Грабин, Василий Гаврилович

(1899/1900–1980), советский конструктор артиллерийского вооружения.
В Красной Армии с 1920. Герой Социалистического Труда (1940). За создание ряда образцов артиллерийских орудий удостоен Сталинской премии в 1941,1943,1946 и 1950.
В.Г. Грабин в книге «Оружие победы» пишет: «Хрущев сказал, что мы не готовились к войне. А я все свои пушки сделал до войны. Но если бы послушали Тухачевского, то их бы не было. Я попросил Тухачевского выставить на смотре нашу пушку. Тот наотрез отказался. Тогда я сказал, что заявлю в Политбюро. На смотре Сталин ознакомился с данными о нашей «желтенькой», затем обратился ко мне и стал задавать вопросы. Его интересовали дальность стрельбы, действие всех типов снарядов по цели, бронепробиваемость, подвижность, вес пушки, численность орудийного расчета, справится ли расчет с пушкой на огневой позиции и многое другое. Я отвечал коротко».
И дальше: «Когда закончилась стрельба из последнего орудия, Сталин произнес «все» и отошел от амбразуры. Выйдя из блиндажа, он продолжал, как бы думая вслух:
– Орудия хорошие, но их надо иметь больше, иметь много уже сегодня, а некоторые вопросы у нас еще не решены. Надо быстрее решать, и не ошибиться бы при этом. Хорошо, что появились у нас свои кадры, правда, еще молодые, но они уже есть. Их надо растить. И появились заводы, способные изготовить любую пушку, но надо, чтобы они умели не одну только пушку изготовить, а много…
Мы с Махановым шли рядом с ним, я справа, а он слева, но ни я, ни он не промолвили ни слова – было ясно, что Сталин не с нами ведет этот разговор…
Сталин обнял нас обоих за талии, и мы пошли по направлению к нашим пушкам. Через несколько шагов Сталин остановился, естественно, остановились и мы.
Обращаясь к Маханову, он сказал:
– Товарищ Маханов, покритикуйте пушки Грабина. Вот этого ни один из нас не ожидал.
Подумав, Маханов сказал:
– О пушках Грабина ничего плохого не могу сказать. – Не ожидал я такого ответа, даже удивился.
Тогда Сталин обратился ко мне:
– Товарищ Грабин, покритикуйте пушку Маханова. – Собравшись с мыслями, я сказал, что универсальная пушка имеет три органических недостатка.
Перечислил их и заключил:
– Каждый из этих недостатков приводит к тому, что пушка без коренных переделок является непригодной для службы в армии.
Сказав это, я умолк. Молчали и Сталин с Махановым. Я не знал, как они отнесутся к моим словам, и испытывал некоторую душевную напряженность, но не жалел, что так сказал. «Если бы меня не спросили, я не сказал бы ничего, – рассуждал я мысленно, – ну а раз спросили…»
Помолчав немного, Сталин сказал:
– А теперь покритикуйте свои пушки. Такого я уже совершенно не ожидал. Но ждал или не ждал – неважно.
Умел критиковать чужую пушку, сумей покритиковать и свои. И тут меня очень выручил стиль нашей работы – то, что мы всегда объективно оценивали сделанное нами. Так же оценили на описываемом мною совещании и эти пушки. И я сказал, что пушки имеют такието и такие‑то недостатки. Перечисляя их, я объяснял, как они могут быть устранены, и в заключение сказал, что даже при всех этих дефектах пушки пригодны к службе, а устранение дефектов значительно улучшит боевые качества пушек. От своей самокритики я даже вспотел и изрядно покраснел.
Сталин сказал:
– Хорошо вы покритиковали свои пушки. Это похвально. Хорошо, что, создав пушки, вы видите, что они могут быть улучшены. Это значит, что ваш коллектив будет прогрессировать. А какую из ваших пушек вы рекомендуете принять на вооружение?
Опять неожиданный вопрос. Я молчал. Сталин спросил еще раз. Тогда я сказал, что надо бы прежде испытать пушку, а потом уже давать рекомендации.
– Это верно, но учтите, что нам нужно торопиться. Времени много ушло, а оно нас не ждет. Какую же вы рекомендуете?
Я сказал, что рекомендую «желтенькую».
– А почему именно эту, а не другую?
– Она лучше, чем Ф‑20.
– А почему она лучше?
– Ф‑22 мы проектировали позже, чем Ф‑20, и учли и устранили все недостатки.
– Это хорошо и правильно. А теперь мы отправим вашу пушку в Ленинград – пусть военные ее испытают. Я правильно понял вас, что в ней нет ничего заграничного?
– Да, товарищ Сталин, она создана нашим КБ по своей схеме, изготовлена из отечественных материалов и на отечественном оборудовании.
– Это замечательно, – сказал Сталин.
Похвалу слышать было приятно, но отдавать военным для испытаний опытный образец пушки – такого в практике проектирования никогда еще не было. Всегда КБ предварительно само отлаживало опытный образец, а потом уже сдавало его заказчику, который проводил испытания в присутствии конструктора. Никогда еще не бывало, чтобы опытный образец без заводских испытаний был направлен на полигоны.
– Ну что ж, не бывало, так будет, – сказал Сталин. – Нужно экономить время, иначе можно опоздать. Отправим пушку сразу на полигон, ускорим решение вопроса.
Лишь впоследствии я понял весь смысл этих слов – «нужно экономить время, иначе можно опоздать».
На следующий день, 15 июня 1935 г., в Кремле состоялось совещание; вел его Молотов. Высказывалось много различных мнений о том, какой должна быть пушка на вооружении Красной Армии. Итог подвел Сталин:
– Универсальная пушка не может все вопросы решать одинаково. Отныне вы, товарищ Грабин, занимайтесь дивизионными пушками, а вы, товарищ Маханов, – зенитными. Пушку Грабина надо срочно испытать.
Эта пушка оказалась самой лучшей в войну. Сталин сказал 1 января 1942:
– Ваша пушка спасла Россию.
Так ковалось оружие победы в эпоху И.В. Сталина».