Россия, разд. Современное русское гражданское право

Ровременное русское гражданское право по составу своего главного источника - том X части 1-й Свода Законов - непосредственно примыкает к только что описанному историческому развитию, отражая на себе все его недостатки и пробелы, несмотря на то, что по своей форме свод гражданских законов является заимствованием из иностранных кодексов конца XVIII и начала XIX веков. Новые законы и уставы, появившиеся с конца 50-х годов, и судебная практика, выросшая при действии "Судебных уставов императора Александра II", в значительной степени преобразовали старое право и создали, отчасти, новую систему, далеко, впрочем, не свободную от недостатков. Судебная практика могла восполнить многие пробелы закона в составе и разработке юридических норм, но она не могла ни создать учреждений, необходимых для правильной организации юридического быта, ни придать определенность юридическим формам обладания и оборота там, где сама жизнь противодействовала этой определенности. Не могла, далее, судебная практика слить в одно целое две разрозненные группы русского гражданского общества: крестьянскую, руководящуюся обычным правом и привилегированную, для которой прежде всего и была составлена 1-я часть X тома. В конце 1880-х годов, к тому же, совершен был огромный шаг назад в развитии права, путем разделения судебной практики на два течения: одно совершающееся в общих судебных учреждениях и имеющее последним источником правительствующий Сенат, и другое, основой которого являются земские начальники, с верховной инстанцией в виде губернских присутствий. Формы обладания. Признавая основной формой обладания индивидуальную собственность, русское законодательство не дает этому институту детального развития ни в смысле точного определения правомочий собственника, ни в смысле создания и последовательной разработки соседских прав и сервитутов, ни в смысле точного определения объекта собственности, способов ее приобретения и укрепления, а также и ее защиты путем прямых исков и особенно путем детальной разработки института владения. Определяя собственность как полное и исключительное обладание вещью, русские гражданские законы не содержат, однако, норм, ясно отделяющих это исключительное обладание лица от объектов права пользования общего (см.), и сами называют право собственности, так или иначе соприкасающееся с этими правами, правом собственности неполной. Из форм зависимого владения русская жизнь знает, в сущности, лишь одну - чиншевое владение, признанное законом 1889 г. подлежащим уничтожению в главных местах его распространения (в Юго-Западном крае), как не соответствующее современному экономическому быту. Государство, однако, само устанавливает условное вечно-наследственное пользование или владение разного рода поселенцев, в видах обеспечения их участия или заселения участков пустой земли. У нас, поэтому, представляется еще невозможным установить в полной силе правило, по которому индивидуальная собственность может терпеть рядом с собой сервитут. Наши законы дают примерное перечисление некоторых сервитутов, под видом прав участия частного и угодий в чужих имуществах, но ничего не говорят о том, до каких пределов возможно обременение частных имений договорными сервитутами, и молчит даже о способах их установления и прекращения. На практике встречаются, поэтому, сервитуты, установленные нотариальным и крепостным порядком, идущие в предоставляемых ими правомочиях дальше нормального понятия сервитута и стесняющего права всех последующих обладателей имения. Русское индивидуальное обладание не охранено также достаточным образом по отношению к ближайшим соседям. Лишь некоторые виды соседского права установлены законом; многие другие, особенно отношения, регулируемые на Западе водным правом (см. Водовладение, VI, 760), почти совсем не затронуты нашим законодательством. Полному проведению в жизнь современных понятий об индивидуальной собственности на недвижимости препятствует сохранившееся до сих пор деление имений на родовые и благоприобретенные, затрудняющие обращение имений и часто заставляющее прибегать к фиктивным сделкам. Наконец, русское право сохраняет вид обладания имуществом, противоположный индивидуальному обладанию - общинное землевладение крестьян, весьма неопределенное по своей организации. Борьба различных жизненных течений, направляющая русскую поземельную политику, ведет не только к сохранению заповедных имений, но и к установлению вновь (законом 1899 г.) имений временно-заповедных. Многие формы обладания, например, пользовладение, остаются совсем нетронутыми законодательством; опорой для судебной практики по отношению к пользовладению должны служить специальные постановления о пожизненном владении родовым имением, предоставленным одним супругом другому по