— получил воспитание в Германии при дворе императора Максимилиана. Затем долго служил Альбрехту Саксонскому и, пройдя все степени военной службы, снискал себе большую известность во время войны Альбрехта с Фрисландией. Родители кн. Г. и сам он принадлежали к греческой церкви, но, во время пребывания в Италии, кн. Г. перешел в католичество. По возвращении в Литву, кн. Г вскоре заслужил расположение польско-литовского короля Александра и стал пользоваться его неограниченным доверием. В 1493 г. он ездил с посольством в Крым к хану Менгли-Гирею с требованием, чтобы был снесен Очаков, построенный на Литовской земле. Менгли-Гирей, из угождения великому князю Московскому Иоанну III, не только не выполнил этого требования, но продолжал нападения на пограничные Литовские области и долгое время не отпускал князя Г. из Крыма. В 1498 г. Г. назначен наместником Утенским. В 1500 г. получил привилей на двор Ошейковский и место в Троках. В конце 1500 г. (в начале зимы) назначен маршалком дворным литовским, а в конце 1501 г. получил, кроме того, уряд наместника Мерецкого. Каким значением Г. и его братья пользовались при Александре, видно из того, что в 1501 г. хан заволжский Ших-Ахмат прислал посольство и подарки к князьям Ивану, Михаилу и Василью Глинским, а в 1505 г. хан перекопский Менгли-Гирей писал к "брату своему князю Михаилу Глинскому", обращаясь через него с просьбой к королю. Его богатство и влияние при дворе, с одной стороны, и множество приверженцев в Литовской Руси, с другой стороны, были причиной враждебного отношения к нему литовских вельмож, в особенности воеводы Трокского Юрия Юрьевича Заберезинского. В мае 1503 г. Г. обвинял Заберезинского в намерении его убить через подкупленных убийц, что, однако, Заберезинский отрицал. Король наложил на них заруку в 10000 злотых и велел жить в мире. Вражда усилилась еще больше после того, как по просьбе кн. Г., Александр отнял у пана Ильинича, зятя Заберезинского, город Лиду, чтобы дать этот город родственнику князя Г., Андрею Дрозде. Ильинич обратился с жалобой к литовским вельможам, которые при возведении Александра на престол взяли с него обязательство не отнимать волостей ни у кого ни в каком случае, кроме преступления, заслуживающего лишения чести и жизни. На этом основании, паны возвратили Ильиничу староство Лидское. Король сильно рассердился и, подстрекаемый кн. Г., который будто бы говорил: "пока эти паны в Литве, до тех пор не будет покою в великом княжестве" — решил вызвать панов на сейм в Брест, схватить их в замке и предать смерти. Польский канцлер Лаский предупредил панов о намерении короля, они не пошли в замок и остались живы. Но главные враги князя Г. все-таки пострадали: у Яна Заберезинского король отнял воеводство Трокское, а Ильинича засадил в тюрьму; остальным панам он запретил являться к себе и простил их только несколько времени спустя по просьбе польских панов. При этом Г. получил звание старосты Бельского (вместо наместничества Мерецкого). Александр пожаловал ему тоже Туров и Гониондз (Гонязь).
В 1506 г. Александр тяжело заболел. Г., как свидетель, подписал его завещание 24 июля. С болезнью короля совпало нападение на великое княжество Литовское крымских татар, сильно его опустошавших. Александр послал против крымцев войско под начальством кн. Г., и он одержал над ними блестящую победу при Клецке, чем доставил утешение умирающему королю. По смерти Александра начались споры о месте его погребения: согласно воле покойного польский канцлер Лаский хотел везти тело в Краков; литовские вельможи требовали погребения в Вильне, опасаясь, что кн. Г. воспользуется их отсутствием из Вильны и захватит этот город с помощью своих русских приверженцев. В это время прибыл в Вильну брат Александра Сигизмунд, и кн. Г., выехав к нему навстречу, произнес прекрасную речь, в которой оправдывался от возводимых на него подозрений и обещал верно служить новому королю. Сигизмунд ласково ответил князю Г. и благодарил его за выражение преданности. Во время вступления Сигизмунда на великокняжеский престол Г., в качестве маршалка, подал ему меч.
