— самозванец, мнимый сын Лжедимитрия и Марины Мнишек, на самом деле был сыном польского шляхтича Дмитрия Лубы, родом из Подляшья. Отправившись в Смутное время вместе с маленьким сыном в поход под Москву, Д. Луба был здесь убит, а сироту-мальчика шляхтич Белинский привез в Польшу, выдавая его за сына "царя Димитрия", которого будто бы сама мать отдала ему на сохранение. Когда ребенок подрос, Белинский, по совету остальной шляхты, объявил о нем королю Сигизмунду и панам радным на сейме. Король и паны отдали мальчика на сбережение Льву Сапеге, назначив ему по 6000 золотых на содержание, а Сапега отвез его в Брест-Литовск и поместил здесь в Семеновский монастырь, поручив игумену Афанасию обучить мнимого царевича русскому, польскому и латинскому языкам. В монастыре Луба пробыл семь лет, сам ничего не зная о своем истинном происхождении. Между тем долгая война Польши с Москвою близилась к концу; самозванец все меньше и меньше интересовал польское правительство, жалованье ему было уменьшено до 100 золотых в год, а после заключения вечного мира с Москвою о Лубе забыли совсем. Несчастный "царевич" обратился тогда с вопросом к Белинскому, желая узнать, чей он подлинно сын и по какой причине именовали его царевичем Московским. Белинский рассказал ему об обстоятельствах его раннего детства, объяснив, что царевичем назвали Лубу "для всякой причины", после того как не удалось подменить им сына Марины Мнишек, казненного в Москве. Не имея в виду поддерживать сказку о своем якобы царском происхождении и оставшись без средств к существованию, Луба поступил писарем к пану Осинскому и выразил желание сделаться ксендзом. Это было в начале 40-х годов XVII столетия; Лубе в это время было от роду лет 30. Слухи о том, что в Польше скрывается человек, которого называют Московским царевичем и у которого на спине, между плечами, имеется изображение царского герба ("пятна"), дошли до Москвы, где решено было запросить о самозванце польское правительство и потребовать выдачи или казни "вора". В этом смысле и составлен был тайный наказ посольству, которое во главе с кн. Ал. Мих. Львовым в 1643 г. отправилось в Польшу по старым делам — о царском титуле и размежевании Путивльских земель. Покончив с главными вопросами, послы приступили к переговорам о выдаче самозванца, но встретили в этом деле неодолимые затруднения: паны отговаривались сперва полным неведением, а когда Луба был найден, всячески старались доказать его полную невиновность и наконец, после долгих споров и разговоров, "отказали впрямь, что им мимо своих прав шляхтича отнюдь выдать нельзя". Такой ответ, конечно, не мог удовлетворить Московских послов, которым королевские дворяне в Кракове говорили: "Если у нас, послов, с панами радными в государственных делах соглашения не будет, то у нас Димитриевич готов с запорожскими черкасами на войну"; не удовольствовались они и обещанием короля сослать Лубу "за приставом" в крепость Мариенбург; они требовали присылки самозванца в Москву, грозя в противном случае, что заключенный только что между Польшею и Москвою договор будет "не в приговор и межи — не в межу". Паны радные наконец уступили, и осенью следующего 1644 г. Луба действительно был привезен в Москву великим королевским послом Гавриилом Стемпковским, но в присланной с ним грамоте король просил царя отпустить несчастного шляхтича обратно в Польшу с тем же Стемпковским. Начались опять переговоры, затянувшиеся на этот раз надолго вследствие болезни, а затем и смерти царя Михаила Феодоровича. 26 июля 1645 г. молодой царь Алексеи Михайлович принял в аудиенции Стемпковского, выслушал его приветственную речь и со своей стороны велел думному дьяку ответить, что "хочет быть с королем в крепкой братской дружбе, и в любви, и в соединении"... В доказательство этого желания Луба был отпущен в Польшу, причем посол именем короля и панов радных обещал, что он "к Московскому государству причитанья никогда иметь не будет и царским именем называться не станет; жить будет в большой крепости; из Польши и Литвы ни в какие государства его не отпустят, а кто вздумает его именем поднять смуту, того казнить смертию". Вопреки однако данному обещанию, уже в январе 1646 г. в Москве стало известно, что на обратном пути из Москвы Луба продолжал именоваться Московским царевичем, что живет он на воле и что король даже сделал его при своей пехоте писарем и назначил ему жалованье. Запрошенные об этом новым Московским посольством, паны радные отвечали, что Луба "отдан для береженья королевской пехоты капитану Яну Осинскому", что приставлена к нему стража и что "держат его с большим береженьем, а королевского жалованья и уряду ему никакого не дано". Московские слухи, без сомнения, были вернее. По сохранившимся сведениям, Луба действительно служил в коронном войске и пал в битве с татарами (в 1648 г.) во время восстания Богдана Хмельницкого, по другим сведениям — он вернулся в Польшу и кормился здесь по разным панским домам.
С. М. Соловьев
, "История России", изд. тов. "Обществ. Польза", кн. 2, стр. 1286—1292, 1493, 1494, 1503, 1504, 1576.А. Гельвих.
{Половцов}