— действительный тайный советник, вице-канцлер в царствование Петра Великого, литературный деятель Петровской эпохи; родился в 1669 году, умер в Петербурге 1-го марта 1739 года. Отец барона Петра Павловича был евреем, родился в Смоленском воеводстве, после присоединения Смоленска по Андрусовскому договору к России переехал вместе со многими другими западнорусскими евреями в Москву, где принял христианство и был назван при крещении Павлом Филипповичем. Знание им иностранных языков, приобретенное еще в Польше, обратило на него внимание Московского правительства, нуждавшегося в это время при оживленных сношениях с Западной Европой в таких людях и охотно принимавшего их на свою службу. П. Ф. Шафиров был приглашен на службу в Посольский приказ, где тогда, кроме официальных бумаг, переводились с иностранных языков и целые книги, получал государево жалованье и, кроме того, как и все евреи-перекрещенцы в Москве, вел большую торговлю. Царь Феодор Алексеевич дал ему дворянское достоинство.
Петр Павлович Шафиров воспитывался уже в Москве, где получил очень тщательное по тому времени образование: он изучил французский, немецкий, латинский, польский и голландский языки, заимствовав их знание отчасти от своего отца, отчасти от иностранцев, живших тогда в Москве в большом числе. Впоследствии, в бытность свою в Турции, он успел изучить еще и итальянский язык. Деятельность свою Ш. начал, кажется, на торговом поприще. До нас дошло известие, что Петр Великий увидел его торгующим в лавке одного из своих единоплеменников и близкого родственника, богатого купца Евреинова, и что царь тогда уже обратил внимание на подававшего большие надежды молодого Ш. и назначил его переводчиком в Посольский приказ. Вероятнее, впрочем, что переводчиком он сделался исключительно благодаря влиянию отца, который устроил своего сына в том учреждении, где служил и сам, тем более что в то время, благодаря преобразовательным замыслам Петра Великого, чувствовалась особенная нужда в знающих переводчиках в Посольском приказе, игравшем такую большую роль в первый период преобразований. Как бы ни было, но с 1691 года Ш. уже служил в Приказе, где переводил с иностранных языков не только официальные бумаги, но и книги по разным отраслям знания, интересовавшие царя и могущие быть полезными, по его мнению, и для московского общества. Мы имеем известие, что Ш. были переведены с немецкого языка несколько календарей — как одно из любимых чтений московских людей того времени: "Календарь о малобывающих вещах Ягана Гендриха Фохта, королевского свейского математика на 1695 лето", "Исторический календарь" того же автора на 1696 год, "Математических хитростных тонкостей календарь на 1697 лето от Р. Х., в нем же описуется купно с провещанием и о солнечном беге, и о высоте в великости оного, також и об основательном числении солнечных и месячных затмений, сочинен в первые от Павла Гаркена, математического художника, учрежденного, письменного и сочинительного мастера града Букстегуда". Но деятельность Ш. не ограничилась одними переводами; известный дипломат Петра Великого, думный дьяк Емельян Украинцев, скоро заметил его выдающиеся способности и начал поручать ему дела поважнее перевода "математических хитростных тонкостей". В 1697 году отправлялся путешествовать за границу молодой царь и для него собиралась блестящая свита из людей наиболее способных, наиболее могущих быть ему полезными за границей. Ш. вошел одним из первых в состав этого посольства и оказался очень полезным другому знаменитому московскому дипломату, Ф. А. Головину. Головин оценил по достоинству способности молодого переводчика и начал усердно выдвигать его. Путешествие же сблизило Ш. и с самим Петром, узнавшим здесь поближе своего будущего вице-канцлера. Оказало большое влияние это путешествие и на самого Ш. Посетив Германию, Голландию, Англию и Австрию, он уже не мог остаться тем же московским человеком, хотя бы и очень передовым, каким он был до путешествия. Запад с его строем жизни, с его странными для московских людей обычаями и порядками не мог не привлечь к себе такого полурусского человека, как Ш., не мог не убедить его в преимуществе западной культуры над русской. Ш. начал более осмысленно относиться к делу реформ, так как познакомился ближе с первоисточником их, видел их пользу, понимал их значение для Московского государства. Разумеется, такой человек не мог оставаться в тени в царствование Петра Великого, стремившегося к сближению России с Европой. Царь Петр, обратив свое внимание на молодого Ш., начал выдвигать его, давать ему ответственные поручения, сделал его одним из своих помощников. Уже возвращаясь в 1698 году из-за границы, царь взял его с собой, оставив в Вене остальное посольство. Скоро представился и случай испытать дипломатические способности Ш. В 1699 году завязывалась война с Швецией. Против могущественного шведского короля соединились три государя, наиболее заинтересованных в ослаблении шведского владычества на Балтийском море: царь русский, король польский и король датский. Осенью 1699 года начались в Москве переговори уполномоченных трех государств, и с русской стороны, кроме Головина, принимал в них участие и Ш. Мы не имеем сведений о том, какова была роль Ш. в этих переговорах; но, по-видимому, им остались довольны, и уже в 1701 году его снова призвали к дипломатическому делу чрезвычайной важности: во время свидания Петра Великого с королем Августом в Бирзене он принимал деятельное участие в заключении союзного договора между Россией и Польшей о совместных действиях против Швеции. В 1703 г. его деятельность была оценена: тогдашний канцлер гр. Головин сделал его своим тайным секретарем, и с этого времени он еще чаще начинает работать в трудном при тогдашних обстоятельствах деле сношений с западноевропейскими государствами. Впрочем, в первое время Ш. не пользовался инициативой. Сопровождая постоянно царя в его беспрерывных походах и путешествиях, он большей частью состоял при канцелярии государя, вникавшего во все лично, был при нем лишь усердным исполнителем, обладавшим некоторым знанием политического положения России, исполнял поручения Петра. С другой стороны, Ш. в этот период своей деятельности успел ознакомиться с дипломатическими планами преобразователя, подготовил себя в его школе к дальнейшей деятельности и успел окончательно убедить царя в своих способностях и умении вести порученное дело. Этот, так сказать, подготовительный период его деятельности окончательно повлиял на его дальнейшую карьеру, выдвинул его из множества других сотрудников и помощников Петра, доставил ему выдающееся положение среди других птенцов великого преобразователя. Самостоятельная деятельность Ш. началась только с 1706 года, уже по смерти канцлера Головина, при его преемнике гр. Головкине. Ввиду того что при государе, беспрестанно отсутствовавшем из столицы, всегда должно было находиться лицо, ведающее сношения с иностранными державами, иностранные же послы не могли ездить всюду за Петром, оказалось необходимым разделить власть канцлера, вернее, назначить ему такого помощника который бы мог заместить его в нужном случае, которому можно было бы поручить в отсутствие Головкина, обязанного часто находиться при особе государя, ведение переговоров с послами и заведование текущими делами Посольского Приказа. Вот эти-то обязанности разделять посольские дела с Головкиным и возложены были на Ш., как на лицо, хорошо подготовленное самим Петром к дипломатической деятельности, имеющее достаточные сведения и способности для выполнения этого нелегкого дела.
