M a к a р и й

Митрополит Московский и всея России, Архипастырь, знаменитый попечениями о Церкви, обширными сведениями в Церковной Словесности, неутомимыми трудами в сочинениях и отличным даром Славянского красноречия. Кто он был родом, о том не осталось никакого достоверного сведения. Известие о нем в Истории начинается с того, что он в молодых летах занимался живописным искусством; по вступлении в Монашество, был Архимандритом Можайского Лужецкого Монастыря; а после покорения Новгородцев Великим Князем Василием Ивановичем и после 17-летнего лишения их Архиерейской Кафедры, он первый, не по их уже избранию, как бывало прежде, а по назначению Великокняжескому, поставлен им Архиепископом в 1526 году Марта 4; а в 1542 году Марта 19 возведен на Московскую и всея России Митрополию, и в сем знании скончался 1564 года Декабря 31. С самого вступления своего в звание Пастыря   Новгородской Епархии он первое внимание обратил на распространение Веры Христовой в сопредельных Новгородской Области Северных, мраком язычества еще покрывавшихся, странах, и в том же 1526 году отправил в Лапландию к Белому морю на Кандоларскую Губу Проповедниками одного из Софийского Собора Священника с Диаконом, кои там основали и освятили первую Церковь во имя Иоанна Крестителя и крестили многих Лопарей. В 1532 году построил он там при реке Коле другую Благовещенскую и Николаевскую Церковь и также послал туда Священника с Диаконом; а узнав, что и в приближенных к Новгороду приморских Чудских племенах остались многие языческие обряды, он написал к ним Окружную увещательную Грамоту в 1534 году и велел разорять их капища; между тем занимался также исправлением своего Духовенства и особенно благоустройством Монастырей Новгородских; ввел в них Общежительное Правило в трапезе, одеянии и послушаниях; отменил начальство Игуменов над женскими Монастырями и жительство в них Монахов, а уставил Игуменей, и для служения в Монастырских их Церквах определил белых Священников; починил и украсил Софийский Собор и к оному сделал   пристройки; старался о переводе многих книг на Славянский язык, и для сего содержал при себе ученых людей. Между прочими книгами, вопреки общему тогда против Латинских писателей предубеждению, при нем переведена Димитрием Толмачем в 1536 г. с Латинского языка Псалтирь с толкованиями Епископа Брунона, Иеронима, Августина, Григория Великого, Беды Пресвитера и Кассиодора, и сокращенная Летопись Исидора Епископа Испаленского. Сверх всех сих Пастырских попечений сам он в Новгороде 12 лет трудился над составлением Четиих Миней, или Житий Святых, вообще православной Восточной и особенно Российской Церковью почитаемых, и, как сам пишет в Предисловии к оным, не щадил никаких иждивений для собирания всех к тому нужных сведений. Ибо хотя по библиотекам Церковным издревле было много Прологов и Сборников с жизнеописаниями Святых, переведенными, а некоторыми и на Славянском сочиненными, но надобно было их сличить и исправить. А он сверх того, по примеру Прологов Церковных, для наставления народа поместил между жизнеописаниями весьма много переводов нравоучительных Слов из Святых Отцов и толкований на Священное писание Нового Завета и на Псалмы Давидовы. В сих книгах Славянское   витийство во всем блеске и великолепии; плодовитость мыслей безмерная, и самые вступления в жизнеописания занимают нравоучением большую часть оных. Четыре, а йнде восемь огромных книг составляют все сие сочинение и называются Великими Четиими Минеями для отличия от меньших, Св. Димитрием, Митрополитом Ростовским, изданных, в коих многие жизнеописания почерпнуты и сокращены прямо из оных. Но Макариевы Минеи остались в рукописях, и списки оных сохраняются в Новгородской Софийской, Московской Патриаршей, в Московском Успенском Соборе и в других Монастырских и Церковных книгохранилищах. Между