Елизаров М. Т.
[1863 (по уточненным данным) — 1919] — род. 22 марта 1862 г. в дер. Бестужевке Самарской губ. Родители его были крепостными крестьянами, и Е. окружала с детства атмосфера поднимающихся, стряхивающих с себя оковы вчерашних рабов. Рассказы о перенесенном от "бар" отца, подвергавшегося экзекуциям, и других близких, сохранившие еще всю свежесть только что миновавшего вчерашнего дня и всю остроту обиды, и первый мощный из всей груди вздох проснувшегося к жизни самого широкого, самого многочисленного слоя населения — вот что было первым осознанным им впечатлением, тем воздухом, которым он дышал и который глубоко вобрал в себя. Из этих первых переживаний, из этой среды он вынес, с молоком матери впитал глубокую вражду к барству, всякое проявление которого, даже в мелочах, действовало на него болезненно всю жизнь. И из этих бодрых впечатлений детства плюс крепкая физическая организация выросла та энергия, та жизнерадостность, которые отличали его всю жизнь и которые он изливал невольно на всех окружающих, изгоняя свойственную интеллигенции в той или иной мере упадочность и мерихлюндию. Много дал ему, по его словам, отец, о котором он вспоминал всегда с большой благодарностью. Энергичный и способный самородок, отец его был самым видным лицом в деревне, так называемым "мирским человеком", пользовался большим уважением и был бессменно выбираем в сельские старосты. В качестве такового он вел непосредственные сношения с мировыми посредниками, отстаивая интересы своих односельчан. Рассказы об этом, пример отца, к которому крестьяне шли со всеми своими нуждами, имели большое влияние на Е.
Ему, младшему, смог отец дать и образование. Е. окончил начальную школу в ближнем селе Обшаровке, где обратил на себя внимание своими выдающимися способностями к математике и об учителе которой вспоминал с благодарностью. И тогда кто-то из знакомых отца по общественной деятельности — кажется, мировой посредник — настойчиво посоветовал ему отдать мальчика в гимназию. Е. был отвезен в Самару, помещен там "на хлеба" и, подогнав с помощью репетитора из гимназистов в пару недель недостающие знания, поступил во 2-й класс. В гимназии он пошел прекрасно, по математике прямо блестяще, и в старших классах содержал себя сам уроками, причем ему приходилось, между прочим, заниматься и со своими одноклассниками, разными купеческими и дворянскими баловнями. Тотчас по окончании экзаменов возвращался он в Бестужевку, где принимал деятельное участие во всех полевых работах. В периоды косьбы и жнивья жил неделями в поле под открытым небом, питаясь у костра, как всякий крестьянин или сельскохозяйственный рабочий, в тесном общении с ними. Таким образом, связь его с крестьянством, с родной деревней не порывалась как в гимназическое время, так и позднее, когда он, по окончании гимназии, поступил в 1882 г. на математический факультет Петербургского университета.
Эта непорывавшаяся связь создала чрезвычайно благоприятные условия для бесед и пропаганды в деревне. Е. был самой популярной личностью в округе; его приездов ждали, к нему шли с расспросами, за советами. Он пользовался таким уважением и доверием, что мог безвозбранно вести такие беседы, за которые другие представители его же воззрений попадали очень скоро в тюрьму и в ссылку. Мог читать им такие брошюры, как "Хитрая механика", "Кто чем живет" и т. п. печатные и гектографированные издания того времени. Его рассказы в студенческих кружках о собеседованиях в деревне, о настроениях деревни вызывали огромный интерес и даже некоторую зависть к нему, как к поставленному в исключительно благоприятные условия. Тогда самое трудное было завязать связь с деревней, завоевать себе доверие в ней, и счастливчиком казался товарищ, пользовавшийся всем этим в полной мере, да еще в поволжской деревне, над которой реяли образы Стеньки Разина и другой вольницы, которая влекла к себе "неотразимо большинство революционно настроенного студенчества. В юные годы Е. господствующими были народнические воззрения. Представителей таковых он встречал в Самаре еще гимназистом. Как "плоть от плоти" крестьянства, он с особой чуткостью прислушивался к ним; и они, в свою очередь, по той же причине выделяли его из другой молодежи, останавливали на нем исключительное внимание. Имена тех из народников, которые имели наибольшее влияние на него, не сохранились в моей памяти. Увлекался он и народнической литературой. Любимым поэтом его был Некрасов.