В это время положение России было очень трудным. Союз, заключенный между Данией, Польшей и Россией для борьбы со Швецией, под могучим отпором, данным Карлом XII, распался: Дания уже в 1700 году была принуждена принять в Травендале мирные условия шведов, Август II был разбит и вытеснен из Польши в Саксонию, а кандидатом на польский престол выставлен был Карлом XII-м враждебный России Станислав Лещинский; сам Петр, ослабленный Нарвским поражением, держался только благодаря тому, что Карл XII не обращал на него внимания, занявшись польскими делами. Пришлось находить новых союзников, поддерживая вместе с тем готового на всякие требования шведов Августа, для того, чтобы не потерять и последнего старого. Выполнение этой трудной задачи и лежало теперь на Шафирове, на долю которого преимущественно выпадало ведение переговоров с иностранными послами, выполнение и детальная разработка дипломатических проектов Петра. Шафиров оказался на высоте своего призвания. Он умел внушить к себе доверие, умел исправлять резкости государя, умел подмечать мелочи, от которых часто зависит успех переговоров. Прежде всего ему пришлось взяться за дело привлечения новых союзников к России. Обстоятельства способствовали этому: в то время, как Россия вела ожесточенную борьбу с Швецией, на Западе велась не менее ожесточенная борьба австрийских и испанских Габсбургов и их союзников с традиционной союзницей Швеции — Францией. Разумеется, русское правительство, успехами шведского короля поставленное в критическое положение, не могло не попытаться войти в оживленные сношения с союзниками, чтобы привлечь и их против Швеции. Шафиров уже в 1706 году сделал заявление голландскому и английскому послам, что вступление Карла XII в Саксонию, как составную часть Германии, есть явная помощь Франции, что теперь союзники должны вооружиться и против Швеции, и что Россия в свою очередь не прочь вступить и в их коалицию против Франции. Однако эти заявления остались, кажется, безрезультатными. Союзники не хотели вмешиваться в шведскую войну, так как в это время и их дела шли довольно плохо. Так же неудачна была попытка привлечь к антишведскому союзу и Пруссию. Все предложения, делавшиеся Шафировым, принимались в Берлине уклончиво: Пруссия выжидала решительных событий и не решалась стать на чью-либо сторону. Несколько удачнее были переговоры с семиградским князем Ракоци. Август II был принужден заключить мир со Швецией при условии отречения от польской короны. Теперь кандидатура Станислава Лещинского делалась очень действительной, и Петру пришлось выискивать для противодействия этой кандидатуре своего кандидата, который бы, заняв польский престол, продолжал союзные и дружественные отношения к России и явился бы продолжателем политики Августа относительно Швеции. Договор, заключенный с Ракоци (4-го сентября 1707 года), доставлял Петру такого кандидата в лице семиградского князя. Россия обязалась помогать ему в достижении польского престола и деньгами, и войсками. Роль Шафирова в этом дипломатическом успехе была немаловажная. Он подготовлял этот договор через русского посла в Варшаве, князя Долгорукого; он же, вместе с Головкиным, принимал участие и в заключении самого договора. Впрочем, договор этот оказался бесполезным, так как Август вскоре успел вернуть себе Польшу. Неоднократно приходилось Шафирову заводить сношения и с Швецией, с которой Петр соглашался примириться на самых скромных условиях. Впрочем, все эти переговоры, несмотря на явную склонность к миру некоторых приближенных шведского короля, кончились полной неудачей, вследствие упорства самого Карла. В 1708 году Шафиров вместе с Головкиным принимал участие в следствии над Кочубеем и Искрой по поводу их доноса об измене гетмана Мазепы. Недостаточная обоснованность доноса и то хорошее мнение, каким пользовался Мазепа в глазах Петра, были причиной того, что заговор не был обнаружен — и Кочубей и Искра были казнены. В 1709 г. Полтавская битва явилась крупным поворотом военного счастья в пользу России, и Петр, счастливый разгромом Швеции, щедро начал награждать сотрудников, неутомимо работавших вместе с ним в трудное время почти беспрерывных успехов Швеции, когда бороться против нее, почти без союзников, было крайне тяжело. Был награжден и Шафиров. Еще в 1708 г. он получил в награду за свою неутомимую деятельность 300 крестьянских дворов. Теперь (16-го июня 1709 года) Шафиров был пожалован в тайные советники и произведен в вице-канцлеры, получив, таким образом, звание, позволявшее ему с большим простором работать на дипломатическом поприще. Вслед за Петром Великим начали награждать его и иностранные государи: Фридрих Прусский пожаловал ему орден Великодушие, а Август Польский орден Белого Орла. 30-го мая 1710 г., в день рождения царя, Шафиров получил баронское достоинство, а малороссийский гетман Скоропадский особым универсалом подарил ему два богатых села: Вербу и Понурицу. В 1709 году его же ведению были подчинены почты, находившиеся, еще со времен царя Алексея Михайловича, в ведомстве Посольского приказа.
