Феодор Алексеевич

— царь (род. 30 мая 1661 г., † 27 апреля 1682 г.), сын царя Алексея Михайловича и супруги его, царицы Марии Ильинишны Милославской. Крестины произошли ровно через месяц; царь Алексей Михайлович присутствовал в этот день у обедни в церкви Спаса Нерукотворенного, а затем был стол в Грановитой палате. Кормилица Ф. А., Анна Ивановна, до смерти получала в виде пенсии 8 руб. в год (прежний оклад жалованья), да кормовых по 6 денег, или по 3 копейки, на день. Дядьками его были: боярин кн. Феод. Феод. Куракин и думный дворянин Иван Богд. Хитрово; мамой — верховная боярыня Анна Петровна Хитрово (вдова Степ. Тарас. Хитрово), пользовавшаяся большим влиянием при дворе, женщина умная, но злая. Второй мамой, по свидетельству И. Е. Забелина, была кн. Праск. Бор. Куракина, но в родословной кн. Куракиных таковой нет; единственная подходящая по годам и положению — кн. Марья Борисовна Куракина, жена кн. Григория Семеновича, могла быть весьма недолго, так как скончалась в 1661 г. Первым учителем царевича был подьячий Посольского приказа Памфил Беляников, а с 1672 г. воспитателем определен был знаменитый богослов и ученый того времени Симеон Полоцкий, ставший лично известен царю Алексею Михайловичу еще во время Польской войны 1655 г. Выбор Симеона Полоцкого в наставники царевича указывает на повышение требований, предъявляемых к учителю царских детей. Вот как в немногих словах П. Н. Полевой характеризует Симеона Полоцкого и его общественную и литературную деятельность в Москве. "Симеон Полоцкий не только представлял собой ходячую энциклопедию современной образованности, но еще при этом был большой мастер и легко передать, и красиво изложить знания свои и приохотить к науке. Занимаясь воспитанием царевича, он в то же время и беспрестанно успевал говорить проповеди, писал стихи по поводу каждого сколько-нибудь замечательного события, сочинял драмы для домашнего дворцового театра, вел полемику с раскольниками, заботился о распространении образованности в России — одним словом, не оставлял без ответа ни один из тех вопросов, разрешения которых настоятельно требовала живая современность". Вследствие руководительства Симеона Полоцкого, в воспитании Ф. А. преобладал элемент церковный и вместе с тем сказывалось польское влияние. Царевич владел польским и латинским языками, что видно из письма Лазаря Барановича к царю Алексею Михайловичу при посвящении в 1672 г. царевичу книги "Жития св. отец". Первое упоминание о царевиче Феодоре относится к 1667 году: 2 сентября был стол в хоромах старшего его брата, царевича Алексея Алексеевича; за столом присутствовали родители и все три царевича: Феодор, Симеон и Иоанн. В 1670 г. скончался царевич Алексей, и старшинство перешло к царевичу Феодору. Вследствие этого 1-го сентября 1673 г., в день новолетия, царь Алексей Михайлович собрал в передней Палате всех бояр, окольничих и думных людей, обратился к ним с речью и, объявив им царевича Феодора наследником престола, пошел с ним в церковь Спаса Нерукотворенного. После молебна с водосвятием патриарх Иоаким благословил царевича, а по окончании литургии царь пригласил к столу патриарха со всеми властьми (т. е. высшим духовенством) и пожаловал в окольничие дядьку царевича, думного дворянина Ив. Богд. Хитрово.

В 1674—1675 гг. царь Алексей Михайлович довольно часто брал с собой царевича Феодора, когда отправлялся "тешиться" (т. е. на охоту) в c. Измайлово, Алексеевское, под Девичий монастырь, в с. Коломенское и с. Соколово. Осень 1674 г. (25 октября—13 декабря) вся царская семья провела в с. Преображенском, где в то время был устроен театр и давались комидийные действа "Юдифь", "Есфирь" и др. 13 декабря 1674 г. царь один поехал в с. Соколово, а царица Наталья Кирилловна с царевичами и царевнами возвратились в Москву. Поезд открывал царевич Феодор в избушке (зимнем возке), запряженной в 6 возников темно-серых; с ним ехали дядьки; его сопровождали бояре, окольничие, думный дворянин-ловчий, ближние люди, его царевича стольники, походные стольники, а около всего поезда шли пешие стрельцы с батожьем. Лето 1675 года царь Алексей Михайлович с семейством жил на Воробьевых горах, где и были отпразднованы именины Феодора 8 июня. Всенощную отстояли в с. Воробьеве, а к обедне ездили в Новодевичий монастырь; там после обедни государь подносил именинные пироги патриарху Иоакиму и "властям"; бояр, окольничих, думных и ближних людей он жаловал пирогами в с. Воробьеве на крыльце. Стол был в персидской палатке. Алексей Михайлович предпринимал из Воробьева поездки в подмосковные села, причем царевич Феодор неизменно сопутствовал ему и почти всегда сидел в одной с ним карете. Случалось, что по пути они заезжали на богомолье в монастырь; так, например, возвращаясь с охоты из села Соколова в cело Коломенское, царь с царевичем остановились на Угреше и слушали там вечерню и молебен. В бытность в Москве царь неоднократно отправлялся с царевичем Феодором по кремлевским монастырям и церквам прикладываться к мощам и иконам.

