— действительный тайный советник, русский дипломат, род. в Голштинии в Апенроде 30 июня (11 июля) 1711 г., ум. 20 (31) октября 1788 г. Сын голштинского чиновника, учился сначала в Киле, потом изучал право в Геттингене и вступил на службу в герцогстве Голштейн-Готторпском. В 1744 г. он был юстиц-ратом и имел какое-то неприятное служебное столкновение со своим начальником, гр. фон Дернахом; хотя дело это и уладилось благополучно, но С. не был доволен своим служебным положением и, чтобы улучшить его, он предпринял в 1751—1752 г. поездку в Петербург, к герцогу, наследнику русского престола, вел. кн. Петру Феодоровичу, хотя голштинским тайным советом такие поездки были запрещены всем служащим. В Петербурге С. успел представиться великому князю и даже заслужить его расположение; в Голштинию он вернулся в чине статского советника, вскоре за тем сделан был членом тайного совета, в 1761 году — президентом генерал-директориума; он был в это время одним из самых влиятельных деятелей в Голштинии. По воцарении Петра Федоровича С., вместе с русским посланником в Дании И. А. Корфом, был назначен на конференцию, которая должна была заседать в Берлине для разрешения распри Петра Федоровича с Даниею из-за голштинских земель; впрочем, конференция эта имела лишь одно заседание 8 (19) июля 1762 г. Екатерина II, заняв русский престол, не спешила с разрешением голштинского вопроса. С. был вызван в Россию, куда и прибыл в начале ноября 1763 г. Первое время он не занимал определенного места на русской службе, а являлся одним из советников Н. И. Панина в иностранной политике. В начале 1766 г., уже в чине тайного советника, С. был отправлен представителем от Голштинии в Копенгаген, чтобы там, совместно с русским послом, генерал-майором М. М. Философовым, покончить с Данией голштинское дело. По дороге С. останавливался в Варшаве и Берлине; из Варшавы он сообщал Панину свои наблюдения над положением дел в Польше; в Берлине, в начале мая 1766 г., имел две аудиенции у Фридриха II; на аудиенциях этих шла речь о так называемой "северной системе". Ничего положительного, впрочем, из разговоров С. с Фридрихом не вышло; он произвел только очень неблагоприятное впечатление на короля, которого ему, конечно, не удалось убедить, что "северная система" имеет в виду интересы Пруссии — да этого и не было. Панин думал заключить некоторые союзы преимущественно в интересах России, и Фридрих это, конечно, понимал. С декабря 1766 г. по 22 декабря 1767 г. шли в Копенгагене переговоры С. и Философова с датским правительством; 22 ноября подписан быд предварительный трактат, датированный, однако, 11 (22) апреля 1767 г., по голштинским делам; окончательную силу соглашение должно было получить после того, как оно будет подписано великим князем Павлом Петровичем, по
достижении им совершеннолетия. Императрица Екатерина не дорожила наследием своего супруга, которое если и давало ей основание и поводы вмешиваться во внутренние дела римской империи, то налагало, вместе с тем, на нее и тень зависимости от императора, — вмешиваться в немецкие дела она находила способы и не будучи голштинскою владетельницею. Поэтому голштинские владения были уступлены Дании в обмен на герцогство Ольденбургское и графство Дельменгорское, причем датское правительство приняло на себя уплату довольно крупных долгов, лежавших на голштинском герцогском доме, и предоставило некоторые торговые льготы русским купеческим судам в датских водах. 16 (27) марта 1768 г. С. покончил также и старые споры Голштинии с Гамбургом. Все участники этих переговоров были щедро награждены с обеих сторон.
