Скавронские

— графы, родственники императрицы Екатерины I Алексеевны. Вопрос о происхождении графов С. связан с вопросом о происхождении императрицы Екатерины I. Происхождение же ее, несмотря на целый ряд посвященных этому вопросу исследований, мало выяснено. В этом отношении все, даже и наиболее ранние, известия крайне противоречивы: одни считают несомненным фактом лифляндское происхождение Екатерины, другие шведское. В зависимости от происхождения императрицы определяется и степень родства ее со С. Родоначальник рода С., Карл Самуилович, одними источниками признается родным братом императрицы; другие же источники, более осторожные, констатируют только факт близкого родства императрицы с лифляндским крестьянином. Недоговоренность наиболее ранних источников о происхождении Екатерины Алексеевны кроется прежде всего в неблагоприятных условиях, которыми обставлена была сама возможность собирания подобного рода сведений. Высокое положение, выпавшее на долю мариенбургской пленницы, являясь интересной темой для самых разнообразных толков и предположений, давало вместе с тем немало работы тайной канцелярии. Обещание смертной казни "за непристойные и противные слова против персоны ее императорского величества" не увеличивало числа охотников производить розыски о происхождении Екатерины І. И по прошествии нескольких десятков лет с ее смерти условия собирания сведений о ее происхождении не изменились; один из иностранцев, живший в Петербурге в конце 80-х годов ХVIII в., писал: "В Петербурге не только было бесполезно, но даже опасно наводить справки о происхождении Екатерины, хотя бы с научной целью". Екатерина Алексеевна, влияние которой на мужа все увеличивалось, не особенно сама стремилась к розыскам своей родни. Впервые, по-видимому, вспомнила она о своих родственниках в 1714 г., когда Петру Бестужеву, русскому генерал-комиссару при курляндском дворе, передан был указ ее величества, "дабы в Крышборхе сыскал фамилию Веселевских и Дуклясов". Результатом этого розыска явилось донесение его из Риги от 25-го июня 1715 г., где впервые упомянуты С., носившие тогда еще прозвище Сковородских: "Вильгельм Ган, курляндец, у него четыре сестры... Вторая сестра Дорота была за Сковородским, имела два сына и четыре дочери, была Лютерскова закону; один (сын) Карл, другой Фриц в польских Лифляндах, одна дочь Анна, другая Доротея, обе в польских Лифляндах замужем; третья, Катерина, жила в Крейсбурхе у тетки своей Марии Анны Веселевской, которую в 12 лет возраста ее взял в Лифлянды шведский мариенбургский пастор, четвертая, Анна, в поветрие умерла". Слова приведенного донесения о третьей дочери Дороты Сковородской — Катерине, жившей в Крейсбурхе у тетки, по-видимому, устанавливают с полной очевидностью факт самого близкого родства первого поколения С. к императрице. Русские родословные книги всецело принимают показание донесения Бестужева. Родоначальником рода С., Ефимовских, Гендриковых считают они Самуила С., женатого на Доротее Ган. Сыновей Самуила, Карла и Феодора, получивших 5-го января 1727 г. графское достоинство, и дочерей, Анну Ефимовскую и Христину Гендрикову, родословные книги называют родными братьями и сестрами императрицы Всероссийской Екатерины Алексеевны. Найденные в самое последнее время документы Упсальской библиотеки, представляющие доказательства полушведского (по отцу) происхождения императрицы Екатерины, колеблют в значительной степени установившийся взгляд как на исключительное лифляндское происхождение императрицы, так и на степень родственных ее отношений к С. Письмо пастора Гельстадиуса от 29-го июля 1725 г. и записка неизвестного автора, найденные в Упсальской библиотеке, называют отцом Екатерины полкового квартирмейстера Эльфсборгского полка Иоанна Рабе, из Гермюннаведа, "расположенного в Вестерготланде, Эльфсборгском лене, Осском уезде, Ронгндальской общине и