Развитое феодальное общество во Франции в XI—XIII вв
Развитое феодальное общество во Франции в XI—XIII вв.
C появлением и развитием городов, которые стали складываться как центры ремесла и торговли еще в X в., а с конца XI в. начали борьбу с их феодальными сеньорами, Франция, как и другие страны Западной Европы, вступила в новый период своей истории — период развитого феодализма.
Сельское хозяйство в XI—XIII вв.Рост городов
Во второй половине XI и в XII в. произошли заметные сдвиги в сельском хозяйстве, повысилась урожайность зерновых культур. В грамотах упоминаются самые разнообразные хлебные злаки и масличные растения, культивировавшиеся во Франции в это время (пшеница, рожь, овес, ячмень, просо, конопля, лен и др.). Господствующей системой земледелия в XI—XII вв. было трехполье.
Пахота производилась при помощи легкого, бесколесного плуга (в него впрягалась пара волов, и употреблялся он главным образом для возделывания каменистых почв) и при помощи тяжелого, колесного плуга (в который впрягались уже 2 или З пары волов и который употреблялся для обработки твердой и плотной земли и для поднятия целины). Плуги имели железные ножи для разрезания почвы и широкие лемехи, не только поднимавшие, но и переворачивавшие вспаханную землю. Эти плуги употреблялись во Франции с давнего времени, но с XI—XII вв. сельскохозяйственные орудия труда, бывшие в употреблении, стали использоваться более рационально.
Вспашка почвы производилась теперь часто не два раза в год, а три или четыре. Яровое поле по-прежнему вспахивалось один раз, но озимое нередко обрабатывалось перед посевом трижды. Это способствовало лучшему размягчению почвы, более полному уничтожению сорняков, а следовательно, и поднятию урожайности. В предшествующий период урожайность зерновых не превышала сам-друг. В XI—XII вв. хорошие урожаи пшеницы и ржи давали уже сам-четверт и даже сам-шест. Значительного развития в это время достигли и такие отрасли сельского хозяйства, как огородничество, садоводство (разведение яблонь, груш, вишен, миндальных деревьев и слив) и виноградарство, особенно в Южной и Юго-Восточной Франции.
Параллельно с некоторой интенсификацией хлебопашества шло его развитие вширь, за счет корчевки и выжигания леса увеличивалась общая площадь пахотной земли. Все более важное значение приобретало животноводство, особенно разведение крупного рогатого скота. Крупный скот был необходим при обработке полей плугом, навоз же в это время уже использовался для регулярного удобрения полей.
Хотя и крайне медленный, но неуклонный рост производительных сил, выражавшийся в улучшении сельскохозяйственной техники и в повышении производительности крестьянского труда, обусловил во Франции на определенном этапе ее развития отделение ремесла от сельского хозяйства. Конец XI и XII столетие отмечены в истории Франции быстрым ростом городов. В цветущем состоянии находились южнофранцузские города, о чем свидетельствовало положение ремесла и торговли не только в таких крупнейших для того времени торгово-ремесленных центрах, какими являлись Монпелье и Нарбонн, Марсель и Бордо, но и в других городах Южной Франции (Тулуза, Арль, Тараскон, Альби, Сен-Жиль).
Широкое развитие торговых сношений с Востоком с конца XI в., явившееся непосредственным результатом крестовых походов, а также с итальянскими городами (в первую очередь с Пизой и Генуей) и приобретение ряда опорных пунктов на территории крестоносных государств позволили южнофранцузским городам получать дополнительные выгоды за счет транзитной торговли между Востоком и Северной Францией. Одним из главных пунктов транзита сукна на Восток был Марсель. Из Шалона-на-Марне в Марсель шли белые и коричневые сукна, из Сен-Кантена, Арраса, Руана, Лилля и Шартра — темные. Льняные полотна шли из Шампани, преимущественно из Реймса, шерстяные и фетровые головные уборы — из Провена. Через Южную Францию на Восток вывозились металлы (свинец, олово, ртуть), иногда обработанные кожи, а также продукты питания. Что касается ввоза в Южную Францию, то первое место в нем занимали восточные пряности, затем шли красящие вещества, сахар, необработанный хлопок и всевозможные предметы роскоши.
Развитие городов Южной Франции определялось наличием в них широко развитого ремесленного производства, составлявшего здесь, как и везде, основу городской жизни в средние века. В Марселе были развиты производство хлопчатобумажных тканей, судостроительное ремесло, красильное и кожевенное дело. В Тарасконе, в Сен-Попсо и в Нарбонпе производились темные сукна. Выделкой сукна занимались также жители Кагора, Альби Фижака. Ткачи и ткачихи составляли основное ремесленное население этих городов, так же как и Тулузы. Производством окрашенных сукон в XII в. славился Монпелье. Специальностью его ткачей и красильщиков являлась выработка ярко-красного сукна, которое экспортировалось главным образом на Восток. Наряду с суконным ремеслом в Монпелье, как и в других городах Южной Франции, развивались такие ремесла, как выделка кож, изготовление серебряных и эмалевых изделий, производство оловянной посуды.
Северная Франция несколько отставала от Южной по своему экономическому развитию. Тем не менее и здесь города достигли в XII в. немалых успехов. Основными отраслями ремесла в Северной и Северо-Восточной Франции в это время были суконное и льняное производства. Центрами сукноделия являлись Фландрия, Артуа, Пикардия и Шампань. Сукна Арраса, Бове, Буржа, Ипра, несмотря на примитивную технику их изготовления, славились по всей Франции. Большой известностью пользовались сукна, вырабатывавшиеся в таких пунктах Шампани, как Труа, Провен, Реймс, Шалон-на-Марне, Бар-на-Обе, Ланьи-на-Марне, а также полосатые и пурпурные сукна, производившиеся в Руане. Изготовление льняных тканей процветало в Пикардии, в Иль-де-Франсе, в Шампани и в Нормандии. Существовали в Северной и Северо-Восточной Франции и другие ремесла — по обработке кож, производству меховых изделий, изготовлению ювелирных изделий и пр.
Развитие ремесленного производства определило и быстрый рост торговли. С начала XII и особенно в XIII в. огромное значение в Северо-Восточной Франции приобрели бывшие фактически круглогодичными ярмарки в Шампани (в Труа, в Провене, в Ланьи-на-Марне и в Баре-на-Обе), на которых встречались западноевропейские купцы. Многолюдные и оживленные, эти ярмарки ярко свидетельствовали о зарождении торговых связей внутри Франции.
