(по прозванию Кривой) — в первый раз имя его встречается лишь в 1580 году: 5-го сентября этого года, во время Ливонской войны царя Иоанна ІV с королем польским Стефаном Баторием, произошло сражение в семи верстах от Смоленска; девятитысячным польским войском предводительствовал Филон Кмита, а в числе русских воевод был Мих. Глеб. Салтыков. Сражение это окончилось бегством Кмиты, но Баторий не прекращал войны, и литовские воеводы продолжали зимой нападать на пограничные русские города, причем жгли их и грабили. Царь Иоанн Васильевич, живя в Александровской слободе, вручил судьбу Московского государства главным своим воеводам, которые боялись действовать решительно и только однажды отправили в Ливонию несколько соединенных отрядов, причем полковым воеводой левой руки был С. Как известно, Московское государство вело тогда одновременно две войны: с Польшей и со Швецией. 1-го января 1582 г., незадолго до заключения Запольского мира, Иоанн велел войскам собираться в Торжке, и С. был в числе воевод, участвовавших как в этом походе, так и в двух других походах, предпринятых в том же году из Новгорода для отражения шведов. Затем до 1591 года деятельность С. неизвестна; в этом году он отправляется послом в Польшу, а в 1593 году в Швецию, для заключения перемирий. Обезопасив себя на некоторое время со стороны Польши и Швеции, правительство Феодора Иоанновича должно было позаботиться о защите южных областей от нападения крымских татар и с этой целью было приказано строить новые крепости или засеки. В 1594 г. в этих работах принимал участие и С., но вероятно не особенно долгое время, потому что в конце года мы видим его уже в Москве: 29-го декабря он представлял царю прибывшего от немецкого цезаря посла Николая Варкоча для заключения союза против Турции. В 1597 г., когда для тех же переговоров приехал другой посол бурграф Донау, С. присутствовал при приеме его в Грановитой палате, будучи уже в чине окольничего. В 1598 года, по смерти царя Феодора Иоанновича, С. подписался под грамотой, которою избрали в цари Бориса Годунова. В конце 1600 г. приехал в Москву литовский канцлер Лев Сапега для заключения вечного мира; хотя условия не были приняты, Сапегу тем не менее продолжали держать в Москве.
Лишь в марте 1601 г. было заключено перемирие с Литвою на 20 лет, но в грамоте, несмотря на мольбы Сапеги, отказались именовать Сигизмунда королем Швеции и отправили ее с боярином М. Г. С—м и с думным дьяком Власьевым на утверждение Сигизмунду. Посольство выехало 13 сентября 1601 г.; в это время Сигизмунд находился в Ливонии, и не было сделано распоряжений о принятии послов, так что они вынуждены были ехать без пристава и без дачи корма. Путешествие было медленно, с остановками; глубокой осенью пришлось стоять в палатках в поле, лошади паслись по обнаженным полям, а иногда по полям покрытым снегом. Послам не только не давали корма, но запрещали даже продавать им съестные припасы и приставили к ним для этого стражу. Сигизмунд звал их в Ригу, но они дождались его возвращения и 29 декабря были представлены королю в Вильне, а затем вступили в переговоры с польскими вельможами. Заключение вечного мира оказалось снова невозможным, и 7-го января 1602 г. перемирные грамоты были переписаны слово в слово, как они были составлены в Москве. Обедая в день своего отъезда в королевском дворце, московские послы видели Сигизмундова сына Владислава, которому было тогда 7 лет, и просили дозволения поцеловать у него руку; Владислав отнесся к ним очень приветливо, встал с места, снял шляпу и велел кланяться царевичу Феодору и сказать ему, что желает быть с ним в искренней дружбе. Неудивительно после этого, что королевич Владислав произвел на С. и на Власьева самое отрадное впечатление и что они навсегда сохранили о нем восторженное воспоминание. Быть может именно во время этого посольства и под влиянием сближения с Львом Сапегой, у С. впервые явилась мысль о соединении Московского государства с Польско-Литовским под верховной властью королевича Владислава. Как бы то ни было, но возвратясь из Польши, С. стал самым ревностным сторонником так называемой "польской партии" среди московского боярства.