После Полтавской битвы, круто изменившей положение России в глазах Европы, задачи русской дипломатии значительно облегчились. Сближение с Западной Европой сделалось возможным и легким. Союзники для борьбы с Швецией появились очень скоро. Уже через год после Полтавского сражения (10-го июля 1710 года) Шафирову легко удалось заключить договор с герцогом Курляндским Фридрихом-Вильгельмом о браке его с племянницей Петра, великой княжной Анной Иоанновной. Договор этот, обещая Курляндии возвращение завоеванных у нее земель, вместе с тем доставлял России протекторат над герцогством, облегчивший впоследствии окончательное присоединение Курляндии. 29-го мая 1711 года, при помощи Шафирова же, был возобновлен союзный договор с Августом Польским о совместных действиях против шведов в Померании, куда теперь переносился театр войны. Но Карлу XII, разбитому и потерявшему свою армию под Полтавой, удаюсь вооружить против России нового могущественного врага — Турцию. После Полтавской битвы он бежал в Бендеры и здесь нашел помощь и содействие у французского посланника, получившего инструкцию от своего правительства всеми силами содействовать шведскому королю, и у крымского хана, давно уже недовольного на Россию за отпор, даваемый ему каждый раз, как он пытался делать набеги на русские земли. Подкуп, имевший большое влияние на султана Ахмета III матери его и внушения сторонника Лещинского, графа Понятовского, тревожившего султана опасениями, что Россия в союзе с королем Августом имеет намерения напасть на Турцию, заставили султана склониться на сторону Швеции и объявить России войну. Петр, надеясь на помощь балканских христиан, предпринял с небольшими силами наступление на Турцию; но, обманутый валашским господарем Бранкованом, был в июне 1711 года окружен под Прутом в несколько раз сильнейшим турецким войском. Петр соглашался мириться на самых тяжелых для себя условиях. Но Шафирову с помощью подкупов удалось заключить мир на гораздо более легких условиях: туркам уступался Азов в том виде, в каком он был взят у них; новопостроенные города Таганрога, Каменный Затон и Новобогородицк на устье Самары Россия обязывалась разрушить; она также давала обязательство не вмешиваться в польские и малороссийские дела и предоставляла льготы турецким купцам в России, впрочем, при условии таких же льгот и для русских купцов в Турции. Сверх того, Карлу XII был предоставлен свободный проезд в Швецию, а русскому войску давалась возможность отступить в Россию. Шафиров и Шереметев оставались в Турции заложниками до исполнения договора. Договор этот хотя и выводил Петра Великого из безвыходного положения, но тем не менее был очень тяжел для России. Кроме того, что Азов, доставшийся Петру с таким трудом, снова уходил от него, статья относительно невмешательства в польские дела воспрещала переход русских войск через польские области, что было при наличности союзного договора с Августом и необходимости вести борьбу со шведами в Померания крайне затруднительно для Петра. К тому же Петр не решался отдавать Азова, пока Карл не выедет из Турции, чтобы не подвергнуться новым его интригам. Все это задерживало исполнение договора и ставило Шафирова, как заложника, в крайне трудное положение. Успев на Пруте отклонить заключение мира со шведами на невыгодных для России условиях, он теперь должен был постоянно выслушивать турецкие требования заключить этот мир и едва мог отговориться тем, что царь без ведома и согласия своих союзников не может действовать в этом деле самостоятельно. Выходили постоянно недоразумения из-за прохода русских войск через польские области, из-за замедления в отдаче Азова. Шведский король интриговал, старался разорвать мир и вооружить султана против России. Турки делались все настойчивее и, наконец, потребовали, чтобы в двухмесячный срок договор был исполнен. Но и через два месяца положение осталось тем же. Происки Карла XII, не жалевшего денег на подкупы и пользовавшегося к тому же помощью французского и венецианского послов и крымского хана, становились успешнее. Великий визирь, заключивший Прутский договор и благоволивший к Шафирову, был по проискам шведов смещен, и на его место был назначен новый, враждебно настроенный к России. Наконец, в исходе декабря 1711 года турецкое правительство объявило Шафирову и Шереметеву, что вследствие неисполнения мирных условий с русской стороны, султан объявляет России войну. Ш. снова завязал переговоры, чтобы выиграть время, а между тем писал царю: "не видим почитай надежды и чаем себе зело злого трактаменту и надлежит для того Вашему Величеству конечно с поспешением готовиться всеми силами к войне". Но война для Петра Великого, при напряжении всех сил для борьбы с Швецией, была невозможна, — и в такой крайности царь решился на отдачу Азова. Известие об этом пришло в Константинополь в феврале 1712 года и значительно облегчило положение Ш. К этому времени ему удалось найти и союзников: английский и голландский послы, заинтересованные в том, чтобы противодействовать влиянию Франции на турецкий двор, начали склонять султана к миру с Россией. Ш. удаюсь подкупить и муфтия, главное духовное лицо в Константинополе, имевшее большое влияние на султана. Благодаря всему этому, 5-го апреля 1712 года Прутский договор был возобновлен на 25 лет с обязательством в три месяца вывести русские войска из Польши и вводить их лишь в том случае, если шведские войска вступят в польские области. Турки обязались выслать Карла XII, но тогда, когда им это самим будет угодно Но и после этого интриги не прекращались. Шведы все еще рассчитывали вооружить Порту против России и, кроме старых союзников, — французского посла и крымского хана, — нашли и новых: Ракоци венгерского и пашу Бендерского. Успели вооружить против России и Константинопольского патриарха, которому было обещано с присоединением Малороссии распространение его власти и на эту область. Интриговали против России и тайные агенты Лещинского, и остатки двора гетмана Мазепы. Все они внушали султану, что Россия питает завоевательные замыслы относительно Турции, что необходимо для лучшего ей противодействия вознести на польский престол Лещинского. Ш. вместе с русским послом в Константинополе, Толстым, понимал, что только с удалением Карла из Турции прекратятся эти интриги, и хлопотал о высылке его. Он начал внушать визирю, что Карл хочет и его свергнуть, как сверг его предшественников. Но визирь требовал удаления русских войск из Польши, а вывести их было нельзя. Тогда Ш. подкупил мать султана и некоторых приближенных к нему чиновников и успел добиться предписания выслать Карла. Дело было почти сделано, но исполнение султанского предписания было замедлено тем, что польское правительство медлило дать разрешение на проезд Карла через польские земли. Между тем, крымский хан донес султану, что русские войска из Польши еще не выведены. Султан отправил для проверки доноса доверенное лицо, и донос подтвердился. Теперь Ахмет III, на которого, между тем, повлияли наветы французского посла, убеждавшего его, что война с Россией будет очень легка, решился разорвать с Петром. От Ш. и Толстого потребовали назначения двухмесячного срока для вывода русских войск, и когда те отказались от этого, их заключили вместе со всей свитой в Семибашенный замок. Заключенным приходилось трудно. Ш. писал царю: "Посадили нас в тюрьму едикульскую, в которой одна башня да две избы, всего саженях на шести, и тут мы заперты со всеми людьми нашими, всего в 205 человеках, и держат нас в такой крепости, что от вони и духу в несколько дней принуждены будем помереть". Султан между тем начал собирать войска, надеясь, победив Россию и, утвердив на польском престоле Лещинского, возвратить города, завоеванные Австрией в последнюю войну, и завоевать у России Украйну. Однако дело не пошло так гладко, как уверяли французы. Петр вовсе не думал покоряться без боя, к тому же и с шведским королем у султана начались несогласия. Все это привело к тому, что рассерженный султан, наконец, выслал Карла из Турции, а Ш. и Шереметева освободили из заключения и привезли в Адрианополь, где тогда находился и сам султан. Ш. воспользовался моментом и, через посредство английского и голландского послов, возобновил переговоры. Однако на этот раз от него потребовали более тяжелых условий мира: ежегодной дани крымскому хану и проведения границы между реками Самарой и Орелью. Пришлось снова подкупать приближенных к султану сановников и наконец 3-го июля 1713 года ему удалось заключить новый, уже третий по счету, мирный договор, на этот раз бывший и окончательным. Уплата дани хану была отклонена, но границу между Самарой и Орелью пришлось принять. Условия прошлогоднего договора относительно вывода русских войск из Польши и разрушения крепостей на турецкой границе были оставлены; но теперь, когда Карла XII уже не было в Турции, выводить войска из Польши было необязательно. Главное, мир достигал своей цели: Петру развязывались руки для более энергичных действий против Швеции, возможность столкновения с Турцией была устранена. Петр остался доволен миром, и в начале октября договор был ратифицирован. Ш. с Толстым получил позволение ехать в Россию и в январе 1714 года прибыл в Москву, где получил полное одобрение своих действий царем.