Освободительная борьба горожан против их феодальных сеньоров
На пути экономического развития городов стояли огромные препятствия. К XI в. горожане продолжали еще целиком оставаться под властью феодальных сеньоров, на земле которых располагался город. Феодалы обременяли горожан бесконечными поборами и всевозможными повинностями. Все облагалось налогом — движимое и недвижимое имущество, продовольствие и ремесленные изделия, земля и вода. Горожане были обязаны везде платить своему феодальному сеньору дорожную пошлину — у ворот города, на мостах и даже при переходе из одного квартала в другой, когда городом владели несколько сеньоров, что бывало нередко. Феодальная эксплуатация сковывала развитие производительных сил в городах. По мере роста ремесла и торговли сеньориальный гнет становился для горожан все более невыносимым. Вот почему «...горожане в каждом городе вынуждены были для защиты своей жизни объединяться против сельского дворянства» ( К. Маркс и Ф. Энгельс, Немецкая идеология, Соч., т. 3, изд. 2, стр. 53.).
Борьба за свободу и независимость от феодальных сеньоров превратилась с течением времени для ремесленников и купцов города в важнейший вопрос их существования и стала одним из серьезнейших факторов развития феодального общества. Направленная против господствующего класса и феодальной эксплуатации, она имела глубоко прогрессивное значение. Начавшаяся во Франции в XI столетии и достигшая апогея в XII в., эта борьба составляла первый значительный этап в истории французского города и привела к возникновению разнообразных форм городской организации в средние века и в том числе ее наивысшей формы — коммуны.
Самые резкие формы борьба горожан против их феодальных сеньоров (так называемое коммунальное движение) приняла в Северной Франции, где города находились в особо тяжелом положении. Менее развитые по сравнению с южными городами в экономическом отношении, города Севера вступили в борьбу с феодалами лишь с конца XI столетия. Горожане овладевали городскими укреплениями, давали клятву о взаимной помощи, отменяли административные и судебные права сеньоров, избирали свою администрацию и не только оборонялись от феодалов в черте города, но иногда и сами нападали на феодальные замки.
Борьба за коммуну, т. е. борьба за полное самоуправление городов, в Северной и Северо-Восточной Франции достигла больших результатов. В 1077 г. Коммунальной хартии добился город Камбре, а затем Сен-Кантен, Бове, Нуайон. В 1112 г. борьба за коммуну вспыхнула в Лане. Почти одновременно началось коммунальное движение в Амьене. Вслед за Амьеном коммунальных порядков добился Суассоп, потом Корби и Сен-Рикье (1125 г.), Абвиль (1190 г.), в 1146 г. — Санс и Этамп, а затем Дижон, Сомюр и др.
В большинстве названных городов жители их добивались установления и утверждения коммунальных порядков в ожесточенной борьбе с католической церковью. Само наименование «коммуна» вызывало у представителей этой церкви невероятную злобу. Так, например, один из очевидцев событий, связанных с ланской коммуной, — аббат Гвиберт Ножанский писал: «А это новое и отвратительнейшее слово «коммуна» означает, что все крепостные должны выплачивать своим господам обычные для крепостных подати один раз в год, подвергаясь за свои противозаконные поступки установленному штрафу. От несения же прочих повинностей, которые обычно налагаются на сервов, они освобождаются полностью».
Против освободительного движения городов боролись и их непосредственные сеньоры (аббаты, епископы и архиепископы), и вся католическая церковь в целом, выступавшая как единая и сплоченная организация. Эта позиция церкви объяснялась не только стремлением клира сохранить за собой сеньориальную власть над богатыми городами, но и прежде всего тем, что церковь рассматривала городское освободительное движение, как опасное для того общественного строя, который она освящала своим авторитетом.
Положение крестьянства и его борьба с феодалами
Окончательное завершение процесса феодализации, с одной стороны, а также отделение ремесла от сельского хозяйства и возникновение города, с другой — привели к усилению феодальной эксплуатации, ибо феодалы, которые получили теперь возможность сбывать полученные от крестьян продукты на рынке, а также требовать от своих держателей уплаты денежной ренты, стали стремиться к увеличению феодальных повинностей.
Весьма ярко об этом свидетельствует один из памятников середины XIII столетия — так называемая «Поэма о версонских вилланах», принадлежавшая перу феодала. Характеризуя положение феодально зависимых крестьян одного нормандского монастыря, автор этой «Поэмы» писал об их повинностях в пользу феодала следующее «Первая работа в году — к Иванову дню. Вилланы должны косить луга, сгребать и собирать сено в копны и складывать его стогами на лугах, а потом везти на барский двор, куда укажут... Затем должны они чистить мельничные канавы,— каждый приходит со своей лопатой, с лопатой же на шее идут они выгребать сухой и жидкий навоз... Но вот наступает август, а с ним новая работа... Они обязаны барщиной, и ее не следует забывать. Вилланы должны жать хлеб, собирать и связывать его в снопы, складывать скирдами среди поля и отвозить немедленно к амбарам. Эту службу несут они с детства, как несли ее предки. Так работают они на сеньора... А потом подходит время ярмарки на лугу и сентябрьский богородичный день, когда надо нести поросят. Если у виллана восемь поросят, то он берет двух наилучших, один из них — для сеньора, который, конечно, не возьмет того, что похуже... Затем они опять повинны барщиной. Когда они распахали землю, то идут за зерном в амбар, сеют и боронят... К рождеству надо сдавать кур... Затем, идет пивная повинность...
Если виллан выдает дочь замуж за пределы сеньории, то сеньор получает пошлину... Затем приходит вербное воскресенье, богом установленный праздник, когда нужно нести пошлину за овец, так как с вилланов по наследству требуется эта повинность... На пасху вилланы опять повинны барщиной. Когда вилланы вспашут землю, идут они в амбар за зерном, сеют и боронят...» и т. д.
В XIII столетии многие из этих повинностей были переведены феодалами в денежную форму. Как держатель земли сеньора, виллан платил ему так называемый денежный ценз. Денежными взносами в пользу сеньора виллан был обязан и при помоле зерна на мельнице господина, и при выпечке хлеба в его печи,и в целом ряде других случаев. Рост денежной ренты свидетельствовал о проникновении в деревню товарно-денежных отношений.