В ночь с 29 на 30 января 1676 года скончался царь Алексей Михайлович после кратковременной болезни. Почувствовав приближение смерти, он за три часа до своей кончины назначил царевича Феодора наследником престола. Юному царю не было еще пятнадцати лет, здоровья он был слабого и за ним ухаживали тетки (сестры царя Алексея Михайловича) и шесть родных сестер, а мачеха Наталья Кирилловна с царевичем Петром и царевнами Натальей и Феодорой должны были, естественно, остаться в стороне. 18 июня 1676 г. произошло торжественное венчание на царство Ф. A. в Успенском соборе, совершенное патриархом Иоакимом; после миропомазания царь приобщился Св. Тайн. 20 июня ему подносили дары: патриарх со всеми властьми, бояре, окольничие, думные и ближние люди, дьяки, гости и "дохтуры". Оба дня был стол в Грановитой палате. Со времени второй женитьбы царя Алексея Михайловича на Наталье Кирилловне Нарышкиной родственники его первой супруги, Милославские, люди даровитые и деятельные, должны были уступить место Нарышкиным и воспитателю новой царицы, Артамону Сергеевичу Матвееву. По воцарении Ф. А. перевес оказался на стороне родственников его матери и боярина Богд. Матв. Хитрово, сын которого был, как мы видели выше, дядькой царевича, хотя первое время не произошло никаких перемен, и Матвеев оставался по-прежнему оберегателем великих посольских дел. Но враги его стали под него подкапываться: сначала он был отрешен от заведования царской аптекой, затем отставлен от посольских дел и наконец удален из Москвы на воеводство в Верхотурье, куда, впрочем, он не доехал, будучи остановлен в Лаишеве. Оттуда его перевели в Казань, произвели над ним следствие, лишили боярства и имения и сослали с сыном в Пустозерск. Братья царицы Натальи Кирилловны, Иван и Афанасий Нарышкины, были отправлены в ссылку. Ивана Кирилловича обвинили в том, что он говорил человеку по фамилии Орел такие двусмысленные речи: "ты Орел старый, а молодой Орел на заводи летает: убей его из пищали, так увидишь милость царицы Натальи Кирилловны". Эти слова были объяснены так, будто они относились к царю Ф. А. Нарышкина присудили бить кнутом, жечь огнем, рвать клещами и казнить смертью, но царь заменил это наказание вечной ссылкой в Ряжск. Свидетельства об отношении Ф. А. к его мачехе, Наталье Кирилловне, разноречивы. Мы более склонны верить тем, которые говорят, что по присущей ему доброте он оказывал Наталье Кирилловне почтение и заботился о здоровье, а затем о воспитании своего брата и крестника, царевича Петра, которого во время недомоганья велел приводить к себе. Есть сторонники другого мнения, что будто только второй жене Ф. А., Марфе Матвеевне, удалось примирить его с мачехой и ее детьми.

По своей молодости и несмелости царь не решился противодействовать патриарху Иоакиму в его деяниях по отношению к духовнику царя Алексея Михайловича, протоиерею Савинову, и к находившемуся в заточении Никону. Протоиерей Андрей Савинов, которого Иоаким еще при жизни царя Алексея Михайловича обвинял в безнравственном поведении и в неуважении к нему, патриарху, в день похорон Алексея Михайловича действительно дозволил себе крайне резкую выходку по отношению к патриарху, вследствие чего 14 марта 1676 г. Иоаким созвал собор, где произнесено было осуждение: Савинов лишен священства и сослан в Кожеезерский монастырь. Через два месяца после этого, вследствие доносов пристава кн. Шайсупова и самого близкого к Никону человека, келейника старца Ионы, собор осудил Никона на "исправление", вследствие чего его перевели из Ферапонтова в Кирилло-Белозерский монастырь.