Возвратившись после этого в Петербург, С. являлся одним из видных людей в придворных и, особенно, дипломатических кругах Петербурга. За это время с ним сблизился особенно английский посол лорд Каткарт и он постоянно доносил своему министерству о способностях С., о его влиянии в Коллегии иностранных дел. Есть все основания думать, что такие сообщения Каткарт делал преимущественно со слов самого же С., который, по-видимому, преувеличивал свое значение и, кажется, сообщал ему иногда и более точные и достоверные известия о политике петербурского правительства, известия, которые иногда, может быть, и не предназначались для сообщения их иностранным представителям; но, несомненно, что С. умел выставлять свой успех в Дании и производить впечатление человека очень способного и деловитого. Когда к концу 1770 г. наш тогдашний посол в Варшаве, кн. Мих. Никит. Волконский, стал настойчиво просить об отозвании своем из Польши, преемником его решили послать С. Ему поручено было составить записку о мерах к водворению в Польше порядка и упрочению там русского влияния; представленные С. соображения были вполне одобрены императрицею, в присутствии его самого прочитаны в Совете, в заседаниях 17 февраля 1771 г., и затем подписаны, 5 марта, в качестве инструкции ему. В Варшаву С. прибыл в середине апреля 1771 г. и немедленно же отправил к Панину очень подробное изображение состояния дел в Варшаве, с очень детальными характеристиками всех видных деятелей; подобным же характером отличались и все дальнейшие донесения С.: они все очень подробны, написаны очень уверенным тоном, но все производят такое впечатление, что их автор просто излагает свои мысли, и вовсе не дают точного и ясного представления о положении дел. К польскому правительству С. относился чрезвычайно резко и властно, от короля потребовал письменное обязательство во всем следовать его, посла, указаниям и ничуть не подвинул вперед дела внутреннего успокоения Польши и упрочения там русского влияния. Во всех личных отношениях он чрезвычайно резко проявлял все несимпатичные черты своего неуживчивого и придирчивого характера. В то же время он очень заискивал перед императрицею и между прочим отправил к ней письмо, испрашивая разрешения приступить к сочинению истории ее царствования, к чему, по его словам, он чувствовал непреодолимое стремление. В конце 1771 г. С. получил совершенно неожиданно для себя известие от Панина, что в Петербурге между ним и послами прусским и австрийским состоялось соглашение о приобретении от Польши некоторых частей. С. был, естественно, очень недоволен тем, что такое важное решение было принято окончательно без его ведома и просил об отозвании из Варшавы; в августе 1772 г. он заменен был на этом посту гр. Магн. Штакельбергом. По возвращении в Петербург С. снова принял участие в окончании голштинских дел. 21 мая (1 июня) 1773 г. подписан был в Царском Селе вел. кн. Павлом Петровичем договор с Данией, на точном основании предварительного договора 1767 г. С. был отправлен за границу и произвел обмен владений, условленный в договоре, — 5 (16) ноября 1773 г. в Киле и 29 ноября (10 декабря) — в Ольденбурге; 3 (14) декабря он передал Ольденбург и Дельменгорст князю епископу любскому, Фридриху Августу. Этим и кончилась служебная деятельность С.: во время пребывания его за границей раскрылась затеянная им в Петербурге интрига, которая сделала невозможным для него возвращение в Петербург. В точности действия С. неизвестны, но довольно определенно можно установить следующее. В течение пребывания своего в Петербурге, в 1772—73 гг., С., недовольный, по-видимому, Паниным, старался повредить ему в глазах императрицы. Разные сложные и трудные политические дела не пришли еще тогда к благополучному концу и потому оказалось возможным возбудить в императрице сомнение в том, что Панин сумеет их благополучно покончить; вместе с тем С. принял какое-то участие в заключении первого брака вел. кн. Павла Петровича и успел заслужить полное доверие императрицы; по крайней мере в течение пребывания его за границею, Екатерина, переписываясь со своею постоянною корреспонденткою, г-жой Бьелке, посылала С. поклоны и после того, как Панин был освобожден от должности при великом князе и выехал из дворца, поручила ей же передать С., что дом ее, наконец, очищен. Но в это же время С. успел склонить великого князя Павла Петровича к тому, чтоб он выдал ему письменное разрешение добиваться для него соправительства с матерью-императрицей. Неизвестно, что именно побудило великого князя открыть императрице о том, что происходило у него с С.; всего вероятнее — ему стало известно, какие подкопы С. вел против Панина, пользовавшегося величайшим уважением великого князя, и это открыло ему глаза на его нравственную личность. Императрица была чрезвычайно раздражена поступком С.; в первую минуту она хотела, чтобы он доставлен был в Петербург в кандалах; но затем ограничилась тем, что лишила его русских чинов; он был отставлен также и от голштинской службы. Последнее время жизни он провел частью в Киле, частью в своем имении Ширензее, где он жил с чрезвычайною пышностью и устроил между прочим знаменитые в свое время сады. Погребен С. в Бордесгольме. По смерти сына его, графа Карла Генриха Сальдерн-Гюндерота существует лишь потомство его по женской линии. К. Сальдерн представляет собою типичный образчик тех дипломатических деятелей, которыми кишели многие дворы в XVIII в. Не без сведений, с энергией и с умом, эти люди соединяли полную беспринципность, самую беззастенчивую готовность всякими средствами добиваться почестей и богатств, служа кому угодно, и постоянно не теряя из вида единственно одной цели — своего личного благополучия.
"Allgem. Deutsche Biographie", В. 30, 213—215, статья Гандельмана; "Сборник Импер. Русск. Истор. Общ.", тт. XII, XIX (донесения англ. послов), XXII, XXXVII (донесения прусских послов), X, ХІII (бумаги Екатерины II), LI, LVII, LXVII, LXVIII (дополнит. переписка Екатерины II); "Архив Госуд. Совета", I; Соловьев, книга VI, 419—420; Д. Ф. Кобеко, "Цесаревич Павел Петрович"; Н. Д. Чечулин, "Внешняя политика России в начале царств. Екатерины II".
Н. Ч.
{Половцов}