По возвращении из Турции, Ш. снова занял свое выдающееся положение на дипломатическом поприще. Теперь положение России улучшилось. Главный враг ее, Швеция, был разбит и с трудом продолжал тяжелую для него войну с русским царем, явившимся теперь в глазах Европы внушительной силой, с которой приходилось считаться. Со стороны Турции, благодаря стараниям Ш., опасность была устранена. Даже статьи Андрианопольского договора, ограничивавшие права России к Польше, фактически не имели никакого значения, так как, вследствие удаления Карла XII, уже не было в Турции такого человека, которому выгодно было бы настаивать на исполнении их. Впрочем, в Польше Петру Великому пришлось снова побуждать Августа II к исполнению союзного договора, от которого польский король старался уклониться с целью заключить с большими выгодами для себя отдельный мир с Швецией. России и на этот раз удалось заставить короля выполнить свои обязательства, и весной 1715 года был заключен, при помощи Ш., новый договор с польским королем, улаживавший всякие недоразумения и укреплявший поколебавшийся уже союз между Россией и Польшей. В июле того же 1715 года Ш. заключил союзный договор с Данией, которым датский король обязывался действовать против Швеции совместно с Россией и Польшей. Таким образом, тройственный союз 1700 года возобновился и окончательное поражение Швеции было лишь вопросом времени. Но теперь у России легко находились союзники и кроме Польши и Дании. Успех в войне, явно склонявшийся на сторону России, постоянные неудачи Карла XII не оставляли сомнения в результате войны, и заинтересованные в Балтийском вопросе государства старались, в союзе с Россией, сделать приобретения на счет падавшей Швеции. В 1716 году Ш. заключил договор с герцогом Мекленбург-Шверинским Карлом Леопольдом о браке его с племянницей Петра Великого, царевной Екатериной Иоанновной, предварительно устроив развод герцога с его первой женой, принцессой Нассауской. Петр Великий обязывался, вместо приданого, присоединить к Мекленбург-Шверинскому герцогству города Висмар и Вартелинд, находившиеся до этого времени во власти Швеции. Изменились и отношения Франции к России. Со смертью короля Людовика XIV французская политика в Балтийском вопросе изменилась, и вместо традиционной поддержки, с давнего времени оказываемой Швеции, французское правительство начало искать сближения с Россией, как державой, получившей преобладание в северной Европе вместо падавшей Швеции. Во время второго путешествия царя за границу сопровождавший его Ш., вместе с канцлером Головкиным, заключил (4-го августа 1717 года) в Париже соглашение с прусским и французским представителями, по которому все три договаривающиеся державы гарантировали утрехтский и баденский договоры, обязывались разрешать свободную торговлю купцам договаривающихся держав в пределах каждой из них и заключили между собой оборонительный и наступательный союз. Сверх того, Россия и Пруссия обязались принять французское посредничество при заключении мира с Швецией, а Франция обещала не вступать ни в какие обязательства по отношению к Швеции и не помогать ей ни деньгами, ни войсками. Договор этот, совершенно изолировавший Швецию и лишавший ее поддержки в Европе, явился дополнением союзного договора между Россией и Пруссией, решившейся, наконец, изменить своей выжидательной политике и принять сторону России, явно имевшей перевес над истощенной Швецией. Договор этот, обязавший Пруссию к войне с Карлом XII, был заключен еще в 1714 году и подтвержден в 1716 году. 7-го августа 1718 года Ш. заключил с прусским министром Мардефельдом новую конвенцию: договаривающиеся державы обязались принять меры, чтобы шведский король не мог вступить в Германию и Польшу и возвратить завоеванные у него земли; кроме того, в этом договоре определялось точнее число войск, которые Россия и Пруссия должны были иметь наготове против возможных попыток Швеции перенести войну на южные берега Балтийского моря. Видную роль играл Ш. и при переговорах с Швецией, начавшихся еще вскоре после Полтавской битвы и окончившихся лишь в 1721 г. Ништадтским миром. Хотя барон Петр Павлович и не принимал прямого участия ни в ништадтских переговорах, ни в предшествовавших им переговорах на Аландских островах, но он подготовил для них почву своими предварительными сношениями с голштинским дипломатом бароном Герцем, имевшим большое влияние на Карла XII, и в значительной степени через его посредство облегчил, благодаря целому ряду частных соглашений, и заключение мира.
Занятый почти исключительно внешними сношениями России, требовавшими в это трудное время особенного внимания и напряжения, Шафиров мало участвовал по внутренней преобразовательной работе Петра Великого. Как заведовавший почтами, он развил почтовое дело, завел почтовые сношения с Западной Европой, развил их также и в самой России. Шафиров вместе с другими подписал известный "Духовный Регламент" и участвовал в осуждении царевича Алексея. Несколько интереснее его торговая деятельность. Шафиров, происходивший от отца, занимавшегося торговлей, и сам в молодости, кажется, запинавшийся ею, не оставлял ее и будучи вице-канцлером; известно, что он вместе с Меншиковым держал на Белом море громадные и очень прибыльные промыслы моржового, китового, ворваньего и трескового жира, а в 1717 году, будучи во Франции, вызвался завести в России вместе с П. А. Толстым фабрику шелковых парчей, из желания, как говорит Голиков, угодить Петру, восторгавшемуся постановкой этого дела в Париже. Царь охотно обещал свое покровительство новой фабрике и в конце 1717 года издал особый указ, которым, с целью уберечь новых предпринимателей от невыгодной для них конкуренции с западноевропейскими производителями, воспретил ввоз иностранных шелковых изделий в Россию, сделав исключение лишь для персидских и китайских, и разрешил продажу изделий фабрики без пошлины на 50 лет. Однако сложность и новизна дела сказались, по-видимому, не под силу Шафирову и Толстому, занятым к тому же всегда государственными делами, и, несмотря на то, что вскоре к ним присоединился и адмирал Апраксин, фабрика работала плохо и далеко не могла "довольствовать государство российское всяких сортов шелковыми парчами", как об этом мечтали ее учредители, заводя это новое для них дело. В 1719 году они сами сознались в этом и просили разрешить ввоз шелковых изделий и из Западной Европы, но и от этого положение не улучшилось, и около 1721 года фабрика прекратила свою деятельность.