Ф. А. достались в наследство от отца три трудные задачи внешней политики: окончание дела с Дорошенко, отклонение притязания Польши на буквальное исполнение Андрусовских статей и война Турецкая. Еще при жизни царя Алексея Михайловича, в январе 1676 г., Дорошенко дал знать боярину кн. Гр. Гр. Ромодановскому, что он не желает повторить присягу, данную великому государю, считая достаточной ту присягу, которую он принес перед Запорожским кошевым и донскими казаками. По вступлении на престол Ф. А. в Малороссии продолжались смуты из-за неладов гетмана Ивана Самойловича с Дорошенком и Серком, и Самойлович просил у царя указа идти на Дорошенка, пока турки и татары не пришли к нему на помощь. Всю весну и лето 1676 г. были слухи, что султан собирается под Киев; вследствие этого кн. Вас. Вас. Голицын двинулся в Путивль для подкрепления кн. Ромодановского и Самойловича. Так как слухи эти не оправдались, то кн. Ромодановский с Самойловичем пошли к Днепру, отправив вперед стольника Косогова с 15000 московского войска и бунчужного Леонтия Полуботка с четырьмя полками. При виде царского войска прибрежные места, зависевшие от Чигирина, начали сдаваться. Дорошенко оказался вынужденным исполнить требования Московского правительства и положить перед гетманом и перед царским воеводой кн. Ромодановским клейноты — булаву, знамя и бунчук, после того как они подтвердили ему прежние обещания относительно сохранения его жизни и имущества. Чигирин, "великому государю и всей Украйне надобный город", был занят царскими войсками. В феврале 1677 г. из Москвы был послан стольник Алмазов в Батурин с требованием, чтобы гетман отправил в Москву Дорошенка. Гетман согласился на это весьма неохотно, опасаясь, чтобы не вышло смуты; Дорошенко встревожился неожиданностью и сказал Алмазову: "Кого и к смерти приговаривают, и тому заранее о том дают знать; Бог судит гетмана, что меня не уведомил". Приехав в Москву, Дорошенко видел 20 марта государевы очи; думный дьяк объявил ему, что все вины ему прощаются и никогда не будут вспомянуты и что государь указал ему быть в Москве для переговоров по делам турецким и крымским. Несмотря на письмо Дорошенка гетману, в котором он умолял его исходатайствовать у царя позволение возвратиться ему в Малороссию, пришлось остаться в Москве. Турецкий султан на место Дорошенка провозгласил гетманом и князем малороссийским своего пленника Юрия Хмельницкого, а Самойлович снова стал доносить в Москву на Серка, что он заключил перемирие с крымским ханом и часто сносится с Хмельницким, к которому совершенно склонился. В конце августа 1677 г. крымский хан с татарами и частью турецкого войска занял остров на Днепре, чтобы не допустить русских до переправы, но был выбит, а турки и татары, с начала августа стоявшие с Хмельницким под Чигирином в ожидании хана, испугались этого поражения и ушли от Чигирина, покинув там запасы и пушки. Самойлович настаивал, чтобы государь указал укрепить Чигирин, послать туда боярина с государевыми ратными людьми и снабдить его хлебными запасами, так как он, гетман, своими людьми Чигирина не удержит. О поведении Серка во время Чигиринской войны Самойлович доносил царю: "Кошевой к пресветлому престолу вашему государскому и ко мне не желателен, потому что перед Чигиринским походом помирился с ханом и турками, во время войны никакой нам помощи не дал, и когда хан бежал через Днепр вплавь с ордами, не бил его, а велел казакам перевозить татар в челнах". От царского имени последовал гетману такой ответ: "За такие злые поступки Серка воздастся ему в день праведного суда Божия; но мы, государь христианский милосердый, не допуская его для имени христианского к вечной погибели, ожидая его обращения, те его вины и преступления отпускаем, если он эти свои вины верною службой заслужит и к тебе будет также желателен, как и прежние гетманы". С милостивым царским словом к кн. Ромодановскому и гетману был прислан стольник и полковник Тяпкин. Ему было поручено расспросить их обоих, как поступить с Чигирином? Оба не соглашались на его разорение. Самойлович сказал между прочим: "Если Чигирин разорить или допустить неприятеля им овладеть, то разве прежде разоренья или отдачи сказать всем в Украйне народам, что уже они великому государю не нужны. У нас во всем казацком народе одно слово и дело: при ком Чигирин и Киев, при том и они все должны в вечном подданстве быть". Относительно Серка гетман заявил Тяпкину, что поддался султану, который прислал Казыкерменскому бею (из польских татар) 30000 червонных золотых, чтобы подкупить Серка с казаками. Для выяснения этого важного вопроса в декабре 1677 г. был отправлен в Запорожье подьячий Шестаков, с которым гетман отпустил своего посланца, войскового товарища Артему Золотаря. Серко оправдывался, а Золотарю наедине говорил, что он не изменил царю Ф. А. и помирился с турками и татарами только для того, чтобы приманить к себе Хмельницкого и, схватив его, отослать в Москву.

Зимой и весной 1678 г. приходили вести, что турки собираются под Чигирин с большим войском, намереваясь непременно взять этот город. Воеводой в Чигирин был назначен окольничий Ив. Ив. Ржевский, умевший ладить с малороссиянами и известный своей распорядительностью. Ему были обещаны хлебные запасы и малороссийские полки для Чигиринского осадного сиденья, но, как сказано у C. M. Соловьева: "в Чигирине Ржевский нашел разбитые стены, пустые житницы и услыхал рассказы о беспрестанных набегах татарских". Подкрепления и запасы успели придти к Чигирину, так как Ржевский приехал туда 17 марта, а визирь Мустафа явился осаждать этот город только 9 июля. Переправа через Днепр шла, однако, чрезвычайно медленно, и лишь после упорных битв русские войска овладели Стрельниковой горой и приблизились 3 августа к Чигирину; воевода Ржевский, радуясь приходу вспомогательного войска, взошел на городскую стену, но в эту самую минуту граната из неприятельского обоза положила его на месте. Не вдаваясь в подробности осады Чигирина турками, скажем, что часть его была ими взорвана, а верхний город зажжен русскими по приказанию гетмана Самойловича и кн. Ромодановского. После ухода визиря из-под Чигирина Хмельницкий с татарами, оставшись на западной стороне, занял несколько городов и стал нападать на восточную сторону.