После такого начала можно было ожидать, что кн. Г. и при Сигизмунде будет занимать прежнее выдающееся положение; однако, на деле вышло иначе. Новый король отнял у Г. звания маршалка дворного и наместника Бельского, а также имение Гониондз, Г. сохранил за собой только уряд наместника Утенского. Чтобы получить обратно сан маршалка, Г. обращался к посредничеству Менгли-Гирея, который по этому поводу писал в 1507 г. к Сигизмунду. Видя, что Сигизмунд не оказывает князю Г. такого доверия, каким он пользовался при Александре, враги его почувствовали перевес на своей стороне, а кн. Г. считал себя как бы в опале. Злейший враг князя Г., Ян Заберезинский не стеснялся во всеуслышание называть его изменником, за что кн. Г. требовал у короля суда, но не мог такового добиться. Достаточных улик против него не было, и Сигизмунд, не желая жертвовать Заберезинским, откладывал суд, под предлогом обилия важных дел. Кн. Г. отправился в Венгрию к брату Сигизмунда, королю венгерскому Владиславу, с просьбой вступиться за него. Ходатайство Владислава не помогло, и кн. Г. пригрозил тогда Сигизмунду: "ты вынуждаешь меня решиться на такой поступок, который заставит когда-нибудь нас обоих раскаяться". Вслед за тем он уехал в свое имение Туров и стал ссылаться с великим князем Московским Василием Ивановичем. Если верить Стрыйковскому и Герберштейну, то начало сношений с Москвою положено кн. Михаилом Глинским и его братьями, пославшими челобитье великому князю. Но в так называемом "Русском Временнике" сказано, что великий князь Василий Иванович, услыхав, что кн. Глинские отступили от польско-литовского короля и живут в своей вотчине, послал к ним своего сына боярского Митю Иванова Губу с грамотой, в которой призывал их к себе на службу и обещал принять под свое покровительство их вотчины. Очевидно, что кн. Михаилу Глинскому и его братьям было чрезвычайно тяжело сделать решительный шаг. Они ждали, — как сказано во "Временнике", — примирительной присылки от короля "до сроку до сборного воскресенья". Лишь по прошествии этого срока, уверившись, что отношения с королем не могут быть восстановлены, они отпустили к великому князю сына боярского Митю Губу, а с ним послали своего сына боярского Ивана Приезжего с грамотами, чтобы великий князь пожаловал, взял их к себе на службу, а за "отчины их стоял". По мнению Соловьева "можно с достоверностью принять только одно, что сношения Г. с великим князем были продолжительны, и, как видно из посольских речей Г., сначала дело шло только о помощи, которую великий князь обещал Глинским".
Когда кн. Г. бесповоротно решил перейти на сторону московского великого князя (весной 1507 г.), он уведомил его, что настало самое благоприятное время идти войною против Литвы, так как войска не в сборе и ни от кого нельзя ожидать помощи. В ноябре 1507 г. московские войска осадили Мстиславль и Кричев, но вследствие сильных морозов вскоре удалились. Начиная бунт, кн. Г. дал народу следующее объяснение: некий Федор Колонтай донес ему, что на сейме будет постановлено принуждать православных к переходу в латинскую веру, а непокорных карать смертью, и молил о спасении родного края; Колонтай, однако, на суде отрицал приписываемые ему слова. Получив от великого князя ответ, что к нему на подмогу придут московские воеводы, Г. переправился с 700 конными воинами через Неман и подступил к Гродно, вблизи которого жил тогда Заберезинский. Дом и двор Заберезинского окружила конница, и два иностранца, находившиеся на службе князя Г., взялись выполнить предпринятую им месть; то были: немец Шлейниц, ворвавшийся в спальную Заберезинского, и турок, отрубивший ему голову саблей (2 февраля 1508 г.). После этой кровавой расправы кн. Г. разослал свою конницу искать и бить других враждебных ему литовских панов, а сам пошел по направлению к Ковну, чтобы освободить находившегося там под стражей Ших-Ахмата, но не достиг желаемого; умертвив еще некоторых своих врагов, он отправился в Белую Русь, где овладел