Tоapпском приходе". Около 1674 г. Иоанн Рабе ходил со своим полком в Лифляндию, где он и женился на вдове Елизавете Моритц из Риги. Вскоре полк был возвращен на родину и Рабе с женою поселился в Гермюннаведе, где у него и родилась дочь Екатерина, впоследствии императрица. По смерти Иоанна Рабе, жена его переселилась на свою родину, где и очутилась в очень бедственном положении. Дочь ее Екатерина впоследствии принята была в дом пастора Глюка. Признавая достоверность сведений, сообщаемых шведскими источниками, психологически легче объяснить сравнительно равнодушное отношение Екатерины к будущим графам С.: Сковородские не столь близки ей по плоти, чтобы стоило из-за них намеренно вскрывать свое печальное прошлое, притом в то время, когда будущее еще не достаточно определенно. Наведя справку через П. Бестужева в 1715 г. о фамилии Веселевских и Духлясов, Екатерина, видимо, ничем не выразила к ним своего участия. Случайные обстоятельства заставили ее вспомнить о своей родне. Автор книги "Russishe Günstlinge", с чужих слов, сообщает следующий анекдот: "Когда блаженной памяти император Петр І, по завоевании Лифляндии, много раз предпринимал, в сообществе Екатерины, путешествие в Германию, то случилось, что однажды он присутствовал в рижской цитадели при греческом богослужении. При выходе из церкви к ним приблизилась престарелая женщина со многими детьми, которые были из ленневардских крепостных, и переговорила с императрицею. Екатерина дала понять старушке, чтоб она шла спокойно домой, что она о ней позаботится. Когда императрица возвратилась из Германии в Петербург, из столицы был получен тогдашним генерал-губернатором Лифляндии и генерал-фельдмаршалом Шереметевым секретный приказ, чтоб он тех ленневардских крепостных, которые родом из Литвы, немедленно переслал бы самым почетным образом из Риги в Петербург. Получив такой приказ, фон Вольфеншильд (владелец Ленневарда) отправился сам в Ригу и хотел там принести жалобу по поводу людей, отобранных из его имения. Он был, однако, вскоре удовлетворен. Отвезенная в Петербург старушка выпросила себе, как мать императрицы, обеспечение на спокойную жизнь. Дети, бывшие при ней, были определены в школу, чтоб чему-нибудь подучились. Ее сын и ее дочери были впоследствии основателями известных еще и поныне в России и возведенных в графское достоинство фамилий Скавронских, Гендриковых и Ефимовских. Крестьянам в Ленневарде хорошо известно, что Екатерина вышла из их среды и они мечтают, что многие из них — родня императорской фамилии. В действительности, первая встреча Екатерины с ее лифляндской родней и последовавшая затем перемена в судьбе С. происходили далеко не так, как передавала о том людская молва. Когда в мае 1721 г. Екатерина находилась с императором в Риге, явилась ко двору крепостная Христина Сковорощанка, показывала, что она сестра государыни, и просила допустить ее до ее величества. "Та женка была у ее величества и паки отпущена в свой дом", причем выдано ей было 20 червонных. С 1722 г., по Высочайшему повелению, генерал-фельдмаршал князь Репнин начинает наводить справки о родственниках государыни. Князь Репнин составил себе самое неблагоприятное мнение о родне государыни: они "безопасно" говорят о себе, многим разглашают о своем отношении к государыне, наконец, люди "глупые и пьяные". Дело, возложенное на Репнина, было трудно и щекотливо. Приходилось арестовывать людей, притом еще крепостных, не открывая господам этих крепостных настоящей причины ареста; приходилось постоянно следить, чтобы розыски не производили излишних толков, чтобы, наконец, сами С. вели себя по возможности скромно. Розыски велись очень долго: с конца 1722 г. по январь 1726 г. Первым найден был, по-видимому, Карл Самуилович и за крепким караулом отправлен в Москву к кабинет-секретарю Макарову. Долго разыскивали Дириха Саммилова сына Сковароцкого, который взят