духовному завещанию. Редакционная комиссия по составлению нового гражданского уложения, издавшая в 1893 г. проект вотчинного устава, признает существующий порядок приобретения и укрепления прав на недвижимое имущество одной из слабых сторон наших действующих законов; начиная с 50-х годов вопрос о преобразовании этой части законодательства путем введения правильной вотчинной системы является предметом непрерывных забот законодательной власти, но она не увенчалась успехом: вышеупомянутый проект остается до сих пор не утвержденным. Недостатки существующей системы, по словам той же комиссии, "заключаются частью в отсутствии надлежащим образом организованной гласности земельных прав и в сложности и дороговизне производства по совершению сделок о недвижимом имуществе, частью же затрагивают самое существо земельных правоотношений, выражаясь в юридической неопределенности и непрочности прав, также в излишних стеснениях относительно распоряжения ими". Ввод во владение, в смысле окончательного реального укрепления прав на недвижимость, потерял практическое значение: новый приобретатель всегда рискует встретить владельца по давности, претендующего на все или часть имения. Объект недвижимой собственности, вследствие недостатков и устарелости генерального и специального межевания и отсутствия кадастра, у нас также не определен точно, и акты, хранящиеся у старшего нотариуса, не гарантируют действительного состава обладания. Виндикационный иск, разработанный гражданскими законами в деталях по отношению к ответственности добросовестного и недобросовестного владельца, является у нас ничем не ограниченным, кроме давности срока, и приобретатель всегда рискует быть вовлеченным в спор. Кредитор, дающий деньги под залог имения, не может быть уверен в том, что имеет дело с действительным собственником имения и, следовательно, рискует действительностью сделки. Сама организация залоговых отношений также полна недостатков. Проект вотчинного устава желает введения у нас западноевропейских начал так называемой ипотечной системы, но со многими ограничениями. Более решительные реформы встречают препятствие в неподготовленности к ним русского землевладения и невозможности предпринять теперь же необходимые подготовительные меры в виде кадастра, принудительной записи всех имений и т. п. Защиту владений судебные уставы предоставили мировому суду, а затем она перешла к органам, его заменившим. Но в гражданских законах теория владения совершенно не разработана. Нельзя сказать с достоверностью, защищает ли русский гражданский закон владение движимостью рядом с владением недвижимостью? Защищает ли он только владение в виде собственности или и держание alieno nomine (например, арендатора)? Им не определено с точностью, в чем состоит нарушение владения, подлежащее защите. Защита обладания движимостью устанавливается законом, гласящим, что "движимые вещи считаются собственностью того, кто ими владеет, доколе противное не будет доказано". Затем существует ряд постановлений о праве полного и неполного пользования движимыми вещами, как видах вещного права, и об "особых видах" этого пользования. Несмотря на неопределенность и неполноту закона, из толкований Сената возникла последовательная система норм обладания, которой и руководствуются теперь суды. По отношению к собственности проведены последовательные начала полноты и исключительности обладания; право собственности резко отграничено от чиншевого права и других видов временного и наследственного владения. Владение, отдельное от права собственности, сделалось в толковании Сената, и совершенно правильно, лишь вещным правом пользования, а право распоряжения, отдельное от права собственности, стало или правом управления по законному или договорному правомочию (опека, доверенность), или слилось с ограничением права распоряжения, обусловленными запрещениями, лежащими на имении. В то же время выдвинуто и понятие неполной, ограниченной условиями собственности, находящейся в руках поссессионных владельцев, государственных крестьян и другие владельцев, так как подведение ее под простое пользование было бы нарушением прав владельцев. Далее, Сенат точнее определяет право пользования общего, а другие виды общего обладания частных лиц сводит к различию собственности и сервитута, создавая сельские сервитуты пастьбы скота, водопоя и др. Устраняя давностное приобретение сервитутов и проводя начало исключительно законного и договорного их установления, с укреплением их одинаковым с собственностью порядком, Сенат подчиняет этим самым возникновение прав в чужой вещи контролю государственной власти и суда, чем в значительной степени пресекается возможность установления, под видом "прав участия частного" и "угодий в чужих имуществах", таких вещных прав, которые искажают самое право собственности. Недостатки