Бобруйском, Мозырем, ставшим его местопребыванием (здесь он присягнул на верность Московскому великому князю), Кричевым, Гомелем, Мстиславлем и намеревался, при помощи присланного великим князем Московским князя Вас. Ив. Шемячича, захватить Слуцк. По свидетельству Стрыйковского, кн. Г. желал взять Слуцк для того, чтобы жениться на вдове Симеона Олельковича и тем получить право на Киев, которым прежде владели предки кн. Слуцких. Кн. Шемячич предпочел, однако, держаться ближе к северу, откуда должны были подойти московские полки. Две недели тщетно простояли князья Г. и Шемячич под стенами Минска, поджидая московских воевод, и двинулись к Борисову. Оттуда кн. Г. написал московскому великому князю, умоляя его не медлить с присылкой воевод, так как иначе великие бедствия постигнут города и волости, уже захваченные у Литвы, и будет упущено благоприятное для войны время. Извещая о движении своих воевод из Новгорода, Москвы и Великих Лук, великий князь Василий Иванович приказывал князьям Г. и Шемячичу идти к Орше, чтобы соединиться там с московскими воеводами. По пути к Орше князья Г. и Шемячич овладели Друцком. Осада Орши соединенными войсками была неудачна, а когда получилось известие, что король Сигизмунд идет к Орше, воеводы отступили от этого города и стали на другом берегу. Несмотря на настойчивые просьбы кн. Г. дать сражение Сигизмунду, московские воеводы решили уйти к юго-востоку.
Не оставляя мысли о завоевании Киева, кн. Г. вошел в это время в сношения с крымским ханом Менгли-Гиреем, который поступил с ним вероломно, обещав свою помощь и ему и королю Сигизмунду, причем сообщил последнему о намерении кн. Г. завладеть Киевом. Обстоятельства складывались неблагоприятно для осуществления плана кн. Г., а потому по выходе московских воевод из пределов Польско-литовского государства, он отправился в Москву и вступил на службу к великому кн. Василию Ивановичу. Великий князь щедро одарил его платьем, конями, доспехами, дал ему два города на приезд — Малый Ярославец и Боровск, да села под Москвою, и отпустил с ним ратных людей для оберегания его вотчинных городов в Литве. Сигизмунд не мог простить князю Г. его измену и бегство к Московскому великому князю и считал недопустимым, чтобы его обширные земельные владения отошли к Московскому государству, продолжая оставаться его личной собственностью. Во избежание войны с Москвой Сигизмунд поторопился заключить с Московским великим князем вечный мир и решился на важное пожертвование: уступил Москве в вечное владение все завоеванные Иоанном III области и города. Вотчины князя Г. Сигизмунд сохранил за Литвой; они были конфискованы частью весной, частью осенью 1508 г. и отданы: Ивану Сапеге (Лисово Бельского повета), Богушу Боговитиновичу (дворы в Троках и Пунях), Константину Острожскому (каменный дом в Вильне и Туров), Льву Тышкевичу (Можейково и Бикушки в Желудском повете) и Николаю Радзивиллу (Гонязь и Рай-город); и тем самым он создал себе непримиримого и сильного врага. Вот что говорит по этому поводу С. M. Соловьев: "Понятно, что этот даровитый, энергический, знающий, бывалый человек должен был употреблять все усилия к возвращению себе прежнего положения, прежних владений; понятно, что человеку, привыкшему к великокняжескому положению в Литве, привыкшему управлять государством при Александре, нельзя было привыкнуть к положению дел в Москве, где великий князь, касательно ограничения власти боярской, приводил к концу меры отцовские". Еще до заключения мира с Литвой кн. Г. убедил Василия Ивановича войти в союз с императором Максимилианом, чтобы общими силами сломить Литву: в случае удачи Максимилиан захватил бы у брата Сигизмундова Владислава Венгерское королевство, а Василий взял бы королевство Русское (т. е. бывшие земли Малорусского королевства, известного у поляков под именем Червонной Руси). Грамоту великого князя к Максимилиану отвез в 1508 г. кн. Г., который должен был также поздравить императора с восшествием на престол.