Страдая от непрерывно возраставшей феодальной эксплуатации, крестьянские массы неоднократно поднимались на борьбу. Борьба крестьян с феодалами, в частности, выражалась в массовом бегстве крестьян из-под власти сеньоров. В наибольших размерах оно имело место в эпоху первых крестовых походов и особенно во время так называемого похода бедноты (1096 г.). Но крестьяне обращались и к более действенным методам борьбы, о которых сообщают авторы средневековых хроник. Будучи в своем подавляющем большинстве церковнослужителями, т. е. представителями господствующего класса, средневековые хронисты с нескрываемой злобой писали об отказах крестьян от несения феодальных повинностей и от уплаты десятины церкви, об изгнании крестьянами попов из деревень и о случаях расправы вилланов с владельцами замков.
Один из крупных представителей католической церкви начала XIII столетия, Яков Витрийский, писал, обращаясь к феодалам: «Берегись разбудить ненависть смиренных! Они могут причинить вам столько зла, сколько приносят блага. Отчаяние — опасное чувство. Бывает, что сервы убивают сеньоров и жгут их замки». Крупнейшим крестьянским восстанием во Франции XIII в. было так называемое «восстание пастушков», разразившееся во время неудачного для крестоносцев седьмого крестового похода (в 1251 г.) и охватившее всю территорию северной и средней части страны.
Волнения начались в Северной Франции сразу же после получения известий о том, что король Франции Людовик IX попал в плен к египетскому султану. Поэтому крестьянское восстание 1251 г. приняло форму своеобразного «крестового похода». Толпы крестьян — мужчин, женщин и детей — ходили из деревни в деревню, провозглашая: «Освободим короля. Вперед — на завоевание Иерусалима!». Однако движение очень быстро обнаружило свою антифеодальную сущность. Предводителем восставших «пастушков», как они сами себя именовали, был некий Яков, старый человек неизвестного происхождения, произносивший пламенные проповеди на французском, фламандском и латинском языках. Он называл себя «учителем из Венгрии» и призывал народ к немедленной расправе с попами и феодалами.
Из Фландрии и Пикардии восставшие крестьяне под предводительством «учителя» двинулись к Парижу. Всех попадавшихся на пути служителей католической церкви восставшие убивали. Поддерживаемые городскими ремесленниками и беднотой, крестьяне захватили ряд городов и наконец вошли в Париж, где расправились с католическим духовенством так же решительно, как и в других местах. Народная ярость была направлена на представителей церкви отнюдь не случайно: «...поп всегда шел рука об руку с феодалом...» (Я. Маркс и Ф. Энгельс, Манифест Коммунистической партии, Соч., т. 4, изд. 2, стр. 449.).
Антифеодальное движение «пастушков» разрасталось. К ним примыкали все новые и новые крестьянские отряды. Потом восставшие разделились. Часть их из Парижа ушла на север — в Руан, а главная масса с «учителем» во главе направилась на юг — в Орлеан. Городские ремесленники везде принимали их хорошо, и «пастушки» беспрепятственно расправлялись с католическим духовенством. Из Орлеана восставшие отправились в Тур. Там их гнев обрушился прежде всего на богатейшие церковные ордены так называемых «нищенствующих монахов» — доминиканцев и францисканцев. Турская церковь подверглась полному разгрому. Лишь после этого феодалы и королевский совет, находившиеся в панике, собрались с силами, направив против восставших рыцарские отряды. Движение в конце концов было жестоко подавлено. «Учитель» — предводитель восставших крестьян — был убит.
Начало объединения Франции в единое государство
Изменения, происшедшие во Франции в социально-экономической области, обусловленные ростом производительных сил, вызвали ряд изменений и в политической надстройке. Возникновение городов свидетельствовало не только о нарушении замкнутости феодальных хозяйств и усилении экономических связей между отдельными областями, но и о создании реальных предпосылок для объединения Франции в единое более или менее централизованное государство. В городе сформировался новый общественный слой, который воплотил в себе дальнейшее развитие производства и обмена и явился естественным союзником королевской власти в ее борьбе с крупными феодалами за объединение феодально раздробленной Франции в единое государство.
Наличие горожан (бюргеров), заинтересованных в ликвидации феодальной раздробленности и бесконечных усобиц, препятствовавших развитию ремесла и торговли, укрепляло позиции центральной власти. «Все революционные элементы,— указывал Энгельс,— которые образовывались под поверхностью феодализма, тяготели к королевской власти, точно так же как королевская власть тяготела к ним. Союз королевской власти и бюргерства ведет свое начало с X века; нередко он нарушался в результате конфликтов,— ведь в течение всех средних веков развитие не шло непрерывно в одном направлении; но все же этот союз, возобновляясь, становился все крепче, все могущественнее, пока, наконец, он не помог королевской власти одержать окончательную победу...» (Ф. Энгельс, О разложении феодализма и возникновении национальных государств; в кн. «Крестьянская война в Германии», стр. 158.).
Начало усиления королевской власти во Франции приходится на XII столетие. Именно к этому времени относится борьба Капетингов в пределах королевского домена с крупными феодалами, желавшими сохранить там свою политическую независимость. Опорой королевской власти в этой борьбе были средние и мелкие феодалы, охотно поддерживавшие централизаторские усилия короля в условиях обострения классовых противоречий во Франции. «Объединение более обширных областей в феодальные королевства,— писали Маркс и Энгельс,— являлось потребностью как для земельного дворянства, так и для городов. Поэтому во главе организации господствующего класса — дворянства — повсюду стоял монарх» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Немецкая идеология, Соч., т. 3, изд. 2, стр. 24.).
Начиная с XII столетия Капетинги (денежные доходы которых в связи с развитием торговли значительно возросли) усилились настолько, что им удалось подчинить себе всех крупных феодальных сеньоров королевского домена. Особенное значение в этом отношении имело правление Людовика VI (1108—1137), получившего прозвище Толстый. Но после того как короли Франции расправились с непокорными феодалами внутри королевского домена, им пришлось сразу же столкнуться с новым, более сильным и опасным врагом, выступавшим в качестве главного их соперника на континенте, — с королями Англии. В 1154 г. граф Анжуйский, сеньор обширной области, граничившей с королевским доменом, вступил на английский престол как Генрих II и положил тем самым начало Анжуйской династии, или династии Плантагенетов.
В руках английских королей из династии Плантагенетов оказались, таким образом, огромные владения — Англия и значительная часть Франции, а именно герцогство Нормандия (связанное с Англией со времени нормандского завоевания 1066 г.), графство Анжу с подчиненными ему графствами Мэн и Турень и герцогство Аквитания, попавшее в руки Генриха Плантагенета в результате его брака с Алиенорой Аквитанской, разведенной женой французского короля Людовика VII (1137—1180). Владения английского короля на континенте в XII столетии в шесть раз превосходили владения короля Франции и, кроме того, закрывали для него выход к морю. Вполне понятно, что вопрос о дальнейшем расширении королевского домена и объединении политически раздробленной Франции был самым непосредственным образом связан с борьбой против английского короля. Решающий характер эта борьба приняла в правление Филиппа II Августа (1180—1223).