в организации современной системы укрепления парализуют, впрочем, в значительной степени старания суда, так как старшие нотариусы иногда укрепляют именно такие права под видом сервитутов. К заслугам нашей судебной практики в области сервитутного права принадлежит также признание известного европейским кодексам сервитута, установленного волей старого собственника строения (сервитут окон в домах, построенных на одном дворе и потом проданных врозь). Не дозволяя установления сервитутов по давности, Сенат признает, однако, давностное прекращение сервитутов, в чем опять видна тенденция ограничить права этого рода. Наоборот, по отношению к дозволимым сервитутам производится возможная широта воззрения (сервитут света; решение № 64, 1895 г.). В области соседских прав Сенатом подробно разработан вопрос о взаимных отношениях имений по поводу понижения и повышения уровня проточных вод и связанного с ними подтопа прибрежной земли, права прохода и проезда, возведения строений на меже и другие, но оставлен без разработки ряд других (рытье ям, вредящих соседу, отношения по стоящим на местах деревьям и т. п.). Толкуя разделение имуществ на родовые и благоприобретенные, судебная практика стремится установить понятие родового имения согласно точному смыслу закона, не придавая ему распространительного толкования; она признает, например, благоприобретенным имение, подаренное члену рода, исключает из понятия родового имущества все объекты кроме земель и домов на собственной земле, и сильно и колеблется по вопросу о признании родовыми имуществ, перешедших по выделу и данных в приданое. По отношению к крестьянскому имуществу, судебная практика не признает общей семейной собственности на крестьянский двор, считая домохозяина единственным распорядителем, а общинное владение стремится утвердить на понятии юридического лица. Не обладая правом изменять учреждения и не имея косвенных к тому средств, судебная практика в области порядка укрепления вещных прав стремилась установить однообразный порядок оценки различных актов и действий, входящих в состав современной системы, и выяснить соотношения договорного (приобретательного) и укрепительного элементов, значение акта традиции и ввода во владение. После попыток примирить юридическое значение последнего с силой утвержденных и отмеченных в реестре крепостных дел купчих и других актов, практика пришла к убеждению, что центром тяжести в укрепительном процессе должно быть внесение актов в реестр крепостных дел, чем была отменена юридическая сила ввода во владение. В области залоговых отношений заслугой практики является признание законности совершения нескольких закладных на одно и то же имущество, что необходимо по условиям современного оборота. В области защиты владения судебной практике принадлежит установление определенных точек зрения на все почти вопросы, связанные с догмой владения. Особенно следует отметить здесь защиту, рядом с собственником, и арендатора, отказ в защите владения движимости поссесорными исками, установление состава нарушения владения. В защите обладания движимостью Сенат также становится на точку зрения современного оборота, сперва изъятием от виндикационного иска целого ряда объектов движимого обладания, а затем и проведением того взгляда, что лишь недобросовестное приобретение движимости дает право на виндикационный иск, добросовестный же владелец имеет предпочтительную перед собственником защиту. Гражданский оборот в течение XIX века, особенно второй его половины, необыкновенно возрос сравнительно с XVIII веком. Между тем юридическим его руководителем до сих пор остаются постановления об обязательствах, основанные на старых указах XVIII века и полные пробелов в самых существенных чертах. В напечатанном недавно (в "Вестнике Права") проекте постановлений об обязательствах как составной части будущего гражданского уложения, составители его так характеризуют старые русские нормы об этом предмете: "в томе X части 1-й почти нет общих положений по обязательственному праву: составлению, совершению, исполнению и прекращению договоров посвящено всего 26 статей, тогда как в законах губерний Царства Польского этот отдел заключает в себе более 300 статей, а в законах губерний Прибалтийских - около 700 статей... Постановления, относящиеся к наиболее распространенным договорам, например, к продаже, личному и имущественному найму, подряду, доверенности, не содержит в себе разрешения самых обыденных вопросов. Наконец, по некоторым договорам, например, перевозке, простому товариществу, страхованию, пожизненной ренте, комиссии, мировой сделке, законы гражданские не содержат в себе никаких правил. То же должно сказать о ведении чужих дел без поручения, о незаконном обогащении, о бумагах на предъявителя и прочее. Вообще, ни в одном отделе наших гражданских