тем, когда в малолетстве Царя Иоанна Васильевича своевольствовавшие Бояре изгнали и заточили Всероссийского Митрополита Иоасафа, то по общему избранию возведен на место его Макарий, и потому переселился из Новгорода в Москву. Здесь гораздо более предлежало ему трудов и даже опасностей. Он нашел Царя еще двадцатилетнего, без отца, без матери и без всякой опеки; Бояр в раздоре, в сварах и междоусобии друг друга убивающих и Царю непослушных; Церковь обуреваемую уже расколами; Духовенство без уважения от мирян и   без устройства в самом себе. Надлежало начать с самого Царя, испорченного уже худыми примерами, и поправить его воспитание. Он присоветовал ему жениться, но перед браком, 1547 года Января 16, в Успенском соборе торжественно короновал его на Царство, по обряду Константинопольских Царей и предков его; а Февраля 3 бракосочетал его сам в том же Соборе и всенародно сказал ему Пастырское Поучение. Потом, дабы отлучить его от развратных Бояр, он избрал ему общество из благонравнейших, и, во-первых, вызвал из Новгорода ко Двору одного благочестивого и добродетельной жизни Пресвитера Сильвестра, которому особенно поручил увещание его и наставление. Из молодых Бояр благонравнейший, Алексей Федорович Адашев, приставлен к нему ближайшим собеседником. Все сие общество, как говорит Князь Курбский, по достоинству называлось тогда Избранная Рада, или Дума, и без совету ее ничего не делано. Царь, в короткое время так исправился, что, по свидетельству Курбского же, не только своим, но и многим окрестным языком дивитися обращению его и благочестию. Войско пришло в чинном порядке; Бояре сделались покорнее, и успехи оружия над врагами повсюду оказывались. Почтенный Старец   Сильвестр, как свидетельствует Царственная Книга, "был в великом уважении у Государя и в Совете Духовном и Думном, и бысть яко все мога, и вси его послушаху, и никтоже смеяше ни в чем противится ему, и владеяше всем с своими советниками" (см. ст. о Сильвестре). Первый год Царствования Ивана Васильевича Митрополит Макарий ознаменовал еще достопамятным Уставом для Российской Церкви. Россия, получившая Веру и Церковно-служебные книги от Греков, праздновала памяти Святых только Греческих и нескольких Сербских, а из Русских в древних наших месяцесловах помещены были имена только Князей Бориса и Глеба, Великого Князя Владимира и Преподобного Игумена Печерского Феодосия; в позднейших уже прибавлено Княгини Ольги, Антония Печерского, Петра митрополита, Сергия Радонежского и некоторых других. Макарий, сам собиравший жизнеописания Русских подвижников Веры, нашел между ими многих достойных той же чести. Почему, в 1547 году созванному Собору Февраля 26 предложил он уставить празднование памяти некоторым Русским благочестивым и добродетельным Мужам и общим определением тогда включены были в Церковные Месяцесловы 12 Святых, коим повелено праздновать по всем   Русским Церквам, а именно: Иоанн, Архиепископ Новгородский, Никон, ученик Сергия Радонежского, Князь Александр Невский, Павел Комельский Вологодский, Михаил Клопский Новгородский, Макарий Колязинский ?верский, Иона, Митроп. Московский, Зосима и Савватий Соловецкие, Пафнутий Боровский, Дионисий Глушицкий и Александр Свирский. Сверх сего девяти Угодникам повелено праздновать в своих только местах, а именно: Максиму Юродивому только в Москве, Епископу Арсению в Твери, Князьям Константину и чадам его Михаилу и Феодору, Князю Петру и Княгине Февронии в Муроме, Прокопию и Иоанну в Устюге. Другим празднование памяти учреждаемо было уже после в разные времена, как Макарием, так и преемниками его Соборне. За сим Макарий обратил внимание на исправление вообще Церкви и Российского Духовенства. Для сего, пред вторым походом Царским на Казань в 1551 году, назначил он быть Собору в Москве. Но, дабы отклонить от себя ненависть