В результате многолетней борьбы с Плантагенетами Филипп II Август, неизменно опиравшийся в своей деятельности на помощь городов, сумел подчинить своей власти Нормандию, Мэн, Анжу и часть Пуату с городом Пуатье. В руках английских королей осталась лишь южная часть Пуату и герцогство Аквитания. Но это усиление власти французского короля сразу же вызвало опасения со стороны его непосредственных соседей, и против Филиппа II Августа составилась обширная коалиция, в состав которой вошли граф Фландрии, герцог Лотарингии, английский король и германский император. Однако Филипп II Август одержал победу над каждым из своих противников отдельно, а затем нанес решительное поражение враждебной коалиции в битве при Бунине, где в июне 1214 г. ему удалось разбить соединенные войска германского императора и графа Фландрского. Эта победа имела большое значение для дальнейшего развития Франции и была встречена населением ее северных и северовосточных областей с большой радостью.
Завоевание юга Франции северофранцузскими феодалами
Крупным событием в истории Франции в начале XIII столетия был крестовый поход северофранцузских феодалов, предпринятый ими с прямого благословения римского папы Иннокентия III (1198—1216) и направленный на завоевание богатого юга Франции. Разгром и ограбление Южной Франции северофранцузскими феодалами были произведены под предлогом борьбы с так называемой альбигойской ересью, получившей свое название от города Альби (на юге Франции), являвшегося центром движения, направленного против католической церкви и феодалов. Стремление к захвату экономически развитого юга страны сочеталось, таким образом, у феодалов Северной Франции с их чисто классовыми интересами, которые требовали подавления широкого антифеодального движения, охватившего народные массы.
Еретические движения во Франции в XI—XIII вв. были тесно связаны с развитием города. Основными носителями еретических идей в это время являлись городские трудящиеся массы, главным образом ремесленники-ткачи. Богословская оболочка, облекавшая городские движения, направленные против католической церкви, и скрывавшая под собою вполне реальные, материальные интересы, объяснялась условиями времени, господствующей ролью религиозной идеологии и тем особым местом, которое церковь занимала в системе феодальных отношений.
Отрицание важнейших церковных догматов и основных церковных таинств, упразднение дорогостоящей католической иерархии, отмена десятины, отказ от католических молитв, от католических храмов и пр. — такова была богословская форма альбигойской ереси, в которой нашел свое выражение антифеодальный протест народных масс. Требования участников альбигойской ереси сводились к фактической ликвидации католической церкви, учившей, что земной мир с его феодальным государством, феодальной эксплуатацией и бесконечными войнами является незыблемым божественным установлением. Заявляя, что этот мир со всеми его порядками и церковью создан не богом, а дьяволом, альбигойцы выступали одновременно не только против католической церкви, но и против всего господствующего класса. На первых этапах альбигойского движения к нему примыкала и часть южнофранцузского рыцарства, с завистью смотревшего на земельные богатства католической церкви и стремившегося провести их секуляризацию в свою пользу. Но, желая использовать альбигойское движение в своих узкокорыстных целях, примыкавшие к нему южнофранцузские рыцари очень легко предавали его и переходили на сторону врага.
Католическая церковь вела с народными еретическими движениями жестокую и упорную борьбу, сжигая еретиков на кострах, приговаривая их к пожизненному заключению и пуская в ход против них наряду с самым грубым насилием все доступные ей религиозные ухищрения, клевету и угрозу анафемы. Против народных ересей объединялись все группировки господствующего класса. В борьбе с антифеодальным движением выступали единым фронтом и церковь, и королевская власть, и крупные феодалы, нередко боровшиеся друг с другом из-за политического господства, но немедленно забывавшие о всех своих разногласиях при первых признаках опасности со стороны народных масс.
В 1209 г. отряды северофранцузских феодалов во главе с представителями церкви, действовавшими по прямым указаниям римского папы, начали крестовый поход против альбигойцев. Под предводительством Арнольда, аббата крупнейшего монастыря Сито, на юг Франции двинулась огромная армия «крестоносцев». Они уничтожали целые города, истребляли их жителей, подвергали полному уничтожению ценности высокой для того времени провансальской культуры. Сотни захваченных людей были подвергнуты мучительной казни путем сожжения на кострах, тысячи погибли во время разгрома южнофранцузских городов.
«Крестоносцы», имевшие, целью грабеж и обогащение, не задумываясь истребляли в захваченных городах наряду с еретиками и тех жителей, которые были католиками, т. е. единоверцами «крестоносцев». Лицемерное и фальшивое прикрытие безудержного разбоя религиозными лозунгами вскрывается этими фактами с полнейшей ясностью. Так, например, при взятии города Безье «крестоносцы» услышали крики жителей. «Узнав из возгласов, — сообщает хронист,— что там вместе с еретиками находятся и православные [католики], они сказали аббату ( Т. е. Арнольду из Сито.): «Что нам делать, отче? Не умеем мы различать добрых от злых». И вот аббат (а также и другие), боясь, чтобы те еретики из страха смерти не прикинулись православными... сказал, как говорят «Бейте их всех, ибо господь познает своих». И перебито было великое множество».
Филипп II Август непосредственного участия в организации крестового похода против альбигойцев не принимал, будучи занят борьбой со своими противниками на севере Франции. Но поход этот был целиком в интересах королевской власти, так как уже при сыне Филиппа II Августа — Людовике VIII Тулузское графство в своей большей части было присоединено к королевскому домену. Ко второй четверти XIII в. королевский домен стал в несколько раз больше каждого из крупных феодальных владений во Франции.
Укрепление королевской власти во Франции
Укрепление королевской власти во Франции продолжалось и при Людовике IX (1226—1270). Судебная, монетная и военная реформы усилили значение центрального государственного аппарата. Было ослаблено значение поместных феодальных судов и установлено, что все важнейшие уголовные, а особенно политические дела могут разбираться только в платном королевском суде. На территории королевского домена запрещалось решать судебные споры при помощи поединков. К тому же феодалам было запрещено начинать войну при решении тех или иных спорных вопросов раньше, чем через 40 дней после ее объявления, для того чтобы в этот промежуток времени более слабая сторона могла обратиться к суду короля. Крепостные и феодально зависимые крестьяне права обращаться к суду короля не имели.
