Бестужев-Марлинский, Александр Александрович

Найдено 3 определения
Показать: [все] [проще] [сложнее]

Автор: [российский] Время: [современное]

БЕСТУЖЕВ-МАРЛИНСКИЙ Александр Александрович
(1797-1837) российский литературный и общественный деятель, декабрист, поэт, прозаик, критик, издатель. На военной службе с 1816 г. С 1820 г. помещал в журналах («Сын отечества», «Невский зритель», «Северный архив» и «Соревнователь просвещения и благотворения») литературные произведения, пронизанные духом романтизма. В 1820 г. вступил в «Вольное общество русской литературы и словесности». В 1823—1825 гг. вместе с К. Ф. Рылеевым издавал альманах «Полярная низда». В 1824 г. вступил в Северное общество. 14 декабря вместе с братом Михаилом и Д. А. Щепиным-Ростовским вывел на Сенатскую площадь часть солдат лейб-гвардии Московского полка. После поражения восстания добровольно сдался властям. Верховным уголовным судом приговорен к пожизненной каторге, замененной 20-летней ссылкой. Был отправлен на поселение м Якутск. С 1829 г. — рядовой в действующей армии на Кавказе. Отличился в военных действиях против горцев и в 1835 г. (после трехкратных представлений) произведен в прапорщики. Погиб в стычке с горцами.

Источник: История России. Словарь-справочник. 2015

Бестужев Александр Александрович (Марлинский)

