СКАЗАНИЕ О МАМАЕВОМ ПОБОИЩЕ

Сказание о Мамаевом побоище – памятник Куликовского цикла, наряду с «Задонщиной», краткой и пространной летописной Повестью о Куликовской битве. Из всех произведений цикла С. – самый подробный и сюжетно-увлекательный рассказ о битве на Куликовом поле в 1380 г. С. сообщает целый ряд подробностей как о подготовке к Куликовской битве, так и о самом сражении, не зафиксированных другими источниками. Так, например, только в С. обстоятельно рассказано о действиях засадного полка серпуховского князя Владимира Андреевича, которые решили исход боя в пользу великого князя Московского Дмитрия Ивановича Донского, только в С. перечисляются купцы-сурожане, отправившиеся вместе с московским войском на поле Куликово, только в С. приводятся подробные данные об «уряжении» (расстановке, дислокации) полков во время подготовки к сражению и в ходе битвы, и т. п.
С. дошло до нас в очень большом числе списков. Все они делятся на 8 редакций, которые, в свою очередь, подразделяются на целый ряд вариантов. Характерной чертой списков С. является обилие разночтений. Впервые тексты С. на редакции разделил С. К. Шамбинаго, пересмотр его классификации редакций, уточнение их соотношений было проделано Л. А. Дмитриевым. Наиболее близка к первоначальному тексту С. – Основная (по классификации С. К. Шамбинаго – третья) редакция («Начало повести, како дарова бог победу государю великому князю Дмитрею Ивановичю за Даном над поганым Мамаем, и молением пречистыа богородица и русьскых чюдотворцев православное христианство – Русскую землю бог възвыси, а безбожных агарян посрами»). Следующая по старшинству редакция – Летописная (по С. К. Шамбинаго – вторая), она включена в состав Летописи Вологодско-Пермской («Побоище великому князю Дмитрею Ивановичу на Дону с Мамаем»). К старшим редакциям С. также относятся: Киприановская (первая, по С. К. Шамбинаго), она входит в состав Летописи Никоновской («Повесть полезна бывшаго чюдеси, егда помощию божиею и пречистыя его матери богородицы, и угодника их святаго чюдотворца Петра митрополита всея Руси, и преподобнаго игумена Сергиа чюдотворца, и всех святых молитвами князь велики Дмитрей Иванович з братом своим, иже из двоюродных, с князем Володимером Андреевичем и со всеми князи русскими, на Дону посрами и прогна Воложскиа Орды гордаго князя Мамая и всю орду его со всею силою их нечестивою изби»), и Распространенная (по С. К. Шамбинаго – четвертая; озаглавлена: «В лето 6889. Сказание о Донском бою, похвала великому князю Дмитрию Ивановичю и брату его Володимеру Андреевичу»). Поздние редакции С. датируются XVII в.; это: С. в «Летописце» князя И. Ф. Хворостинина (ГИМ, собр. Уварова, № 116 (1386), XVII в.; озаглавлена: «Преславная победа за Доном благовернаго великаго князя Дмитрея Ивановича Московскаго и о страшном побоище смертном с поганым ординским царем Мамаем, и сказание о восточном царе Мамае, и о приходе ево, как он воздвигся на християнскую веру, и похвала великому князю Дмитрею Ивановичю Донскому всеа Руси, как он ево победил со всем его тмочисленным з бусурманским воинством и не дасть ему воевати Руския земли»); редакция Феодосия Сафоновича (по С. К. Шамбинаго – западнорусская переработка С.; озаглавлена: «Книга о побоище Мамая, царя татарского, от князя владимирского и московского Димитрия»); редакция «Синопсиса» и редакция, представляющая собой соединение текста редакции «Синопсиса» о текстом Основной редакции.