законов не встречается так много пробелов, как в обязательном праве". При таком положении дела, русской судебной практике предстояла задача создать из ничего целую систему обязательного права, ввиду сильного развития обязательных сделок в обороте. До какой степени успешна была эта работа, можно судить по следующим словам составителей нового проекта: "проект широко воспользовался весьма ценным материалом, заключающемся в решении гражданского кассационного департамента правительствующего Сената. Многие правила, установленные правительствующим Сенатом в разъяснение закона, почти целиком восприняты проектом, как например, правила о значении обмана и существенной ошибки при заключении договоров, об условиях, о договорах в пользу третьих лиц, о силе договора для участвующих в нем лиц, о делении договоров на contractus nominati и innominati, об exceptio non adimpleti contractus, об уступке требований, об очистке при возмездных договорах, и многое другое". Тем не менее судебная практика не могла охватить всех проявлений обязательственного права общими нормами, будучи принуждена ограничиваться разрешением отдельных случаев применительно к их особенностям. Отсюда справедливость отдельных решений, но отсюда же множество противоречий, колебаний и неточностей в формулировке руководящих начал. Основные начала западноевропейского гражданского оборота - принципиальное признание действительности договора в силу простого не противозаконного соглашения сторон и оценка отношений по доброй совести - долго не могли быть проведены русской судебной практикой в жизнь с желательной последовательностью: быстрый переход от старого формального правосудия к новому, основанному на доброй совести, был невозможен столько же по привычкам судей, сколько и по условиям жизни. Насадить начала доброй совести, честности и аккуратности в сделках можно было столько же путем покровительства словесным соглашениям, сколько и уважением к законности - к формам, гарантирующим одного контрагента от злоупотреблений другого. Русские законы, вследствие обилия формальных требований, предъявляемых к сделкам и отдельным их частям, затрудняли установление разумной середины между указанными целями правосудия. Опираясь на законы ради покровительства законности, судебная практика невольно должна была сразу внести в свою деятельность излишний формализм, который и послужил основанием многочисленных по ее адресу упреков (Оршанский в обзорах кассационной практики; Победоносцев , параграф 8 III тома "Курса"). Постепенно, однако, судебная практика освобождается от этого недостатка и оказывает покровительство свободному соглашению каждый раз, где это по условиям отдельных случаев представляется желательным. В настоящее время действительными признаются все словесные соглашения кроме договоров, для действительности которых безусловно предписана форма; но и в последнем случае не все договоры считаются недействительными по формальным недостаткам, а лишь те, в которых форма тесно сливается с существом сделки (договоры о переходе недвижимостей, векселя, завещания). Сенат не дает никакой обязательной схемы договоров, признавая действительным всякий договор, законный по цели, хотя бы и не имел определенного наименования или был заключен под видом другого. Поскольку требуется письменность сделок, ей дается широкое понимание: не только законные акты - крепостные, нотариальные, явочные и домашние - имеют силу доказательств, но и письма, телеграммы и т. д. В борьбе с сделками противозаконными, безнравственными, фиктивными или противоречащими современным основам оборота - свободе собственности и личности, - опорой Сената сделалась статья 1529 том X, часть 1, путем широкого толкования которой он осуществлял контроль над частной волей, вводя ее в законные границы. И здесь, впрочем, заметны колебания по отдельным вопросам: иногда воле дается больше, чем следует, простора, иногда она чрезмерно ограничивается. Во всяком случае, оценка сделок по их внутреннему содержанию проводится практикой последовательно, а отнесение многих вопросов, с ней связанных, к фактической обстановке сделки, не подлежащей контролю Сената, значительно расширяет свободу суда для борьбы с гражданской неправдой. По отношению к отдельным договорам следует указать на заслуги русской судебной практики в разработке юридической природы долговых отношений, деталей купли-продажи и имущественного найма согласно условиям современного оборота. Сенат покровительствует покупателям против обманов продавцов, квартиронанимателям против эксплуатации домовладельцев, арендаторам против нарушений их прав. В области так называемых реальных контрактов (ссуда, поклажа и др.), как чисто бытовых сделок, практика Сената даст меньше устойчивых решений; различие ссуды и займа, фиктивные сделки, совершенные под видом