Сознавая, что кн. Г. приложит все усилия, чтобы склонить великого кн. Василия Ивановича к войне с Литвой, Сигизмунд обратился к великому князю с посланием, в котором доказывал необходимость выдачи князя Г. Сигизмунд не поскупился на краски и изобразил кн. Г. не только изменником, но убийцей великого кн. Литовского Александра, которого он будто бы свел в могилу своими чарами. Василий Иванович, как и следовало ожидать, отказался от выдачи.
Дело о союзе с императором Максимилианом затянулось, и Василий Иванович начал военные действия против Литвы, не дождавшись заключения союзного договора. Весной 1511 г. кн. Г. отправил уже упомянутого нами однажды немца Шлейница в Силезию, Богемию и Германию для найма ратных людей. Шлейницу удалось выполнить это поручение, и он отослал нанятых иноземцев в Москву через Ливонию. 19 декабря 1512 г. московские войска выступили в поход к Смоленску; сам великий князь и его братья участвовали в походе. Во главе войска находились московские воеводы: кн. Даниил Щеня и кн. Репнин-Оболенский, зять великого князя крещеный татарский царевич Петр и кн. Г. — Шесть недель простояли они под Смоленском и возвратились в Москву в марте 1513 г. после неудачной осады города. Вторичная неудачная осада, последовавшая летом того же года, раздосадовала великого князя, и через год он снова предпринял осаду Смоленска, которого настойчиво домогался, совершенно правильно считая его ключом к Днепровской области. На этот раз победа оказалась на стороне Василия Ивановича: 29 июля 1514 г. Смоленск сдался, судя по иностранным известиям, главным образом благодаря содействию кн. Г. Он вступил в сношения с некоторыми смольянами и вероятно сумел доказать им выгоду перехода под покровительство Москвы, так как жители решили не дожидаться обещанного смоленским воеводой Соллогубом прихода короля и добровольно сдались. При осаде Смоленска особенно отличился пушкарь Стефан, искусно направлявший снаряды в крепостную стену и побивший много людей. По всему вероятию этот Стефан был из числа иноземцев, призванных на московскую службу по совету кн. Г. По свидетельству Герберштейна, кн. Г. приложил все старания к взятию Смоленска, потому что великий князь будто бы заранее обещал отдать ему во владение не только самый город, но и всю Смоленскую область, если он сможет овладеть крепостью каким бы то ни было способом. В Ливонии ходили несколько иные слухи. Кн. Г. будто бы сказал великому князю: "Нынче я дарю тебе Смоленск, которого ты так долго желал: чем ты меня отдаришь?" Великий князь отвечал: "Я дарю тебе княжество в Литве". Во всяком случае верно одно: кн. Г. считал, что заслужил получить Смоленское княжество и был крайне возмущен необходимостью сделать новые завоевания в Литве для обеспечения себе независимого и почетного положения.
Когда Василий Иванович выступил в поход для возвращения в Москву, он оставил ратных людей с воеводами для оберегания взятых у Литвы городов, на случай прихода Сигизмунда. Князю Г. велено было отправиться к Орше; кн. Булгаковы-Патрикеевы (кн. Мих. Ив., по прозванию Голица, и брат его кн. Дм. Ив.) и конюший Ив. Андр. Челяднин двинулись к Борисову, Минску и Друцку. Обманутый в своих надеждах и ожиданиях относительно Смоленска, кн. Г. стал размышлять, что выгоднее: остаться при Московском дворе, где ему не удалось создать себе такого положения, каким он пользовался в Литве, или вернуться к Сигизмунду и снова сделаться могущественным вельможей и владетелем своих прежних обширных