Основная редакция С. представлена наибольшим количеством вариантов. Два из них должны быть выделены особо, так как их можно признать наиболее близкими к первоначальному тексту С. и, кроме того, к ним восходят все другие варианты Основной редакции. Это варианты О и У: к варианту О относятся те списки, в основу которых может быть положен самый ранний список С. – ГПБ, О.IV.22 (нач. – 1-я пол. XVI в.), к варианту У – те списки, которые по основным признакам близки к списку Основной редакции ГБЛ, собр. Ундольского, № 578 (XVI в.). Самое существенное отличие варианта У от варианта О в окончании произведения: в У – это подробное описание движения русских войск с Куликова поля в Москву. Оно представляет собой данное в обратной последовательности описание движения войск великого князя Московского из Москвы к Дону, которое читается в обоих вариантах. О позднем (вторичном) характере окончания в У свидетельствуют текстуальные повторения таких оборотов из описания похода войск на поле битвы, которые никак не подходят к рассказу о возвращении войска с поля брани. Помимо этого отличия варианта У от варианта О есть ряд более мелких различий (в У говорится, что решение о посылке из Москвы первой «сторожи» – разведывательного отряда – было принято на пиру у воеводы Николая Васильевича Вельяминова, в плаче великой княгини сказано, сколько русских было убито на Калке, и др.). Вариант У происходит не от варианта О, а оба варианта восходят к общему протографу, который получил наиболее близкое отражение в списке С. ГПБ, О.IV.22. Но и в этом списке могут быть отмечены и более поздние изменения в тексте, и сокращения первоначального текста (в частности, в окончании этого списка есть небольшая вставка из пространной летописной повести, носящая механический характер).
Кроме вариантов О и У в Основную редакцию входят варианты Печатный, Забелинский, Михайловского. Главное отличие Печатного варианта (вариант назван «Печатным» С. К. Шамбинаго, так как по одному из списков этого варианта текст С. был впервые издан в XIX в.; заглавие: «Ведай сие поведение и сказание о побоище великаго князя Димитрия Ивановича Донскаго») – многочисленность вставок из «Задонщины» и особого вида окончание: к заимствованным из «Задонщины» словам о богатой добыче русских войск прибавлена фраза: «Того ради воздадим хвалу земли Руской! Которыя град глава всем градом? Был Володимер и Ростов, ныне же глава всем градом – славный град Москва!» (список ГПБ, Q.XV.70). Забелинский вариант С. (основной список – Новгородская Забелинская летопись XVII в., ГИМ, собр. Забелина, № 261) содержит сводный текст: заглавие и начало заимствованы из пространной летописной повести о Куликовской битве, внутри текста механическая вставка из С. в редакции «Синопсиса». Большой самостоятельный эпизод этого варианта – рассказ о том, как в Москве узнают о нашествии Мамая; кроме того, в этом варианте (по ряду признаков он совпадает то с вариантом О, то с вариантом У) содержится особого вида рассказ об Ольгердовичах (сыновьях литовского киязя Ольгерда Андрее и Дмитрии – союзниках Дмитрия Донского). Вставные эпизоды и переработки этого варианта – позднего характера. Наиболее яркой особенностью Забелинского варианта, отражающей либо ранние сведения, либо поздние домыслы, является перечисление людей, видевших князя во время боя: «...реша ему первый самовидец Юрка сапожник..., второй самовидец Васюк Сухоборец..., третий же рече Сенька Быков..., четвертый же рече Гридя Хрулец». Вариант Михайловского (основной список – ГПБ, собр. Михайловского, Q.509, XVIII в.; озаглавлен: «Сказание о Задонском бою великаго князя Дмитриа Ивановича з безбожным царем Мамаем») отличается последовательным сокращением церковно-риторических пассажей, риторических авторских отступлений, молитв. Вместе с тем в этот вариант включаются некоторые подробности, придающие повествованию большую сюжетность. Сравнительный текстологический анализ свидетельствует о позднем характере этих особенностей данного варианта. Необходимо отметить, что целый ряд списков Основной редакции С., которые по ключевым признакам относятся к тому или иному из названных выше вариантов, отличаются либо индивидуальными особенностями, либо такими чертами, которые сближаются с другими вариантами.
Текст Летописной редакции С. по сюжетному развитию близок к варианту О Основной редакции. Но здесь проведена последовательная переработка по пространной летописной повести взятого за основу текста С. Летописная редакция датируется кон. XV – нач. XVI в.: к этому времени относится составление Вологодско-Пермской летописи, в первоначальную редакцию которой С. было включено, о чем свидетельствует Лондонский список этой летописи.
Киприановская редакция С. была создана между 1526–1530 гг. митрополитом Даниилом, составителем Никоновской летописи. В этой редакции С. подчеркивается большая роль, которую якобы сыграл в событиях 1380 г. митрополит Киприан. Киприановская редакция С. носит особо ярко выраженный церковно-религиозный характер. Даниил, создавая свою редакцию С., за основу взял вариант У Основной редакции (это видно и на больших отрывках текста, нашло отражение и в отдельных специфических оборотах и словосочетаниях); кроме того, в качестве второго основного источника им была широко использована пространная летописная повесть о Куликовской битве. Даниил последовательно сокращает текст своего основного источника. Вместе с тем он вставляет большой рассказ об истории поставления на митрополичий стол Киприана. В некоторых деталях и подробностях исторического характера Киприановская редакция сообщает сведения, о которых в других памятниках Куликовского цикла не говорится. Видимо, митрополит Даниил использовал и не дошедшие до нас источники, связанные с Куликовской битвой.
