МАЙСКИЙ Иван Михайлович
МАЙСКИЙ Иван Михайлович
(1884–1975), дипломат, историк, акад. АН СССР (1946) В 1932‑43 посол СССР в Великобритании. В 1941 участвовал в переговорах о заключении договора о ленд‑лизе. В 1943‑46 зам. наркома иностр. дел СССР и пред. Межсоюзнич. репарац. комиссии в Москве. Участник Крымской и Берлинской междунар. конференций (1945) В дальнейшем на науч. и пед. работе.
Источник: Великая Отечественная война 1941–1945 гг. Энциклопедический словарь.
МАЙСКИЙ Иван Михайлович
(884–1975) советский дипломат, историк.
Академик Академии наук СССР (1946) Посол СССР в Великобритании (1932–1943) Заместитель наркома иностранных дел СССР (1943–1946). Майский писал:
24 июля пришло послание Сталина (помеченное 23 июля), которое очень резко ставило вопрос о конвоях, а по вопросу о втором фронте в нем говорилось:
«Боюсь, что этот вопрос начинает принимать несерьезный характер. Исходя из создавшегося положения на советско‑германском фронте, я должен заявить самым категорическим образом, что Советское правительство не может примириться с откладыванием организации второго фронта в Европе на 1943 г.».
Послание Сталина было выдержано в мягких тонах, однако оно имело сильный эффект. Когда я приехал к Черчиллю, чтобы вручить послание (цитируюдальше свою запись от 24 июля), «он был в своем «костюме сирены», у него было плохое настроение. Как выяснилось из дальнейшего, он только что получил неутешительные вести из Египта… С горя Черчилль, видимо, немножко перехватил виски. Это заметно было по его лицу, глазам, жестам, моментами у него как‑то странно дергалась голова, и тогда чувствовалось, что в сущности он уже старик… и что только страшное напряжение воли и сознания поддерживает Черчилля в состоянии дее– и боеспособности.
Послание Сталина произвело на премьера сильное впечатление. Он был одновременно подавлен и обижен (особенно обвинением Сталина в неисполнении взятых на себя обязательств), и в голове у него даже как будто бы мелькнула мысль о возможности выхода СССР из войны.
Однако постепенно Черчилль успокоился, но долго еще доказывал, что он делает все возможное и что по вопросу о втором фронте остается в силе его меморандум, врученный Молотову при подписании коммюнике 12 июня».
Далее Майский пишет, что 30 июля он был в кабинете премьера. Черчилль сидел за столом заседаний правительства. Рядом сидел Иден в туфлях и зеленой бархатной куртке.
– Вот, посмотрите, годится ли это куда‑нибудь? – с усмешкой бросил Черчилль, протягивая мне какую‑то бумажку.
Я быстро пробежал поданный мне документ.
Это был текст послания премьера к Сталину, который начинался словами: «Я хотел бы, чтобы Вы пригласила меня встретиться с Вами лично в Астрахани, на Кавказе или в каком‑либо другом подходящем месте. Мы могли бы совместно обсудить вопросы, связанные с войной, и в дружеском контакте принять совместные решения».
– Конечно, он стоит и стоит многого! – откликнулся я прочитав послание. Еще бы встреча Черчилля со Сталиным могла бы иметь очень большие последствия. И я всячески поддержал намерение премьера… Я поинтересовался, поехал ли бы Черчилль в Москву, если бы Сталин не смог приехать на юг? Премьер заколебался, но в конце концов дал понять, что в крайнем случае он готов согласиться на Москву.
Я обещал немедленно снестись с Москвой, так как Черчилль собирался 1 августа улететь в Каир – у него там были срочные дела – и оттуда уже продолжить путь в СССР…
Послание Черчилля в ту же ночь ушло в Москву, а 1 августа уже был получен ответ Сталина, который я немедленно же передал премьер‑министру. В нем Сталин официально приглашал Черчилля приехать в Москву в удобное для него время «для совместного рассмотрения неотложных вопросов воины против Гитлера, угроза со стороны которого. в отношении Англии, США и СССР теперь достигла особой силы». Итак, вопрос о свидании Черчилля со Сталиным был решен.
Академик Академии наук СССР (1946) Посол СССР в Великобритании (1932–1943) Заместитель наркома иностранных дел СССР (1943–1946). Майский писал:
24 июля пришло послание Сталина (помеченное 23 июля), которое очень резко ставило вопрос о конвоях, а по вопросу о втором фронте в нем говорилось:
«Боюсь, что этот вопрос начинает принимать несерьезный характер. Исходя из создавшегося положения на советско‑германском фронте, я должен заявить самым категорическим образом, что Советское правительство не может примириться с откладыванием организации второго фронта в Европе на 1943 г.».
Послание Сталина было выдержано в мягких тонах, однако оно имело сильный эффект. Когда я приехал к Черчиллю, чтобы вручить послание (цитируюдальше свою запись от 24 июля), «он был в своем «костюме сирены», у него было плохое настроение. Как выяснилось из дальнейшего, он только что получил неутешительные вести из Египта… С горя Черчилль, видимо, немножко перехватил виски. Это заметно было по его лицу, глазам, жестам, моментами у него как‑то странно дергалась голова, и тогда чувствовалось, что в сущности он уже старик… и что только страшное напряжение воли и сознания поддерживает Черчилля в состоянии дее– и боеспособности.
Послание Сталина произвело на премьера сильное впечатление. Он был одновременно подавлен и обижен (особенно обвинением Сталина в неисполнении взятых на себя обязательств), и в голове у него даже как будто бы мелькнула мысль о возможности выхода СССР из войны.
Однако постепенно Черчилль успокоился, но долго еще доказывал, что он делает все возможное и что по вопросу о втором фронте остается в силе его меморандум, врученный Молотову при подписании коммюнике 12 июня».
Далее Майский пишет, что 30 июля он был в кабинете премьера. Черчилль сидел за столом заседаний правительства. Рядом сидел Иден в туфлях и зеленой бархатной куртке.
– Вот, посмотрите, годится ли это куда‑нибудь? – с усмешкой бросил Черчилль, протягивая мне какую‑то бумажку.
Я быстро пробежал поданный мне документ.
Это был текст послания премьера к Сталину, который начинался словами: «Я хотел бы, чтобы Вы пригласила меня встретиться с Вами лично в Астрахани, на Кавказе или в каком‑либо другом подходящем месте. Мы могли бы совместно обсудить вопросы, связанные с войной, и в дружеском контакте принять совместные решения».
– Конечно, он стоит и стоит многого! – откликнулся я прочитав послание. Еще бы встреча Черчилля со Сталиным могла бы иметь очень большие последствия. И я всячески поддержал намерение премьера… Я поинтересовался, поехал ли бы Черчилль в Москву, если бы Сталин не смог приехать на юг? Премьер заколебался, но в конце концов дал понять, что в крайнем случае он готов согласиться на Москву.
Я обещал немедленно снестись с Москвой, так как Черчилль собирался 1 августа улететь в Каир – у него там были срочные дела – и оттуда уже продолжить путь в СССР…
Послание Черчилля в ту же ночь ушло в Москву, а 1 августа уже был получен ответ Сталина, который я немедленно же передал премьер‑министру. В нем Сталин официально приглашал Черчилля приехать в Москву в удобное для него время «для совместного рассмотрения неотложных вопросов воины против Гитлера, угроза со стороны которого. в отношении Англии, США и СССР теперь достигла особой силы». Итак, вопрос о свидании Черчилля со Сталиным был решен.