Между тем Петр Великий продолжал очень благосклонно относиться к Шафирову, и вице-канцлер получал награду за наградой: еще по возвращении своем из Турции он был награжден деревнями; в 1716 году он получил 3000 рублей прибавки к жалованью, в 1717 году был назначен вице-президентом коллегии иностранных дел, в 1719 году получил орден св. Андрея Первозванного и в 1722 году был назначен сенатором и произведен в действительные тайные советники. Но все эти милости и награды не обеспечивали Шафирова, заносчивого и склонного к интригам по природе, от всевозможных неприятностей и столкновений. Вообще среди приближенных Петра Великого не было согласия: они делились на партии, интриговали друг против друга и беспрерывно ссорились. Главных партий при дворе было две: к одной принадлежали лица из родовитых старых фамилий: князья Голицыны, Долгорукие, Гагарины, Головины и Салтыковы; другая состояла из людей новых, выдвинувшихся благодаря личным заслугам, фавору или родственным связям с царем. Во главе этой партии стоял Меншиков, опиравшийся на благоволение к нему императрицы Екатерины Алексеевны; к этой партии принадлежали также канцлер Головкин, обер-прокурор Скорняков-Писарев, некоторые другие русские сановники из неродовитых семей и иностранцы, хотя и не занимавшие высших постов в государственном управлении, но в очень большом числе находившиеся на русской службе. Шафиров, породнившийся с Гагариными и Долгорукими, стал на сторону первой партии, и когда новая партия начала оттеснять аристократов от высших государственных должностей, вступил в борьбу с представителями ее. С Головкиным Шафиров давно уже находился во вражде: еще будучи в Турции, он имел основание бояться интриг канцлера. По возвращении Шафирова в Россию интриги возобновились, приводили к открытым ссорам. И Шафиров, и Головкин жаловались друг на друга царю, тормозили начинания и действия один другого и значительно мешали успешному ходу дел. Сам деятельный и не терпевший раздоров в делах у других, Петр Великий не мог не желать окончания этих ссор и подумывал даже об удалении Шафирова от вице-канцлерства. Предполагалось сделать его сенатором с удалением от дипломатической деятельности; но Шафирову удалось, получив сенаторство, сохранить и вице-канцлерство. Около 1721 года начались у Шафирова ссоры и с Меншиковым.
Первой причиной неудовольствия между ними были недоразумения на северных морских промыслах, где как Меншиков, так и Шафиров совершали крупные злоупотребления и, кажется, чего-то не поделили между собой. Злоупотребления раскрылись, промыслы были отняты от промышленников и переданы купцу Евреинову. Но вражда этим не ограничилась. Вскоре после этого, в 1722 году, уже в Сенате, Шафиров снова выступил против Меншикова во время разбирательства дела о пожалованном светлейшему князю после Полтавской битвы городе Почепе, где Меншиков стремился закрепостить себе местных вольных казаков. Благодаря стараниям Шафирова, происки Меншикова потерпели неудачу: "мы их фальшивый приговор почти весь перечернили", писал об этом деле Шафиров Петру Великому. Но, кроме Меншикова, в деле о Почепе был сильно задет и скомпрометирован Шафировым и обер-прокурор Сената Скорняков-Писарев, ближайший фаворит временщика, стремившийся поддержать своим влиянием в Сенате дело своего патрона. И патрон, и его креатура начали, разумеется, искать случая отомстить вице-канцлеру. Случай скоро нашелся. Шафиров, как все государственные люди того времени, не был особенно деликатен в своих отношениях к казенным средствам и часто злоупотреблял своим положением и влиянием для того, чтобы обогатить и себя, и своих родственников. Как раз около этого времени, с помощью некоторых сенаторов, он составил сенатский приговор о выдаче жалованья своему брату Михаилу Павловичу Шафирову, служившему ранее в Ревизион-коллегии и перешедшему затем в Берг-коллегию. Приговор был противозаконен, так как Михаил Шафиров в перерыве между двумя службами находился полгода не у дел и за это время, по закону, на жалованье не имел права. В другое время это прошло бы незамеченным, но теперь враги Шафирова подняли дело. Скорняков-Писарев в Сенате протестовал против незаконного приговора; обер-прокурора поддержали Меншиков и Головкин, и дело было отправлено для окончательного решения к Петру, находившемуся в то время в Персидском походе. Шафиров, зная ненависть царя к взяточничеству и злоупотреблениям, имел основание опасаться его решения. Но к этому присоединилось еще новое дело по поводу некоторых злоупотреблений, допущенных Шафировым в почтовом ведомстве и открывшихся теперь благодаря стараниям Скорнякова-Писарева. В Сенате было сделано донесение, что Шафиров накладывает на почтовые пересылки произвольную таксу, утаивает доходы с почт и совершает разные другие злоупотребления. Сенат назначил комиссию для расследования дела, и при разборе его в Сенате произошла открытая ссора между Шафировым и Меншиковым. И тот, и другой наговорили много резкостей, заседание было прервано, и о случившемся было донесено государю. Следственная комиссия, наряженная по поводу этой ссоры, открыла крупные злоупотребления как Шафирова, так и Меншикова, который между тем всеми силами старался погубить своего опасного противника, действуя для этого своим влиянием на императрицу. Петр Великий, не стеснявшийся вообще с взяточниками, видевший особенную опасность для общественной нравственности в том, что сенатор, лицо, облеченное особым доверием государя, покушается на государственную казну, и недовольный в частности на Шафирова за его постоянные раздоры с Головкиным, далеко не был склонен прощать провинившегося вице-канцлера. Шафиров был обвинен в нарушении порядка и благопристойности в Сенате, в несоблюдении Высочайших указов и в злоупотреблениях по службе и приговорен к лишению чинов, достоинства и жизни. Приговор был утвержден государем, и казнь была назначена на 15-е февраля 1723 года; но уже на эшафоте кабинет-секретарь Макаров объявил помилование, — и смертная казнь была заменена пожизненной ссылкой в Сибирь. Впрочем, и это решение не было исполнено: Шафиров был оставлен в Новгороде, где и жил с своей семьей до смерти Петра Великого, потеряв все свое довольно значительное имущество и существуя лишь на казенный паек, выдававшийся ему в размере 33 копеек в день.