В 1601 г., еще во время пребывания посольства Льва Сапеги, в Москву прибыл от немецкого императора Рудольфа II гонец Мартин Шиле, и С. выпало на долю представлять его царю и подносить от него в подарок золотую цепь. В 1602 г., по возвращении из Польши, С. был послан царем Борисом на шведскую границу Московского государства встречать ехавшего в Москву жениха царевны Ксении — датского принца Иоанна. Как только Иоанн вступил у устья реки Наровы в Московскую землю — загремели пушки, а боярин С. и думный дьяк Власьев приветствовали его от имени царя и поднесли богатые дары. Вследствие неурожая во многих областях Московского государства наступил столь известный в истории XVII века голод; ямщики Московской дороги от дороговизны хлеба, падежа лошадей и большой гоньбы хотели бежать, и С. едва уговорил их перетерпеть. Естественно, что при таком положении дел ехали весьма медленно, и путешествие до Москвы продолжалось почти шесть недель; во время остановок герцог Иоанн охотился, ездил верхом, катался на лодке, или беседовал с С. и Власьевым о законах и обычаях Московского государства, видимо желая заслужить любовь Бориса и народа. С. и Власьев подробно описывали царю все, что делалось и говорилось, и сообщали даже о нарядах герцога и о цвете его кафтанов. По приезде в Москву герцог был обласкан царем и царевичем Феодором; свадьбу отложили до зимы и отправились на богомолье в Троице-Сергиев монастырь; на возвратном пути оттуда, к великому горю не только царской семьи, но и всех жителей столицы, герцог занемог и скончался. Два года спустя С. и Власьев были посланы в Германию, чтобы предложить сыну шлезвигского герцога Филиппу жениться на Ксении и стать удельным князем Московского государства. Предложение было принято с радостью, но из этого сватовства ничего не вышло, вследствие наступивших смут.
В начале 1604 г. разнесся слух о появлении в Литве царевича Дмитрия. Царь Борис не хотел показать вида, что опасается самозванца и придает значение народной молве, но вместе с тем сознавал, что следует охранять литовские границы. Он послал в Ливны войска под предлогом обороны от крымцев; воеводы этого ополчения Петр Никит. Шереметев и С., понимая действительную причину своей посылки, будто бы сказали Хрущеву, отправленному уговаривать донских казаков: "трудно против природного государя воевать". В октябре Лжедимитрий вступил в пределы Московского государства, и Борис увидал, что надо принять более решительные меры: в украинские крепости были посланы надежные воеводы, а в Брянске должно было собраться многочисленное войско под предводительством кн. Дм. Ив. Шуйского, Ив. Ив. Годунова и С. Начались сражения между ратью Лжедимитрия и московскими войсками; С. принимал участие в сражениях, а при осаде Кром, защищаемых храбрыми донскими казаками, не предупредив главных воевод, велел войску отступать в то самое время, когда следовало взять крепость приступом.
По смерти царя Бориса вступил на престол сын его Феодор. При нем С. был назначен воеводой передового полка, но вскоре открыто перешел на сторону самозванца вместе с Басмановым, который 7 мая 1605 г. объявил его царем московским. 20-го июня Лжедимитрий вступил в Москву, а через несколько дней должна была совершиться казнь кн. В. И. Шуйского, как главного распространителя в Москве слухов о его самозванстве. Во время следствия над кн. Шуйским приставами к нему были назначены С. с Басмановым, но перед самой казнью кн. Шуйский был, как известно, помилован. В царствование Лжедимитрия С. значится в числе членов Боярской Думы, переименованной самозванцем на польский лад в Сенат; когда же 17 мая 1606 г. вспыхнул в Москве мятеж против самозванца, он один из первых явился в царские покои требовать выдачи Лжедимитрия, которому остался верен только Басманов, поплатившийся жизнью за свою преданность.