Резидентом в Польше в начале царствования Ф. А. был Тяпкин, внимательно следивший за политическими течениями не только в Польше, но и во всей Европе. Польский король Ян Собесский высказал Тяпкину упрек, что из-за его "затейных" писем не устраивается союз между Польшей и Россией. Тяпкина удалили из Кракова в Варшаву и грозили сослать в заточение в Мариенбург. Тяпкин отрицал, что ссорит своими письмами польского короля с московским государем, и говорил, что сношения Польши с турками и татарами известны всем, а между тем о них не объявлено Ф. А. ни через польских послов, ни через него. "Я не хочу быть здесь ни слепым, ни глухим, ни немым, — заявил Тяпкин сенаторам, — что вижу и слышу, обо всем писал, пишу и буду писать к своему государю, всякую правду, и говорить обо всем буду". Через год отношения Собесского к московскому резиденту сильно изменились, и весной 1677 г. они вели между собой не только откровенную, но, можно сказать, дружественную беседу. "Отпиши о том царскому величеству, — обратился король к Тяпкину, — чтоб позволил послам нашим и резиденту бывать у себя запросто без посольских чинов, как ты теперь у меня, наедине, говоришь что хочешь и все от меня узнаешь, а эти пышные посольские приемы к сближению и союзу не ведут". В апреле 1677 г. кончился сейм, постановивший оставаться в мире со всеми соседними государствами, и в мае Тяпкин выехал из Варшавы в Москву. В июле 1678 г. великие и полномочные королевские послы, Чарторыйский и Сапега, заключили в Москве перемирие на тринадцать лет, считая с июня 1680 г., при условии постараться в это время о постановлении вечного мира. Чтобы удержать за собой Киев, пришлось уступить Польше города Невель, Себеж и Велиж с уездами и заплатить 200000 руб. После разрушения Чигирина, как оказалось, и Россия, и Турция одинаково желали мира. Но Московское правительство не могло согласиться отдать Турции западную Украйну и принять предложение Польши разорвать мир с султаном, если Ф. А. обяжется давать королю ежегодно на военные издержки 200000 рублей и соединит свои войска с польскими. В конце октября 1679 г. был послан из Москвы дьяк Украинцев в Батурин к гетману Самойловичу с вопросом: "Действовать ли вместе с поляками против турок, или заключить с турками мир?". Самойлович отвечал: "Дружба с поляками непрочна, а мир с султаном полезен". После этого начались переговоры с крымским ханом Мурад-Гиреем, окончившиеся заключением перемирия на 20 лет, начиная с 3 января 1681 г. Для утверждения грамоты султаном отправлен был в 1681 г. в Константинополь дьяк Возницын. Турки не хотели внести в эту грамоту статьи, что Запорожье принадлежит русскому государю, и Возницын согласился взять грамоту для представления царю Ф. А., не ручаясь, будет ли она им принята. В Москве решили уступить туркам Заднепровье и были довольны избавиться этой ценой от тяжелой войны. Пограничные недоразумения со Швецией могли бы довести Россию до разрыва с ней, если бы на юге все было спокойно, но постоянные войны с Турцией и Крымом не давали возможности затевать распри на севере, тем более что донские казаки и разные кочевые народы доставляли московскому правительству немало забот. В 1677 г. происходили столкновения между донскими казаками и калмыками, которые еще при Алексее Михайловиче то делали набеги на русские области, то отдавались под его власть и помогали ему против крымских татар. Так как правительство Ф. А. взяло сторону калмыков, то их главный тайша, или хан, Аюка, и подначальные ему хайши под Астраханью дали "шертную" грамоту, обещаясь от имени всех калмыков навсегда быть в подданстве у московского государя и воевать против его недругов. Договор этот оказался недолговечным: донские казаки, не обращая внимания на приказания правительства, нападали на калмыков, оправдываясь тем, что не они, а калмыки первые затевали ссоры, угоняли скот и брали в плен людей. Калмыки не признавали себя виновными, доказывая, что мир нарушен казаками, а потому считали, что "шерть" потеряла силу, и Аюка вступил в переговоры с крымским ханом; в 1681 г. он ходил даже грабить Уфу и Казань вместе с башкирами, беспокоившими пределы западной Сибири. Осенью 1679 года киргизы делали набеги на Томский уезд. В восточной Сибири возмутились платившие ясак якуты и тунгусы, выведенные из терпения притеснениями воевод и служилых людей. На севере самоеды не хотели платить ясак.

Вот в общих чертах отношения России к другим государствам и положение в ней инородцев.