Таким образом, старая родовитая партия, ревностно поддерживавшая Шафирова во время его борьбы с Меншиковым, как своего представителя, была побеждена, но не уничтожена. Только могучая воля Петра Великого связывала и укрощала Долгоруких и Голицыных и смерть его сразу же могла совершенно изменить положение в обратную сторону. Императрица Екатерина понимала это, понимала и ту опасность, которая грозила ей, если бы по смерти Петра власть захватили в свои руки предстатели этой партии. Она оперлась во время на преданного ей Меншикова, интересы которого совпадали с ее собственными, и, подавив противную партию, взошла на престол. Но подавление еще не было уничтожением, и самодержавной императрице для того, чтобы чувствовать себя твердо на троне, нельзя было не считаться с этой партией; пришлось сделать ей уступку и притом такую, которая была особенно не по душе Меншикову: пришлось возвратить Шафирова, за которого сильно хлопотал и герцог Голштинский, женатый на царевне Анне Петровне и получивший в новое царствование большое влияние на дела. Еще до погребения императора, Шафиров был возвращен из Новгорода, принят милостиво Императрицей, получил снова баронское достоинство, чин действительного статского советника, должность президента коммерц-коллегии и орден св. Александра Невского. Но возвращать прежнее значение опальному вице-канцлеру было нельзя: опираясь на Долгоруких и Голицыных, он мог быть еще слишком опасным для Меншикова. К тому же, и вице-канцлерство было занято новым светилом в области дипломатия — Остерманом, который, кажется, также немало способствовал падению Шафирова. Для опального было придумано дело, за которым он мог вполне быть безопасен и для Меншикова, и для Остермана: ему поручили писать историю Петра Великого, дали для этого средства, разрешили пользование архивами и удалили таким образом от всякого участия в делах. Однако и такое положение казалось опасным его врагам: нужно было совсем удалить его из Петербурга в такое место, где он был бы уже окончательно безопасен, — и скоро остроумный на всякие интриги Остерман устроил ему новое назначение. По приговору верховного тайного совета Шафирову было предписано ехать в Архангельск для устройства там китоловной компании. Разумеется, дело было не в компании: Шафиров должен был ехать в почетную ссылку и уступить поле действия Меншикову и его приверженцам. Однако положение скоро изменилось: императрица в 1727 году умерла и на престол вступил Петр II. Теперь для Шафирова представилась новая возможность выйти из своего тяжелого положения и снова занять то место в государственном управлении, которое он занимал раньше. Долгорукие получили преобладание в верховном тайном совете, главный враг его Меншиков был сослан, и Шафиров, доехавший по пути в Архангельск только до Москвы, ежедневно начал бывать у бабки императора, царицы-инокини Елены, думая с ее помощью снова подняться. Но на этот раз его хлопоты не увенчались успехом: в Петербурге еще были сильны его враги Головкин и Остерман, инокиня-царица не могла оказать достаточного влияния на своего внука, а Долгорукие, добившись власти, совсем забыли о Шафирове, который был им важен только тогда, когда боролся с Меншиковым. Барону Петру Павловичу было приказано немедленно ехать в Архангельск и, чтобы избежать этой почетной ссылки, он принужден был подать челобитную об удалении от всех дел по болезни. Мало изменилось положение Шафирова и тогда, когда вступила на престол императрица Анна Иоанновна. Правда, он снова вступил на службу, но опять столкнулся с Остерманом, все еще имевшим основание опасаться Петровского вице-канцлера, и по интригам Остермана получил очень почетное назначение, которое удаляло его, однако, далеко от двора: он был назначен на Кавказ вести мирные переговоры с Персией. Тщетно Шафиров отговаривался болезнью и недостатком средств: средства ему были даны, а на болезни его не обратили внимания, и 30-го августа 1730 г. он принужден был отправиться на персидскую границу к генералу Левашову, ведавшему в то время все персидские дела. Здесь на него была возложена очень тяжелая задача. Еще Петр Великий взял у Персии целый ряд прикаспийских провинций, считая владение Каспийским морем важным шагом для обладания Индией, к которой он всегда стремился, и надеясь отсюда с большим успехом снова овладеть черноморскими берегами, утраченными им после неудачного Прутского похода. Но после смерти Петра, при его малоэнергичных преемниках, о движении на Индию и об овладении берегами Черного моря не думали, а содержание готового к бою войска на персидской границе стоило очень дорого и далеко не окупалось теми небольшими доходами, которые получались с завоеванных провинций. Правительство начало стремиться к тому, чтобы как-нибудь отвязаться от этих приобретений и готово было уступить их обратно Персии, но сильно опасалось, что эти берега Каспийского моря могут попасть к туркам, давно уже стремившимся овладеть ими, пользуясь слабостью персидского правительства и раздорами между претендентами на персидский престол. Разумеется, такое близкое соседство турок было бы очень неприятно русским дипломатам, так как оно угрожало бы и русским прикаспийским областям, которые русское правительство вовсе не было намерено терять. На Шафирова была возложена задача уладить это дело, отделаться от ненужных провинций, однако так, чтобы они не попали к Турции; но он не имел возможности действовать для этого самостоятельно. Остерман присылал ему целый ряд противоречивых предписаний: сперва ему было приказано очистить все земли до Куры, с обещанием, что после заключения прочного мира и изгнания турок из Персии, все земли, принадлежавшие раньше Персии, будут ей возвращены; затем было предписано только обещать уступки, не уступая ничего. Между тем турки успели разбить персов и заставили их заключить мир. Теперь персидский шах сделался уже энергичнее в отношении к русским: посланник шаха, мирза Ибрагим потребовал немедленной уступки хотя части земель, и, во избежание нежелательной войны, пришлись уступить персам часть Гиляни и при этом условии заключить договор (21-го января 1732 года). В марте шах ратифицировал договор, но дело было далеко не кончено, так как все же в Персии, при слабости собственного правительства, господствовали турки и уступить ей всех провинций теперь было нельзя. Нужно было еще много работать, но Шафиров занимался этим вяло и неохотно, стремясь в Петербург для воссоздания своей карьеры. В марте 1732 года он получил позволение вернуться и поспешно уехал, оставив положение далеко не окрепшим. Переговоры относительно прикаспийских провинций тянулись еще некоторое время, и вопрос был решен только войной с Турцией. Впрочем, Шафиров в это время был уже в Петербурге, где успел, кажется, отказавшись от соперничества с хитрым и не менее искусным дипломатом Остерманом, примириться с ним. Теперь он снова начал получать повышения и награды: уже тотчас по возвращении из Персии он получил чин тайного советника, в 1733 г. был снова сделан президентом коммерц-коллегии и сенатором, а в 1734 году был произведен в действительные тайные советники. Впрочем, опала нисколько не повлияла на его нравственность: он продолжал свои злоупотребления даже более открыто, чем он совершал их раньше. Обер-прокурор Сената Анисим Маслов в 1735 году доносил императрице: "всем непорядкам и воровству причина та, что в ревизию ни откуда не присылают счетов, а Сенат за это не взыскивает, потому что из сенаторов господин барон Шафиров, который теперь самый сильный в Сенате голос имеет, сам счетов коллегии своей уже три года не отправляет в ревизию. О прочих многих непорядках и упущениях особливо барона Шафирова и тайного советника графа Головкина, например, о конечном упущении монетных дворов теперь, по причине болезни своей, пока ваше величество не утруждаю; но, так как эти господа знают, что я молчать не буду, то составляют против меня советы и трудятся уже несколько дней, не только пересылаясь между собой по делам, но и в Сенате советуются, высылая вон обер-секретаря и секретаря". Но теперь у Шафирова не было тех могущественных врагов, какие были у него раньше, и злоупотребления проходили безнаказанно. Выступал Шафиров и еще раз на дипломатическом поприще, в 1737 году, — на Немировском конгрессе, собравшемся из представителей России, Турции и Австрии с целью прекращения войны, начатой Россией в союзе с Австрией для устройства персидских дел и для возвращения Азова и Черноморского побережья. Победы Миниха должны были сделать турок уступчивыми, но непомерные требования, заявленные Австрией и ее двусмысленное поведение сделало невозможным какое бы то ни было соглашение. Конгресс окончился безрезультатно и война продолжалась. Умер барон Петр Павлович Шафиров в Петербурге 1-го марта 1739 года, на 60-м году от роду.