Бестужев, Александр Александрович, - выдающийся писатель, известный под псевдонимом Марлинского. Происходил из старинного дворянского рода; родился 23 октября 1797 г. в высококультурной и талантливой семье, давшей России нескольких замечательных деятелей. Недюжинный человек был его отец, Александр Феодосьевич (1761 - 1810), весьма образованный артиллерийский офицер, издававший в 1798 г. вместе с И.П. Пниным ""С.-Петербургский журнал"", занимавшийся различными науками и вопросами педагогии и написавший ""Опыт военного воспитания"" и ""Правила военного воспитания""; в своих научных и художественных интересах А.Ф. Бестужев был настоящий энциклопедист и из своего дома создал ""богатый музей в миниатюре"", как выразился один из его сыновей. Свою энергию и любовь к знанию он передал детям, из которых два сына, декабристы Михаил и Николай , были такими же образованными, деятельными, разносторонне способными людьми, как отец; выдающейся натурой была их старшая сестра Елена, любящая и самоотверженная, добрый гений этой семьи. Педагог по призванию, А. Ф. усердно заботился о воспитании своих детей, из которых быстро выделился второй сын, ""прилежный Саша"", особенно восприимчивый, впечатлительный, жадный к чтению. Десяти лет он был отдан в горный корпус. В его дневнике, который он тогда завел, ярко определился будущий ""Марлинский"", - ""с его складом ума и сердца, с его оригинальностью, саркастической речью, наблюдательным взором и пылким воображением"", как говорит его брат, Михаил, читавший этот документ, впоследствии уничтоженный. Уже на школьной скамье Бестужев обращал на себя внимание пылкостью и честолюбием. Учился он вообще хорошо, но не любил точных наук и, не преодолев своего отвращения к ним, вышел из корпуса, не окончив курса. Под влиянием старшего брата, моряка Николая, он хотел поступить во флот, рисуя себе в заманчивых чертах жизнь моряка; но та же математика преградила ему дорогу к гардемаринскому экзамену, и ему пришлось начать службу юнкером в лейб-драгунском полку. ""Самолюбие, желание отличия на каком бы то ни было поприще, - рассказывает его брат, - сделали из него славного солдата и еще более наездника"". В 1818 г. он был произведен в офицеры. Служебные дела и серьезные литературные занятия чередовались в его жизни с легкомысленными любовными увлечениями и веселыми, подчас бесшабашными проказами. Он увлекся дочерью главноуправляющего путями сообщения Бетанкура , при котором он состоял одно время адъютантом, но важный сановник не согласился выдать свою дочь за небогатого молодого офицера; этот отказ тяжело подействовал на Бестужева. В 1823 г., состоя адъютантом при сменившем прежнего начальника герцоге Александре Вюртембергском , Бестужев был штабс-капитаном гвардии, и перед ним открывалась блестящая служебная карьера, но дружеские связи и пламенный темперамент вовлекли его в заговор, разрешившийся 14 декабря 1825 г. открытым восстанием на Сенатской площади. Не играя особенно видной роли в заговоре, далеко не крайний в своих политических убеждениях, не шедших, в сущности, далее умеренного конституционализма и вполне согласовавшихся с тогдашним общим настроением, Бестужев, популярная фигура которого всем бросалась в глаза, погубил себя несколькими бестактными остротами и резкими выходками, за которые товарищи не раз называли его фанфароном. На суде он пал духом и ""первый сделал важное открытие о тайном обществе"", как указала в своем приговоре разбиравшая дело комиссия, признававшая, что он ""умышлял на цареубийство и истребление императорской фамилии, возбуждал к тому других, соглашался также и на лишение свободы императорской фамилии, участвовал в умысле бунта привлечением товарищей и сочинением возмутительных стихов и песен, лично действовал в мятеже и возбуждал к оному нижних чинов"". Откровенность, о которой он впоследствии жалел, смягчила его участь, и после полуторагодового сиденья в Петропавловской крепости и в одной из финляндских крепостей он был отправлен на поселение в Якутск, где прожил до июля 1829 г. Там, как видно из его писем к братьям Николаю и Михаилу, находившимся в Читинском остроге, и к Петру и Павлу, которых общий жребий, постигший семью, загнал на Кавказ, Бестужев по-прежнему был бодр и деятелен, много читал и работал, интересовался новым для него краем и всячески старался не опускаться. Он мечтал о возвращении в Россию, но понимал, что до забвения правительством прошлого еще очень далеко, и стал хлопотать о переводе на Кавказ. С радостью принял он весть о назначении его рядовым в кавказскую действующую армию. Паскевич определил его в 14-й егерский полк, и он сразу окунулся в ту обстановку войны и приключений, которой жаждал не только в Сибири, но везде и всегда. Хотя кавказскому начальству было предписано его ""и за отличие не представлять к повышению, но доносить только, какое именно отличие им сделано"", надежда на дальнейшее улучшение судьбы у него была не совсем отнята; к тому же, вдали от подозрительного центрального правительства, местное начальство большей частью относилось к опальным мягко и не стесняло их надоедливым надзором и служебными придирками. Окружающих располагала к Бестужеву его литературная известность, в руках у него всегда были изрядные денежные средства, доставляемые пером, и, если не считать нескольких обычных и не для ссыльного служебных неприятностей, Бестужеву жилось лучше, чем многим его товарищам. Походная жизнь вполне удовлетворяла его жажду внешней деятельности, которой не могли утолить даже усердные занятия литературой; она дала ему возможность хорошо изучить Кавказ. В 1835 г. за ряд боевых отличий он был произведен в унтер-офицеры, а новые отличия через год доставили ему офицерский чин, который он ""выстрадал и выбил штыком"". Он уже подумывал об отставке, о переводе хотя бы в гражданскую службу, но эта надежда не сбылась. 7 июня 1837 г. Бестужев был убит в бою с черкесами на мысе Адлере. - В литературе и вообще в жизни Бестужев - один из немногих людей, не знавших разлада между течением внешних событий и внутренними переживаниями. Вот почему его личная история, богатая страданиями и переменами, не производит тяжелого впечатления. Его нельзя назвать жертвой; если судьба швыряла им по своему произволу, он не был в ее руках пассивной игрушкой и сам шел навстречу ее ударам, спокойно храня свою обычную жизнерадостность, отразившуюся с той же ясностью в его литературной деятельности. Она после нескольких слабых опытов началась (1819) весьма удачно. Бестужев быстро стал заметным участником целого ряда периодических изданий, близко сошелся с Пушкиным , Грибоедовым , Рылеевым , Булгариным , Гречем , братьями Полевыми. В 1821 г. он издал книжку ""Поездка в Ревель"", помещал в журналах (преимущественно в ""Соревнователе просвещения и благотворительности"" и в ""Сыне Отечества"") стихи, критические статьи и рассказы, а в 1823 и 1824 годах вместе с Рылеевым издал знаменитый альманах ""Полярная Звезда"", открывший этого рода сборником двадцатилетний ход. ""Полярная Звезда"", в которой, кроме издателей, участвовали Пушкин, Баратынский , Воейков , Вяземский , Греч, Давыдов , Дельвиг , А. Измайлов , Крылов , Дмитриев , Жуковский , Сенковский , Глинка , имела небывалый успех и упрочила положение Бестужева в литературе и в литературных кругах. Суд и ссылка на время прервали его литературную деятельность, но, быстро оправившись, он продолжал ее и в течение десяти лет написал большую и лучшую часть своих произведений, сделавших его одним из самых популярных и любимых писателей того времени. Биограф Бестужева, Н.