ДЖИММИ КОННОРС

родился в 1952 г.) Во дни оны светская игра в теннис представляла собой развлечение для благородных, тогда на площадке правили изысканные манеры, и слова «отличный удар!» сопровождали всякий скольконибудь сносный полет мяча. Это было время, когда сама игра значила много больше, чем победа. В 1940 году в финале ФорестХиллз Дон Макнейл победил Бобби Риггса в пяти сетах, сдавая противнику очки, когда, по его мнению, у Риггса просто не шла игра. Мир спортивных манер и этикета с тех пор утратил свою невинность, и теперь в нем властвует лозунг «победа любой ценой» – если не считать тех немногих, кто еще помнит заветы праотца Адама и не поддался уговорам торговца яблоками. Точную дату того мгновения, когда хорошие манеры вышли из моды, установить трудновато, однако начала были заложены году этак в 1947м, когда Стивен Поттер опубликовал небольшой трактат под заглавием «Теория и практика игр, или Искусство победить в Игре не плутуя». Среди многих банальных принципов, касающихся ведения игры и методики достижения победы, там числился и такой: «Заставьте вашего соперника ощущать, что чтото не так, пусть и не очень». Еще один гласил: «Полагайтесь на общее правило следующего содержания: букет всегда лучше, чем вкус. И наоборот». Возможно, лучшим мастером этой самой науки побеждать был Джимми Коннорс, уличный боец от тенниса, выработавший свой собственный кодекс, в котором основополагающими были правила собственного удобства, а не хорошего тона. Послужной список Коннорса на корте достаточно пространен и написан крупными буквами. Вот он, голубок, невозмутимый и горделивый, обменивается репликами с публикой. Вот, явно не страдая избытком любезности, кривится как молокосос, переевший зеленых яблок, и чтото бурчит. А вот, прыгая на месте как Румпельстилтскин38, направляет поток едких слов в сторону какогонибудь там бедолаги, которому выпала участь судьи на линии. Эти громкие слова и неотесанные манеры предназначались для того, чтобы приносить ему победы на корте, однако друзей подобное поведение принести едва ли могло, и большинство представителей теннисного мира видели в Коннорсе персону, достойную осуждения. К их числу принадлежал Том Оккер, называвший его ребенком. Обычно любезный Род Лейвер посмеивался, утверждая, что Коннорс «наверно, считает себя шедевром мироздания, уступающим только напитку "Севенап"»; а Стэн Смит высказал свое недовольство следующим образом: «Он делает такие вещи, которые раздражают многих людей». Но если Коннорс и был смесью хама и игрока, то доминировал всетаки игрок, и его прямолинейная манера контрастировала со всеми подковерными нарушениями конвенций – с его «представлениями о поведении игрока», как выразился Артур Эш. Обладая прямым форхендом и двумя вариантами бэкхенда, нанося удары без лишних телодвижений, Коннорс играл, по его собственным словам, «более компактно», чем его соперники. У него было еще одно ценное качество: безграничный запас энергии. Эш, описывавший его игру, подвел итог следующим образом: «Коннорс, безусловно, наделен духом бойца. Он будет охотиться, выкладываясь до предела». Играя в такой манере, стройный как борзая и наделенный волчьей хваткой, Коннорс настигал мяч резким, карающим ударом или же просто летел к нему, не касаясь ногами земли, вытаскивая явно неберущиеся удары; или устремлялся к сетке, приняв подачу соперника, пресекая все их ответные удары; или же просто вводил соперников в состояние оцепенения своими быстрыми и сильными ударами. «Играть с ним, это все равно, что драться с Джо Фрезером, – сказал телекомментатор Дик Стоктон. – Этот парень всегда нападает. Он никогда не расслабляется». Коннорс усвоил свои тигриные качества еще у колен своей матери и бабушки, ее матери. В буквальном смысле этих слов. Познакомившись с игрой в возрасте аж двух с лишком лет, когда управляться с ракеткой еще сложно, мелкий еще Джимми принял игру «как часть самого себя», вспоминала его мать Глория Томпсон Коннорс, прежде выступавшая на корте и считавшаяся тринадцатой в стране среди юниоров. И именно она вбила в него некоторые качества, которые сделали его таким упрямым, не знающим пределов допустимого бойцом. «Когда он был маленьким, если мне надо было сделать попытку, я так и поступала, чего бы мне это ни стоило», – вспоминала она. А потом еще приговаривала: «Видишь, Джимми, даже твоя мать обязана сыграть так». Потом Коннорс вспоминал: «У нас на заднем дворе был тренировочный корт, и я всегда играл с кемнибудь из них. Они всегда ездили со мной на турниры, а потом, когда я ходил в старшую школу, заезжали за мной после школы, чтобы отвезти на тренировку». Когда Джимми исполнилось шестнадцать, его мать поняла, что достигла своего предела, и принялась искать в округе человека, способного вывести ее дитятю на следующий уровень. Случилось так, что она обратилась к услугам своего старого знакомого Панчо Сегура, закаленного в турнирах ветерана, преподававшего в теннисном клубе «БеверлиХиллз», и уговорила его взять Джимми на обучение. На Правом берегу – и повсюду – давно считали, что в ЛосАнджелес стоит ехать лишь затем, чтобы отточить свой