суеверов и Раскольников, незадолго перед тем ополчившихся на Максима Грека и его заточивших за обличие их, Митрополит не сам открыл Собор, а сочинены были от лица Царского, во-первых, трогательная Речь и сперва   37, а потом еще 32 вопроса и предложения Собору, с изъявлением добродушнейшего Царского желания, исправить беспорядки Церковные. Собором приступлено было к решению сих вопросов, но, как известно, Раскольники превозмогли всех своими во многих статьях лживыми мнениями, от которых и Собор сей сделался новым соблазном Церкви. Кажется, от стыда самых сих нелепых решений ни одна современная Летопись, ни сам Макарий нигде даже не упоминают о бытии сего Собора. Но Деяние оного все осталось во многих списках для потомства и известно под именем Стоглавного собора, так названного потому, что все онаго Деяние разделено на сто глав. Оно для исполнения разослано было и по Епархиях; а 10 глав о Святительском Суде напечатаны сокращенно при Требнике Патриарха Иоасафа I. После сего вскоре Царь отправился в Казанский поход. Пред отъездом поручил он себя Митрополичьим молитвам, а Царство, Царицу, брата и оставшихся Бояр его надзиранию. Митрополит напутствовал его трогательной Речью, а наперед его послал увещательную Грамоту к Русскому Войску, собравшемуся перед Казанью в новопостроенном тогда городе Свияжеске; и потом гораздо пространнейшую во   увещание самому Царю на походе его. По благополучном возращении его из-под Казани, он встретил его в Москве Приветственной Речью. Все сии, как и другие Грамоты и Речи его напечатаны в Царственной Книге и в иных Летописях, а также и в Древней Российской Вивлиофике. Но много еще Грамот его и Окружных Посланий к Российским Архиереям, к Духовенству и городам находится в числе рукописей Московской Патриаршей библиотеки. Все они писаны с отменным красноречием. Макарий имел горесть видеть Российскую Церковь обуреваемую не одними суевериями, восторжествовавшими на Стоглавном Соборе, но в то же почти время и Протестанским вольнодумством, после явившейся с 1517 года Реформации, с удивительной скоростью проникшим в Россию и открывшимся наипаче в отсутствие Царя под Казань. По возвращении его, Макарий немедленно донес ему о сей опасности Церкви и, по произведенному следствию оказалось, что некто Матфей Семенов Бакшин и два брата Григорий и Иван Тимофеевы Борисовы, совращенные одним Литовским Аптекарем Матфеем и другим Латинником, Андреем Хотеевым, начали опровергать не только все Церковные Уставы, Предания, Службы и многие   Таинства, но и Божество Иисусе Христово. Из сего ясно, что заблуждения их были Лютеранские, а в последней статье Социнианские, или Арданские. Ересь их распространилась не только в Москве между народом и даже между Монашеством Московским, но проникла и в Заволжские Монастыри до Бела-озера. На всех сих Еретиков собран был 1553 года, по Никоновой Летописи, а по другим – 1554 года, Собор, который обличил их, осудил и разослал в заточение. Но многие из учеников их, скрывшись и разбежавших по разным Провинциям и за границу, долго еще после того рассевали тайно свое лжеучение. (см. ст. о Зиновии Монахе). В библиотеке Иосифа Волоколамского Монастыря есть еще между рукописными Деяние с лишком на 126 листах Собора, бывшего 1554 года в Москве на Иконоборца Дьяка Ивана Михайлова Висковатова. В следующем 1555 году, по повелению Государя и Митрополита, паки созван в Москву Собор из всех Российских Епископов о многоразличных чинах Церковных и о многих делах ко утверждению Веры Христианской, как сказано в Никоновой Летописи; а о каких именно, и были какие Определения, ничего не известно. Вероятно, Макарий хотел поправить ошибки Стоглавного Собора – но, конечно, встретил те же   прекословия, и потому ничего не решено и даже ничего не предано потомству. Одно только то известно, что на сем Соборе