Город на стыке двух континентов: оренбургское татарское меньшинство и государство

книга уроженца Оренбурга, востоковеда, политолога д.и.н. Г.Г. Косача, первое в отечественной литературе комплексное исследование татарского этнического меньшинства в Оренбурге, являвшемся в дореволюционный период одним из ведущих российских центров татарской и тюркомус. культуры, и совр. Оренб. области. Работа охватывает значительный временной период (от момента основания города в 1743 г. до начала постсоветского периода в истории России). Построена на документах, хранящихся в ГАОО, а также работах оренб. авторов, публикациях в оренб. прессе и материалах органов госвласти Оренб. области. В монографии автор исходит из положения о серьезном отличии татарского и гос. взглядов на роль и место Оренбурга в истории татар, с одной стороны, и в истории Российского гос-ва – с другой. Если для татар, как и др. тюрко-мус. народов южноуральского региона, Оренбург – важнейший центр нац.-религиозной жизни, то в российском сознании Оренбург – это город, «облеченный великой госмиссией быть “окном” России в Азию», созданный на юго-востоке Российской империи в качестве аналога С.Петербурга на ее северо-западе (что подчеркивалось и германизированным названием Оренбурга – города, первоначально основанного на р. Орь, на месте совр. Орска). Опираясь на этот город, Россия должна была нести «свет цивилизации» в Азию, на восток, хотя основным символом совр. Оренбурга провозглашается наиболее значительный из существующих в нем исторических памятников – комплекс Караван-Сарай, а сохранившиеся минареты местных мечетей определяют сегодня его архитектурный облик. В 1-й главе монографии – «Оренбург: мифы русского сознания» – автор анализирует сам гос. миф, связанный с Оренбургом. Его возникновение было связано с тем, что город создавался на границе Российской империи ради сохранения и расширения ее влияния как в пределах региона Юж. Урала («башкирских земель»), так и ради развития российско-имперской экспансии с центральноазиатскими гос-вами 2-й пол. XVIII – нач. XIX вв. Сам этот миф проявлял себя каждый раз, когда Оренбург начинал существовать в «бунтующем» региональном пространстве – эпоха Гражданской войны в России или в то время, когда он вновь превращался в пограничный город (после распада СССР). Во 2-й главе – «Окно в Азию»: идея города в практике ее реализации» – Г.Г. Косач анализирует важнейшие российские гос. документы, касающиеся основания и «предназначения» Оренбурга: «резолюцию» императрицы Анны Иоанновны на сенатский проект о строительстве Оренбурга (май 1734 г.), а также подписанную ею же «Привилегию городу Оренбургу» (июнь 1734 г.). Автор отмечает, что цель Российского гос-ва (превратить Оренбург в опорный пункт, с помощью которого можно было бы «достать богатство» Бадахшана и осуществлять дальнейшее продвижение в Индию) не могла, как это показала практика, быть осуществлена без опоры на поволжских татар. Продвигаясь вместе с русскими переселенцами на тер. совр. Оренб. области, подвергавшиеся христианизации в Поволжье татары на новом месте во многом становились той силой, которая содействовала реализации основных целей российской политики в юж. направлении. Возникновение в 1744 г. в непосредственной близости от Оренбурга татарского Сеитовского посада (ныне д. Тат. Каргала), где восстанавливалась нац.-религиозная жизнь, содействовало тому, что «татары становились “полезны русским интересам” с точки зрения своих экономических навыков, хозяйственной инициативы и предприимчивости, контактов с иными мус. народами... и в силу этого – укрепления российских возможностей на Юж. Урале, в казахской Степи и Ср. Азии». Татары, как отмечает автор монографии, «включались в гос. контекст, сохраняя свою культуру, язык и веру. Иных путей реализации русской колониальной экспансии в то время просто не существовало или они могли стать слишком разорительными для России». Созданное в 1788 г. в Уфе указами императрицы Екатерины II Оренб. магометанское духовное собрание с его ведущей ролью поволжских татар содействовало укреплению автономности татарской нац.