земель. Соблазн оказался велик, и кн. Г. вступил в сношения с Сигизмундом, который приближался уже с войском к завоеванной московским великим князем местности. Придавая большое значение советам и опытности кн. Г. в военном деле, Сигизмунд с радостью принял его предложение возвратиться в Литву. Ответная королевская грамота, обещавшая ему прощение и многие милости, ободрила кн. Г., и он задумал бегство в Оршу, где, по его предположению, должен был уже находиться король. Намерению его не суждено было, однако, осуществиться, потому что один из его ближних слуг оказался предателем: отправился к кн. Мих. Ив. Голице и сообщил, по какой дороге поедет кн. Г. Ночью кн. Голица со своим отрядом подстерег кн. Г. и схватил его в то время, когда он ехал на целую версту впереди находившихся под его начальством московских ратных людей. На рассвете подоспел и воевода Челяднин, уведомленный кн. Голицей о поимке кн. Г. Они повезли беглеца в Дорогобуж к великому князю. Королевская грамота, найденная у кн. Г., послужила против него явною уликою, и великий князь, как сказано у Герберштейна, начал укорять его за вероломство. "Я не признаю за собой вероломства", — ответил кн. Г., — "ибо если бы ты был верен своим обещаниям относительно меня, то имел бы во мне самого верного слугу во всем. Но когда я увидел, что ты ни во что ставишь свои слова и сверх того играешь мною, то мне стало очень тяжело не получить того, в чем полагался на тебя. Смерть я всегда презирал, и охотно подвергнусь ей хоть бы для того только, чтобы не видеть более твоего лица, тирань!" По пути из Дорогобужа в Москву, кн. Г. был выведен в Вязьме, если верить показанию Герберштейна, перед многочисленной толпой, в присутствии которой воевода обратился к нему с упреками. В то время, как его заковывали в цепи, кн. Г. во всеуслышание, подробно рассказал, в виде самооправдания, о причине своего приезда в Московское государство и о том, что великий князь клятвенно обещал ему грамотою, и как он ничего из этих обещаний не исполнил. В Москве кн. Г. был заключен в тюрьму.
Весной 1517 г. приехал к Московскому великому князю барон Сигизмунд Герберштейн, посол немецкого императора Максимилиана, предлагавшего свое посредничество для заключения мира между Москвой и Литвой. Осенью того же года, на отпуске, Герберштейн ходатайствовал от имени Максимилиана об освобождении князя Г. и просил дозволить князю Г. отправиться на службу в Германию; в таком случае Максимилиан взял бы с него клятвенное обещание не замышлять ничего против Московского государства. Великий князь велел отвечать: "Глинский по своим делам заслуживал великого наказания, и мы велели уже его казнить; но он, вспомнивши, что отец и мать его были греческого закона, а он, учась в Италии, по молодости отстал от греческого закона и пристал к римскому, бил челом митрополиту, чтоб ему опять быть в греческом законе. Митрополит взял его у нас от казни и допытывается, не поневоле ли он поступает к нашей вере, уговаривает его, чтоб подумал хорошенько. Ни в чем другом мы брату нашему не отказали бы, но Глинского нам к нему отпустить нельзя". Герберштейн сказал на это: "Государь мой потому приказывал о Глинском, что ему у великого князя служить нельзя и у короля нельзя же: так государь мой просил его за тем, чтоб отослать ко внуку своему Карлу (королю испанскому). Но если государской воли на то нет, то государь освободил бы его теперь, чтоб я видел его свободным". Просьба Герберштейна осталась неисполненной.