А. Котляревский , делит его главное, беллетристическое наследие на четыре группы: ""Повести сентиментально-романтические по стилю и замыслу, в большинстве случаев исторические, сюжет которых взят либо из далекого прошлого, либо из более близких времен; повести или очерки с сильным преобладанием этнографического элемента, - рассказы из сибирской или кавказской жизни, частью вымышленные, частью написанные с натуры; повести бытовые из современной жизни или очень близкой к современности; автобиографические рассказы с очень интимными страницами, своего рода дневники или листки из записной книги автора"". В первых своих рассказах, с историческим, quasi-историческим и фантастическим содержанием, Бестужев выказал себя сентименталистом и романтиком. Они отличаются богатством фабулы, разнообразием старательно выписанных подробностей, патриотическим одушевлением и благомыслящим морализмом. Здесь он был еще далек от действительности (""Гедеон"", ""Изменник"", ""Наезды"", ""Роман и Ольга"", ""Ревельский турнир"", ""Замок Нейгаузен"", ""Замок Эйзен""), но значительно приблизился к ней, когда настали для него годы творческой зрелости, ускоренные обрушившейся на него катастрофой. Бестужев один из первых в русской литературе стал описывать русскую природу, русское общество, жизнь обыкновенных русских людей. Он не растерял впечатлений, которые дали ему Сибирь и Кавказ, и на фоне роскошной, угрюмой или величавой природы рисовал человека с бурной, энергичной душой, который на долгие годы, до торжества натурализма, царил в русской прозе. С конца двадцатых до конца тридцатых годов в журналах появились ""Военный антикварий"", ""Испытание"", ""Вечер на кавказских водах"", ""Лейтенант Белозор"", ""Аммалат-бек"", ""Красное покрывало"", ""Рассказ офицера, бывшего в плену у горцев"", ""Мулла-Нур""; последние четыре посвящены кавказской жизни. Его особенно привлекал военный и гражданский героизм, который он рисовал в повестях ""Мулла-Нур"" и ""Аммалат-бек"". В них много неестественности и аффектации, объясняемых отчасти экзотизмом героев, но много верности местному бытовому колориту и много несомненной психологической правды, делающей их в сравнении с произведениями предыдущего периода значительным шагом вперед, к реализму. Еще большей творческой победой Бестужева были его наблюдения над окружавшими его русскими военными типами (в ""Письмах из Дагестана"", ""Испытании"", набросках к задуманному роману ""Вадимов""), реальными картинами и фигурами военного быта. Бестужев первый открыл тот мир, где Лермонтов нашел впоследствии своего Максима Максимовича, Лев Толстой - Платона Каратаева и серых героев Севастополя и того же Кавказа; здесь наглядная действительность как бы сама удерживала необузданную фантазию Бестужева и оказала его творчеству самую дорогую услугу. Уже настоящим бытовиком-жанристом выказал себя Бестужев в тех повестях (""Фрегат Надежда"", ""Поволжские разбойники""), где он сатирически изображал большой свет и жизнь дворянства, а также в тех, где он рисовал простой народ (""Будочник-оратор"", ""Мореход Никитин""); в них он вывел ряд удачных типов и, хотя они впоследствии были лучше выяснены и осложнены крупными художниками-реалистами, за Бестужевым остается великая заслуга пролагателя пути. Новатор в русском искусстве, справедливо жаловавшийся, что ""не может жить ни со стариной, ни с новизной и должен угадывать все-на-все"", Бестужев с инстинктивной верностью угадал потребности эпохи и подготовил возможность блистательного расцвета в русской прозе и романтизма (Гоголь ), и реализма (Пушкин, Гоголь, Лермонтов). Ясно сознавая ребяческий характер литературы своего времени, отсутствие в ней прочно установленных принципов, он говорил, что если ""для Руси еще невозможны гении, то вот и разгадка моего успеха. Сознаюсь, что я считаю себя выше Загоскина и Булгарина, но и эта высь по плечу ребенку... Сегодня в моде Подолинский, завтра Марлинский, послезавтра какой-нибудь Небылинский, и вот почему меня мало радует ходячесть моя"". А ""ходячесть"" Бестужева была выдающаяся. Каждая новая повесть ""Пушкина в прозе"", как называли Марлинского, вызывала сенсацию; он был самым читаемым автором своей эпохи, и соперничать с ним в популярности мог только Пушкин, который называл его русским Вальтер Скоттом и думал, что он в России будет ""первый во всех значениях слова"" (влияние Бестужева на Пушкина запечатлено в ""Выстреле"", ""Дубровском""). Нравился он Грибоедову, Кюхельбекеру , Сенковскому; высокого мнения был о нем Н. Полевой . На общество Бестужев сильно влиял созданными им характерами, страстными, пылкими, не знающими меры ни в добре, ни в зле, эффектными ситуациями, в которые ставил он своих героев, игрою контрастов, резкой отчетливостью красок, среди которых преобладали белая и черная. Недаром его любимым автором был эффектно-причудливый Гюго, глава молодого французского романтизма; Бестужев писал о нем: ""Перед Гюго я ниц, это уже не дар, а гений во весь рост"". В героях Гюго он нашел прототипы своих бурнопламенных героев с их демонически-бешеными страстями, порывистыми движениями, театральными позами, вечной патетической приподнятостью, напыщенным языком. Они говорят, например: ""все, о чем так любят болтать поэты, чем так легкомысленно играют женщины, в чем так стараются притворяться любовники, - как растопленная медь, над которой и самые пары, не находя истока, зажигаются пламенем... Пылкая и могучая страсть катится как лава; она увлекает и жжет все встречное; разрушаясь сама, разрушает в пепел препоны; и хоть на миг, но превращает в кипучий котел даже холодное море"". ""Огненная кровь текла в моих жилах"", - говорит один; другой ""готов источить кровь по капле и истерзать сердце в лоскутки""... Как ни ходульны эти страсти, как ни трескучи выражения, - в них сказалась душа писателя, который в чувства и речи своих героев вложил всю силу собственного патетизма. Он не только оправдывал свои психологические крайности и стилистические излишества, но дорожил их буйством и гордился своей писательской манерой: ""Перо мое смычок самовольный, помело ведьмы, конь наездника... Бросаю повода и не оглядываюсь назад, не рассчитывая, что впереди. Знать не хочу, заметает ли ветер след мой, прям или узорен след мой. Перепрыгнул через ограду, переплыл за реку, хорошо; не удалось - тоже хорошо... Надоели мне битые указы ваших литературных теорий chaussees, ваши вековечные дороги из сосновых обрубков, ваши чугунные ленты и повешенные мосты, ваше катанье на деревянной лошадке или на разбитом коне... Бешеного, брыкливого коня сюда! Степи мне - бури! Легок я мечтами, - лечу в поднебесье; тяжел думами, - ныряю в глубь моря""... Для Бестужева в этих словах не только образный канон романтизма, но и прямой язык души (таков он и в своих письмах, вплоть до самых интимных), искренний и естественный по-своему, лишь у подражателей его обратившийся в тот смешной ""марлинизм"" (образец его в стихах дал Бенедиктов), на который напал, сам одно время бывший под влиянием Марлинского, Белинский , сокрушивший литературную славу Бестужева. Белинский восстал на ""внешний"" романтизм, ""псевдо-романтизм"" Бестужева; но при всей своей антипатии к Бестужеву великий критик не мог не признать, что он был ""первый наш повествователь"", ""зачинщик русской повести"". В самой приподнятости его авторской психологии и стиля С.