В пределах королевского домена была введена обязательная для приема золотая монета и запрещена чеканка монеты отдельными феодалами. Единая полновесная королевская монета постепенно вытеснила остальные монеты и в других феодальных владениях Франции. Таким образом, эта реформа оказала содействие развитию товарно-денежных отношений и способствовала росту торговли. Людовик IX начал заменять феодальное ополчение наемными войсками. Это также содействовало укреплению центральной власти во Франции.
Опираясь па средних и мелких феодалов, поддерживавших короля в условиях обострявшейся классовой борьбы во Франции, и используя союз с городами, Капетинги постепенно расширяли свой домен и укрепляли центральный государственный аппарат, способствуя ликвидации феодальной раздробленности. «Что во всей этой всеобщей путанице, — писал Энгельс, — королевская власть была прогрессивным элементом, — это совершенно очевидно. Она была представительницей порядка в беспорядке, представительницей образующейся нации в противоположность раздроблению на бунтующие вассальные государства». (Ф. Энгельс, О разложении феодализма и возникновении национальных государств; в кн. «Крестьянская война в Германии», стр. 158.)
Борьба, которую королевская власть во Франции вела с крупными феодалами, имела исторически прогрессивное значение. Но укрепление феодального государства было связано с усилением эксплуатации народных масс. Постепенная централизация государства в средневековой Франции происходила прежде всего за счет крепостного крестьянства.
Новые явления в области культуры
Марксизм учит, что совокупность производственных отношений людей «...составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания» (К. Маркс, Предисловие к «К критике политической экономии», К. Маркс и Ф. Энгельс, Избранные произведения, т. I, 1955, стр. 322. ). Идеи, теории и взгляды, имеющиеся в обществе, являются отражением его материальной жизни, его бытия. Понятно, что изучение тех форм общественного сознания, в которых находило свое отражение бытие угнетенных слоев феодального общества, имеет первостепенное значение.
Господствующему классу в классовом обществе неизменно противостоит класс эксплуатируемый. Борьба между ними является великой движущей силой истории. Эта борьба происходит и в области общественного сознания. История народных ересей, духовного творчества крестьянских масс, а также антифеодальной и антицерковной культуры в городах свидетельствует о том, что классовая борьба в идеологической области в эпоху феодализма была не менее острой, чем классовая борьба в области социально-экономической и политической.
Изменения, происшедшие в XI и XII вв. в социально-экономической жизни Франции, получили свое отражение в сфере идеологии. Главным являлось здесь то, что именно в это время во Франции зародилась городская культура и многовековая монополия католической церкви в области образования впервые оказалась нарушенной.
Наибольший интерес в истории духовной культуры в городах XI—XIII вв. представляет та ее часть, которая уходила своими корнями в народное творчество. Именно эта культура, открыто противостоявшая феодально-церковной культуре господствующего класса и называемая в дальнейшем ранней городской культурой, носила глубоко прогрессивный характер и определяла то новое, что внесли горожане в культуру средневекового общества на первом этапе развития городов во Франции. Тесная связь, существовавшая между ранней городской культурой и творчеством крестьянских масс, была вполне естественной, ибо ремесленное население первых городов вышло из среды крепостных крестьян.
Народные корни ранней городской культуры
Непосредственными выразителями и носителями музыкального и драматургического творчества народных масс во Франции XI—XII вв. были так называемые жонглеры (скоморохи), нередко являвшиеся одновременно фокусниками, акробатами и дрессировщиками животных (Жонглеры, жившие при феодальных замках и обслуживавшие своим искусством феодальную знать, занимали особое положение.). Сохранились особые правила, или наставления, которым должен был следовать человек, занимавшийся жонглерским искусством. В этих правилах значилось: «Умей хорошо изобретать и рифмовать, умей наступать в состязаниях, умей лихо бить в барабан и цимбалы и как следует играть на мужицкой лире; умей ловко подбрасывать яблоки и подхватывать их на ножи, подражать пению птиц, проделывать фокусы с картами и прыгать через четыре обруча...».
Условия жизни народных певцов и актеров были очень тяжелыми, как свидетельствует об этом содержание любопытнейшей народной сказки «О жонглере, побывавшем в аду». Содержание ее сводится к следующему. Некогда во Франции жил деревенский скрипач-жонглер, «лучший человек на земле, который ради денег не захотел бы поспорить даже с ребенком». Коротая свой век всегда без копейки денег и плохо одетый, под ветром и ледяным дождем, жонглер, несмотря на невзгоды, был неизменно весел. Когда же умер, он очутился в аду, где дьявол судил свои жертвы — попов, воров, епископов, аббатов и монахов. Все они, как повествует сказка, были осуждены и брошены дьяволом в адский котел, а жонглеру было приказано поддерживать под котлом вечный огонь. Не возникает никаких сомнений в том, что все симпатии неизвестных создателей этой народной сказки находились на стороне скрипача-жонглера. И по происхождению, и по условиям жизни жонглеры в большинстве своем принадлежали к народу. Естественно, что и искусство их было глубоко народным.
В тех сценках, которые разыгрывали жонглеры, они не щадили ни феодалов, ни представителей клира. В хрониках сохранились описания подобных сценок. Так, например, в одной из хроник рассказывается о некоем жонглере — дрессировщике животных, который специально приходил на рыцарские турниры и приводил туда с собой двух обезьян для того, чтобы «обучить» их военным приемам рыцарей. Затем, посадив на собак «обученных» таким способом обезьян (в полном рыцарском вооружении), этот жонглер заставлял их сражаться друг с другом наподобие рыцарей. Нетрудно представить себе, какой шумный успех имела столь злая карикатура на военные рыцарские игры (турниры) у простого народа. Выступая на всех народных сборищах, связанных с праздниками, крестинами, свадьбами или же просто ярмарочными днями, жонглеры являлись там желанными гостями. Напротив, со стороны церкви творчество жонглеров вызывало сильнейшую ненависть.
Церковь неоднократно осуждала это творчество на церковных соборах, а самих жонглеров лишала элементарных гражданских прав, допускала безнаказанность их убийства и запрещала их похороны на кладбищах. Музыкальное, поэтическое и драматическое творчество жонглеров казалось церкви тем более опасным, что оно находило живое сочувствие со стороны городских трудящихся масс.