-религиозной жизни не только в пределах Российской империи, но и Оренб. губ. Начиная с 1805 г., когда была построена 1-я соборная мечеть Оренбурга, татары стали неотъемлемым элементом жизни губернского центра. 3-я глава – «Татарское меньшинство Оренбурга в реальности досоветского времени: начало процесса самосознания» – рассматривает социальную структуру оренб. татарского населения и вопросы, касающиеся роли оренб. татар в ходе торговых и дипломатических контактов Российской империи с казахской Степью и среднеазиатскими гос-вами. В частности, анализируется роль оренб. татар в процессе распространения ислама и грамотности на яз. тюрки в Степи. Здесь же идет речь и о роли оренб. татарского меньшинства (представленного в первую очередь его ведущими купеческими семьями Хусаиновых и Рамиевых) в хозяйственном освоении пространства Оренб. губ. после того, как в состав Российской империи была введена Ср. Азия. Основное внимание автор уделяет созданному в 1889 г. в Оренбурге А. Хусаиновым медресе «Хусаиния», ставшего одним из крупнейших центров татарского джадидизма, а также издававшимся в Оренбурге и читавшимся всей образованной тюрко-мус. публикой России газете «Вакыт» и журналу «Шура». Говоря о деятельности в Оренбурге поэта З. Рамиева, мыслителя и будущего главы ОМДС Р. Фахретдинова, создании в Оренбурге татарского театра и деятельности типографии Ф. Каримова, как и о многих др. татарских и мус. деятелях, Г.Г. Косач отмечает, что благодаря им и их начинаниям Оренбург превращался в «элемент, часть единого пространства культуры... создававшегося нац. интеллигенцией при поддержке нац. же предпринимательства». Это пространство в дальнейшем получило и свое политич. оформление – «штат Идель-Урал». 4-я глава – «Советское время: начало крушения нац. жизни» – посвящена анализу советского преобразования татарской нац. жизни в Оренбурге и губ. Действия большевиков в этом направлении не были бы успешны, если бы в лоне самой татарской жизни 1-й пол. XX в. не появились бы «социальные» тенденции в качестве одной из интерпретаций многомерного наследия джадидизма. Татарский коммунизм, как считает автор монографии, «выходил из джадидизма». Именно это обстоятельство и привело к появлению возможности «пролетарской трансформации» татарской культуры в советскую эпоху, ознаменовавшейся наступлением на нац. школу, расчленением «Хусаинии», ликвидацией татарской прессы и книгопечатания. В итоге на Юж. Урале возник «русский анклав», в котором «татары были “нацменами”». 5-я глава –«Оренбург в советское время: власть, национальное движение и мечеть» – рассматривает ситуацию наступления на ислам и положение этой религии в годы сов. власти. Г.Г. Косач отмечает, что первой закрытой в Оренбурге мечетью стала в 1922 г. мечеть Караван-Сарая. К кон. 1930-х гг. на тер. Оренб. обл. не было ни одной действующей мечети. Только лишь в конце Великой Отечественной войны, в 1945 г., была открыта Центр. соборная мечеть Оренбурга. Вплоть до кон. 1980-х гг. оренб. власти препятствовали открытию новых мечетей и к концу сов. эпохи на всей тер. области действовало не более 5 официально зарегистрированных мус. общин и мечетей. Тем не менее активная борьба с исламом отнюдь не приводила к ликвидации попыток восстановления религиозной жизни, предпринимавшихся верующими. Ислам того времени в ситуации денационализации оренб. татар все более становился маркером их идентичности. Последняя 6-я глава – «Оренбург: время постсоветского развития» – посвящена 1-й пол. 1990-х гг., когда вновь возникали татарские нац. центры и объединения и формировались мус. общины. Здесь же автор анализирует и политику оренб. властей в отношении вновь возникавшей в областном центре и области ситуации нац. и религиозного возрождения (см. Нац. общества и объединения тюрко-мус. этнических групп Оренб. обл.). Лит.: Косач Г.Г. Город на стыке двух континентов: оренбургское татарское меньшинство и государство. – М., 1998. Д.Х.