А. Венгеров справедливо видит ""протест против пошлости окружающей среды, подготовивший ту выработку презирающей житейскую действительность свободной личности, которая легла в основу новой русской общественной мысли"". Не меньшее значение имел Бестужев как критик. ""Ты достоин создать критику"", писал ему (1825) Пушкин, всю жизнь мечтавший, когда-то явится в России ""истинная критика"". Сам Белинский говорил о Бестужеве: ""Многие светлые мысли, часто обнаруживающие верное чувство изящного, и все это, высказанное живо, пламенно, увлекательно, оригинально и остроумно, - составляют неотъемлемую и важную его заслугу. Он был первый, сказавший в нашей литературе много нового... Марлинский не много действовал как критик, но много сделал, - его заслуги в этом отношении незабвенны""... В критике он, при всей природной нелюбви к абстракции, при романтической ненависти к предвзятой теории, руководствовался непосредственным эстетическим чутьем. На критику Бестужев смотрел как на ""краеугольный камень литературы"". Понимая, что молодое общество, в котором ""литературное имя можно подчас купить и завтраками"", надо ""водить под ручку"", Бестужев, стоя с начала двадцатых годов на критической страже, ""кричал как гусь капитолийский"", не брезгая, как впоследствии и Белинский, и самыми ничтожными поводами: ""кого бы и как бы ни разбирали, все-таки рано, поздно ли, это принесет пользу; в спорах критических образуется вкус, и правила языка принимают твердость"". Элементарные воззрения его на критику быстро развились и усложнились, и уже в ""Полярной Звезде"" на 1823 г. появилась его большая и серьезная статья: ""Взгляд на старую и новую словесность России"". После множества отрывочных, по большей части, комплиментных отзывов о современных писателях, Бестужев пришел к заключению, что русская литература находится, несмотря на множество писателей, еще в младенческом состоянии, что доказывается бедностью прозы и преобладанием стиха - этой ""детской гремушки""; причины этого явления он усматривал в территориальной огромности России, мешающей ""сосредоточиванию мнений"", т. е. возникновению центров образованности, а также в пренебрежении общества к родному языку, в писательской кружковщине. В следующем обзоре: ""Взгляд на русскую словесность в течение 1823 г."" (""Полярная Звезда"" за 1824 г.), Бестужев констатировал общий застой в литературе, наступивший, по его мнению, после периода войн (1812 - 1814), и недостаток творческих мыслей. Гораздо ценнее была его третья статья ""Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов"" (""Полярная Звезда"" за 1825 г.); в ней он прямо заявил, что ""у нас нет литературы"" (за ним это повторили Надеждин , Н. Полевой, Белинский), потому что нет воспитания, нет общественной жизни, где было бы поприще уму и характеру. Средства для борьбы с таким положением вещей Бестужев указал в напечатанной им в 1825 г. переводной статье о поэзии XIX в., где удостоверял, что в литературе уже проявилась наклонность к реализму, удовлетворить которую может народность: ""...нам нужно народное содержание. У нас народ остается вне литературы... Будем же ровесники нашему времени, будем оригинальны и самобытны и совокупим воедино все точки зрения, вместим в себе все системы"". В этой формуле видна попытка создать эклектическую связь между реализмом и романтизмом. Развивая несколько лет спустя (""Московский Телеграф"", 1833) свои мысли о последнем, Бестужев снова отнес к нему все самобытное, органически-народное, оригинальное; в этом определении, по которому, как заметил Белинский, все талантливые писатели - романтики, а романизм - ключ ко всякой мудрости, выразилась теоретическая слабость Бестужева, но сказалось и верное практическое чутье, влекшее его к художественной свободе и независимости от цепей предустановленного канона. Этого чутья, впрочем, было бы мало для более или менее правильного руководства шагами Бестужева как критика; но им придавали относительную твердость его общественные взгляды. Систематическое выражение их находим в письме к Николаю I , писанном в крепости. Царю Бестужев указал на то же явление, на которое указывал в критических статьях читающей публике, - что в России нет общественной жизни. В стране мало денег; крестьянство угнетено; буржуазии не дают развиваться: ""Мещане, класс почтенный и значительный во всех других государствах, у нас ничтожен, беден, обременен повинностями, лишен средств к пропитанию"". Войско эксплуатируют и просто грабят. Сельское духовенство, нищее и лишенное нравственного авторитета, не оказывает никакого доброго влияния на народ. Дворянство разоряется в праздности и сутяжничестве. В государственной службе неслыханно развиты протекция и капральство; в судах царит лихоимство. Эта мрачная картина, сама по себе не новая и в общих чертах сходящаяся с показаниями многих других членов тайного общества, показывает, как внимательно изучал окружающую жизнь блестящий гвардеец-писатель, как сильно было в нем гражданское чувство. Оно насквозь пропитало его критические опыты; им дышат его отзывы о Пушкине, которые мы должны принять с рядом оговорок, для Бестужева и тридцатых годов необязательных; но они ясно показывают, какие общественные требования предъявлялись Бестужевым писателю. Он был ""готов схватить Пушкина за ворот, поднять его над толпой и сказать ему: ""Стыдись! Тебе ли, как болонке, спать на солнышке перед окном, на пуховой подушке детского успеха? Тебе ли поклоняться золотому тельцу, которого зовут немцы ""маммон"", а мы, простаки, ""свет""?""... ""Скажите ему от меня, - писал он однажды Н. Полевому, - ты надежда Руси, не измени ей, не измени своему веку, не топи в луже таланта своего, не спи на лаврах""... Во всех его произведениях, особенно в критических статьях, чувствуется публицистическая жилка, и некоторые рецензии Бестужева дали министру С.С. Уварову благодарный материал для обвинительного акта против ""Московского Телеграфа"". Не только философской и исторической стороной своей критики, но и публицистической Бестужев уготовал путь критике Белинского. То повышенное чувство, которое вложил Бестужев в своих героев и в свой стиль, роднилось в нем с беззаветным оптимизмом; рядом с восторженностью и страстностью у него нет места пессимизму или пассивному квиетизму. Бестужев был убежден, ""что если один народ коснеет в варварстве, если другой отброшен в невежество, зато десять других идут вперед по пути просвещения, и масса благоденствия растет с каждым днем; это льет бальзам в растерзанную душу честного человека, утешает гражданина, обиженного обществом"". Поколение тридцатых и сороковых годов черпало в произведениях Бестужева нравственную бодрость и волю к жизни, с которыми ему легче было терпеть и бороться с жестокими общественными условиями. - Сочинения Бестужева были изданы несколькими собраниями: ""Русские повести и рассказы"", 8 частей, 1832 - 1834 годы; 2-е издание, 8 частей, 1835 - 1839 годы; 3-е издание, 9 частей, 1838 - 1839 годы; ""Полное собрание сочинений"", IX - XII частей (продолжение 2-го издания повестей), 1838 - 1839 годы; полное издание 2-е (вообще 4-е), 12 частей, 1843 г. Биографические и библиографические сведения собраны у С.А. Венгерова (""Критико-биографический словарь русских писателей и ученых"", III т., 147 - 177, и ""Источники словесности русских писателей"", т. I). Лучший биографический очерк и полная оценка литературной деятельности Бестужева принадлежат Н.А. Котляревскому (""Декабристы кн. А.И. Одоевский и А.А. Бестужев-Марлинский"", СПб., 1907). Н. Лернер.