Распространенная редакция С., что видно уже из ее названия, отличается от других редакций наличием в ней новых эпизодов и расширением за счет всякого рода подробностей эпизодов, общих для всех редакций. Самые существенные вставки Распространенной редакции – рассказы о посольстве Захария Тютчева к Мамаю и о помощи московскому князю новгородцев. Скорее всего в основе этих рассказов Распространенной редакции лежат устные эпические предания. Установить время возникновения Распространенной редакции С. на основе имеющихся данных весьма трудно. Бесспорно можно утверждать, что она была составлена не позже нач. XVII в., так как один из списков ее находится в конце так называемого Тверского сборника (ГПБ, собр. Погодина, № 1414), который датируется нач. XVII в.
Редакция летописца Хворостинина отличается присущими только ей вставками целого ряда подробностей явно позднего, часто фантастического характера, включением новых эпизодов, вымышленных автором редакции (здесь, например, рассказывается, что Дмитрий Иванович по пути на Куликово поле заходил с войсками в Рязань и уговаривал рязанского князя Олега идти вместе с ним на Мамая). Лексика и фразеология этой редакции насыщена многочисленными заимствованиями из устного народного творчества («...и как будет пир на веселе...», «Конь под ним аки змей», «Братия моя милая, хто стар человек – тот буди мне вторый отец...» и т. п.).
Редакция Феодосия Сафоновича представляет собой последовательное сильное сокращение Основной редакции С. Лексика переработки отличается обилием полонизмов. Первая глава этой редакции – «Повесть о царех татарских, як довго над Русью пановали и о пришествии Мамаевом в Рускую землю на великого князя Димитрия» – единственный оригинальный отрывок текста. В нем кратко освещается история монголо-татарского нашествия на Русь. Сафонович, игумен (с 1665 по 1674 г.) Михайловского Златоверхого монастыря в Киеве, свою редакцию С. написал как дополнение к своей «Кройнике», над которой он работал в 70-е гг. XVII в.
В эти же годы в стенах другого киевского монастыря, в Киево-Печерской лавре, создавался по благословению архимандрита лавры, Иннокентия Гизеля, «Синопсис», первое издание которого вышло в 1674 г. В третье издание этой книги, вышедшей в свет в 1680 г., был включен ряд дополнительных текстов, в том числе и С. Текст С. в «Синопсисе» представляет собой компиляцию из текста С. Сафоновича и Распространенной редакции С., при этом составитель данной редакции «переводит» «Книгу о Мамаевом побоище» Сафоновича на русский язык: все полонизмы заменяются русскими эквивалентами, сложные синтаксические обороты упрощаются. «Синопсис», выдержавший после 1680 г. еще 10 изданий (последнее 1810 г.), пользовался огромной популярностью как историческое сочинение в самой широкой читательской среде, и все же даже это издание не могло удовлетворить интереса к С.: до нас дошло более 70 списков С. в редакции «Синопсиса».
В С. встречаются имена, известные только по этому произведению, перечисляются мелкие северо-восточные удельные княжества, существование которых в XIV в. не подтверждается другими источниками. Кроме того, в С. есть три явных анахронизма: 1) литовский князь, союзник Мамая, назван Ольгердом, в то время как им был сын Ольгерда Ягайло (Ольгерд умер за два года до Куликовской битвы); 2) согласно С., участником событий 1380 г. выступает митрополит Киприан; на самом деле в 1380 г. его в Москве не было; 3) в С. говорится, что великий князь московский Дмитрий Иванович, выходя из Москвы на поле брани, молился перед иконой Владимирской; богоматери. В действительности эта икона, почитавшаяся как патрональная икона всей Русской земли, была перенесена из Владимира в Москву в 1395 г., во время движения на Русь войск Тимура. Эти обстоятельства, так же как наличие легендарных эпизодов в произведении, являются аргументами тех исследователей, которые датируют возникновение С. поздним периодом (от 2-й пол. XV до сер XVI в.).