Переходя к рассмотрению внутренних распорядков, следует прежде всего упомянуть о тех лицах, которых приблизил к себе Ф. А. в 1679 г., когда ему минуло 17 лет. По возвращении с воеводства из Казани некоторое время пользовался влиянием на царя боярин Ив. Богд. Милославский, но самыми приближенными людьми мы видим постельничего Ив. Макс. Языкова и комнатного стольника Алексея Тим. Лихачева, бывшего учителя царевича Алексея Алексеевича. О Языкове сохранились отзывы как о чрезвычайно ловком придворном; Лихачева называли "человеком доброй совести, исполненным великого разума и самого благочестивого состояния". Такой же отзыв встречаем и о брате его, Михаиле Тимофеевиче. В 1681 г. получил большое значение молодой боярин кн. Вас. Вас. Голицын, человек чрезвычайно даровитый и образованный. Все они содействовали тому или другому мероприятию молодого и болезненного Ф. А., но определить долю участия каждого из них нельзя за недостатком сведений.

Из распоряжений правительства царя Ф. А. обращают на себя внимание мероприятия в следующих отраслях народной жизни: экономической, административной, юридической, финансовой, военной, церковной и просветительной. Приступая к рассмотрению этих мероприятий, мы изложим основные их черты более или менее в хронологическом порядке, а потому об изменении в деле ратном (знаменитом уничтожении местничества и сопряженном с ним проекте о разделении Московского государства на наместничества) и о просветительных мерах скажем после дел церковных, так как они имели место уже в самый последний год царствования Ф. А. Все эти изменения во внутреннем укладе Московского государства являются как бы преддверием тех реформ, которые вскоре были произведены младшим братом Ф. А., Петром Великим, но уже по другому плану и иным способом.

1) Меры экономические. В самом начале царствования Феодора поднялся старый вопрос, возникавший при его отце и деде, вопрос о торговле иностранцев в России и о проезде через Россию для торговли с другими странами. Еще при Алексее Михайловиче был заключен договор с компанией персидских армян о доставлении в Россию всего шелка, добываемого в Персии, но армяне не исполнили обязательства. Голландский посланник ван Кленк предложил дозволить голландцам вести в России торговлю с Персией и пропускать персиян через Россию с шелком-сырцом в Голландию. Позвали "гостей" и велели им высказать перед боярами свое мнение; после долгих рассуждений решили оставить в силе договор с армянами, чтобы они торговали шелком с русскими купцами, а остаток от этой торговли сдавали бы в казну, из которой будет выплачиваться за шелк деньгами или товарами. В случае крайности можно армянам разрешить торговлю с иностранцами в Архангельске. Торговлю русских с греками царь, патриарх и бояре постановили по-прежнему производить только в Путивле. Правительство обратило внимание на запутанность в делах по владению вотчинами и поместьями; был издан ряд указов, которыми между прочим ограждались интересы вдов и дочерей, получавших после мужей и отцов прожиточные поместья, запрещалось отказывать по духовным вотчины, помимо прямых наследников, и самые поместья подчинялись тому же родовому началу, а потому выморочные поместья велено давать родственникам прежних владельцев. В марте 1680 г. предпринято было межевание вотчинных земель для прекращения споров по поводу рубежей, так как эти споры доводили иногда крестьян споривших сторон не только до драк, но и до смертоубийства; межевщиками, или "писцами", как их называли, назначались дворяне. В первое время межевание не достигло своей цели, т. е. умиротворения; напротив, усилились драки и бесчинства, а между землевладельцами и писцами стали возникать недоразумения, так что правительство вынуждено было посылать особых сыщиков для разбирательства их споров. Заботясь о восстановлении границ земельных владений, правительство потребовало в то же время от вотчинников и помещиков сообщения о количестве имеющихся у них крестьянских дворов. Крестьяне юридически отличались от холопов, но находились в полной зависимости от своих владельцев, которые брали их к себе в дворовые, а иногда продавали без земли.

2) Мероприятия юридические, административные и финансовые. Чтобы упростить областное управление и избавить народ от излишних расходов, в ноябре 1679 г. были уничтожены должности губных старост и целовальников, а также различных приказчиков, например ямских, пушкарских, засечных, осадных и проч. Все их обязанности передавались воеводам. Денежные сборы поступали в казну чрезвычайно неисправно вследствие неурожаев, а главным образом вследствие особых налогов на военные расходы во время Чигиринских походов и Турецкой войны, и явилась необходимость изменить оклад для сбора жалованья стрельцам; но так как после введения нового оклада в первый же год оказались недоимки, то в 1681 г. уменьшили оклад "стрелецких" денег и, желая принять какую-нибудь общую решительную меру, вызвали в Москву выборных, по два человека от каждого города, которые должны были привезти с собой окладные книги; но этот проект финансового преобразования не приведен был в исполнение. В том же году уничтожена была отдача на откуп таможен и кружечных дворов и велено им быть "на вере". В порядке приказного делопроизводства сделаны были изменения: запрещена, например, в челобитных форма "чтоб государь пожаловал, умилосердился, как Бог"; вместо этого велено писать: "для приключившегося которого праздника и для его государского многолетнего здравия". Холопий приказ был упразднен и дела из него перенесены в Судный приказ; в Разбойном приказе велено было сосредоточить все уголовные дела, которые производились в Земском приказе, а иногда и в других приказах. В 1679 и 1680 гг. был издан, а затем приведен в исполнение указ, заменявший отсечение рук и ног ссылкою виновных в Сибирь. Намеревались составить дополнения к Уложению царя Алексея Михайловича, вследствие чего все приказы обязаны были представить статьи по тем случаям, которые были упущены Уложением.