Источник: Биографический словарь. 2008

Бестужев-Марлинский, Александр Александрович

(настоящая фамилия Бестужев, Марлинский — псевдоним)писатель, род. 23 октября 1797 г. ум. 7 июля 1837 г. Детство его, по словам брата, М. А. Бестужева, протекло в самых благоприятных условиях. Отец его был человек образованный, душою преданный науке и просвещению. "Наш дом, — рассказывает М. А. Бестужев в своих воспоминаниях, — был богатым музеумом в миниатюре... Будучи вседневно окружены столь разнообразными предметами, вызывавшими детское любопытство, пользуясь во всякое время доступом к отцу..., слушая его толки и рассуждения с учеными, артистами и мастерами, мы невольно... всасывали всеми порами нашего тела благотворные элементы окружающих нас стихий... "Прилежный Саша" (т. е. Александр Александрович), читал так много, с такою жадностью, что отец часто бывал принужден на время отнимать у него ключи от шкафов... Тогда он промышлял себе книги контрабандой — какие-либо романы или сказки". 10-ти лет А. А. поступил в горный корпус. По словам брата, А. А. был крайне впечатлительной, экзальтированной натурой. В корпусе он постоянно был первым или из первых, хотя не любил математики и немецкого языка. Литературные наклонности в нем сказались еще на ученической скамье. Будучи в корпусе, он вел дневник. "Непонятно, — говорит брат его, — каким образом, при однообразной корпусной обстановке, он ежедневно находил столько сил в своей ребяческой головке, чтобы наполнить целые страницы дневника, не повторяясь в описаниях происшествий обыденной жизни или в изображении длинной галереи портретов, сменяя веселый тон на более серьезный и даже иногда впадая в сентиментальность". Особенно хороша была та часть дневника, в которой Бестужев в карикатуре чертил портреты своих товарищей, учителей, офицеров и даже служителей. "Очарованный лес" был вторым произведением юного Бестужева. Это была пьеса в 5 актов, составленная для домашнего кукольного театра. В этих двух ранних произведениях будущего Марлинского, по словам его брата, сказались его недостатки и достоинства как писателя. "Недостаток цветистого слога, говорит М. А., был у него врожденный". Вообще Бестужев был мальчиком талантливым, но увлекающимся то тем, то другим. После первых литературных опытов, он начал увлекаться театром. "Упражнения под руководством художников — рассказывает брат, — так развили его декораторский талант, что когда впоследствии в горном корпусе образовался театр, Александр был главным декоратором и костюмером. Брат брал всегда роли самые эффектные". За увлечением театром последовало увлечение морской службой, с которой Бестужев познакомился, пожив несколько времени на корабле у старшего брата, Николая, тогда гардемарина. Бестужев вымолил у матери согласие на оставление горного корпуса и начал деятельно готовиться к экзамену на гардемарина. Вскоре, однако, он оставил это намерение, за трудностью высшей математики, и принялся было за изучение артиллерии и фортификации; в конце же концов, он поступил юнкером в л.-гв. драгунский полк, по предложению генерала Чичерина. Через год, в 1818 г., он был произведен в офицеры. Драгунский полк стоял тогда в Петергофе, и Бестужев жил в Марли, почему первая его критическая статья (в 1821 г. "Письмо к издателям" "Сына отечества") появилась под псевдонимом Марлинского (Марли — небольшой двухэтажный каменный дворец в Петергофе, при входе в нижний сад; он построен при Петре II и назван "Марли" по примеру такого же дворца, находящегося в окрестностях Парижа). Первым печатным произведением Бестужева, помещенным в "Сыне Отечества" 1819 г., ч. 52, стр. 180—181, был "Отрывок из комедии Оптимист". За ним последовал ряд переводов и оригинальных статей по истории, промышленности, истории литературы; они помещались главным образом в "Соревнователе просвещения и благотворения". 15 ноября 1820 г. Бестужев, тогда уже поручик драгунского полка и адъютант при главноуправляющем ведомством путей сообщения Бетанкуре, был избран членом Общества любителей российской словесности. Первым произведением Бестужева, обратившем на себя внимание публики и критики, была его "Поездка в Ревель". Сначала это путешествие печаталось в "Соревнователе", а затем вышло отдельным изданием. За ним последовал ряд критических статеек в том же журнале и в "Сыне Отечества". В 1821 г. Бестужев был избран цензором библиографии Общества при журнале "Соревнователь" и оставался в этом звании до своей ссылки, т. е. в течение 4-х лет. В первой половине 1822 г. Бестужев задумал, вместе с К. Ф. Рылеевым, издавать альманах — тип издания, не появлявшийся у нас со времен карамзинских "Аонид". В 1823 г. действительно вышла в свет "Полярная звезда", встреченная единодушными похвалами журналов и имевшая среди публики огромный успех, что объясняется сотрудничеством в ней лучших тогдашних сил нашей литературы — А. С. Пушкина, Крылова, Жуковского, Дельвига, Баратынского, и др. В "Полярной звезде" 1823 г. особенно замечательна статья Бестужева: "Взгляд на старую и новую словесность в России", из за которой возгорелась полемика. Имели успех среди публики также его повести "Роман и Ольга" и "Вечер на бивуаке". "Полярная звезда" продолжала выходить в 1824 и 1825 гг., имея тот же шумный успех, как и раньше. В этом замечательном по своему времени альманахе Бестужев напечатал за 1824 и 1825 гг. "Взгляды на русскую литературу в течение 1823 и 1824 гг.", целый ряд мелких рецензий, поименованных в статье о Бестужеве г. Семевского, несколько беллетристических произведений, как "Замок Нейгаузен", "Роман в семи письмах", "Ревельский турнир" и др. Последние произведения имели меньший успех, чем его обзоры литературы, интересовавшие всех. Несмотря на кратковременность, критическая деятельность Бестужева оставила заметный след в истории русской литературы: Марлинский у нас первый представитель романтической критики, главным деятелем которой позже был Полевой. К 1826 г. готовился четвертый том альманаха, под видоизмененным заглавием "Звездочка", но 14 декабря остановило его. Однако, уцелело несколько напечатанных листов и весь рукописный текст, и этот материал был издан П. А. Ефремовым в "Русской Старине", 1883 г., т. XXXIX. В 1825 г. Бестужев был адъютантом герцога Виртембергского и принадлежал к тайному обществу. 14 декабря он привел батальон московского полка на Сенатскую площадь и был здесь одним из главных действующих лиц. Когда мятежники были рассеяны, Бестужев успел скрыться, но на следующий день сам явился на гауптвахту Зимнего дворца и повинился. Так как степень его соучастия была не так значительна, как двух его братьев, Николая и Михаила, причисленных верховным уголовным судом к 2 разряду, а Высочайшим указом сравненных в наказании с преступниками 1 разряда, то он был сослан в Якутск. С конца 1825 г., в течение трех лет, сочинения Бестужева не появляются в печати. Но и в Сибири он не оставлял литературных занятий: при самом скудном выборе пособий, получаемых из Петербурга, он изучал в Якутске иностранные языки, а также изучал край, нравы жителей; это дало содержание нескольким этнографическим статьям его о Сибири, вошедшим в собрание его сочинений (1832, ч. 1 и 4). Он виделся в Якутске и подружился с ученым путешественником доктором Эрманом. Писал Бестужев в Сибири и стихи, напечатанные только после его смерти (т. XII, изд. 1839 и 1843 гг.). Первым сочинением, появившимся в печати после 1825 г., была первая глава повести в стихах "Андрей, князь Переяславский" (Москва, 1828). Осенью 1829 г., в виде особенной милости, Бестужев был переведен на Кавказ рядовым в черноморский № 10 батальон, с выслугою. Стоя гарнизоном в Дербенте, он принялся за беллетристическую деятельность и первой, написанной им здесь повестью было "Испытание" (напечатано в "Сыне Отечества" 1830 г., без имени автора). Последующие произведения печатались в том же журнале, а также в "Московском Телеграфе" и "Библиотеке для чтения". Из них особенно пользовались известностью: "Страшное гаданье" (1831 г.), "Аммалат-Бек" (1832 г.), "Фрегат Надежда", (1833 г.) и "Мулла-Нур". Марлинский имел огромный круг читателей, хотя критика, в лице Белинского, не разделяла увлечения публики, которой особенно нравились его картины кавказской природы и нравов, описанные хотя напыщенно и изысканно, но бойко и увлекательно. Белинский, признавая в Марлинском выдающийся талант, говорил, что он принадлежит "к числу примечательных и важных в литературном развитии отрицательных деятелей". Марлинский был одним из ярких представителей романтического направления в русской литературе, господствовавшего около 20 лет и уступившего только реалистическому влиянию Пушкина и Гоголя. — На Кавказе Бестужев в совершенстве изучил татарский язык и несколько горских наречий. В стычках с горцами он выказывал чудеса храбрости, как в делах при Байбурге, на мосту Чирчея, под стенами Дербента. За это он был произведен в прапорщики и представлен к георгиевскому кресту, но не получил его, так как попал под суд по обвинению в убийстве у него на квартире (в 1832 г.) его возлюбленной Ольги Нестерцовой, при весьма загадочных обстоятельствах. Полагали, что убийство совершено Марлинским из ревности; однако следствие, пристрастное скорее против Бестужева, чем в его пользу, с очевидностью доказало, что смерть Нестерцовой была просто несчастной случайностью. Последние четыре года своей жизни он охладел ко всему и почти перестал заниматься литературой. При взятии мыса Адлера (Константиковского), Бестужев был в отряде генерала В. Д. Вальховского. Последний неоднократно удерживал его от опасности, прося стоять в кордоне. Но Бестужев, со свойственной ему отчаянной храбростью, слишком углубился вперед, был убит и изрублен горцами в куски. — Первое собрание сочинений Бестужева вышло в 8 томах в 1832—1834 гг.; 2-е издание появилось тоже в 8 томах в 1835—1839 гг.; 3-е (Глазунова), в 9 ч., в 1838—1839 гг. Полное собрание сочинений, ч. IX — XII (продолжение 2 издания), появилось в 1838—1839 гг. Второе полное собрание (а вообще изд. 4-е), в 12 ч., вышло в Петербурге, в 1843 г. Переводы лучших произведений Марлинского сделаны на языки: французский, немецкий, английский, датский, шведский, чешский, грузинский и польский. Подробные указания о переводах приведены у Геннади. За последнее время лучшие произведения Марлинского появились в восьми томиках "Дешевой библиотеки" А. С. Суворина.


