ПЕРЕВОРОТ МУССОЛИНИ

Италия. 1922 год К концу 1920 года фашизму удалось заручиться широкой политической поддержкой. На выборах в мае 1921 года, выступая в антисоциалистическом союзе вместе с Джолитти, чего либералы так и не смогли простить престарелому премьеру, фашисты провели в палату депутатов тридцать пять человек (или 7 процентов от общего количества депутатов). И это был уже важный шаг к будущей диктатуре Муссолини. 24 октября 1922 года Бенито Муссолини заявит: «Либо нас добровольно допустят к управлению, либо мы захватим власть, совершив поход на Рим». Но пока, в 1921 году, это был секрет, хотя все было нацелено на этот марш. Муссолини считал, что еще только Джолитти мог бы воспрепятствовать броску фашистов, используя свой авторитет в армии и на флоте. Но восьмидесятилетний политик оказался тяжел на подъем и не просчитал всей глубины опасности и возможности катастрофы в будущем. В непредсказуемой и хаотической итальянской жизни Муссолини начал собирать вокруг себя группу преданных революционеров, готовых захватить власть от имени рабочих, независимо от того, поддерживали их рабочие или нет. И именно он возглавит их. Он видел, что перед войной влияние социалистов упало, и покинул партию, так как понимал, что она не в состоянии привести его к власти; но его мог привести к власти фашизм, а власть, как всегда, возбуждала его. «Я обуян этой дикой страстью, — признавался он многие годы спустя. — Она поглощает все мое существо. Я хочу наложить отпечаток на эпоху своей волей, как лев своими когтями! Вот такой отпечаток!» Цель всегда оправдывает средства. Например, фашистская политика «сквад-ризма» (сквадра — фашистский боевой отряд) явилась преднамеренной попыткой вызвать брожение и разочарование. Выдавая себя за патриотически настроенных противников большевиков, «сквадристам» удалось спровоцировать и усилить анархию, что заставило народ согласиться с навязанным ему авторитарным режимом. Подавляющая часть фашистского руководства ощущала необходимость придать движению какую-то законченную форму и провозгласить создание партии. Выступая на учредительном съезде, Муссолини изложил ее экономическую программу. Мы против социализма, без обиняков заявил он, но и против слабости буржуазного государства, неспособного управлять производством. В экономике — мы либералы и, придя к власти, вернем в частные руки железные дороги, почту, телеграф, телефон и некоторые отрасли промышленности. «Классовая борьба — это сказка, — продолжал Муссолини, — потому что человечество нельзя разделять. Пролетариат и буржуазия как таковые не существуют, будучи звеньями одной и той же формации». Тогда же Муссолини предлагают занять пост генсека. Он демонстративно отказывается от этого поста — жест, типичный для Муссолини. В среде каме-ратов (так обращались друг к другу фашисты) его все чаще называли дуче, а дуче должен быть выше партийной текучки. И хотя формально Муссолини стал лишь членом руководства партии, на деле он обладал всей полнотой власти, и его авторитет в ПНФ был непререкаем. После выборов в мае 1921 года Муссолини в тридцать семь лет стал общенациональной фигурой, лидером политической партии, численность и влияние которой возрастали из месяца в месяц. То, что он продолжал оставаться в руководстве движения, было самым удивительным проявлением его политического дарования, так как фашисты, несмотря на их милитаристские тенденции и прокламированное единство, фактически представляли собой весьма разнородную группу. Муссолини постоянно приходилось уточнять предыдущие декларации, изменять курс, который ранее объявлялся неизменным, даже противоречить самому себе в попытках контролировать самых нетерпеливых «сквадристов», одновременно подавая себя в выступлениях и статьях, публиковавшихся в его газете, как пламенного революционера из Романьи. Чтобы укрепить опору фашистов, он ссылался, в частности, на огромную роль, которую савойская династия играла и будет играть в истории страны, хотя незадолго до этого он часто говорил о «республиканских тенденциях фашизма». В стремлении добиться поддержки Джолитти на включение фашистских кандидатов в его список, он был готов поддержать Рапалльский договор, который не удовлетворил притязаний Италии на Далмацию. Желая заручиться поддержкой промышленников и производителей, финансовая помощь которых была ему крайне необходима, он заявил в одном из