Теснейшим образом была связана с народным хоровым пением городская музыка. В сюжетах и мотивах песен городских ремесленников повторялись сюжеты и мотивы крестьянских песен. Не менее тесно было связано с искусством жонглеров, с народными игрищами и деревенскими ряжениями, с крестьянскими праздниками и обрядами то городское драматическое искусство, которое прямо противостояло церковной литургической драме. Об этом свидетельствует популярнейшая в середине XIII в. «Игра о Робене и Марион», написанная аррасским горожанином Адамом де ла Аль (1238—1286). В ней изображена история двух влюбленных,— крестьянина Робена и пастушки Марион, похищенной рыцарем, но сохранившей верность Робену и возвращенной ему друзьями.
Очень важно отметить, что сама литургическая драма, т. е. инсценировка на латинском языке библейских сюжетов, которая разыгрывалась в помещении церкви ее служителями (X—XI вв.), по мере развития городов становилась все более светской. В театральные действия, которые с середины XII в. разыгрывались уже не на латинском, а на французском языке, постепенно вводились всевозможные эпизоды чисто мирского бытового и комического характера. Исполнителями ролей становились горожане, а сами пьесы (миракли) разыгрывались уже прямо на городской площади.
Народное влияние сказалось и на городской литературе. В середине XII столетия в городе возник жанр реалистической стихотворной новеллы на народном языке. В так называемых фаблио (от латинского слова «fabula» — басня) горожане высмеивали различных представителей феодального класса и обличали всевозможные пороки католического клира. Корыстолюбивым и лживым попам и монахам авторы ряда фаблио, в большинстве случаев оставшиеся неизвестными, противопоставляли положительных героев, вышедших из среды народных масс, находчивых, умных и обладающих поистине народным юмором. Об уме и находчивости людей из народа свидетельствовали сюжеты фаблио «Крестьянин-лекарь» и «О виллане, который тяжбой приобрел рай».
Примерно в это же время во Франции возник и городской сатирический эпос, крупнейшим памятником которого, очень близким к фаблио и по народному языку, и по идейному содержанию, являлся «Роман о Лисе», слагавшийся во Франции в течение многих десятилетий (с конца XII до середины XIV в.) и обращенный своим острием против господствующего феодального класса.
Антифеодальной идеологией был проникнут и законченный в 80-х годах XIII в. Жаном де Меном «Роман о Розе». Роман этот был начат Гильомом де Лорисом (умершим в 1240 г.) в духе рыцарской поэзии. Направляя стрелы своей сатиры на феодальную мораль и на лицемерие паразитствующего духовенства, Жан де Мен не ограничивался этим и открыто выступал против социального неравенства, царящего в феодальном обществе. Интересно произведение Жана де Мена и тем, что, являясь своего рода энциклопедией знаний тогдашнего времени, оно содержало не только чисто рационалистические, но в какой-то степени и материалистические тенденции.
С XIII столетия в городской литературе появились произведения и непосредственно отражавшие интересы самых бедных слоев населения. Их выразителем являлся поэт Рютбеф (1230—1285), живший в Париже. Глубокое возмущение Рютбефа вызывало богатое духовенство. С неменьшим осуждением Рютбеф относился и к папству, заявляя:
Рим должен быть основою святою,
Теперь же в нем царят продажность, зло,
И те грязны, кто должен чистотою
Своей сиять: всем хуже оттого.
(Перевод К. Иванова)
Понятно, что католическая церковь боялась поэзии Рютбефа, доступной широким слоям горожан, поскольку Рютбеф писал стихи на родном языке, и осудила его сочинения на сожжение.
Появление в городах нецерковных школ
По мере своего развития города испытывали все более увеличивавшуюся потребность в грамотных людях, способных оформлять всевозможные торговые сделки, работать в органах городского самоуправления и составлять исходившие от городов документы. Эта потребность вызвала к жизни новые школы, главной особенностью которых было то, что они являлись частными школами, т. е. не содержались на средства церкви. Министры (преподаватели) этих школ жили за счет платы, взимаемой с учащихся. С этих пор грамотность вышла за пределы узкого круга представителей церкви.
Самыми известными из нецерковных школ Франции в середине XII в. были школы Гильома Коншского и Петра Абеляра в Париже. Объявляя себя последователем Эпикура, Гильом Коншский пытался передать своим ученикам учение об атомах и стремился отыскать естественные объяснения всем природным явлениям. Церковь осудила трактаты Гильома Коншского за «нечестивое» преклонение перед античной философией. Другим выдающимся магистром «свободных искусств» во Франции был крупный философ XII в. Петр Абеляр (1079—1142), основавший последовательно ряд нецерковных школ. Лекции Абеляра, пользовавшиеся необычайной популярностью, вызвали гнев со стороны католической церкви и она подвергла Абеляра жестоким гонениям. Наибольшую ярость со стороны церкви вызывали те лекции и трактаты Абеляра, в которых он утверждал приоритет разума по отношению к вере и церковным «авторитетам», преклонялся перед античной философией и прославлял светские знания.
«У Абеляра, — указывал Энгельс, — главное не сама теория, а сопротивление авторитету церкви» ( Ф. Энгельс, О Франции в эпоху феодализма; в кн. «Архив Маркса и Энгельса», т. X, стр. 300.). В условиях распространения народных ересей и развития широкого освободительного городского движения это сопротивление церковь считала крайне опасным, поскольку оно находило сочувственный отклик со стороны многочисленных учеников Абеляра из самых различных стран Западной Европы. Поэтому церковь обрушила на него всю мощь своей власти. Произведения Абеляра сжигали; школы, в которых он преподавал, закрывали. Самого Абеляра церковь дважды осуждала на церковных соборах, а его последователей подвергала непрерывным преследованиям.
Ваганты и их поэзия
Значительную часть учащихся нецерковных школ составляли так называемые ваганты (от латинского глагола «vagari» — бродить). В XII столетии в связи с появлением городских нецерковных школ «бродяжничество» школяров (или схоляров от латинского слова «schola» — школа) стало обычным явлением. В это время вагантов начали именовать также и голиардами (по имени Голиафа, проявившего, согласно библейским легендам, дьявольскую гордость и дух возмущения и считавшегося как бы «патроном» вагантов).
К XII в. относится и зарождение своеобразной вагантской, или голиардической, поэзии на латинском языке. Бродя по всей Западной Европе, зачастую вместе с жонглерами, чье творчество в основном отражало интересы и чаяния народных масс, ваганты испытывали прямое воздействие с их стороны, усиливавшее демократическую направленность голиардической поэзии.
Постоянной мишенью острой и беспощадной критики голиардов была католическая церковь. Они смело выступали против папы, кардиналов и других служи гелей римской курии. Так, например, в одном из стихотворений поэт-голиард писал:
Рим и всех, и каждого
Грабит безобразно;
Пресвятая курия —
Это рынок грязный...