Вскоре по воцарении В. И. Шуйский подверг опале тех бояр и дворян, которые были на стороне Лжедимитрия; в их числе находился и С., назначенный воеводою в Ивангород. Распространился слух, что Лжедимитрий не убит; многие города восстали против Шуйского, а затем передались Тушинскому вору. Когда кн. Мих. Вас. Скопин-Шуйский отправился за помощью к шведскому королю Карлу IX, С. не впустил его в Орешек, где был в то время воеводой, и лишь весной 1609 года вынужден был сдать город, а сам бежал в Тушино, в лагерь второго самозванца. В это время происходила осада Троице-Сергиева монастыря польскими добровольцами под предводительством Яна Сапеги и Лисовского; раз, когда поляки отдыхали и пировали между двумя сражениями, к монастырской стене подъехали боярин С. и думный дьяк Грамотин; они убеждали осажденных сдаться, уверяя, что война прекратилась, что Москва встречает Димитрия и что царь Василий Шуйский и бояре в его руках. Коварные советы не подействовали, и С. вынужден был вернуться в Тушинский лагерь ничего не добившись. В начале декабря 1609 г. туда прибыли послы от короля Сигизмунда, с целью отозвать поляков от самозванца к королю, осаждавшему Смоленск. Поляки остались этим очень недовольны и говорили, что Сигизмунд хочет отнять у них заслуженные награды и воспользоваться теми выгодами, которые они приобрели своими трудами. Гетман кн. Рожинский был первый против короля, сознавая, что он не может иметь такого значения в королевском войске, какое имел в Тушине. Положение Тушинского вора было весьма незавидно: он видел перемену в отношениях к себе и бежал в Калугу, где его встретили с радостью и почетом. С. давно уже помышлял о том, как избавиться и от него и от царя Василия Шуйского и обратиться к Сигизмунду с просьбой отпустить королевича Владислава на московский престол. Не один С. был такого образа мыслей, а потому тушинцы решили отправить к королю посольство и просить его заступничества и вмешательства в дела Московского государства. Во главе этого посольства находился С. Король Сигизмунд принял послов с великой пышностью окруженный вельможами и, выслушав речи М. Г. С—ва, его сына Ивана Михайловича и дьяка Грамотина, назначил сенаторов для обсуждения предложения посольства. Составили договор, главные пункты которого следующие: по успокоении государства Владислав коронуется в Москве патриархом; греческая вера и церковь остаются неприкосновенными; римским католикам разрешается иметь в Москве костел; поляки не получают правительственных мест, а награждаются денежным жалованьем, поместьями и вотчинами с общего совета обоих государств; без Думы и приговора бояр король не может казнить, ссылать в заточение, отнимать вотчины и дворы, понижать или повышать чином и вводить новые подати; изменение законов зависит от Боярской Думы и от земского собора; всякий имеет право свободного выезда в христианские государства для изучения наук; устанавливается вольная торговля между обоими государствами; подтверждается запрещение крестьянского перехода; положение холопов остается без перемены. Между тем как С. и другие члены посольства находились в Смоленске, в Тушинском лагере произошли смуты: кто хотел соединения с королем Сигизмундом, кто стоял за Тушинского вора, кто предлагал вступить в переговоры с Шуйским. Гетман Рожинский писал королю, чтобы он предпринял поход в Тушино, что москвичи этого желают и что царь Василий в ссоре со своим героем-родственником кн. М. В. Скопиным-Шуйским. Король оставался под Смоленском и никого не присылал для переговоров; тогда Рожинский зажег Тушинский стан и двинулся по направлению к Иосифову Волоколамскому монастырю. 12-го марта 1609 года кн. Скопин вместе со шведским полководцем Делагарди торжественно въехал в Москву и был ласково принят царем. Король Сигизмунд под Смоленском и Тушинский вор в Калуге находились в затруднительном положении; у них было мало войска и они не могли отважиться вступить в сражение с многочисленным московским войском, которым предводительствовал такой искусный полководец, как Делагарди. Оставалось одно: сблизиться королю Сигизмунду с Тушинским вором. Пока шли у них об этом переговоры, совершилось неожиданное, печальное событие: кн. Скопин занемог и через две недели скончался. Вскоре московское войско вместе со шведским выступило против поляков по направлению к Смоленску, главным воеводой был брат царя кн. Дм. Ив. Шуйский, ненавидимый