М. И. Семевский, биографическая статья о Марлинском и письма последнего, в "Отеч. Записках", т. 130, 1860 г., № 5—7. — "Детство и юность Марлинского", воспоминания М. А. Бестужева в "Русском Слове" 1860 г. № 12. — "Энциклопедич. словарь" Березина, т. IIІ, стр. 581—582. — "Куда девался Марлинский?" В. Савинова, "Семейный круг" 1858, № 1. — Знакомство с Грибоедовым, "Отеч. Записки", т. 132, 1860, № 10. — "Несколько слов о смерти Бестужева", К. Давыдова в "Моск. Вед." 1861 г., № 24. — Письма его к братьям Полевым (1831—1837), в "Рус. Вестнике" 1861 г., т. 32. — Биогр. свед. в "Русск. Старине" 1870, т. I. — "Иллюстрирован. газета" 1870, № 15. — "Из записок Н. И. Греча" в "Русск. Вест." 1868 г., № 8. — По поводу убийства Ольги Нестерцовой см. "Новое Время" 1888 г., №№ 4749, 4752 и 4756. — В № 93 "Харьк. Губ. Вед." от 10 апреля 1891 г. появилось письмо Бестужева к генералу В. Д. Вальховскому с просьбой о переводе в кавалерию. Письмо помещается в фельетоне под заглавием "Из семейного архива "Каменки". — Из критических статей о Марлинском особенно важна статья Белинского, т. III, 438—487. — Словари: Геннади, Андреевского, Венгерова.


С. Трубачев.


{Половцов}





Бестужев-Марлинский, Александр Александрович


(Бестужев, более известный под псевдонимом Mарлинского, род. 23 октября 1797 г., убит на Кавказе 7 июля 1837 г.) — беллетрист и критик; сын Александра Федосеевича Б. (1761—1810), издававшего вместе с И. П. Пниным в 1798 г. "Санкт-петербургский журнал" и составившего "Опыт военного воспитания относительно благородного юношества". Воспитывался в Горном корпусе, затем был адъютантом главноуправляющих путями сообщения генерала Бетанкура и герцога Вюртембергского и, наконец, с чином штабс-капитана перешел в л.-гв. драгунский полк. За участие в заговоре декабристов 1825 г. был сослан в Якутск, а оттуда в 1829 г. переведен на Кавказ солдатом. Участвуя здесь во многих сражениях, он получил чин унтер-офицера и георгиевский крест, а затем был произведен и в прапорщики. Погиб в стычке с горцами, в лесу, на мысе Адлере; тело его не найдено. На литературное поприще Б. выступил в 1819 году с стихотворениями и небольшими рассказами, печатавшимися в "Сыне Отечества" и "Соревнователе просвещения", а в 1820 г. был избран в члены петербургского Общества любителей российской словесности. В 1821 г. напечатана отдельной книжкой его "Поездка в Ревель", а в 1823—25 гг. он вместе с К. Ф. Рылеевым, издавал альманах "Полярная звезда". Этот альманах — по своему времени весьма замечательное литературное явление — был встречен общим сочувствием; вокруг молодых, талантливых и любимых публикой редакторов соединились почти все передовые представители нашей тогдашней литературы, включая и Пушкина, который из Одессы и потом из псковской своей деревни поддерживал с Б. оживленную переписку по литературным вопросам и посылал ему свои стихи. В "Полярной звезде" Б. выступил не только как романист ("Замок Нейгаузен", "Роман в семи письмах", "Ревельский турнир","Изменник"), но и как критик: его обзоры старой и современной изящной литературы и журналистики обратили на себя общее внимание и вызвали оживленную полемику. Это было время, когда в нашей литературе, благодаря в особенности произведениям Пушкина, был поставлен ребром вопрос о форме и содержания художественного творчества — вопрос о так наз. "классицизме" и "романтизме". Все молодые и свежие литературные силы вслед за Пушкиным стали под знамя нового направления, которое окрестили названием "романтизма" и которое, в сущности, было практической проповедью свободы художественного вдохновения, независимости от признанных литературных авторитетов как в выборе содержания для поэтических произведений, так и в приемах его обработки. Горячим и ревностным защитником этого направления явился и Б. Он резко и вместе с тем остроумно нападал на защитников старого псевдоклассицизма, доказывая, что век этого направления, как и создавшая его эпоха пудреных париков, миновали безвозвратно и что литературные староверы, продолжая загромождать словесность этой мертвечиной, только вредят и мешают свободному развитию дарований. Отрицание классических правил и приемов, как ненужного старого хлама, и требование для поэтического творчества полной, ничем не стесняемой свободы — таковы были основные положения критики Б. Идеальными типами поэтов-художников он ставил Шекспира, Шиллера, в особенности же Байрона и (впоследствии) Виктора Гюго. Не отличаясь глубиной взгляда, критические статьи Б. производили, однако же, сильное впечатление своей пылкостью, живостью и оригинальностью; они всегда вызывали более или менее оживленный обмен мнений, всеми читались и обсуждались и, таким образом, будили в нашей литературе критическую мысль в то время, когда наша литературная критика была еще, можно сказать, в зародыше. Белинский признал за этими статьями Б. "неотъемлемую и важную заслугу русской литературе и литературному образованию русского общества", прибавив к этому, что Б. "был первый, сказавший в нашей литературе много нового", так что критика второй половины 20-х годов была во многих отношениях только повторением литературных обозрений "Полярной звезды".


