— поэт. Род. в Гродне в 1840 г. в ортодоксальной семье, ум. в Петербурге в 1900 г. Юность Ш. протекла при весьма тяжелых условиях; отец преследовал сына за то, что тот, увлекшись просветительными идеями, занимался таким "несерьезным" делом, как писание стихов. Ш. покинул родной город, побыл в Вене у Смоленскина, который являлся в ту эпоху кумиром прозревших "маскилим". Изучив фотографию, Ш. направился в Петербург, где первое время очень бедствовал. Когда он сильно занемог, в нем приняла участие русская девушка; Ш. вскоре крестился, и они повенчались. Через несколько лет Ш. добился материального благополучия, став придворным фотографом. К концу 70-х годов, с усилением антисемитизма, у Ш. стал назревать душевный перелом, и он переродился в национального певца. Сначала Ш. еще остался верным традициям обличительного направления и в своем обращении "к певцам моего народа" (El meschorere batami, 1878) скорбит о том, что народ спит сном непробудным, и "подобно льду" его ум закоченел. Погромы 80-х годов потрясли поэта; он со жгучей болью вспоминает о "своем позоре". Целые годы Ш. писал обличительную поэму "Ha-Ab we-ha-Веn" ("Отец и сын"), в которой хотел излить весь накопившийся в нем гнев. Поэма не увидела света, опубликованы лишь незначительные отрывки; но и по ним можно судить, что поэма не удалась, да и не могла удаться. Озлобленный и ожесточенный, Ш. хотел стать певцом "крови и слез", а его муза по основным своим свойствам этому не соответствовала. В своих произведших в 80-е годы весьма сильное впечатление "Schire Jeschurun" ("Ha-Assif", IV, 1887) поэт, чтобы отомстить за национальную катастрофу, просит "огня из ада, смолы и серы из Содома и Гоморры, чтобы испепелить весь мир", но его муза, тем не менее, поет не о гневе и мщении, а о тоске и скорби. Жутью веет от песни "Kisebabuni Kelabim", в которой поэт скорбит о великой трагедии, о "величайшем божьем проклятии" еврейского народа — о его бессмертии... Вдохновителем музы Ш. является не Бог гнева и мщения, а великий образ материнской скорби — праматерь Рахиль, оплакивающая гибель своих детей. Ей, молчаливой и прекрасной, поэт поет свою лучшую лирическую песню "Be-sadmot Bet-Lechem". Щемящей скорбью проникнуты и его лучшие поэмы "Mi-chesjonot Bat-Ami", посвященные воспоминаниям далекого детства. То, от чего Ш. в дни юности отвернулся с негодованием и проклятием, его муза расцветила красивыми узорами, окутала серебристыми лунными лучами, облила благоуханием поэзии. Поэт рвется к давно забытым воспоминаниям детства, к примитивному патриархальному укладу жизни, к наивным народным верованиям; ощупью, инстинктивно он стремится к народному творчеству, к художественной обработке народной поэзии, чувствуя в этом свое призвание. Ему приходится при этом бороться с почти непреодолимыми препятствиями. Его муза чутко улавливала ритм и интимную красоту народных сказаний и легенд, но рассудочный поклонник превыспренной "мелицы" и риторики был еще слишком силен в Ш., и его скорбная муза задыхалась в путах обветшалых форм. Временами ей все-таки удается вырваться на волю; и Ш. тогда с большой художественной законченностью передает трогательную молитву еврейской женщины при благословении субботних свечей (Birchat ha-nerot) и творит прелестную легенду о покоящемся в чарах сна царе Давиде. Ш. долго носился с мыслью поселиться в стране предков и там провести остаток своих дней; его сразила скоропостижная смерть. Избранные стихотворения Ш. опубликованы изд. Тушия в 1911 г. (Schirim nibcharim). Поэма-сатира Ш. "Sedom" (к делу Дрейфуса, 1899) поэтической ценности не имеет.
Ср.: "Achiassaf", VIII, 394—5; J. Fiсhmаnn, предисл. к избранным стихотворениям Ш.; С. Цинберг, "Новый Восх.", 1911, № 48.
С. Ц.
{Евр. энц.}