был в плен во время опустошения Шереметевым Лифляндии. Искали его и на севере и в Малороссии, но разыскать не могли. В деревне Догабен, весной 1723 г., нашли жену Карлуса Самуилова сына Скавронского, убеждали ее ехать к мужу, указывая, "что он содержится во всяком довольстве", но она не согласилась. Зато Кристина Семенова Скаврощанка сама в 1725 г. явилась к Репнину и подала ему "суплику", где повествовала, что она сестра императрицы, что она виделась с сестрой, что ей пожаловано было 20 червонных и что с тех пор, живя по-прежнему с семьей в деревне Кегему, она терпит от помещика жестокое обращение. Кристина своею болтовней доставила Репнину много беспокойств, и ему пришлось до получения инструкций из Петербурга держать ее с семьей под строгим надзором. Осенью 1725 г. разыскали в Литве и старшую сестру Кристины — Анну, мужа ее Михаила Якимовича и детей; вся семья стремилась в Петербург и просила на подъем денег. В январе 1726 г. в Риге собрались следующие родственники императрицы: "Крестина Сковорощанка с мужем; у них два сына, 12-ти и 6-ти лет, да две дочери 9-ти и 2-х лет. Брат родной Крестины Сковорощанки Фридрих Скавронский с женою Катериною; у него две падчерицы: 12-ти и 7-ми лет. Из Польских Лафлянд привезены: большая родная сестра Крестины Сковорощанки Анна с мужем Михаилом Якимовичем; у них три сына 15-ти, 13-ти и 7-ми лет". Все эти лица, за исключением жены и падчериц Фридриха Скавронского, слезно просивших оставить их на месте, 21 февраля отправлены были в Петербург в сопровождении сержанта Микулина. Первое время по прибытии в Петербург родственники императрицы были поселены на мызе в Стрельне; в столице о них ходили самые неопределенные слухи. Зимой 1726 г. петербургское общество сильно интересовалось родственниками государыни, жившими в Стрельне. Сообщали по секрету разные подробности насчет их прошлого, интересовались их настоящим и опасались в лице их встретить новых временщиков, фаворитов. Конец 1726 г. и начало 1727 г. усилили опасения подобного рода. "Карл С. получил великолепный дом в Петербурге, рассказывает Гельбиг в своей книге. Домовое убранство было роскошно, как у знатных людей. Чтоб поддерживать подобную пышность, С. не только были предоставлены значительные доходы с капиталов, но он получил столь обширные земли, что и по настоящее время (80-ые годы ХVIII ст.) богатство рода С. причисляется к самым значительным в российской империи, а этим уже много сказано, так как в Европе мало стран, где высшее дворянство было бы так богато, как в России. К этому надо прибавить еще драгоценности и дорогие одеяния". 5-го января 1727 г. братья Карл и Фридрих Самуиловичи С. были пожалованы графским титулом. Светлейший князь Меньшиков и иные знатные особы явились к новопожалованному графу Карлу С. принести поздравления. "Неумеренно-роскошные подарки" достались и сестрам графов. Все это возбуждало, конечно, зависть и усиливало опасения. "Уверяют, замечает один современник, что это дело так не останется, скоро увидят на нем (Карле Самуиловиче) голубую ленту и объявят князем империи". Опасения современников не оправдались. Первые графы С., братья, Карл и Фридрих, не могли, конечно занимать сколько-нибудь высокого административного положения. Для этого они были совершенно необразованны и к тому же достаточно стары, чтобы перевоспитать себя. "Неудовольствие вельмож при дворе, — отмечает Гельбиг, — стало мало-помалу стихать, когда увидели, что эти избранники не занимают сколько-нибудь важных мест в государстве, которые они, впрочем, и не могли бы занимать по своему крайнему невежеству". И впоследствии ни один из графов С. не занимал видного положения на каком-либо поприще общественной или государственной жизни. Несмотря на то, что и по смерти Екатерины Алексеевны у С. была постоянная, и притом сильная, покровительница в лице Елизаветы Петровны, которую они не без