3) Мероприятия в области церкви. Раскольничье движение, начавшееся при Алексее Михайловиче, не утихало. На Дону, а в особенности в Сибири возникали пустыни, куда удалялись приверженцы старой веры, считавшие троеперстие проклятым, а четвероконечный крест — антихристовой печатью. Была, например, такого рода пустынь в Тобольском уезде, основанная монахом Даниилом; он поставил часовню и кельи; пели вечерни, утрени и часы, но не поминали государя, царский дом, патриарха и сибирского митрополита. Поселившиеся в этой пустыни старицы и молодые девушки бились о землю и уверяли, что видят отверстое небо, Богоматерь и ангелов, которые держат венцы над людьми, принимающими постриг в этой пустыни. Чтобы не попасть в руки государевых служилых людей, посланных за ними тобольским воеводой, Даниил со своими приверженцами сожглись ночью в избах. Их примеру последовали многие другие, считая самосожжение мученическим подвигом.

В 1681 г. был созван церковный собор; на нем, как и на других соборах (например, на Стоглавом), делались от царя вопросы или предложения, на которые следовали соборные приговоры. Для противодействия расколу правительство желало увеличить число архиереев, с подчинением их патриарху и митрополитам, но собор предпочел учредить несколько новых независимых епархий для избежания распри между архиереями о их сравнительной "высости". Собор передал в руки светской власти противодействие расколу, прося в то же время государя не давать своих грамот на строение вновь пустыней и уничтожить в Москве палатки и амбары с иконами, называемые часовнями, в которых священники совершают молебны по старым книгам, и запретить продажу у Спасских ворот и в других местах листочков и тетрадок с выписками будто бы из божественных книг. Обратили внимание на упорядочение монастырской жизни и призрение тех нищих, которые окажутся не в состоянии работать. Сохранилось известие, что вследствие этого при царе Феодоре велено было построить две богадельни: одну в Знаменском монастыре, а другую на Гранатном дворе, за Никитскими воротами, чтоб впредь по улицам бродящих и лежащих нищих не было. В то время как правительство хлопотало об искоренении раскола, татарские мурзы — владетели поместий и вотчин, населенных христианами, — принуждали их к переходу в магометанство. Вследствие этого в 1681 г. был издан указ, чтобы такими имениями могли владеть только те мурзы, которые примут православие.

4) Мероприятия относительно местничества. В ноябре 1681 г. состоялся указ о созвании собора служилых людей для "устроения и управления ратного дела". Во главе этого собора поставлен был кн. Вас. Вас. Голицын, как представитель одного из самых знатных родов и притом человек передовой. Так как во время недавних войн неприятели одерживали победы над московскими ратными людьми вследствие "нововымышленных хитростей", то велено было придумать лучшее устройство войска, чтобы впредь оно могло противостоять неприятелю. Выборные предложили расписать служилых людей по ротам (вместо сотен) под начальством ротмистров и поручиков. Когда последовало согласие государя и составили списки начальствующих лиц, выборные пошли дальше: они заявили, что для успешности в ратном и посольском делах следует быть "без мест, где кому великий государь укажет... разрядные случаи и места оставить и искоренить, чтобы вперед от тех случаев в ратных и всяких делах помешки не было". Кн. Голицын доложил государю об этом челобитье выборных людей. 12-го января 1682 г. в тюремных покоях произошло "сиденье" царя с боярами, окольничими, думными людьми, патриархом и высшими духовными властями для решения вопроса об уничтожении местничества. После речей государя и патриарха все присутствующие единогласно воскликнули: "да погибнет в огне Богом ненавистное, враждотворное, братоненавистное и любовь отгоняющее местничество и к тому да не вспомянется во веки". Разрядные и случные книги были сожжены в печи в передних сенях, в присутствии боярина и думного дьяка со стороны гражданской власти и митрополитов и епископов со стороны духовной власти. Соборное деяние это утверждено собственноручной подписью царя: "Во утверждение сего Соборного Деяния и в совершенное гордости и проклятых мест в вечное искоренение Моею рукою подписал". Вместо разрядных местнических книг велено было держать в разряде родословную книгу, пополнив ее недостающими именами, и завести особую книгу для тех родов, которые бывали на царской службе, начиная с царствования Иоанна Васильевича, но не записаны в родословную книгу. Для составления этой книги, известной под именем Бархатной, подавались памяти представителями наиболее "честных", т. е. знатных, родов; эти памяти основаны на разрядных книгах, хранившихся в семьях. Кроме того, до нас дошли разрядные списки общей правительственной редакции за XVI и XVII вв. Эти два обстоятельства ясно доказывают, что не все разрядные книги были сожжены. Уничтожение местничества совершилось безо всякого сопротивления, потому что служилые люди были к этому подготовлены: во все продолжение предшествовавших войн, по приказанию царя, все были без мест, а в посольских делах местничество давно уже не существовало. C. M. Соловьев так объясняет всеобщую решимость относительно уничтожения местничества: "Вековой, окрепший обычай, коренившийся в господствующей форме частного союза, форме родовой, должен был существовать до тех пор, пока не столкнулся с новой высшей государственной и народной потребностью — войсковым преобразованием, пока это столкновение не выказало вреда его очевидным для всех образом". Несмотря на уничтожение местничества, царь не лишил служилых людей отличий сообразно знатности их положения. Были, например, установлены правила относительно употребления экипажей: бояре, окольничие и думные дворяне могли ездить в обычное время в каретах или в санях парой, в праздники — четверкой, а на сговоры и свадьбы — шестеркой. Стольники, стряпчие и дворяне должны были ездить зимой в санях на одной лошади, а летом верхом. Сам Ф. А. охотно ездил верхом. Вслед за уничтожением местничества был составлен проект об отделении высших гражданских чинов и должностей от военных. На этом бояре не остановились: они советовали царю, чтобы в Великом Новгороде, Казани, Астрахани, Сибири и иных местах были учреждены наместничества, чтобы наместники не сменялись и подписывались: "боярин и наместник князь (имярек) всего царства Казанского или всего царства Сибирского"; так же и митрополиты: "митрополит Казанский и всего Казанского царства". Против этого восстал патриарх Иоаким, опасаясь, чтобы несменяемые наместники, обогатясь и возгордев, не нарушили единовластия московских государей. При этом он ссылался на те войны, беды и настроения, какие были в Российской земле во время существования удельных княжеств.

