой лагерь на случай нападения. На другой же день утром около 25000 хивинцев и их союзников, предупрежденных о приближении русских бежавшими с привала в горах калмыцкими проводниками, окружили малочисленный отряд, который стойко отбивал все нападения в течение трех дней. На четвертый день хивинский хан Ширгазы, видя, что русских трудно одолеть в бою, решил прибегнуть к хитрости; он прислал к Черкасскому парламентеров с мирными предложениями, говоря, что если бы он раньше знал о мирных целях похода, то никогда не напал бы на него. Знатные хивинцы целовали перед русскими коран в том, что над государевыми войсками не будет сделано никакого зла и что условия мира будут свято исполнены ханом. Черкасский поверил хивинцам; в сопровождении 700 драгун и казаков он отправился в лагерь хана, передал ему подарки от царя московского и продолжал свой путь к Хиве среди ханского войска; его собственный отряд следовал за ним на расстоянии около двух верст под командою майора Франкенберга. Когда до Хивы оставалось уже не более одного дня пути, хан заставил Черкасского разделить русское войско на пять отрядов и отправить их порознь в пять городов, назначенных Ханом для их прокормления. Одни из уцелевших участников похода говорили, что хан добился от Черкасского соответствующего приказа угрозами, другие — что ему удалось подействовать убеждениями. Неизвестно, как было это в действительности, да для оценки поведения Черкасского нет надобности долго останавливаться над разрешением этого вопроса. С самого начала похода для многих участников его было уже несомненно, что для выполнения такого сложного и ответственного поручения князь Черкасский был совершенно не "годная особа", хотя один только поручик Кожин осмелился громко заявить об этом и попытался представить некоторые очень важные стороны деятельности Черкасского в их настоящем виде; в конце похода ясно обнаружилось если не позорное малодушие начальника, хотевшего купить себе жизнь ценою гибели всего вверенного ему отряда и унижения русского имени, то во всяком случае преступная неосторожность, совершенно невероятная со стороны природного азиата. Некоторые все же пытались объяснить эту неосторожность душевным расстройством Черкасского, впавшего в мрачную меланхолию после того, как на его глазах, в самый день отплытия из Астрахани, утонули в Волге его жена и две малолетние дочери; другие хотят видеть в Симонове виновника всего несчастия, хотя бы и невольного, так как Симонов еще раньше посоветовал вступить в мирные переговоры с ханом. Общая оценка действий князя Черкасского достаточно обнаруживает, однако, его виновность в неудачном исходе всего предприятия. Прежде всего бросается в глаза: 1) то, что он не построил ни одной крепости там, где этого требовали и пункты петровского наказа и собранные им же самим данные, а построил две в таких местах, что они не могли послужить опорными пунктами для действий его отряда; 2) благодаря постройке ненужных крепостей, отряд князя Черкасского выступил в поход не в составе свыше 6000 человек, как предполагал сам царь Петр, а только около 3000, и потому, даже если бы с ним не случилось катастрофы, едва ли он был бы в состоянии выполнить и минимум требований Петра; 3) при определении пути, по которому должны были совершать свое движение как экспедиционный отряд, так и вспомогательный, князь Черкасский совершенно не руководился пунктами Петровского наказа. Правда, отряд все-таки добрался до Хивы, но, наткнувшись на враждебность со стороны хана, он имел только на выбор или пробиться к заветной и загадочной плотине или возвратиться немедленно ни с чем назад; поведение кн. Черкасского дало еще третий выход — довериться неприятелю; практически, впрочем, все эти три положения вели к одному результату: отряд уже с самого выступления из Гурьева-городка был обречен на гибель; остается только сказать, что Черкасский вел его к печальному концу ближайшим путем. Майор Франкенберг, командовавший отрядом в отсутствие самого князя, отлично понимал, какой опасности подвергались русские, в случае разделения отряда на пять малочисленных и разобщенных друг с другом частей, и потому три раза отказывался исполнить настойчивые приказания Черкасского, но, наконец, уступил. Разъединив все пять частей русского отряда, хивинцы обезоружили русских и частью перебили, а частью взяли в плен и продали на рынках Хивы и Бухары; удалось спастись только очень немногим, в том числе и обоим братьям Черкасского. О судьбе самого Черкасского очевидцы сообщали разноречивые сведения: по словам одних, его подвергли истязаниям и потом отрубили голову перед ханской палаткой; по словам других, его увели в палатку, а что потом было — неизвестно; одни утверждали, что видели его голову воткнутой на кол в Хиве на базарной площади; другие, видевшие головы русских там же, ни в одной не признали головы князя; носился даже слух, что князь предал русское войско по уговору с ханом и остальную свою жизнь прожил у хана в почете. Кажется, однако, не может быть сомнения в том, что Черкасский погиб вместе со своим отрядом. Осенью 1717 года весть об этом пришла в Россию; все ожидали, что царь жестоко отомстит хивинцам за их вероломство, и уже носились слухи о приготовлениях к новому походу; однако неудача Бековича надолго отбила у русского правительства охоту попытаться еще раз силою оружия открыть русскому влиянию и русской торговле путь в Среднюю Азию; да и внимание его было слишком занято другими вопросами. Но память о несчастном походе Черкасского до сих пор жива еще в народе: "погиб, как Бекович", говорит пословица.