поклажи, отдельные правомочия сторон не находят иногда должной квалификации. И здесь причиной этому является не столько незнакомство с теорией права и последовательность воззрений, сколько разнообразие бытовых условий, при которых эти договоры видоизменяются от дружеской услуги до оборотного консенсуального контракта. Наиболее слабо поставленной в практике является ответственность за вред и убытки. Расчет убытков не допускает оценки их по убеждению судьи и требует доказательства каждого мелочного факта, как бы ни была, по убеждению суда, незначительна и умеренна претензия истца. Это отмечают и составители проекта гражданского уложения, приводя ряд литературных мнений относительно крайней затруднительности у нас процесса об убытках. Новый проект ставит себе задачу расширения свободы судьи в этом отношении. Пробелы практики объясняются и здесь неразвитостью русской экономической жизни. Широкая ответственность за правонарушения возможна при таком состоянии оборота, когда создавались прочные мерки ущербов и масштабы вины и ответственности. В процессах об ответственности за вред, причиненный железными дорогами и другими общественными предприятиями, взгляды практики шире, приемы оценки свободнее, суммы убытков крупнее. О новом проекте обязательственного права см. Уложение гражданское. В действующем семейном праве точно установлены формы церковного заключения брака, ограничен до крайних пределов развод, определены права незаконнорожденных детей; лишь в 1891 г. изданы новые правила об узаконении этих детей через последующий брак. Обеспеченная таким образом с внешней стороны, семья совсем не регулирована со стороны внутренних отношений и особенно со стороны защиты слабо поставленных ее членов. Строгая, "неограниченная" личная супружеская власть находит себе противовес лишь в уголовных законах, а не в гражданско-правовой защите личности жены, и в то же время стоит в полном противоречии с имущественной равноправностью жены, несомненно устанавливаемой гражданскими законами, хотя ей и противоречат некоторые статьи торгового права. Подробности личных отношений заменены моральными сентенциями, которыми пользуется суд для смягчения участи жен, при злоупотреблении правами мужа. Не разрешен вопрос о средствах понуждения супругов к совместной жизни. Благодаря этому молчанию судебная практика отказывает во всяком ином понуждении, кроме признания ушедшей жены не имеющей права на содержание от мужа, а мужа, оставившего жену - обязанным к выдаче ей содержания. Личные отношения родителей и детей находятся в таком же положении. Пожизненная и неограниченная родительская власть по закону есть власть в интересах отца, а не детей; ограничений ее в смысле правительственной (опекунской) защиты детей от злоупотреблений не существует; место их снова занимают моральные сентенции. Суд иногда восполняет эти пробелы, лишая родителей их власти и оставляя детей на попечение посторонних лиц. У нас нет учреждений, способных оказывать защиту детям, и неудовлетворительно организована опека, задача которой, в ее современной форме - быть заменой родительской власти не только для сирот, но и для детей дурных родителей. Отсутствие у родителей права пользования имуществом детей гарантирует права состоятельных детей, но и здесь дурная организация опеки часто препятствует осуществлению благих намерений законодателя. О действительном строе семейных отношений в России гражданские законы, во всяком случае, не дают никакого представления. В жизни эти отношения крайне разнообразны, начиная от большой крестьянской семьи, поглощающей личность жены и детей, до малой интеллигентной семьи, построенной на началах полной равноправности сторон и представлении о родительской власти, как власти в интересах детей. Такое разнообразие семейных отношений - одна из причин неуспеха реформ в этой области, но еще важнее - кроме указанного выше отсутствия учреждений и органов, способных взять в свои руки защиту нуждающихся в ней членов семьи - связь русского семейного права с правом церковным в установлении и прекращении брака. Наследственное право. Порядок законного наследования опирается до сих пор на старые законы и указы, возникшие еще при обязательной службе дворян с поместий и отчин. Сюда относится ограничение наследования женщин в нисходящей линии, полное устранение их в боковых, когда есть налицо наследники-мужчины той же линии и степени, исключение от наследования восходящих и замена его отдачей имения в их пожизненное владение, ограничения в наследовании супругов. Наиболее характерным историческим остатком в русском наследственном праве является наследование зятя и невестки в имуществе тестя и свекра (статья 1151 - 1153), восходящее к началам совместного владения отца и "припущенных" к его поместью детей; право невестки определялось здесь правом ее на