Бесспорным можно признать то, что С. было создано не позже кон. XV в.: кон. XV – нач. XVI в. датируется составление Вологодско-Пермской летописи, в которую была включена Летописная редакция С., представлявшая собой уже переработку Основной редакции произведения. В сведениях С., не зафиксированных другими источниками, можно видеть отражение таких реальных данных, которые остались этим источникам неизвестны, и они могут свидетельствовать не о позднем характере произведения, а о том, что С. возникло в близкое к описанным в нем событиям время. Не противоречат такому предположению и анахронизмы, ибо как исторические ошибки, возникшие из-за того, что произведение писалось через большой промежуток времени после описанного в нем события, они объяснены быть не могут. Русскую историю и в XV и в XVI в. знали хорошо и в произведении на историческую тему так ошибаться не могли. Об Ольгерде имелись подробные сведения в летописях, не менее подробные сведения в летописях имелись и о Киприане. О перенесении иконы Владимирской богоматери в Москву во время похода Тимура сообщалось в Повести о Темир-Аксаке, первоначальная версия которой возникла не позже 2-й четв. XV в., а последующие редакции расцвечивали всевозможными подробностями как раз историю перенесения иконы из Владимира в Москву и ее чудесного вмешательства в спасение Москвы от нашествия Тимура. И если уж видеть в этих анахронизмах непроизвольное, бессознательное совмещение разновременных событий, то гораздо больше оснований относить их появление ко времени, не слишком отдаленному от самих фактов, это могло произойти тогда, когда автор еще полагался на свою память и не считал нужным обращаться за проверкой к письменным источникам. Показательно, что все три перечисленных анахронизма очень близки по времени к событию, являющемуся центральным для темы С. Не исключено, однако, что сообщение о Владимирской иконе представляет отражение в С. незафиксированного по другим источникам факта (икона на какое-то время могла приноситься в Москву из Владимира и до 1395 г., в связи с ожидавшимся нашествием Мамая), а включение в число действующих лиц С. Киприана и замена имени литовского князя были сделаны автором С. сознательно из литературно-публицистических соображений.
Формально в 1380 г. митрополитом был именно Киприан, и если бы он не находился в это время в Киеве, то именно он благословлял бы поход московского князя против Мамая. И автор С., изображая, вопреки исторической действительности, тесный союз Дмитрия Донского с митрополитом Киприаном, подчеркивал этим общерусское значение разгрома Мамая, возвеличивал общерусскую роль в этом деле московского князя. Действительный союзник Мамая литовский князь Ягайло был мало известен на Руси как враждебный ей князь. Отец же Ягайла, великий князь Литовский Ольгерд, несколько раз предпринимал попытки захватить Москву и подходил под самые стены города со своими войсками, он пользовался на Руси в кон. XIV – нач. XV в. славой опытного воина и коварного врага. Называя Ояьтерда союзником Мамая, автор С. подчеркивал этим силу и мощь московского князя, особое значение Куликовской битвы, ее безусловное величие: вместе с Мамаем поражение терпит и старый враг Москвы Ольгерд. Это изменение имен скорее могло произойти тогда, когда в памяти еще сохранялось живое представление об Ольгерде. В более позднее время такая замена смысла не имела. Показательно в этом отношении, что в поздних редакциях, связанных с летописным окружением (Летописной и Киприановской), имя Ольгерда было заменено исторически верным – именем Ягайла. Таким образом, анахронизмы С. скорее могут свидетельствовать в пользу того, что оно должно было быть написано в то время, когда ъ памяти еще сохранялись события и 1380 г., и близких к нему лет. Вместе с тем должно было пройти и определенное время после этих событий, что давало возможность воспринимать их в некотором обобщении и в умышленном и неумышленном совмещении.
В 1408 г. эмир Эдигей, объединивший большую часть Орды, организовал военный поход на Москву. После Едигеева нашествия (Москву ему взять не удалось, но ее окрестности он начисто разорил) вопрос о взаимоотношениях с Ордой, об ордынской опасности, о необходимости активного противостояния Орде вновь остро встает в общественной и политической жизни Руси. Именно в это время и в ближайшие к нему годы, когда ордынская опасность со страшной неумолимостью вновь дала себя знать, должен был усилиться интерес к недавнему прошлому, когда московский князь, объединив вокруг Москвы остальные княжества Северо-Восточной Руси, нанес жестокое поражение ордынцам. Возможно, что в ближайшие годы после Едигеева нашествия и было написано С. – в 1-й четв. XV в.