ратными людьми за гордость. Король Сигизмунд отправил навстречу им войско, под начальством гетмана Жолкевского, и недалеко от Можайска, под Клушиным, произошло сражение, в котором победителями оказались поляки. Жолкевский действовал очень осмотрительно и соглашался на все условия, обеспечивавшие самостоятельность и целость Московского государства, а потому многие города присягнули королевичу Владиславу. Узнав, что дело кн. Дм. Шуйского под Клушиным проиграно, Тушинский вор обещал хорошее вознаграждение войску Яна Сапеги и двинулся с ним к Москве. Царь Василий Иванович Шуйский понимал, что ему трудно удержаться на престоле и намеревался вступить в переговоры с Жолкевским, но медлил привести в исполнение это тяжелое дело; тогда московские служилые люди сами избавили себя от "несчастного", как они выражались, царя и низвели его с престола. Во главе правления стала тогда Боярская Дума, от имени которой были разосланы по всем городам Московского царства грамоты, призывающие все население сплотиться и твердо стоять за православную веру. Временному правительству невозможно было зараз отбиваться от Жолкевского, стоявшего в Можайске, и от Тушинского вора, находившегося в с. Коломенском, под Москвой; приходилось выбирать меньшее из зол, а потому председатель Боярской Думы кн. И. Ф. Мстиславский пригласил гетмана Жолкевского для защиты Москвы от самозванца. Когда гетман остановился в семи верстах от столицы — у него с кн. Мстиславским начались переговоры. Патриарх объявил боярам, что он лишь в том случае благословляет избрать в цари королевича Владислава, если он примет православие; бояре тоже настаивали на этом, но Жолкевский отвечал, что без наказа короля он никак не может изменить договора и принимает только те условия, которые утверждены королем и на которых целовали крест С. с товарищами под Смоленском. Из добавлений к договору, сделанных теперь боярами в Москве, гетман согласился только на следующие: помогать Москве против Тушинского вора, а по освобождении от него столицы отступить с польскими войсками в Можайск и там ждать переговоров с Сигизмундом; города Московского государства, занятые поляками и самозванцем, очистить, как было до смутного времени; бить челом королю о снятии осады со Смоленска. 17-го августа 1610 г., по утверждении договорной грамоты подписями и печатями, московские жители, в присутствии гетмана Жолкевского, принесли Владиславу торжественную присягу и решили отправить к королю Сигизмунду великое посольство, с просьбой немедленно отпустить Владислава в Москву. Во главе посольства находились митрополит Филарет и кн. Вас. Вас. Голицын; им был дан наказ, и в числе главных условий признания Владислава царем московским поставлено, чтобы он принял православие в Смоленске, до прибытия в Москву. На другой день происходила присяга в Успенском соборе, в присутствии патриарха; туда явились С. и другие сторонники поляков, незадолго перед тем вернувшиеся от короля из-под Смоленска, и подошли под благословение к патриарху Гермогену. "Благословляю вас, — сказал он, — если вы действительно хотите добра государству; но если вы, ляхи, душою лукавствуете и замышляете гибель православия, то кляну вас именем церкви". Желая царствования Владислава на заключенных условиях, С., обливаясь слезами, уверял, что государство и православие спасены навеки, и получил благословение патриарха.
Оставшись под Москвою с небольшим войском, Жолкевский понимал опасность положения, так как видел, что лишь крайность заставила русских согласиться на избрание в цари иноземца, но с непременным условием принятия им православия, чего конечно не допустит Сигизмунд. В эту затруднительную минуту, из боязни Тушинского вора, бояре сами предложили Жолкевскому ввести польское войско в Москву. При этом известии народ взволновался; тогда С., Шереметев, кн. Андрей Голицын и дьяк Грамотин стали разъезжать среди толпы и уговаривали прекратить мятеж. Убеждения их подействовали, волнение утихло и поляки вступили в Москву в ночь с 20-го на 21-е сентября и заняли Кремль, Китай-город и Белый город. 21-го же сентября бояре получили от короля Сигизмунда грамоту с приказанием наградить С. и его товарищей за то, что они первые приехали из Тушина и присягнули ему; С. были пожалованы: волость Чаронда, бывшая прежде за Годуновым, а потом за кн. Скопиным, волость Тотьма на Костроме, Красное село и Решма.
