Долгое время мы были в плену знаменитых пушкинских строк из «Медного всадника» о «пустынных волнах» и «приюте убогого чухонца», которые предшествовали возникновению «петровского парадиза». Однако исторические исследования российских и зарубежных ученых, а также археологические изыскания последних лет со всей очевидностью показали, что задолго до основания Петербурга на этих землях кипела жизнь, существовали множество крупных и мелких поселений – финских и русских.
Самым большим из них был шведский торговый город Ниен, известный далеко в Европе. Знали его и на Руси, где переиначили название в Канцы. Именно с Ниена, или с Канцев, в 1703 г. начиналась история Петербурга, поэтому те места на реке Охте, где прежде располагался старинный город, стали именовать Канцевской (или Канцовской) стороной.
Еще в 1300 г. место в устье реки Охты было выбрано шведами для строительства крепости Ландскрона – «Венец земли». В том же году новгородцы безуспешно пытались захватить ее. Это удалось им на следующий год ценой больших усилий и жертв. Шведская крепость была разрушена до основания, однако места не стали пустынными – в XIV в. они вошли в состав Водской пятины новгородского государства.
Вновь шведы обосновались в этих местах в XVII в., после Столбовского мира 1617 г., по которому северо‑западные земли отошли к Швеции. Крепость получила название Ниеншанц. По мнению финского историка Сауло Кепсу, Ниеншанц означало «укрепление, форт на Неве». Сформировавшийся вокруг крепости шведский город стал называться Ниеном. Он происходил от названия Невы и в то же время, как отмечает Сауло Кепсу, мог означать и «новый город».
Городу пришлось пережить многое. Во время Русско‑шведской войны середины XVII в. русские войска взяли Ниеншанц. По сообщениям шведских документов, в городе были сожжены дома и уничтожены значительные запасы хлеба, все дома разграбили, а многих жителей убили. Однако шведы собрались с силами и отбили русских, а после войны Ниеншанц отстроили заново.
В городе насчитывалось до четырехсот домов, над ними возвышались ратуша и две лютеранские церкви – немецкая и шведская. Последняя являлась кафедральным собором города.
Ниен был крупнейшим торговым городом, каждый год русские купцы привозили сюда товары для продажи из Новгорода, Ладоги, Тихвина, Олонца либо отправлялись дальше в Стокгольм, Выборг, Або и другие города Швеции. Они поставляли юфть (кожу), меха, восточные ткани, лен, пеньку, сало. Выгодная торговля сделала купцов Ниена едва ли не самыми богатыми подданными шведского короля. В середине XVII в. в Ниеншанце стала традиционной трехнедельная августовская ярмарка, на которую отовсюду съезжались иноземные купцы.
Мирную жизнь в Ниеншанце прервала Северная война. Вскоре после падения Нотебурга (крепости «Орешек») в октябре 1702 г. в Ниеншанц стали прибывать беженцы, что только усилило панику. Готовясь к обороне Ниеншанца, ее комендант Иоган Аполлов приказал сжечь значительную часть города и склады с провиантом.
После нескольких дней ожесточенного штурма Ниеншанц капитулировал 1 мая 1703 г. Петр I великодушно выпустил побежденных «с распущенными знаменами, с драгунским знаком, с барабанным боем» и разрешил им уйти в Выборг. В честь взятия крепости отчеканили медаль с надписями: «Так поступает сильный. Овидий» и «Ниеншанц взят и разрушен».
После падения Ниеншанца Петр I переименовал крепость в Шлотбург – в переводе с голландского «замок‑город». Однако состоявшийся вскоре военный совет принял решение: искать для нового города лучшее место. Руины крепости еще долгое время возвышались на окраине российской столицы, а строительные материалы из остатков города использовались при строительстве Петербурга. Некоторые историки утверждают, что укрытый в футляре домик Петра I – не что иное, как перенесенная сюда одна из построек Ниена.
В 1710‑х гг. на месте бывшего Ниена началась новая жизнь – тут появилась Матросская слобода, а в 1720 г. в эти края переселили плотников из Вологодской, Архангельской и Ярославской губерний. Впрочем, об этом речь пойдет подробно в очерке, посвященном Охте.