основания называли своей "маткой", несмотря на то, что и императрица Екатерина II с симпатией относилась к представителям этого рода, — никто из них не мог по своим умственным способностям занять сколько-нибудь видного места в русской государственной или общественной жизни. Единственное в этом отношении счастливое исключение представляет младшая дочь Карла Самуиловича, Анна Карловна, впоследствии (с 1742 г.) графиня Воронцова. За 66-летнее существование фамилии графов С. (с 1727 г. по 1793 г.) одни за другими совершенно бесследно для русской жизни сменялись представители трех поколений этой фамилии. К старшему поколению С. принадлежат братья Карл и Фридрих Самуиловичи. Фридрих умер бездетным, а у Карла было трое сыновей и три дочери; все они родились еще до возвышения их отца. Старший сын Антон и младший Иван умерли бездетными, и продолжателем рода является средний сын Мартын Карлович (род. 24 июня 1714 г., ум. 28 июня 1776 г.). Старшее поколение графов С. недолго пользовалось выпавшим на его долю счастьем: в конце 20-х годов в живых уже не было ни Карла, ни Фридриха. Приблизительно в то же время умирают и их сестры — Анна Самуиловна, получившая фамилию Ефимовской (муж ее Michael-Іoachim) и Христина Самуиловна Гендрикова (муж ее Simon Heinrich). Таким образом в конце 20-х годов нет уже в живых ни старших представителей фамилии С., ни старших представителей двух родственных и тесно связанных с судьбой С. фамилий — Ефимовских и Гендриковых (обе последние фамилии получают графское достоинство с 1742 г.). Собственно в истории рода графов С. второе поколение их занимает наиболее видное место: во 1) второе поколение успевает перевоспитаться — представители его уже сравнительно культурные для своего времени люди и во 2) путем брачных союзов семья С. роднится с целым рядом родовитых фамилий. Мартын Карлович женится в 1754 г. на баронессе Марии Николаевне Строгановой. Сестры его делают блестящие партии: София Карловна выходит замуж за действ. камергера графа Петра Ивановича Сапегу (первоначально жених старшей княжны Меншиковой); Екатерина Карловна стала женой барона Николая Андреевича Корфа и, наконец, самая выдающаяся из Скавронских, Анна Карловна, по любви выходит замуж за графа Михаила Илларионовича Воронцова. У Мартына Карловича и Марии Николаевны С. — трое детей: дочь Елизавета, умершая в детстве, сын Петр, скончавшийся в детстве и, наконец, сын Павел, единственный представитель третьего младшего поколения и последний в роду. У Павла Мартыновича, женившегося на племяннице Потемкина, Екатерине Васильевне Энгельгардт, было две дочери: старшая, Екатерина Павловна († 21 мая 1857 г.), была в браке два раза — за героем 1812 г., князем Петром Ивановичем Багратионом, второй раз — за лордом Гоуденом; младшая, Мария Павловна, также два раза была замужем — разведясь с графом Павлом Петровичем Паленом, вступила в брак с графом Адамом Петровичем Ожаровским. От первого брака у Марии Павловны была дочь графиня Юлия Павловна Пален, вступавшая три раза в брак: с графом Самойловым, с французским доктором Перри и, наконец, с французским графом де Морнé. Таким образом со смертью гр. Павла Мартыновича С. (23 ноября 1793 г.) пресекается мужское поколение этой фамилии, а за смертью Юлии Павловны Пален не остается более никого из рода графов С. В первое отделение Высочайше утвержденной пятой части общего Гербовника дворянских родов Всероссийской Империи включен между прочим и герб графов С.

{Половцов}

Скавронские

— род, из которого происходила императрица Екатерина I; два ее брата, Карл и Федор Самойловичи С., в 1727 г. получили графский титул Российской империи. Сын первого, граф Мартын Карлович (1714—1776), был генерал-аншефом и обер-гофмейстером. Его сын граф Павел Мартынович (1757—1793) был действительным камергером и посланником в Неаполе. С его смертью пресекся род графов С.

{Брокгауз}