Видя, что Сигизмунд, под предлогом юности Владислава, сам желает занять Московский престол и не думает о выполнении договора, Жолкевский решился покинуть Москву и ехать лично объясняться с королем. Начальником поляков в Москве остался Гонсевский, а самыми приближенными к нему людьми оказались вначале С. и дьяк Андронов, пожалованный в государственные казначеи. Вскоре Гонсевский стал распоряжаться до такой степени самовластно и не сообразуясь с московскими обычаями, что возбудил против себя недовольство даже самых преданных королю бояр, в том числе и С. В ответном письме к канцлеру Льву Сапеге С. жалуется на Гонсевского, говоря, что он слушает изменников и потакает им; что московские люди скорбят, видя нарушение королевского договора, и многие "различными тесноты и разореньем оскорблены, по приговору торгового человека Федора Ондронова; а со Мстиславского с товарыщи и с нас дела посняты, и на таком человеке правительство и вера положены". Он прибавляет, что вследствие такого положения дел некоторые дворяне и дети боярские бежали из Москвы к Тушинскому вору и многие города отложились от королевича. В другом письме С. сообщал Сапеге, что, благодаря его убеждениям, бояре и всякие московские люди послали к королю кн. Масальского с просьбой идти к Москве и очистить Калугу от Тушинского вора; со своей стороны он советовал королю оставить Смоленск и спешить к Москве. Многие ненавидели С. за преданность королю и королевичу и, завидуя его власти, старались очернить в глазах короля. Доносили Сапеге, что С. называет себя в Москве владельцем или правителем, вершит дела без приговора бояр, преследует одних, награждает других и говорит боярам, что король поручил ему всякие дела, а боярам велел его слушаться. В ответном письме С. оправдывается во взводимых на него обвинениях, ссылаясь при этом на кн. Мстиславского, на всех бояр и на всю Москву. Он уверяет также, что волости, полученные им в дар от короля, не возбудили среди бояр ни зависти, ни ропота и что с них получается не 60000 доходу, а едва только 3000, тогда как, отправляясь к королю под Смоленск, он покинул жену и детей и оставил имения больше чем на 60000, надеясь на королевскую милость.
11-го декабря 1610 года был убит Тушинский вор; уведомляя об этом короля, С. писал, что в Москве радуются и готовятся восстать против поляков, а в других городах собирается ополчение под предводительством Прокопия Ляпунова. С—в предложил боярам просить короля, чтобы он отпустил Владислава в Москву; к послам написать, чтобы они во всем положились на волю короля, а к Ляпунову, чтобы он не затевал восстания. Грамоту принесли для скрепления патриарху; когда он отказался это исполнить, С. начал бранить патриарха и будто бы даже схватился за нож, чтобы его заколоть. Патриарх осенил его крестным знамением и сказал: "крестное знамение да будет против твоего окаянного ножа, будь ты проклят в сем веке и в будущем". В конце января 1611 г. С—в и Андронов писали королю, что патриарх призывает к себе разных людей и говорит им, что если королевич не крестится, а литовские люди не выйдут из Московской земли, то не быть королевичу государем.