В 1526 г. великий князь Василий Иванович женился на племяннице M. Л. Глинского, княжне Елене Васильевне Глинской. Около этого времени (в 1524 г.) он получил боярство, а после женитьбы Василия Ивановича и свободу. За него поручились бояре: кн. Дм. Феод. Бельский, кн. Вас. Вас. Шуйский и кн. Бор. Ив. Горбатов, обязуясь, в случае его бегства, заплатить в казну пять тысяч рублей. За поручителей, в свою очередь, ручались многие бояре и дворяне, распределяя, сколько они должны уплатить, если поручители окажутся несостоятельными. В 1530 г. кн. Г. был одним из главных воевод во время похода под Казань. В 1533 г. на свадьбе кн. Андрея Ивановича (брата вел. кн. Василия Ивановича) сидел за окольничим столом. Осенью того же 1533 г. кн. Г. находился при великом князе Василии Ивановиче, когда тот занемог во время охоты в с. Колпи; затем, в числе других бояр, сопровождал его в Волоколамск, в Иосифов монастырь и, наконец, в Москву. Каким доверием кн. Глинский пользовался. у великого князя, видно из того, что и в Колпи и в Москве великий князь советовался о мерах для облегчения своей болезни не только с двумя иноземными врачами, но и с кн. Г. Участвовал он, по возвращении великого князя в Москву, и в "думе" относительно написания духовной грамоты. Это назначение было сделано великим князем, потому что кн. Г. был родным дядей великой княгини Елены. За три дня до кончины приобщившись Св. Таин, Василий Иванович обратился к боярам с такими словами: "Постойте, братья, крепко, чтоб мой сын учинился на государстве государем, чтоб была в земле правда, и в вас розни никакой бы не было; приказываю вам Михайлу Львовича Глинского, человек он к нам приезжий; но вы не говорите, что он приезжий, держите его за здешнего уроженца, потому что он мне прямой слуга; будьте все сообща, дело земское и сына моего дело берегите и делайте заодно; а ты бы, князь Михайло Глинский, за сына моего Ивана, и за жену мою, и за сына моего князя Юрья кровь свою пролил и тело свое на раздробление дал". 3-го декабря почти весь день кн. Г. пробыл у постели умирающего; ему, боярину Мих. Юрьев. Захарьину и любимцу своему Ив. Юрьев. Шигоне-Поджогину великий князь делал последние распоряжения, касавшиеся как его семьи, так и государства.
Первое время после смерти Василия Ивановича самыми влиятельными лицами были кн. Г. и Шигона-Поджогин. Вскоре, однако, первенствующее значение получил любимец великой княгини Елены, кн. Ив. Феод. Телепнев-Оболенский. Что именно руководило князем Г.: только честолюбивые стремления или также и нравственные побуждения — мы не беремся решить, но кн. Г. доказывал вел. кн. Елене нежелательность близости ко двору и влияния на нее кн. Телепнева-Оболенского. Такого рода вмешательство дорого обошлось князю Г. Он был обвинен в том, что захотел стать во главе государства со своим единомышленником, Мих. Семенов. Воронцовым. Народная молва пошла дальше и обвинила кн. Г. в отравлении вел. кн. Василия Ивановича. В августе 1534 г. кн. Г. был схвачен и помещен в ту самую палату, в которой сидел при Василии Ивановиче. Недолго на этот раз пришлось ему томиться в заключении: он умер 15-го сентября того же года. Похоронили его в церкви Св. Никиты за Неглинной; потом вынули из земли и отвезли в Троицкий монастырь, где совершили более торжественное погребение.
Одна из "дум" Рылеева посвящена вторичному пребыванию кн. Г. в темнице и кончине его там.
Кн. Михаил Львович был женат на княжне Елене Ивановне Телепневой-Оболенской, дочери кн. Ивана Васильевича Немого и двоюродной племяннице кн. Ив. Феод. Телепнева (любимца вел. княгини Елены Васильевны). У него были: сын кн. Василий Михайлович († 1565 г.) и дочь, неизвестная по имени, за кн. Феод. Ив. Троекуровым.
"Акты Зап. России", I, II. — "Акты ист.", I. — "Сборн. Госуд. Грам. и Догов.", І. — "Сборн. Имп. Русск. Ист. Общ.", т. 95. — "Др. Росс. Вивл.", XIII и XX. — "Памятники дипломатических сношений", I. — Лобанов-Ростовский, "Русск. род. книга", I, 2-е изд. — "Записки о Московии барона Герберштейна". Перев. Анонимова. — М. Корнилович, "Кн. Михаил Глинский" (Взято из польских и русских летописцев и из Герберштейна). "Сын Отечества" 1834 г., № 45. — Карамзин, "История госуд. Росс.", VII—IX. — Соловьев, "История России", V. — Бантыш-Каменский, "Словарь достоп. людей русской земли", 1836 г., II. — Плюшар, "Энциклопедический лексикон", т. 14. — Сочинения Рылеева изд. Ефремова. — Wolff, "Kniaziowie litewsko-ruscy", 80—85. — Boniecki, "Herbarz polski", VI, 83—84. — "Московский Некрополь", т. I.
В. Корсакова.
{Половцов}