Декабрьские события 1825 г. на время прервали литературную деятельность Б. Уже отпечатанные листы "Полярной звезды" на 1826 г. с его статьей были уничтожены; сам он сначала был отвезен в Шлиссельбургскую крепость, а затем сослан в Якутск. Здесь он ревностно изучал иностранные языки, а также знакомился с краем, нравами и обычаями местных жителей; это дало содержание нескольким этнографическим его статьям о Сибири. Здесь же им начата повесть в стихах под заглавием "Андрей, князь Переяславский", первая глава которой, без имени и согласия автора, напечатана в СПб., 1828. В следующем году Б. был переведен на Кавказ, рядовым, с правом выслуги. В первое время по приезде он постоянно участвовал в различных военных экспедициях и стычках с горцами, а к литературе получил возможность вернуться только в 1830 г. С этого года, сначала без имени, а потом — под псевдонимом Марлинского в журналах все чаще и чаще появляются его повести и рассказы ("Испытание", "Наезды", "Лейтенант Белозор", "Страшное гадание", "Аммалат-бек", "Фрегат Надежда" и пр.), изданные затем, в 1832 г., в 5-ти томах (под заглавием: "Русские повести и рассказы" и без имени автора). Вскоре понадобилось второе издание этих повестей (1835 с именем А. Марлинского); затем ежегодно выходили новые томы; в 1839 г. явилось третье издание, в 12-ти частях; в 1847 — четвертое. Главнейшие повести М. перепечатаны в 1880-х гг. в "Дешевой библиотеке" А. С. Суворина.


Этими своими произведениями Бестужев-Марлинский в короткое время приобрел себе огромную известность и популярность в русской читающей публике. Всякая новая его повесть ожидалась с нетерпением, быстро переходила из рук в руки, зачитывалась до последнего листка; книжка журнала с его произведениями делалась общим достоянием, так что его повесть была самой надежной приманкой для подписчиков на журналы и для покупателей альманахов. Его сочинения раскупались нарасхват и, что гораздо важнее, — ими не только все зачитывались — их заучивали наизусть. В 30-х годах Марлинского называли "Пушкиным прозы", гением первого разряда, не имеющим соперников в литературе... Причина этого необыкновенного успеха заключалась в том, что Марлинский был первым русским романистом, который взялся за изображение жизни русского общества, выводил в своих повестях обыкновенных русских людей, давал описания русской природы и при этом, отличаясь большой изобретательностью на разного рода эффекты, выражался особенным, чрезвычайно цветистым языком, полным самых изысканных сравнений и риторических прикрас. Все эти свойства его произведений были в нашей тогдашней литературе совершенной новостью и производили впечатление тем более сильное, что русская публика, действительно, ничего лучшего еще и не читала (повести Пушкина и Гоголя явились позже).


В своих романах и повестях Марлинский явился настоящим "романтиком". В них мы видим стиль и приемы, очень близко напоминающие немецкий Sturm und Drang 70-х годов прошлого столетия и "неистовую" французскую беллетристику школы В. Гюго (которым Марлинский всего больше увлекался). Как там, так и здесь — стремление рисовать натуры идеальные в добре и зле, чувства глубокие, страсти сильные и пылкие, для которых нет иного выражения, кроме самого патетического; как там, так и здесь — игра сравнениями и контрастами возвышенного и пошлого, благородного и тривиального; во имя презрения к классическим теориям и правилам — усиленная погоня за красивой, оригинальной фразой, за эффектом, за остроумием — словом, за тем, что на немецком языке эпохи Шиллера и Гете называлось "гениальностью", а на языке поклонников и критиков Марлинского получило ироническое название "бестужевских капель". И наряду с этим — совершенное пренебрежение к реальной житейской правде и ее требованиям (которые в ту пору никому из писателей даже и не снились) и полная искусственность, сочиненность и замысла, и его выполнения. Марлинский первый выпустил в нашу литературу целую толпу аристократически-изящных "высших натур" — князей Лидиных, Греминых, Звездиных и им подобных, которые живут только райским блаженством любви или адскими муками ревности и ненависти, — людей, "чело" которых отмечено особой печатью сильной страсти. Они выражают свою душевную бурю блестящим, напыщенно-риторическим языком, в театрально-изысканной позе; в них "все, о чем так любят болтать поэты, чем так легкомысленно играют женщины, в чем так стараются притворяться любовники, — кипит, как растопленная медь, над которой и самые пары, не находя истока, зажигаются пламенем... Пылкая, могучая страсть катится, как лава; она увлекает и жжет все встречное; разрушаясь сама, разрушает в пепел препоны, и хоть на миг, но превращает в кипучий котел даже холодное море"... "Природа, — говорит один из этих героев Марлинского, — наказала меня неистовыми страстями, которых не могли обуздать ни воспитание, ни навык; огненная кровь текла в жилах моих"... "Я готов, — говорит другой, — источить кровь по капле и истерзать сердце в лоскутки"...


И ни в том, ни в другом, ни в десятом из этих эффектных героев в действительности нет ни капли настоящей крови, нет настоящей, реальной жизни, характера, типа. Все они — бледные и бесплотные призраки, созданные фантазией беллетриста-романтика и лишь снаружи прикрытые яркими блестками вычурного слога. Белинский справедливо определил Марлинского как талант внешний, указав этим и на главную причину его быстрого возвышения и еще более быстрого падения в литературе. В самом деле, им зачитывались и восхищались только до тех пор, пока в литературе не явилась свежая струя в повестях сначала Пушкина, потом — Гоголя, поставивших писателю совсем иные требования, практически указавших на необходимость свести литературу с ее отвлеченных высот на почву действительной жизни. Как только эта необходимость была почувствована, как только читатель заявил о своем желании видеть в книге самого себя и свою жизнь без риторических прикрас — он уже не мог по-прежнему восхищаться "гениальностью" Марлинского, и любимый ими писатель скоро был оставлен и забыт. Лучшими из повестей Марлинского считаются: "Фрегат Надежда", "Аммалат-бек", "Мулла-Нур" и "Страшное Гадание". В его довестях из кавказской жизни заслуживают внимания интересные картины природы и нравов, но действующие среда этой обстановки татары и черкесы наделены чрезвычайно "неистовыми" байроновскими чувствами. Стиль и характер Марлинского имели в свое время большое влияние на нашу изящную литературу. Не говоря о толпе бездарных подражателей, которые скоро довели отличительные особенности Марлинского до пошлой карикатуры, нельзя не заметить, что его манера до известной степени отразилась и в повестях Пушкина ("Выстрел"), и в "Герое нашего времени" Лермонтова, и еще более — в драмах последнего.


{Брокгауз}





Бестужев-Марлинский, Александр Александрович


(23.10.1797—7.6.1837). — Штабс-капитан л.-гв. Драг. полка.


Род. в Петербурге. Отец — Александр Федосеевич Бестужев (24.10.1761—20.3.1810), арт. офицер, служил во флоте, с 1800 правитель канц. Академии художеств, писатель, друг И. П. Пнина; мать — Прасковья Мих. (1775—27.10.1846), вышла из мещанской среды; после смерти А. Ф. Бестужева вдове досталось с. Сольцы Новоладожского уезда Новгородской губ. (в 1826 в нем 34 души), получала пенсию в 2 тыс. руб. Воспитывался в Горном корп., но вышел до окончания курса, поступил юнкером в л.-гв. Драг. полк — 12.4.1816 в эскадрон, стоявший под Петергофом в Марли (отсюда псевдоним), фанен-юнкер — 6.6.1817, прапорщик — 8.11.1817, поручик — 1.3.1820, назначен ад. к главноуправляющему путями сообщения А. Ф. Бетанкуру — 5.5.1822, а затем 7.7.1823—к принцу Александру Виртембергскому, штабс-капитан — 6.1.1825.