Между тем отовсюду собирались в Рязанскую землю ополчения, чтобы идти с Ляпуновым к Москве; как только стало известно, что войска приближаются, С. с боярами приступили к патриарху и требовали, чтобы он запретил ополчению идти к Москве. Патриарх ответил очень резко и назвал С. изменником; тогда патриарха отдали под стражу и заключили в Чудов монастырь. Разнесся слух, что король Сигизмунд не хочет отпустить сына в Москву, считая русских вероломными; москвичи пришли в исступление, более всего негодовали на С. и Андронова и требовали их выдачи. Около 3000 мятежников устремились к Кремлю и ворвались в него, но разбежались, как только была ударена тревога. Видя столь враждебное к себе отношение, С. задумал избить москвитян в вербное воскресенье, пользуясь большим стечением народа в Кремле; так как это не удалось, то он сказал полякам: "нынче был случай, и вы Москву не били, ну так они вас во вторник будут бить; я этого ждать не буду; возьму жену и поеду к королю". Во вторник на страстной неделе началась в Кремле резня русских просто из-за недоразумения. На помощь к москвичам подоспели ратные люди; тогда поляки, загнанные в Кремль и Китай-город, стали поджигать дома, причем С., живший в это время в доме И. В. Годунова, один из первых поджег свой собственный дом. Осада Кремля ратными людьми продолжалась до октября 1611 г.; осажденные бояре решили отправить к королю посольство и просить о немедленном прибытии с войском. Посольство состояло из кн. Ю. Н. Трубецкого, М. Г. С—ва и думного дьяка Янова и было отправлено, как говорилось в верющей грамоте, потому, что старые послы, как раньше писал сам король, делали не по тому наказу, какой был им дан, ссылались с Калужским вором, со смоленскими сидельцами, с Ляпуновым и другими изменниками. С. не вернулся более в Москву; это можно заключить из следующих слов "Нового Летописца": "Всего ж зла предводитель Мих. Салтыков с детьми и с племянники... в Польше зле помреша".
Остается сказать о родственных отношениях С. и о судьбе его ближайших потомков. Михаил Глебович был женат на княжне Иулиании Михайловне Звенигородской, а дочь их находилась в замужестве за кн. Юрием Никитичем Трубецким. По сведениям, помещенным в "Родословной книге" кн. Долгорукого, С. уехал в Польшу со своими сыновьями и остался там, получив от короля Сигизмунда значительные поместья в Смоленском воеводстве. В одном из пожалованных ему от короля сел, Бизюкове (в 9 верстах от Дорогобужа, на правом берегу Днепра), сыновья, после его кончины, основали около 1621 г. православный монастырь во имя Воздвижения честного Креста Господня и одарили его деревнями и угодьями. Один из сыновей, Феодор Михайлович, принял в этой обители пострижение с именем Сергия. Когда при царе Алексее Михайловиче Смоленск был возвращен России, монастырь этот, известный под именем "Крестовоздвиженского Бизюкова", был ставропигиальным, а внуки М. Г. С—ва возвратились в русское подданство. Впоследствии дочь одного из них Феодора — Александра Петровича, Прасковья Феодоровна, была избрана в супруги царю Иоанну Алексеевичу, а Феодор — Александр Петрович был возведен тогда в сан боярина.
"Собр. Гос. Грамот и договоров" изд. гр. Н. П. Румянцевым. — "Акты Арх. Эксп.", т. II и III. — "Акты Исторические", т. II и III. — "Симбирский Сборник", изд. Валуева, разр. книга. — "Памятники дипломатических сношений", т. І и II. — "Рукопись Филарета", изд. П. А. Муханова. — "Никоновская Летопись", изд. Акад. Наук, т. VIIІ. — "Летопись о многих мятежах". — "Новый Летописец", изд. кн. М. А. Оболенского, М. 1851 г. — "Сказания Авраамия Палицына". — "Русск. Истор. Библ.", изд. Арх. Комисс., т. І и II. — "Записки Жолкевского", изд. (2-е) П. А. Муханова, М. 1870 г. — Kobierziski, "Historia Vladislai". — "Сказ. Маржерета", в I т. "Сказ. соврем. о Дм. Самозванце". — "Сказания Массы и Геркмана", изд. Арх. Комисс. 1868. — Карамзин, "История госуд. Рос.", изд. Эйнерлинга, СПб. 1844 г., т. IX — XII (см. "Ключ", сост. Строевым, под именем Салтыков, Мих. Гл."). — Костомаров Н. И., "Смутное время". — Соловьев С. М., "История России с древн. врем.", т. VІII. — Долгоруков, кн. П. В., "Российская Родословная книга", ч. II, стр. 70—85.
{Половцов}