Кроме своей государственной и дипломатической деятельности, Шафиров известен и как писатель по вопросам истории. Впрочем, в этой области его занятия не были плодом собственной инициативы: он писал по преимуществу по поручению правительства, стремившегося создать, так сказать, официальную науку путем учреждения Академии, заведения типографий, издания книг и проч. Главным трудом Шафирова было: "Рассуждение, какие законные причины его царское величество Петр первый царь и повелитель всероссийский и протчая, и протчая, и протчая: к начатию войны против Короля Карола 12, Шведского 1700 году имел, и кто из сих обоих потентатов в время сеи пребывающей войны более умеренности и склонности к примирению показывал, и кто в продолжение оной с толь великим разлитием крови християнской, и разорением многих земель виновен; и с которой воюющей страны та воина по правилам христианских и политичных народов более ведена. Все беспристрастия фундаментально из древних и новых актов и трактатов, також и из записок о воинских операциях описано, с надлежащей умеренностию и истинной. Так что в потребном случае может все, а именно: Первое оригинальными древними, меж коронами Российской и Шведской постановленными трактатами, грамотами и канцелярскими протоколами, також многое и без пристрастными Гисториями со стороны российской доказано, и любопытным представлено быть; с соизволения Его Царского Величества всероссийского собрано и на свет издано в царствующем Санкпитербурхе, Лета Господня 1716, а напечатано 1717". Книга напечатана in f°, 10 стр. нумер. (посвящение), 1 лист ненумер. (вступление) и текст на 128 стр. Кроме первого издания, было еще и второе, отпечатанное в 1721 году. Книга эта была написана, по-видимому, по поручению Петра, которому принадлежат в ней многие места и все заключение. Цель ее была убедить русское общество в необходимости этой войны, так как "многие о сей тягости негодуют, одни для незнания, другие по прелестным словам ненавистников, зря отечество наше возвышаемо Богом, третий понеже тунеядцы ныне не вышней степени суть". Автор обвиняет в продолжительности войны шведов, их же обвиняет и в ведении войны не по "правилам христианских и политичных народов". Книга написана очень толково и дельно; Шафирову удалось справиться с своей задачей и действительно доказать целым рядом приложенных в конце книги документов законность русских притязаний на прибрежье Балтийского моря. Источниками служили, кроме русских пособий и документов, извлеченных Шафировым из архивов, и сочинения иностранных писателей, особенно "славного историка Пуфендорфа". Вебер свидетельствует, что книга эта печаталась, между прочим, для опровержения одного распространенного в Европе сочинения о Карелии и Ингерманландии, написанного каким-то шведом. Впрочем, позднейшие исследования показали, что инициатива издания подобной книги принадлежит русскому агенту в Лондоне Ф. С. Салтыкову, приславшему Петру Великому в 1713—1714 годах между другими проектами и проект написать "объявление претенцы и короны российской на несколько части провинции и Лифляндии и на целые провинции Карелии и Ингрии, которые ныне отыманы от короны шведской". Шафиров, которому, как специалисту по дипломатическим делам, был передан на рассмотрение этот проект, воспользовался мыслью Салтыкова, но обработал тему по своему, и только в той части труда, которая излагает "древние причины к начатию войны", заимствованы им некоторые мысли у автора проекта. Книга эта была переведена по поручению Петра и на немецкий язык, чтобы быть более доступной европейской публике, и в том же 1717 году появилась за границей под заглавием "Raisonnement was für rechtmässige Ursache Se. Cz. Majest. Petrus der Erste Czaar der Reussen etc. etc. etc. gehabt den Krieg wieder den König in Schweden Carolum den ХII-ten А Christi 1700 anzufangen".
Кроме "Рассуждения", Шафирову принадлежит еще "Дедикация или приношение царевичу Петру Петровичу о премудрых, храбрых и великодушных делах его величества государя Петра I", составленная в тоне панегирика преобразователю и напечатанная вместе с "Рассуждением" в виде предисловия к нему. Начал Шафиров работать и над историей Петра Великого, порученной ему Екатериной I в 1725 году. Здесь, однако, он не сумел справиться с трудной темой, требовавшей очень большой подготовки, и при ясном и верном понимании тех задач, которые должен был разрешить, не умел найти материалов для работы, не умел воспользоваться и теми материалами, которые должны были находиться под руками у него же, как современника и сотрудника Петра. К тому же и придворные интриги, от которых он не отрешился и в это время, скоро отвлекли его от этой важной работы, и история Петра Великого осталась только в проекте.
Ш. был очень интересным и вместе характерным явлением своего времени: человек низкого происхождения, он исключительно благодаря своим способностям достиг высокого общественного и служебного положения и даже непонятным образом сделался представителем интересов совершенно противоположных ему по происхождению людей старинных боярских фамилий, и противником той группы деятелей, к которой наиболее подходил по своему происхождению. Человек несомненно выдающихся способностей, Ш. обязан был своим возвышением, как и Меншиков, личным заслугам и вместе с тем явился ревностным противником того же Меншикова; интригуя против фаворита государева и стремясь погубить его раскрытием его злоупотреблений, Ш. сам совершал не менее тяжелые злоупотребления. Как дипломат, Ш. был очень деятелен и полезен: обладая гибким умом, зная хорошо международные отношения в Западной Европе и знакомый в то же время с теми основными принципами отношений между государствами, которые тогда заменяли наше международное право, одаренный хорошей памятью и большим тактом, он осторожно держал себя с иностранными дипломатами, умел пользоваться обстоятельствами и извлекать из них выгоды; вместе с тем, понимая общие задачи внешней политики России и сочувствуя им, он толково и целесообразно разрабатывал частные вопросы русской политики, приноровляя их к общей цели, ставя их в связь и единение с общими политическими тенденциями. Но, безупречный в сфере дипломатии, Ш. далеко не был таким же безупречным в тех случаях, когда являлась возможность обогатиться на счет казны. В значительной мере это объясняется той распущенностью, которая господствовала в тогдашнем обществе, когда все, даже, по-видимому, самые богатые и честные люди, не считали для себя зазорным брать взятки и утаивать государеву казну. Как культурная личность, Ш. стоял гораздо выше своих современников: сам нерусского происхождения и хорошо зная запад, при своем природном уме, он действительно любил образование, хотя, как и многие другие русские люди его времени, смотрел на него не как на необходимость, а как на известный умственный комфорт; он много читал, завел у себя хорошую по тому времени библиотеку, имел сравнительно солидные познания, преимущественно по государственным наукам и истории, обладал хорошим и ясным слогом, — короче, был вполне европейцем, одним из образованнейших людей своего времени. В частной жизни интриган и часто заносчивый и несдержанный, он умел, однако, быть и любезным, и предупредительным. Ассамблеи, которые он устраивал, славились в Петербурге; он умел окружить себя комфортом и роскошью, его дом отличался особенными удобствами. Вообще говоря, эпикуреец в частной жизни, недостаточно развитый нравственно, образованный и начитанный, умный и деятельный, но хитрый и пронырливый, Ш. был типичным представителем русского общества первой половины XVIII века.