5) Меры просветительной деятельности. В 1679 г. в Москве было построено греческое училище при большой Московской типографии, которое потому и получило название типографского. Симеона Полоцкого занимала мысль о расширении этого училища и о преобразовании его в славяно-греко-латинскую академию, и надо полагать, что проект царской привилегии на учреждение такой академии при Заиконоспасском монастыре, помеченный 1682 г., был составлен Симеоном Полоцким, но царь почему-то замедлил утвердить этот проект при его жизни. Симеон Полоцкий скончался 25 августа 1680 г. и был погребен в трапезе Заиконоспасского монастыря. Ф. А. приказал Сильвестру Медведеву сочинить надгробие на могилу их общего учителя, но ни одну из четырнадцати эпитафий, представленных Сильвестром, не нашел достойной памяти Симеона. Тогда Сильвестр сочинил, по указанию самого царя, надгробие в 24-х двустишиях, превознося Симеона за его ученость, за красноречие и за кротость характера. Ф. А. приказал вырезать эту длинную надпись золотыми буквами на двух каменных досках и поставить ее над гробом покойного.

Весьма вероятно, что привилегия, т. е. грамота об учреждении академии, подверглась изменениям после смерти Симеона Полоцкого, но что она вышла из под его пера, на это указывают некоторые места, целиком взятые из его проповедей, заключающихся в его книге "Вечеря Духовная". Интересно начало грамоты, в котором Ф. А. говорит, что он, вступив на престол юношей, подобно Соломону, ни о чем не хочет так заботиться, как о мудрости, "царских должностей родительнице и всяких благ изобретательнице и совершительнице, с которой все блага от Бога людям даруются". В подражание Соломону, устроившему семь училищ, и древним благочестивым греческим царям, он намерен устроить академию. Согласно грамоте, академия должна была быть высшим училищем с общеобразовательным курсом для подготовления молодых людей разных сословий на все пути общественной деятельности. Начальник академии, названный "блюстителем", и учителя назначались из православных русских или из греков, но греки допускались только по свидетельству о непоколебимости в православии, подписанному вселенскими патриархами. Обязанности блюстителя и учителей не исчерпывались преподавательской деятельностью; им поручалось охранять и защищать православную веру от всяких других вер и ересей. Академия пользовалась известной долей самоуправления, и ее преподаватели и ученики не могли быть судимы в общих судебных местах без депутатов от академии. Место для новой академии отводилось в Заиконоспасском монастыре в Китай-городе, и на ее содержание приписывались монастыри: Иоанна Богослова в уезде Переяславля Рязанского, Андреевский и Данилов в Москве и еще четыре монастыря со всеми угодьями, крестьянскими и бобыльскими дворами; кроме того, царь дал от себя Вышегородскую дворцовую волость и 10 пустошей в разных местах. Частным лицам также дозволялось делать пожертвования на пропитание и одежду учеников.

Симеону Полоцкому удалось еще при Алексее Михайловиче, в конце 1670-х годов, завести особую типографию на "верху", т. е. во дворце, в которой он мог печатать книги по своему усмотрению. В 1679 г. из этой типографии вышел букварь, очевидно предназначенный для царевича Петра, а в 1680 г. — "Псалтырь рифмованная", в переложении Полоцкого, причем следует заметить, что псалмы 132-й и 145-й были переложены на вирши Ф. А. В 1681 г. выпущено несколько книг сочинения Симеона, начатых печатанием еще при его жизни новым красивым шрифтом; по желанию Ф. А. книги эти украшены гравюрами, исполненными Афанасием Трухменским по рисункам Симона Ушакова.