установлена Архиепископская Епархия в новозавоеванном Казанском Царстве и хиротонисан туда первый Архиепископ Гурий. Сверх Правительственных дел, по званию Митрополита и по отношению ко Двору, Макарий занимался и в Москве Историей. Татищев утверждает, что он дополнил и исправил Киприановы Степенные Книги, доведши оные до 1559 года в 17 степенях и в них первые 26 лет правления Царя Иоанна Васильевича описал порядочно по годам и с достаточными обстоятельствами. Подобно тому и Миллер, в Предисловии своем к изданной им в Москве 1775 года в двух частях, в 4 долю листа, Степенной Книге, говорит, что по известию от достоверных Российских Писателей сочинена она двумя славными в Российской Церкви Митрополитами Киприаном и Макарием". Несмотря на сие, некоторые критики, заметив на стр. 76 первой части сей книги, в начале Жизнеописания Великого Князя Владимира, признание собирателя оного, что "писал он по благословению и повелению Митрополита Макария"; а во 2-й части, на стр. 244, находя   похвалу Макарию, заключили по сему, что и над всей книгой сей честь труда не принадлежит Макарию, так как и Киприану. (см. ст. о Киприане). Но сверх того, что слова собирателя Владимирова Жизнеописания очевидно здесь относятся к одной только сей статье, а похвала Макарию могла быть вставлена от переписчика, Миллер еще в помянутом Предисловии своем предупредил уже сие возражение, сказав, что "может быть, и другие ученые мужи, от Киприана до Макария Церкви служившие украшением, к сему при Митрополии хранившемуся сокровищу свой также бисер присовокупили; но кто именно такие были? Не известно". Притом, хотя изданная Степенная не простирается далее жизни Макариевой, но Миллеру небезызвестно было, что в некоторых сей книги списках находятся небольшие прибавления о последующих Государствованиях. А в одном списке в лист, сохраняющемся в Александро-Невской Академической Библиотеке, находится и очень большое дополнение, доведенное до времен Царя Михаила Феодоровича. Есть и в Императорской Академии Наук список, доведенный до 1630 года; а в библиотеке Графа Толстого при таком же списке есть и прибавление 18 степеней, доведенное до кончины Царя Алексея   Михайловича, с дополнениями из Польских Историков, сделанными по повелению Царя Феодора Алексеевича. Из всего сего также видно, что не один был собиратель Степенной Книги; но в число признаков труда Макариева над сею книгой можно положить и красноречивый слог оныя, коим Пастырь сей отличался в своем веке, и то, что он по скромности мало там о себе писал и даже не поместил в ней своих Царю Приветствий и Посланий, которые находятся в Летописи, известной под именем Царственной Книги. А Жизнеописания Святых, в Степенной помещенные, очевидно заимствованы из его же Четиих Миней. В доказательство попечения сего Архипастыря о Церкви и просвещении соотчичей не должно умолчать и о том, что он присоветовал Царю завести в Москве Славянскую Типографию, и при нем в последний год его жизни печатана, но после его уже вышла из тиснения, первая книга Апостол. Сие однакож полезное заведение потом надолго остановилось от злобных и превратных толков, а типографщики, обвиняемые за свое искусство в ереси и волшебстве, принуждены были удалиться даже из Москвы (см. ст. об Иоанне Феодорове) Есть еще его Устав, данный Новгородскому Духову Монастырю. Миллер (Ежемесяч. Сочин. 1761, часть 2,   стр. 212) в похвалу сего Митрополита заметил, что "благоразумие и прочие его душевные качества из того явствуют, что он, при таком правительстве, каково Царя Иоанна Васильевича, был 22 года в непрерывном почтении и по кончине своей оставил блаженную память". В завещании своем, писанном незадолго до смерти, говорит он, что от прискорбий многократно хотел он оставить чин и удалиться в пустыню, но удерживан неотступными убеждениями Царя и Святителей.