бэкхенд. Именно это и сделал Джимми, и Сегура, являясь одним из первых игроков, использовавших хватку двумя руками при бэкхенде, внес еще одно важное измерение в неровную, но подавляющую своей мощью игру молодого человека: патентованный бэкхенд, настолько сочный и привлекательный, что удар этот вызывал у некоторых кулинарные ассоциации. Джимми остался на Левом берегу, чтобы посещать колледж. Однако после первого курса, победив в первенстве НКАА среди одиночников, он решил, что может добиться большего, оставил колледж и ступил на мощенную золотыми кирпичами дорогу. Он поступил к Рику Риордану, учредителю тура, который сказал ему так: «Если ты хочешь стать вторым в одной из групп мирового теннисного чемпионата, то не станешь никем. Но если ты стремишься стать самым известным теннисистом мира, иди со мной». Джимми стал профессионалом в 1972 году и выиграл два своих первых турнира. Под руководством Риордана Коннорс закончил свой первый год с семьюдесятью пятью победами, заняв первое место среди американских мужчинпрофессионалов и заработав 90000 долларов. Это – второй показатель по призовым. На следующий год он победил в чемпионате США среди профессионалов и поделил первое место в рейтинге американской теннисной ассоциации со Стэном Смитом в результате опроса, который откровенный Риордан назвал «аморальным и неэтичным обманом». В 1974м, показав «лучший теннис в своей жизни», Коннорс стал в одиночестве на вершине рейтинга. В том году он выиграл три из четырех турниров, составляющих так называемый «Большой шлем» тенниса, – победив в открытом первенстве Австралии, на Уимблдоне и в ФорестХиллз. Однако он был лишен возможности присоединиться к Дону Баджу и Роду Лейверу, единственным одиночникам, выигрывавшим «Большой шлем», так как Международная теннисная федерация запретила ему участвовать в четвертом Открытом первенстве Франции, потому что он играл в мировой теннисной сборной. Это было всего лишь начало его долгой схватки с «истеблишментом», которому Коннорсу чаще всего приходилось показывать словесный кукиш. Однако при всех сражениях на корте и вне его к концу года оказалось, что свой фирменный победный жест, удар в воздух стиснутым кулаком, он произвел 99 раз в 103 сыгранных матчах. И он начал искать новые вершины. И вершинами этими стали матчи, проводившиеся по схеме «Пусть победитель возьмет все» и имевшие успех во многом благодаря умелому планированию Билла Риордана. После того как Коннорс разделался с Кеном Розуоллом в финале 1974 года в ФорестХиллз со счетом 6:1, 6:1, 6:4, он, по слухам, завопил: «А теперь подать мне сюда Лейвера». Однако, если верить журналисту Майку Лупице, дело обстояло не совсем так. Лупица, вовремя оказавшийся рядом, слышал весь разговор и утверждает, что когда Коннорс покинул корт, Риордан подошел к нему и сказал: «Молодой человек, когда ты пойдешь на прессконференцию, ктонибудь спросит у тебя, что будет теперь, после того как ты выиграл Уимблдон и Открытое первенство США». Опятьтаки по свидетельству Лупицы, Коннорс, наклонил голову набок и недоверчивым тоном спросил: «Откуда вы знаете?» – «Поверь мне, – ответил Риордан. – Ктонибудь да спросит. А когда ты услышишь этот вопрос, ты ответишь: "Дайте мне Лейвера". А я позабочусь обо всем остальном». Так родилось одно из самых величайших в истории тенниса цирковых представлений под названием «Все достается победителю», которое при более близком рассмотрении превратилось в «Победитель получит больше». Тем не менее этот матч принес Коннорсу еще 100000 долларов и укрепил его акции самого сильного теннисиста мира. Но быстрее вперед, дорогой читатель. Перейдем от 1974 года, когда лохматый, розовощекий и развязный юнец выигрывал все подряд, к году 1991му, когда и его имидж, и игра успели поблекнуть, и Коннорс, еще не готовый расстаться со своей карьерой, упрятать ее в нафталин и лаванду, вновь вышел на центральный корт ФорестХиллз в возрасте тридцати девяти лет, уже полноправным членом поколения «Джеритол»39. Не являющийся уже «скверным парнем» тенниса – титул этот перешел к Джону Макинрою – он превратился в простого старину «Джимбо». И болельщики, привлеченные скорее его репутацией, чем его идущим на спад мастерством, вновь повалили на трибуны, чтобы увидеть его, – прямо как голуби, кругами спускающиеся к Вестсайдскому теннисному клубу во внесезонье. Коннорс более чем оправдал их ожидания, вновь пустив в ход так называемое «колесо Джимми». Обнаружив, что, являясь номером 936 в компьютерном рейтинге, он тем не менее остается номером 1 в сердцах болельщиков, Коннорс возродил в своем сердце дух борьбы и приступил к битве. Поровну смешивая жесткие смэши и холодный расчет, он наперекор всему пробился в полуфинал. На один славный миг он вновь сделался старым великим «Джимбо». Некоторые действительно так считали. Но были и такие, кто помнил Джимми Коннорса в дни расцвета, когда движения его были легки, как перышко, и жестки, как железный прут, и они были готовы поклясться, что он сделал это «на боевом духе», умением пользоваться которым Коннорс владел лучше любого теннисиста. И кстати лучше любого другого спортсмена.