Барон Петр Павлович Ш. был женат на Копиевой, от которой у него был сын Исай (см.), не оставивший мужского потомства, и пять дочерей.
Терещенко, "Обозрение жизни сановников, управлявших иностранными делами в России", т. III; Соловьев (изд. товарищ. "Общ. Польза"), тт. III, IV; Львов, "Летопись подробная до полтавской битвы" (СПб. 1798); Голиков, "Деяния Петра Великого (passim); Устрялов, "История царствования Петра Великого"; митр. Евгений; "Словарь светских писателей"; Бантыш-Каменский, "Словарь достопамятных людей", т. III; Бантыш-Каменский, "Собрание дипломатических сношений России"; Беляев, "Кабинет Петра Великого (СПб. 1800); Пекарский, "История Академии Наук"; Пекарский, "Наука и литература в России в царствование Петра Великого"; Семевский, "Царица Прасковья"; Павлов-Сильванский, "Проекты реформ в царствование Петра Великого" (СПб. 1897); Арсеньев, "Царствование Екатерины I"; Арсеньев, "История царствования Петра II"; Петров, "История С.-Петербурга"; Петровский, "Сенат в царствование Петра Великого"; Саитов, "Петербургский Некрополь"; "Письма о России дюка де Лириа"; "Дневник камер-юнкера Берхгольца"; Записки Миниха, Рондо, Бассевича, Манштейна; "Письма гр. И. Р. Паткуля" (М. 1806); Штелин, "Подлинные анекдоты о Петре Великом"; Архив князя Воронцова"; Ефремов, "Материалы для истории русской литературы" (СПб. 1867); Доклады и приговоры Правительствующего Сената в царствование Петра Великого"; Берх, "Собрание писем Петра Великого"; Карнович, "Богатства частных лиц в России"; Хрущов, "Очерк ямских и почтовых учреждений"; "Письма и бумаги Петра Великого" (изд. под ред. А. Ф. Бычкова); Баранов, "Описание сенатского архива"; "Русский Вестник", 1861, VII; "Древняя и Новая Россия", т. III; "Исторический Вестник" 1880, I, II, 1882, VIII, 1884, XV, XVI, XVII, 1886, XXV, 1891, XLVI; "XVIII век", т. III; "Русское Обозрение" 1894 г., № 2; "Вестник Европы" 1872 г. III, 32, 54, 57; "Русская Старина" 1872 г. III, V, 1875 г. XII ч.; "Журнал Министерства Юстиция" 1859 г. № 1; "Русский Архив", 1868, 1869, 1903, тт. II, III; "Северный Архив" 1823 г. ч. V, №№ 2 и 3; "Журнал М. Н. Пр.", 1843 г. ч. XXXVI, 1844 г. ч. XLI; Герье; "Сборник писем и материалов Лейбница, относящихся к России и Петру Великому"; "Журнал или дневная записка похода государя Петра I с войском и флотом противу турок и шведов"; "Сборник Русского Исторического Общества" тт. V, VI, XI. XX, XXV, XXXIV, XXXIX, XL, XLIX, L, LII, LV, LVI, LVII, LVIII, LXI, LXIII, LXIX, LXXIV, LXXVI, LXXIX, LXXXI, LXXXIV, XCIV. Словарь К. Крайя, XII 219—220; Энциклопедический словарь Ефрона, т. 77, стр. 217—218; Энциклопедия военных и морских наук, VIII, 329.
Е. Лихач.
{Половцов}
Шафиров, барон Петр Павлович
(1669—1739) — известный дипломат Петровского времени. Начал службу в 1691 г. в том же посольском приказе, где служил и его отец, Павел Филиппович, переводчиком. Впервые выдвинул его, дав титул тайного секретаря (1704), Головин, преемник которого Г. И. Головкин переименовал его в вице-канцлера. В этом звании он по большей части и управлял посольским приказом. Сопровождая Петра Великого во время его путешествий и походов, Ш. принимал участие в заключении договора с польским королем Августом II (1701) и с послами седмиградского князя Ракоция. В 1711 г. Ш. заключил с турками достопамятный Прутский мир и сам вместе с графом M. П. Шереметевым остался у них заложником. По возвращении в 1714 г. в Россию заключил договоры: 1) в 1715 г. с Данией, о взаимном содействии против шведов; 2) в 1716 г., относительно бракосочетания царевны Екатерины Иоанновны с мекленбург-шверинским герцогом Карлом-Леопольдом и 3) в 1717 г., с Пруссией и Францией, о сохранении мира в Европе. Около 1716 г. Ш., по поручению Петра Великого, написал знаменитое "Рассуждение о причинах войны", которое было дважды напечатано (в 1716 г. и в 1722 г.) и в котором борьба со шведским королем была представлена как необходимость, вызванная существенными потребностями государства. В "заключении" к нему Петр I проводил мысль о необходимости довести дело до конца и не мириться, прежде чем не обеспечено будет обладание Балтийским морем. Ш. написал около этого времени и "Дедикацию, или Приношение царевичу Петру Петровичу о премудрых, храбрых и великодушных делах его величества государя Петра I". В 1723 г., за известное "дело Ш. со Скорняковым-Писаревым" (см.), Ш. был лишен особой комиссией из 10 сенаторов чинов, титула и имения и приговорен к смертной казни; последнюю Петр I заменил ссылкой в Сибирь, но на пути туда позволил ему остановиться "на жительство" в Нижнем Новгороде "под крепким караулом", где ему со всей семьей отпускалось на содержание в день 33 коп. Императрица Екатерина I, немедленно по восшествии на престол, возвратила Ш. из ссылки, вернула ему все отнятое, сделала президентом коммерц-коллегии и поручила составление истории Петра Великого. В 1730 г. он ездил, в качестве полномочного министра, в Гилан, где заключил торговый и мирный трактат с персидским шахом; в 1733 г. снова сделан сенатором; в 1734 г. участвовал с графом Остерманом в заключении торгового трактата с Англией; в 1737 г. участвовал в заключении Немировского трактата.
Сын его Исай Петрович (1699—1756), обучавшийся за границей, служил сначала в герольдмейстерской конторе, потом переводчиком при отце, впоследствии советником в вотчинной и коммерц-коллегиях (до 1740 г.). За пристрастие к спиртным напиткам и карточной игре содержался, по повелению императрицы Елизаветы Петровны, несколько лет в московском Донском монастыре, где, вероятно, и умер.
В. P—в.
{Брокгауз}
Шафиров, барон Петр Павлович
сын П. Ф. Шафирова (см.), вице-канцлер, сенатор 1730 г., написал "Рассуждение о причинах к начатию войны с Карлом ХII" 1717 г.; род. 1670 г., † 28 февраля 1739 г.
{Половцов}