Прозаик, критик, поэт. С 1818 начал печататься в журналах, сделавшись деятельным сотрудником "Сына отечества", "Соревнователя просвещения и благотворения", "Северного архива", "Невского зрителя" и др. В 1823—1825 издавал вместе с К. Ф. Рылеевым альманах "Полярная звезда". Действительный член Вольного общества любителей российской словесности — 15.10.1820, член Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (Петербург).


Член Северного общества (1824), активный участник восстания на Сенатской площади.


В ночь на 15.12.1825 явился с повинною в Зимний дворец, в тот же день отправлен в Петропавловскую крепость ("присылаемого Бестужева посадить в Алексеевский равелин под строжайший арест"), из-за недостатка места помещен в № 1 Никольской куртины; 18.12 повелено его заковать ("адъютанта герцога, Александра Бестужева, заковать, ибо по всем вероятиям он убийца штыком графа Милорадовича").


Осужден по I разряду и по конфирмации 10.7.1826 приговорен в каторжную работу на 20 лет, срок сокращен до 15 лет — 22.8.1826. После приговора отправлен в Роченсальм — 17.8.1826, а затем по особому Высоч. повелению обращен прямо на поселение в г. Якутск. Выехал из Петербурга — 6.10.1827 (приметы: рост 2 арш. 7⅜ верш., "лицо белое, чистое, круглое, глаза карие, нос большой, широкий, волосы на голове и бровях темно-русые"), из Иркутска — 7.12.1827, доставлен в Якутск — 31.12.1827, Высоч. повелено определить рядовым в действующие полки Кавказского корпуса — 13.4.1829, оставался в Якутске до июля 1829. В середине авг. 1829 прибыл в Тбилиси, зачислен в 41 егер. полк — 18.9.1829, переведен в Дербентский гарнизонный бат. — 8.12.1829, во 2 бат. — 9.12.1833, произведен в унтер-офицеры и отправлен в один из Черноморских линейных бат., находившийся в экспедиции против горцев — 4.6.1835, за отличие произведен в прапорщики в Черноморский 5 бат., стоявший в Гаграх — 3.5.1836, переведен в Черноморский 10 линейный бат. — 18.10.1836. Погиб в стычке с горцами на мысе Адлер.


Сестры: Елена (1792—1874), Мария (между 1793 и 1796—1889) и Ольга (между 1793 и 1796—1889); братья: Михаил, Николай, Петр (о них см.), Павел (1808—8.12.1846), в 1825 юнкер арт. училища, год провел в Бобруйской крепости, затем отправлен на Кавказ, где участвовал в русско-персидской (1826—1828) и русско-турецкой (1828—1829) войнах.


ВД, I, 423—473; ЦГАОР, ф. 109, 1 эксп., 1826 г., д. 61, ч. 53.





Бестужев-Марлинский, Александр Александрович


(Марлинский — литературный псевдоним, 1797—1837) — писатель, декабрист, брат декабристов Михаила, Николая и Петра Б.; штабс-капитан гвардии. Участвовал в Северном Обществе, но крупной роли в нем не играл; 14 дек. 1825 вывел на площадь Московский полк. Дал откровенные показания, благодаря которым (а также и хлопотам фельдмаршала Паскевича) участь его была смягчена. Отбыв полтора года в крепости и два в Якутске, Б. переводится на Кавказ рядовым. После 7 лет боевой службы Б. получил офицерский чин, но вскоре погиб в стычке с горцами на мысе Адлер. Тела Б. не нашли. Б. — яркий представитель нарождавшейся буржуазной интеллигенции. Не случайно в его "письме" к царю уделено такое место положению торговли и промышленности и угнетению "мещанства". Б. был близок к центральной группе декабристов, не шедшей далее освобождения крестьян и ограничения монархии. Б. — крупнейшая, после Рылеева, литературная сила декабристов. Рано выдвинулся в первые ряды, как издатель "Полярной Звезды" (3 кн., 1823—24) и автор повестей и критических статей; на него возлагались большие надежды. Они сбылись не вполне. Его стиль вычурен, фабула надуманна, характеры неправдоподобны, мысль туманна. С страниц его произведений не сходят мрачное злодейство, неслыханные страсти, диковинные чувства и пр. Черты эти, сложившиеся первоначально ("Гедеон", "Изменник" и пр.) благодаря своеобразному увлечению В. Скоттом и, особенно, Гюго, с их тягой к легенде, сказке, преданиям, — закрепились и в позднейших произведениях Б.-М. Наибольший успех Б. приходится на 30-е гг., время "светских" повестей и кавказских очерков ("Амалат Бек", "Мулла Нур", "Месть" и пр.). В них ценили не только мастерство рассказа, — здесь слышались отзвуки понятных тогдашнему "обществу" переживаний. Интеллигенция охотно уходила от окружавшей серой казенщины в вымышленный мир романтических подвигов. Но, когда пришла молодежь, воспитанная на прозе Пушкина и Лермонтова, она, устами Белинского (1840), развенчала Б.-М. Суд этот был, однако, односторонним. В лучших своих вещах Б.-М. прокладывал дорогу реальному роману и повести, напр., в сибирских и кавказских этюдах, военных рассказах и пр. ("Будочник-оратор", "Рядовой Овечкин" и пр.). Здесь Б., наряду с метким, простым языком и даром пейзажиста, обнаружил хорошее знание среды и нравов и чуткость бытописателя. Влияние Б.-М. на молодого Лермонтова, Гоголя и др. несомненно. Б. — зачинатель нашей публицистической критики.


Кроме полного собрания сочинений в 12 тт. (СПб, 1847), было много отдельных изданий повестей Б.-М. (Суворина, Сытина и др.); его замечательные письма (лучшее из его произведений) не собраны и не изучены.



Лит.: Воспоминания братьев Бестужевых, П., 1917; Богучарский, В., Из прошлого русского общества, СПб, 1904; Семевский, В. И., Политические и общественные идеи декабристов, СПб, 1909; Котляревский, П., Декабристы (А. Одоевский и А. Бестужев). СПб, 1907; Измайлов. Н. В., Бестужев до 14 дек. 1825 (в сборн. "Памяти декабристов", т. I, Л., 1926; ср. т. II, ст. Г. Прохорова); Восстание декабристов, Материалы, т. 1, Госиздат, Москва, 1925 (следственное дело Б.).



В. Иков.

Источник: Большая русская биографическая энциклопедия. 2008