(Перевод О. Румера)
Сатирическое изображение папства дополнялось у голиардов не менее сатирическим изображением белого и черного духовенства. Голиарды резко высмеивали продажность и алчность епископов, неподобающий образ жизни церковнослужителей, лицемерие, грубость и полное невежество монахов. Ваганты отвергали лицемерный церковный аскетизм, т. е. изуверское учение католической церкви об умерщвлении плоти, при помощи которого церковь стремилась примирить народные массы с их тяжелой долей на земле, и прославляли радости не небесной, а земной жизни.
Церковь преследовала вагантов так же упорно, как и жонглеров, ибо она отчетливо понимала, насколько опасны для нее эти представители ранней городской культуры, осмеивающие и критикующие католическое духовенство.
Рыцарская литература
Продолжала развиваться в XI—XIII вв. и литература господствующего класса. Сохранились многочисленные героические поэмы этого времени, носящие название «Chancons de Geste» («Песни о подвигах»). Наиболее знаменитой поэмой, воспевающей военные подвиги феодалов, является «Песнь о Роланде», сложившаяся во Франции на основе народного эпоса. Однако при обработке поэтами-рыцарями (Тэрульдом и др.) народных сказаний о действительном событии, связанном с именем одного из военачальников Карла Великого графа Роланда, который погиб в Ронсевальском ущелье в Пиренеях во время похода 778 г. в Испанию, подлинная историческая обстановка этого события совершенно утратилась. Оно оказалось перенесенным в обстановку феодального общества XI—XII вв., а сам граф Роланд превратился в идеальный тип феодального вассала, до конца преданного своему сеньору.
В XII в. во Франции появились и рыцарские романы, наиболее распространенными из которых были стихотворные романы о легендарном британском короле Артуре (V—VI вв.) и его рыцарях, собиравшихся вокруг круглого стола, романы о Тристане и Изольде, посвященные истории их трагической любви, и цикл романов о так называемом «святом Граале». Под «Граалем» подразумевалась важнейшая христианская реликвия — чаша, якобы фигурировавшая, согласно христианским мифам, на «тайной вечере» и при «распятии Христа». Наиболее крупным автором рыцарских романов является Кретьен де Труа (вторая половина XII в.), который пользовался широким успехом и имел большое число подражателей.
Лирическая поэзия французского рыцарства достигла расцвета на юге в XII— XIII вв. в так называемой «куртуазной» (придворной) поэзии трубадуров (на севере их называли труверами). Преобладающей темой поэзии трубадуров и труверов являлось изображение «идеальной любви», т. е. рыцарского служения даме сердца, ради которой рыцари подвергались всевозможным опасностям. Аристократический слой трубадуров, творчество которых наиболее ярко отражает интересы и чаяния господствующего класса, представляли богатые и знатные феодалы (Вертан де Борн и др.). Другую часть провансальских трубадуров составляли выходцы из мелкого рыцарства, жившие при дворах и замках могущественных сеньоров. Они с завистью наблюдали за ростом земельных богатств в руках католического духовенства и охотно прислушивались к голосу горожан, настроенных по отношению к церкви крайне оппозиционно. Для этой части провансальских трубадуров характерным являются откровенное преклонение перед радостями земной любви, отрицание церковной проповеди, аскетизма и ироническое отношение к церковным догматам (Арно Даниэль, Жоффруа Рюдель, Гильом де Кабестань и др.).
К числу трубадуров принадлежали и выходцы из среды горожан, происхождение которых наложило вполне определенный отпечаток на их творчество, несмотря на их жизнь в феодальных замках и службу феодалам. Именно этим поэтам принадлежали наиболее близкие к народному творчеству лирические произведения и наиболее резкие стихотворения, обличавшие католическую церковь (Бернар де Вентадорн, Маркабрюн, Пьер Видаль и др.).
В развитии французской прозы XIII в. большую роль сыграл Жоффруа Виллардуэн (около 1155—1213), один из активнейших участников четвертого крестового похода, написавший «Историю завоевания Константинополя» на французском языке.
Архитектура в изобразительное искусство
Интересы феодалов определяли господствующее направление в средневековом искусстве и прежде всего в архитектуре. Со второй половины XII столетия в Северной Франции появилась архитектура нового, так называемого готического стиля (XII—XIV вв.). Соборы готического стиля воздвигались главным образом в городах, т. е. на территории, ограниченной городскими стенами. Необходимость предельной экономии площади в сочетании со стремлением к грандиозности во многом определяли конструкцию и формы готических зданий. Характернейшей чертой готической архитектуры являлось устремление зданий ввысь, достигавшееся при помощи остроконечных стрельчатых арок, которые заменили собой полуциркульные сводчатые арки построек романского стиля. Основой готического собора являлись столбы, состоявшие из пучка высоких и стройных колонн, на которые опирались ребра (нервюры) стрельчатых арок, перекрещивающихся на очень большой высоте. Все здание, таким образом, состояло из строительных ячеек (травей), ограниченных четырьмя внутренними пучками колонн и имевших особые, выступавшие с наружной стороны здания столбы (контрфорсы), которые через связующие полуарки принимали на себя значительную часть тяжести свода. Поэтому готические соборы в отличие от соборов романского стиля не нуждались в тяжелых и толстых стенах. Здания стали менее массивными. В стенах появились огромные окна со стеклами, разукрашенными яркой живописью по стеклу (витражи). Многочисленные статуи, каменная резьба и орнаменты с растительными мотивами придавали готическим зданиям еще большую динамичность. Таковы были готические соборы в Париже, Шартре, Бурже, Бове, Амьене, Реймсе и в других городах.
При помощи великолепных готических храмов церковь стремилась внушить народным массам идеи о недосягаемой высоте божества, а также католической церкви как его представительницы на земле, и о ничтожестве самого человека. Однако готическая архитектура не может рассматриваться лишь с точки зрения того, насколько удачно она отвечала интересам католической церкви. Готические соборы свидетельствуют о громадном трудовом опыте и выдающемся художественном вкусе многочисленных поколений городских ремесленников. Соборы свидетельствуют и о возросшем техническом мастерстве горожан, непосредственно связанном с общим ростом производительных сил во Франции. Уважение, которое испытывали современники по отношению к архитекторам из ремесленных цехов, возводивших готические соборы, нашло свое отражение в том, что ряд имен этих архитекторов сохранился до нашего времени и в том числе имя Виллара из Оннекура, который оставил после себя. Целый альбом чертежей и рисунков, представляющих чрезвычайно большой интерес.