своих резких выступлений в палате депутатов, что следовало бы покончить «с дальнейшими попытками захвата предприятий», хотя подобные акции он поддерживал всего за полтора года до этого. И тем не менее в августе 1921 года он сделал большой шаг в противоположном направлении, подписав акт примирения с социалистами и заявив, что «смехотворно говорить о том, что итальянский рабочий класс движется к большевизму»; он пообещал защищать данный пакт. «Если фашизм не пойдет за мной в сотрудничестве с социалистами, — добавил он, — тогда никто не заставит меня идти за фашизмом». Но спустя три месяца, когда стало ясно, что фашизм не готов идти за ним, а фашистские союзы не пожелали прислушаться к его предостережению о том, что власть ускользает у них из рук и необходимо закрепить успехи фашистов с помощью парламентского компромисса, пакт был отвергнут. И все это время, постоянно подчеркивая на совещаниях фашистов, что необходим и неизбежен государственный переворот, который покончит с парламентом и либеральным государством, Муссолини столь же настойчиво сдерживал своих более нетерпеливых коллег Итало Бальбо, Дино Гранди и Роберто Фа-риначчи от практического осуществления этих идей. В отличие от них он не был столь уверен в том, что фашизм достаточно силен и можно наверняка рассчитывать на успех, и активнее, чем они, стремился к тому, чтобы фашисты достигли власти при одобрении народа. «Беда Муссолини заключается в том, — заявил один из его радикальных сообщников, — что он желает всеобщего благословения и меняет свою позицию по десять раз в день, чтобы получить его». В августе 1922 года после многих месяцев колебаний и сомнений Муссолини счел, что настало его время На тот месяц к возмущению отчаявшейся общественности была назначена всеобщая забастовка. Муссолини заявил, что если забастовку не предотвратит правительство, это сделают фашисты Ему вновь представилась возможность прибегнуть к насилию во имя закона и порядка. В Анконе, Легорне и Генуе «сквадристы» атаковали принадлежавшие социалистической партии здания и сожгли их дотла. В Милане они вывели из строя типографское оборудование «Аванти!» Спустя два месяца на партийном съезде в Неаполе Муссолини, находясь под явным впечатлением решимости 40 000 фашистов, говорил и угрожал больше обычного. «Мы имеем в виду, — заявил он, — влить в либеральное государство, выполнившее свои функции… все силы нового поколения, проявившиеся в результате войны и победы… Либо правительство будет предоставлено в наше распоряжение, либо мы получим его, пройдя маршем на Рим». «Рим! Рим!» — закричали клакеры. «Рим! Рим!» — вторили им тысячи голосов. На съезде был избран руководящий орган, а также принят план восстания, состоявший из пяти пунктов. Некоторые иерархи считали, что технически фашистские кадры еще не вполне готовы. Однако Муссолини, веривший в свою интуицию, сказал: «Революционный акт похода на Рим должен быть совершен сейчас или никогда. Время созрело, правительство прогнило». Поход на Рим уже обсуждался Муссолини и четырьмя ведущими фашистами, которых позднее стали называть «квадрумвирами». Это были Итало Баль-бо, 26-летний лидер «сквадристов»; генерал Эмилио де Боно, в прошлом — командир IX корпуса итальянской армии; Чезаре Мария де Векки, депутат от партии фашистов; Микеле Бьянки, генеральный секретарь партии. Бальбо позднее высказал мнение, что именно он с Бьянки выступил с идеей похода на Рим, а Муссолини занял столь осторожную позицию, что пришлось сказать ему, что марш на Рим состоится, хочет он этого или нет. Версия Муссолини расходится с приведенной, но нет сомнения, что независимо от того, были его колебания искренними или нет, они, несомненно, позволили ему поддерживать контакт со всеми своими противниками, каждый из которых до последнего момента надеялся на то, что даже в такое время он предпочтет сотрудничество с ними вместо того, чтобы возглавлять переворот. Руководство фашистскими отрядами приняло решение провести 27 октября всеобщую мобилизацию фашистов, а 28 октября атаковать главные центры страны. Три колонны сквадристов должны были войти в Рим, предъявить ультиматум правительству и овладеть основными министерствами. В случае провала операции предполагалось провозгласить создание фашистского правительства в Центральной Италии и готовить новый «поход на Рим». Жена Муссолини Ракеле записывала. «27 октября 1922 