"Das veränderte Russland...", Frankfurt, 1721, in 4°, в русском переводе "Записки Вебера", "Русский Архив", 1872 г., ст. 1387—1389, 1393—1395, 1431—1435, 1617. — "Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах", 1763 г., январь, стр. 7—35. — "Журнал или поденная записка блаженныя и вечно достойныя памяти Государя Императора Петра Великого, с 1698 года даже до заключения Нейштатскаго мира", ч. II, СПб., 1772, стр. 15, 341—397. — Голиков, "Деяния Петра Великого", Москва, 1788, ч. IV, стр. 333—335; ч. V, 122—129; ч. VI, стр. 17—18, 58—68. — G. А. von Halem: "Leben Peters des Grossen". Bde l—3. Münster und Leipzig, 1803—1804 (по-русски: "Жизнь Петра Великого", описанная г-ном Галемом, СПб., 1813, ч. II, стр. 431—432). — "Собрание собственноручных писем Государя Императора Петра Великого к Апраксиным", Москва, 1811, ч. II, стр. 16—17. — "Отечественные Записки" за 1827 г., ч. XXXII, № 90, стр. 58—63. — "Собрание писем Императора Петра І к разным лицам с ответами на оные", издал В. Берх, СПб., 1829, ч. II, стр. 359—360; СПб., 1830, ч. III, стр. 12—18. — Иакинф (Бичурин), монах: "Историческое обозрение Ойратов, или Калмыков, с XV стол. до настоящего времени", СПб., 1834 г., стр. 184—186. — "Энциклопедический лексикон", издававшийся А. Плюшаром, т. II, 1835 г., стр. 145(?); т. III, СПб., 1835 г., стр. 526—527; т. V, СПб., 1836 г., стр. 203—208. — "Труды и летописи Общества Истории и Древностей Российских, учрежд. при Имп. Московском университете", ч. VII., М., 1837 г., стр. 174. — "Журнал Мин. Внутренних Дел" за 1839 г., ч. XXXIV, № 12, стр. 366—372, 382—383. — "Москвитянин" за 1842 г., № 12, стр. 373—394. — "Журнал Мануфактур и Торговли", 1843 г., ч. II, № 4, стр. 91—92. — Ламбин И. П.: "История Петра Великого", СПб., 1843, стр. 650—651. — "Записки Имп. Русского Географ. Общества", кн. IV, СПб., 1850 г., стр. 260—283. — "Записки Гидрограф. Департ. Морского Министерства", ч. VIII, СПб., 1850 г., стр. 210—241. — "Военный Сборник", 1861 г., т. XXI, № 10, отд. II, стр. 303—364; 1873 г., № 5, стр. 6—8; 1887 г., т. CLXXVI, № 8, стр. 156—163; № 10, стр. 145. — "Дневник Иоганна Георга, Корба, секретаря посольства от Императора Леопольда I к Царю Петру І в 1698—1699 гг.". Перев. Б. В. Женева и М. И. Семевского, Москва, 1858 г., стр. 79. — "Материалы для истории русского флота" (С. Елагина), ч. IV, СПб., 1867 г., стр. 267—276, 278—285. — Галкин-Врасский, М. Н.: "Этнографические и исторические материалы по Средней Азии и Оренбургскому краю", СПб., 1869 г., стр. 18—19, 150—152, 286—300. — Гросул-Толстой, П.: "Дела русского оружия и политики в Средней Азии (по поводу войны России с Хивою)", Одесса, 1871, стр. 3—5. — "Материалы Военно-Ученого Архива Главного Штаба", изд. под ред. А. Ф. Бычкова, т. І, СПб., 1871, стр. 197—506. — "Записки Имп. Русск. Географического Общества по общей географии", т. IV, СПб., 1871 г., стр. 139—144. — "Письма Петра Великого, хранящиеся в Имп. Публ. Библиотеке", изд. А. Ф. Бычковым, СПб., 1872 г. — "Русский Вестник", 1873 г., № 3, стр. 12—16. — Мак-Гахан: "Военные действия на Оксусе и падение Хивы". Перевод с английского ("Canpaigning on the Oxus and tbe Fall of Khiva"), Москва, 1875 г., стр. 174—177. — Терентьев: "Россия и Англия в Средней Азии", СПб., 1875, стр. 335. — Терентьев: "Россия и Англия в борьбе за рынки", СПб., 1876, стр. 9. — "Описание дел Архива Морского Министерства", СПб., 1877, т. І, под 1715—1718 гг. — Попко И.: "Терские казаки с стародавних времен". Исторический очерк. Вып. I. СПб., 1880, стр. 77—79, 97—101, 329—332. — Макшеев: "Исторический обзор Туркестана и наступательного движения в него русских". СПб., 1890, стр. 68—80. — Соловьев, "История России", изд. "Общ. Пользы", кн. IV, стр. 647—651, 662, 663. — Подробный библиографический указатель литературы насчет Хивинского похода кн. Бековича-Черкасского см. у И. Г. Безгина: "Князя Бековича-Черкасского, экспедиция в Хиву", СПб., 1891, in 16°, 237 стр. (в продажу эта брошюра не поступала).

В. Бенешевич.

{Половцов}