В области скульптуры в это время под влиянием народного искусства шло непрерывное нарастание реалистических тенденций. Изображения становились более жизненными, а сюжетами все чаще являлись теперь различные жанровые сцены (крестьяне за уборкой урожая, ремесленники, строящие здания, магистры, читающие лекции своим ученикам, и т.д.), а также различные народные сказки или сценки из «Романа о Лисе».
Искусство городских ремесленников нередко открыто противостояло церковному. Неизвестные городские скульпторы изображали на стенах соборов, на паперти и на хорах карикатурные фигуры клириков или животных в одежде попов и монахов. Встречались сатирические изображения и конкретных лиц — королей, епископов и богатых горожан, главным образом в виде грешников, подвергающихся адским мучениям. Как выражение оппозиционных по отношению к церкви народных настроений в резьбе и фигурах, украшавших церковные соборы, долгое время сохранялись мотивы народной мифологии и орнаментики, связанной с изображением животных. С проявлением народной самостоятельности в области искусства церковь вела такую же упорную борьбу, как и со всеми другими ее формами. Один из видных представителей католической церкви во Франции середины XII в. — Бернар Клервосский с неприкрытой злобой писал: «К чему в монастырях перед лицом читающей братии это смешное уродство... к чему здесь нечистые обезьяны? К чему дикие львы?.. Тут зверь влачит зад козы, являясь спереди лошадью, там рогатое животное оканчивается конем. Наконец, столь велико и столь причудливо разнообразие всяких форм, что ты пожелаешь скорее... провести целый день в любовании этими диковинками, чем в размышлении над божественным законом». Несмотря на все запреты, которым католическая церковь подвергала народное творчество, оно было вечно живым и неиссякаемым. В искусстве так же, как и в других областях средневековой культуры, шла непрерывная борьба народного начала с феодально-церковным.
Высокого развития в период господства готического стиля достигло искусство книжной миниатюры, которым особенно славились парижские мастера. Замечательными памятниками их искусства являются псалтырь и часослов, изготовленные для французского короля Людовика IX.
Парижский университет
В XII столетии во Франции, как и в других европейских странах, начала складываться высшая школа — университет (or латинского слова «universilas» — совокупность. Так назывались в XII в. объединения преподавателей и учащихся). Типичным средневековым университетом был Парижский, получивший в 1200 г. королевскую хартию, которая узаконивала его права, и являвшийся средоточием учащихся из различных стран Европы (обучение в средневековых университетах велось на латинском языке).
Все преподаватели объединялись в особые организации, так называемые факультеты (от латинского слова «facultas» — способность, т. е. способность преподавать тот или иной предмет). Впоследствии под словом «факультет» начали понимать то отделение университета, на котором преподавалась определенная отрасль знания. В Парижском университете имелось четыре факультета: один, наиболее многочисленный назывался «младшим» или «артистическим» (от латинского слова «ars» — искусство). Это был общеобразовательный факультет, на котором проходилось семь «свободных искусств». Кроме этого факультета, имелось три «старших» — медицинский, юридический и богословский, на которые студенты принимались лишь по окончании «артистического» факультета.
Средневековая университетская наука называлась схоластикой, т. е. «школьной» наукой. Сравнительно низкий уровень производительных сил в феодальном обществе, медленно изменявшееся состояние сельскохозяйственной техники и особый характер индивидуального труда мелкого ремесленника в городе обусловливали отсутствие подлинно научного знания в эту эпоху. Наиболее характерными чертами схоластики являлось стремление опереться на «авторитеты», главным образом церковные, и полное пренебрежение к опыту. Свои доказательства схоласты черпали прежде всего из «священного писания», а в философской аргументации они опирались па Аристотеля, трактаты которого по логике составляли основу университетского обучения на «младшем» факультете.
Самую реакционную роль в подавлении и уничтожении проблесков самостоятельной и свободной мысли в это время играла католическая церковь. Она сознательно культивировала слепое преклонение перед авторитетом «св. отцов», категорически запрещала анатомирование трупов, ставя тем самым огромные препятствия на пути развития медицины. Церковь стремилась погубить зародыши всякого знания, основанного на опыте, и проповедовала самые нелепые измышления католических богословов относительно живой природы. Развитие основанного на опыте знания в средние века и достижение известных успехов в области медицины и математики, физики и астрономии происходили вопреки непосредственному и сильнейшему сопротивлению со стороны церкви.
Оказавшись не в силах задушить нецерковные школы, появившиеся в городах Франции, и воспрепятствовать возникновению университетов, католическая церковь постаралась захватить руководство университетами в свои руки. В середине XIII столетия церковь добилась этого, начав с Парижского университета. Она изгнала из него всех противников «новых порядков» и специальной буллой папы Александра IV обеспечила привилегированное положение богословов из «нищенствующих орденов» в одном из старейших и наиболее крупных университетов на Западе (1255 г.).
Учитывая тягу учащейся молодежи к светским знаниям и в первую очередь к античной философии, ставшей в XIII в. известной на Западе (через Кордовский халифат) благодаря трудам арабских и еврейских переводчиков (Арабские переводчики делали переводы с греческого и сирийскою языков на арабский, а еврейские переводчики переводили с арабского языка на латинский.) в неизмеримо большем обьеме, чем раньше, церковь приложила огромные усилия к тому, чтобы выхолостить из «свободных искусств» всякое положительное содержание и, в частности, фальсифицировать взгляды Аристотеля в соответствии с требованиями католического вероучения. Эту работу проделали богословы из «нищенствующих орденов». «Поповщина убила в Аристотеле живое и увековечила мертвое» ( В. И. Ленин, Философские тетради, 1947, стр. 303.). Самое яркое выражение церковная схоластика нашла в сочинениях католического богослова XIII в. Фомы Аквинского, заявлявшего, что всякое познание является грехом, если только оно не имеет своей целью познание бога, и посвятившего свое главное сочинение «Сумма теологии» самой детальной систематизации католического вероучения.
Итак, убивая живое и увековечивая мертвое, церковь употребляла все силы на то, чтобы препятствовать истинному культурному развитию. Она жестоко преследовала и уничтожала духовную культуру трудящихся масс и в деревне, и в городе и подавляла малейшие проблески научной мысли. Духовное творчество крестьянских масс и та городская культура, в которой находила свое выражение революционная оппозиция феодализму со стороны трудящихся слоев города, развивались на Западе вопреки прямому сопротивлению со стороны церкви. Народ, создатель всех материальных благ, был неиссякаемым источником и ценностей духовных.