В 1680 г. в Киево-Печерской лавре, при архимандрите этой лавры Иннокентии Гизиеле, напечатан был "Синопсис", т. е. краткое собрание известий из различных летописей о славяно-российском народе. Вместо предисловия в нем помещены вирши, в которых прославляется царь; так как имя Феодор в переводе с греческого на русский язык означает Божий дар, то в них говорится, что "святым даром российский народ наш ликовствует". По своей краткости "Синопсис", очевидно, не удовлетворил Ф. А., и он приказал сделать выписки не только из славянских и русских летописцев, но и из древних и новых историков греческих и латинских и все собрать в одной исторической книге, так как у всех народов, кроме русского, есть печатная история своего государства. Этим изданием будет оказана польза не только русским, но и иностранцам, потому что многие ученые других государств давно желали получить сведения о России, а каждый народ про себя, про свои дела и про свою страну умеет написать лучше, нежели иноземцы. В предисловии к этой исторической книге упоминаются древние философы и историки и приводятся пять правил Дионисия Галикарнасского, которым должен следовать историк. Эти правила выражены так образно, что мы выписываем их дословно: 1) чтоб историк выбрал бы повесть красную и сладкую, чтобы сердце чтущих веселил, се есть о которых хощет историю писати; 2) чтобы знал, откуду начинати историю и до которых мест писати; 3) чтобы знал, что подобает во истории молчанию предати и что пристойно объявити; 4) чтобы всякое дело на своем месте написано было, где доведется, и пристойно расположено; 5) чтобы душа и охота историкова была бы тихая и ничем смущенная, также и слово бы было чистое, свойственное и разумичное и ясное, тихий бы был историк и не суров, и правдою б все писал, а не ласкательством или иным каким страстем повинен, и чтоб к добрым делам слогом и словом своим будто совеселится, а противным сопечалуется, и та статья, хотя последняя, однакож наипаче всех надобно историку остерегать". К сожалению, "историческая книга" не была напечатана и хранится в рукописи в Императорской Публичной Библиотеке; она принадлежала окольничему Алексею Тимофеевичу Лихачеву.

Переходим к изложению ежедневного обихода царя Ф. А. В этом обиходе ясно проявляются две черты, унаследованные им от отца: 1) некоторое влияние на старомосковский царский уклад жизни западноевропейской, главным образом польской культуры, проявившееся преимущественно в сфере эстетической, а затем в одежде царя, царедворцев и бояр и в строительстве царских дворцов и церквей; 2) церковно-благочестивые обычаи этой жизни. Ф. А. является продолжателем своего отца относительно украшения царского дворца в новом вкусе (на польский и немецкий образец), предпринятого Алексеем Михайловичем после Польской войны 1654— 1667 гг., когда он познакомился с убранством жилищ в польских городах, главным образом в Вильне и Полоцке. Все выписанные Алексеем Михайловичем ремесленники и художники причислены к Окружной палате, бывшей, по словам И. Е. Забелина, "замечательным в то время дворцовым художественным и ремесленным заведением". Царь Феодор в недолгое свое царствование "преизрядно обновил" дворец и расширил постройками, как гласит надпись на его портрете. В первый же год по вступлении на престол он хотел построить царице Наталье Кирилловне с детьми новые особые хоромы в Кремле, на месте двора боярина Семена Лукьяновича Стрешнева, находившегося на расстоянии более 50 сажен от Теремного дворца. Царица не пожелала этого, и царевич Петр (по свидетельству Крекшина) ходил к Ф.

А. жаловаться на Языкова, так как будто бы именно он старался устроить переселение Натальи Кирилловны из царского дворца. В XVII в. все "наличные" (т. е. внешние) и внутренние резные украшения каменных и деревянных хором расписывались яркими красками, а в некоторых местах густо покрывались сусальным золотом и серебром. Следуя этому обыкновению, Ф. А. велел в сентябре 1678 г. нескольким живописцам с мастеровыми и с учениками расписать у себя на Верху (так называлось главное здание дворца государева, которое занимал сам царь и его семейство) "розными краски и аспиды" вновь построенные: каменное крыльцо со столбами и "переграду" около него, переходы к церкви Спаса Нерукотворенного и новое деревянное крыльцо.

Внутренним украшением царских жилищ служили между прочим изображения из Ветхого завета и из древней истории; помещались они в виде картин на стенах, иногда на "подволоках" (клееных щитах, прикрепляемых к потолку) или же на столовых досках. В 1675 г., еще в бытность Ф. А. царевичем, живописец Салтанов писал для него "столовую доску, а на ней притчу: когда царь Константин был не в благочестии, и взят был в плен Персы, и приведен был в капище на жертву, и свободися своими рабы воинами". В том же году для царевича куплены были за 30 рублей у иноземца "Галанские" земли Логина Фабричьюса "часы боевые столовые медные золоченые с перечасьем и с будильником немецкого дела, самые добрые". Далее, в хоромы царя Ф. А. в 1676 г. живописцем Салтановым были написаны на столовой доске притчи царя Соломона (кайма у этой доски была резная, покрытая золотом и серебром); в 1679 и 1680 гг. Петром Энгельсом, "преоспективного дела мастером" — несколько картин из ветхозаветной священной истории, а Безминым на полотне (63 арш.) — лунное течение, солнце, месяц, звезды.