Только в конце 1930-х гг. с появлением работы Раймона Арона «Критическая философия истории» («La philosophic critique de Phistoire») во Францию проникла долгое время остававшаяся там неизвестной немецкая традиция исторической мысли, представленная именами четырех философов и социологов: Вильгельма Дильтея (1833-1911), Генриха Риккерта (1865-1936), Георга Зиммеля (1858-1918) и Макса Вебера (1864-1920). Эта критическая философия истории возникла в противоположность традиционной философии истории гегельянского типа, в которой история рассматривалась как нечто целое, наделенное смыслом и доступными познанию закономерностями. В отличие от последней она не ставила перед собой цели обнаружить высший смысл исторического развития и не претендовала на роль хранительницы провиденциальных тайн, но, наоборот, была направлена на критику исторического разума и на выявление специфики исторических наук путем изучения того, как делается и пишется история, и, в частности, той активной роли, которую играет историк в конструировании исторического знания. Разумеется, не следует считать эту традицию единой и однородной и преуменьшать особенности каждого из принадлежащих к ней мыслителей, но тем не менее надо признать, что всех их объединяет общность восприятия и горизонта: ответ на центральный вопрос об исторической истине они стремились дать, изучая саму логику и ход ее поиска. В своей главной книге «Об историческом знании » («De la connaissance historique», 1954) французский историк Анри-Ирене Марру, усвоивший эту традицию, предпринял «размышление об истории, посвященное проблемам логического и гносеологического [относящегося к познанию] порядка, которые ставит движение мысли историка». Так, он намеревался выяснить «логическую структуру и правила», свойственные историческому знанию и ремеслу историка. Следуя за Дильтеем в его известном определении различия между объяснением и пониманием («Природу мы объясняем, духовную жизнь мы понимаем». См.: Дилътей В. Описательная психология, 1894), Марру, в противовес господствовавшему в то время сциентизму, стремился подчеркнуть специфику гуманитарных наук. Если объясняющий подход следует из механистичной каузальной модели, свойственной наукам о природе, то в понимающей точке зрения выражается психологический подход, свойственный «наукам о духе». Отдавая предпочтение последнему, он призывал историков и вообще специалистов по гуманитарным наукам не поддаваться соблазну со стороны наук о природе и противостоять опасности быть ими поглощенными. Однако в настоящее время антагонизм между объяснением и пониманием несколько сгладился, и в практике исторических исследований возобладали более диалектические сочетания обоих типов интеллигибельности.
• Гуманитарные науки/Общественные науки, Сциентизм, Эпистемология
334.54 кб