В Петербурге он вошел в самарское землячество, составлявшее часть Поволжского, и был его активным членом. Участвовал в кружке по изучению истории крестьянства, организованном этим землячеством. Большое значение для развития его революционных взглядов имел так называемый "экономический" кружок, группировавшийся вокруг статистика Гизетти. В кружок этот между прочими входили участники 1-го марта 1887 г. — А. И. Ульянов и С. А. Никонов. Особенно сильно было влияние А. И. Ульянова, с которым как членом того же Поволжского землячества Е. встречался чаще. Кружок этот, по словам самого Е., много дал ему для выработки его революционных воззрений. Отмечал он и роль самого Гизетти, народника мирного типа, но очень начитанного, очень чуткого к молодежи. Этот кружок, главным образом, и желание взять от Питера больше в общественном смысле побудили его по окончании курса в 1886 г. приехать еще на год в столицу, где он взял как базу для существования место в казенной палате. Рассказывал Е., что тот же Гизетти убеждал его брать работу в родном Поволжье, ближе к деревне, говоря: "вы будете там золотой человек". Он и намеревался служить по выборам или в земстве, но ни к какой подобной службе его не допускали, вследствие близости его к казненному по делу 1 марта 1887 г. Александру Ильичу Ульянову, а затем и ко всей семье Ульяновых, с которой он породнился женитьбой на старшей сестре, Анне, и в тесной близости с которой провел всю свою жизнь. Пришлось оставить эти мечты и взять канцелярскую работу, сначала в Самаре, а потом в железнодорожном управлении в Москве.
К этому времени — осень 1893 г. — Е. распростился окончательно с народническими иллюзиями. Внимательно изучив "Капитал" Карла Маркса, который произвел на него громадное впечатление, он стал социал-демократом. Большое влияние на него в этом смысле имел Владимир Ильич Ленин, с которым он прожил 4 года в Самаре и много беседовал и часто видался потом. Е. был близок и оказывал содействие кружку Мицкевича в Москве, а затем московскому комитету 1896 г., в который хотел вступить, но сами члены его (Финн, Чорба) считали его, вследствие семейного положения (это был год, когда сидел в Питере Владимир Ильич), более полезным вне комитета. И позднее почти непрерывающиеся аресты и высылки кого-либо из семьи Ульяновых, а иногда и нескольких сразу, затрудняли революционную работу для Е. Необходимо было хотя кому-либо "быть опорой" семье — главным образом, матери, Марии Александровне Ульяновой, которая прожила с Е. почти беспрерывно до самой своей смерти в 1916 г. и для которой он был истинным сыном. Кроме того, в рамках легальности при семейных условиях Е. было мудрено вести революционную работу. Вошел он преподавателем в одну воскресную школу для рабочих, где под видом "бухгалтерии" читал им политическую экономию, но закрытие школы положило предел этой работе.
Задумал было Е. поступить в Московское инженерное училище, чтобы сменить опостылевшую ему бухгалтерскую службу на более живую, но охранка отказала ему в выдаче необходимого для того свидетельства. Распоряжение министра путей сообщения Хилкова принять его как выдающегося железнодорожного работника помогло ему обойти это препятствие. Но обойденная охранка злилась, неоднократно доносила на него в училище и при первом же случае, накануне, так сказать, окончания, на 3-м курсе, арестовала его и добилась его исключения. Случаем этим были "студенческие беспорядки" в марте 1901 г. и одновременно с ними крах соц.-дем. комитета (П. В. и С. Н., по второму мужу Смидович, Луначарские, М. И. Ульянова и др.), которому Е. оказывал услуги. После 8 мес. сидения он был выслан на два года в Сызрань. Не найдя там работы, он поехал на инженерную практику в Томск, а затем на Дальний Восток.
По окончании срока гласного надзора Е. вернулся в Россию и, видя, что окончание курса в инженерном училище для него невозможно, поступил бухгалтером службы пути в управление Николаевской (теперь Октябрьской) жел. дор. в Петербурге. Это было в 1904 г., в канун Октябрьской революции. Е. стал разрабатывать пенсионный устав для железнодорожников на широкой демократической основе, чем создал себе огромную популярность в их среде; был выбран представителем на железнодор. съезд и был одним из руководителей всеобщей железнодор. забастовки. После подавления революции был арестован и после 3-х месяцев сидения выслан из Петербурга, с запретом служить по железнодор. ведомству, под гласный надзор. Он выбрал Сызрань, где был фактическим редактором газеты "Сызранское утро", популярной, широко распространенной среди крестьянства. После сызранского пожара Е. перебирается в Самару, куда переносит и газету, переименованную в "Самарскую Луку" и обслуживавшую соц.-дем. комитет во время выборной кампании во 2-ю Думу. Е. участвует в этой кампании не только литературно, но и выступлениями против кадетов и эсэров. Он был выставлен кандидатом от соц.-демократов большевиков в эту Думу. Наступившая после разгона 2-й Думы реакция и отсутствие заработка заставили его поехать на работу в Нерчинск; но и в том далеком краю он мог служить на постройке жел. дороги лишь неофициально, благодаря знакомству с заведующим постройкой. Оттуда проехал через Японию морем в Западную Европу. По возвращении мог служить лишь в частных обществах. Оказывал постоянное содействие революционной работе и подвергался неоднократно обыскам. Принимал участие в выборной кампании в 4-ю Думу и был выставлен кандидатом в нее от большевиков в Саратове.
После Октябрьской революции был назначен первым наркомом путей сообщения. Затем организовал комиссариат по страхованию и борьбе с огнем. После реорганизации этого комиссариата вошел в Коллегию Народного Комиссариата Торговли и Промышленности. Поехал по делам службы в Петроград, заболел сыпным тифом и скончался 10 марта 1919 г.
А. Елизарова.
{Гранат}