года. Какой день! Вечером внезапно появился Бенито „Быстро соберись, и Эдда тоже, мы идем в театр“. Я была поражена Я знаю, что он любит театр, но мне показалось странным, что в такой критический момент он может посвятить столько времени развлечениям. Он весело насвистывал, застегивал воротничок. Вот мы уселись все трое в ложе театра Манцони. Он говорил мне: „Смотри в оба, замечай все, но не раскрывай рта“. Я отметила, что многие бинокли нацелены на него. Он шепчет: «Новость об объявленной мобилизации фашистов уже распространилась. Будем вести себя как ни в чем не бывало». Но это трудно. Уже стучат в дверь ложи, и Бенито должен открывать К счастью, в зале темно, и он может, не привлекая внимания, подняться, отдать приказания и возвратиться на свое место, делая вид, что внимательно смотрит спектакль. Во втором акте он внезапно встал, прошептав мне на ухо. «Все готово». Он взял меня за руку, и мы ушли из театра почти бегом. Дома он несколько раз поговорил по телефону. Один раз разговор был очень напряженный он говорил с группой фашистов, которые настойчиво просили разрешить захватить штаб-квартиру «Кор-рьере делла сера», занявшей враждебную позицию по отношению к фашистскому движению, Бенито отказал в категорической форме Как только он вышел, раздался новый телефонный звонок, и вновь речь шла о намерении взорвать редакцию газеты. Я повторила запрещение…» Правительство объявило о желании ввести военное положение, однако король, опасавшийся, что это приведет к гражданской войне, и почти уже готовый смириться с фашистским правительством, отказался подписать декрет и тем самым лишил кабинет власти. В условиях отчаянного положения, сложившегося в связи с приближением фашистских колонн к столице, отдельным лидерам фашистской партии было предложено занять места в новом коалиционном правительстве правых под руководством Антонио Саландры. Гранди и де Векки советовали Муссолини принять это предложение. Однако он отказался. Он рассчитывал теперь на всю полноту власти и не был склонен к компромиссу; хотя его и преследовал страх, что, возможно, он зашел слишком далеко. Муссолини по-прежнему находился в Милане. Его офис был окружен армейскими частями и полицией, и он продолжал выглядывать из окна и постоянно осведомляться о новостях по телефону. Бенито делал огромные усилия, чтобы казаться спокойным и уравновешенным, однако его возбуждение походило на истерию. Когда танковый дивизион двинулся по улицам в направлении «Пополо дИталия», он выбежал из здания с винтовкой в руках, выкрикивая что-то несвязное, и чуть было не был подстрелен своим же сторонником, который был возбужден еще более него. Фактически маршу фашистов не было оказано никакого сопротивления Армия и полиция были готовы оставаться в стороне и не вмешиваться в ход событий. Утром 29 октября 1922 года из Рима раздался телефонный звонок: его вызывали к королю на консультацию. «Подтвердите приглашение письменно», — коротко сказал он. Самообладание возвращалось к нему. Вскоре пришла телеграмма: «Очень срочно. Прочитать немедленно. Муссолини — Милан. Его Величество Король просит Вас незамедлительно прибыть в Рим, так как он желает предложить Вам взять на себя ответственность сформировать Кабинет. С уважением. Генерал Читтадини». В тот же вечер Муссолини выехал в Рим поездом. Видимо, для того, чтобы его черная рубашка казалась более респектабельной, к радости одного журналиста он надел еще котелок и гетры. Когда Муссолини представился королю, то извинился за свое необычное одеяние. «Извините меня, пожалуйста, за внешний вид, — сказал он и тщеславно добавил: — Я прямо с поля боя». Дуче был столь беспредельно самоуверен, что, став во главе правительства и не имея ни малейшего опыта управления, с лихостью принялся плодить многочисленные декреты и распоряжения. Эта деятельность носила сугубо эмпирический характер, но ее направленность была очевидна. Муссолини стремился сосредоточить в своих руках всю полноту власти, в первую очередь — исполнительной. Вторым институтом, укрепившим личную власть Муссолини, стала фашистская милиция, существование которой было узаконено декретом короля. Отныне боевики оказались «на службе у отечества». Они присягали на верность королю, но действовать должны были «по приказам главы правительства». Тем самым дуче получил в свои руки мощное террористическое орудие подавления инакомыслия и оппозиции.