прожиточную часть из имения своего мужа, находившегося в совместном владении с отцом. Право мужа на имущество свекра возникло позднее, искусственно, в интересах уравнения прав мужа с женой. Свобода завещания не ограничена обязательной долей прямых наследников; наследники не разделены на наследников в собственном смысле и легатариев (см. Легат). Ответственность наследников за долги наследодателя отличается большой строгостью. Русское право не знает ни beneficium inventarii, ни, тем более, ограничения ответственности полученным имуществом. Объяснением этому служат, с одной стороны, старые взгляды на отношения наследодателя и наследников (прежде всего отца и детей; последние отвечали безусловно за кабальные долги отца своей личностью и имуществом), с другой - неустойчивость обладания, неразвитость оборота, отсутствие ипотечной системы и гласного кредита и связанная в этим затруднительность учета долгов и стоимости наследственного имущества. Постановления русских гражданских законов о наследовании вообще преследуют только одну цель - распределение наследственного имущества между наследниками и установление общего правила об ответственности их за долги. У нас нет постановлений, гарантирующих интересы кредиторов в случае отказа наследника от наследства во вред кредиторам: нет, вообще, детальных правил, определяющих отношения наследников, кредиторов и легатариев, чем еще больше подчеркивается господство строгого начала универсального преемства в наследовании и безусловной ответственности за долги наследодателя. Положение русской судебной практики в области наследственного права более затруднительно, чем в других отделах. Будучи совершенно устарелыми, гражданские законы в этом отделе дают определенные и ясные принципы. Связанный этими нормами, суд с большим трудом может проводить в жизнь начала справедливости, согласуя старые законы с новыми потребностями быта. Низшие суды старались было и здесь выступить в защиту новых условий жизни: они пытались поколебать принцип исключения женщин от наследования в боковых линиях, установив равенство обоих полов во второй, третьей и т. д. линиях на основании молчания закона; старались прийти на помощь наследникам, устанавливая сроки для приема наследства в интересах ознакомления с ним, облегчить ответственность за долги, согласовать по возможности интересы наследников, легатариев и кредиторов и т. д. Сенат, в качестве блюстителя закона, отверг многие из этих попыток и, создав сравнительно стройную логическую догму наследственных отношений, уклонился в этом деле от требований справедливости дальше чем во всех других. Заслуга Сената заключается, однако, в установлении многочисленных частных норм, по возможности устраняющих резкость норм действующего права. Таково, например, ограничение права наследника в ущерб кредиторам, разграничение между формальным отречением от наследства и действительным его принятием, распределение долей ответственности наследников, установление состава лиц, отвечающих за долги, распределение имущества между кредиторами наследодателя и наследника, а также многочисленные, хотя и не всегда последовательные правила о приобретении наследства, утверждение в правах наследства, толковании завещательных распоряжений и т. д. Литература по истории русского гражданского права. Неволин , "История российских гражданских законов"; Владимирский-Буданов , "Пособие при изучении истории русского права"; Сергеевич , "Лекции и исследования"; Нахман, "История кодификации гражданского права"; Энгельман , "О приобретении права собственности на землю по русскому праву"; его же, "О давности по русскому праву"; Дювернуа , "Источники права и суд в древней Руси"; Ключевский , "Происхождение крепостного права" ("Русская Мысль", 1885); Дьяконов , "Очерки по истории сельского населения России" (Санкт-Петербург, 1898); Рождественский , "Служилое землевладение"; Латкин , "Лекции по истории права XVIII века" (Санкт-Петербург, 1899). - Современное право: Мейер , "Русское гражданское право" (Санкт-Петербург, 1897); Победоносцев, "Курс гражданского права" (3 тома, Санкт-Петербург, 1896); Шершеневич , "Учебник русского гражданского права" (Казань, 1896); Анненков , "Система русского гражданского права" (3 тома, Санкт-Петербург, 1894 - 8); Дювернуа, "Чтения по гражданскому праву" (Санкт-Петербург, 1898 - 9). Монографическая литература - у Поворинского, "Указатель литературы по русскому гражданскому праву" (Санкт-Петербург, 1885). Обзоры судебной практики в "Курсе" Победоносцева, у Оршанского (см.), в юридических журналах. Систематическая обработка решений применительно к статьям Свода - в изданиях Боровиковского и Гаугера, систематический сборник положений в изд. г. Вербловского , указатели: старый - Москальского и новый - Бриллианта и Шклявера (Санкт-Петербург, 1899). В. Нечаев.