Большинство исследователей С. считают непреложным фактом зависимость С. от пространной летописной повести о Куликовской битве. Между этими произведениями много общего в освещении и интерпретации фактов Куликовской эпопеи. Однако попытки доказать текстуальную зависимость одного памятника от другого неубедительны (разумеется, при решении данного вопроса не имеют силы текстологические показатели Летописной и Никоновской редакций, в которых при переработке первоначального текста привлекался текст пространной летописной повести). Более того, отрывки текстов в С. и пространной летописной повести, на основе которых строится обоснование вторичности С. по отношению к летописной повести (см.: Салмина М. А. К вопросу о датировке «Сказания о Мамаевом побоище»), свидетельствуют о том, что непосредственной текстуальной связи между С. и пространной летописной повестью нет. Если бы автор одного из этих памятников обращался к тексту другого как к своему источнику, то в столь обширных по объему текстах, какими являются С. и пространная летописная повесть, непременно имелись бы значительные текстуальные совпадения. При общей близости этих памятников как раз поражает отсутствие текстуальных совпадений между ними. В этой связи заслуживают особого внимания высказывания на этот счет А. А. Шахматова. А. А. Шахматов отмечал близость во многих отношениях С. и пространной летописной повести, но он же, завершая свой отзыв на труд С. К. Шамбинаго, писал, что тому «не удалось доказать ни влияния Летописной повести на Поведание Софония («Задонщину». – Л. Д.), ни также происхождения Сказания из Повести» (Шахматов А. А. Отзыв о сочинении Шамбинаго. С. 192). Именно отсутствие текстуальных совпадений между С. и пространной летописной повестью привело А. А. Шахматова к заключению, что «дошедшие до нас произведения, посвященные Мамаеву побоищу, не могут быть сведены к одному общему типу, к одному родоначальнику, в виде той или иной повести» (Там же). Такой характер текстологических соотношений памятников Куликовского цикла привел А. А. Шахматова к предположению о существовании еще одного поэтического произведения о Куликовской битве, до нас не дошедшего, – «Слова о Мамаевом побоище». По гипотезе А. А. Шахматова, к этому «Слову» обращались и автор «Задонщины», и автор С. А. А. Шахматов считает, что «Слово» в целом было близко к С., «на нем основывается большая часть Сказания» (Там же. С. 190). Гипотеза А. А. Шахматова подтверждений не нашла и, по существу, принята не была. Однако уже сам факт выдвижения этой гипотезы А. А. Шахматовым заслуживает самого пристального внимания. Текстологические наблюдения, сделанные над памятниками Куликовского цикла уже после работы А. А. Шахматова, все больше подтверждают сложность взаимоотношений между ними, и, возможно, лишь основываясь на гипотезе А. А. Шахматова, можно будет удовлетворительно объяснить всю сложность текстологических соотношений произведений Куликовского цикла. Независимо от того, признаем мы или нет существование «Слова о Мамаевом побоище», характер текстологических соотношений С. и пространной летописной повести таков, что мы, не имея возможности непосредственно возводить С. к пространной летописной повести или же пространную летописную повесть к С., должны признать, что оба произведения пользовались каким-то общим источником или несколькими общими источниками, которые наиболее полно отразились в С.
Бесспорна связь С. с «Задонщиной». В С. встречаются отдельные отрывки, обороты, образы, которые совпадают с текстом «Задонщины». Это слова о том, что русские князья – «гнездо» Владимира Киевского, фраза о стуке и громе на Москве от воинских доспехов («Ту же, братие, стук стучит...»), фраза о солнце, освещающем путь великому князю Московскому, слова о горе Русской земли после битвы на Калке в плаче великой княгини. С поэтикой «Задонщины» связаны такие эпизоды С., как описание движения русского войска из Москвы в Коломну и сбор русских сил под Коломной, описание грозных предзнаменований природы, описание русского войска накануне дня сражения, картина ночи перед битвой и «испытание примет» Дмитрием Волынцом, описание самой битвы, рассказ о выезде засадного полка. Если принять гипотезу А. А. Шахматова, то совпадения С. с «Задонщиной» следует объяснять их общим гипотетическим источником – «Словом о Мамаевом побоище», если же эта гипотеза не верна, то совпадения эти должны объясняться непосредственным обращением автора С. к «Задонщине» как к одному из своих источников. В дальнейшем при составлении новых редакций и вариантов С. авторы их вновь обращались к «Задонщине». «Особо примечателен в этом отношении Печатный вариант Основной редакции С. Составитель этого варианта С. к уже имевшимся заимствованиям из «Задонщины» добавлял новые вставки, перерабатывал первоначальные вставки, сверяя их с имевшимся у него текстом «Задонщины». Вторичное обращение к «Задонщине», вставки из нее отдельных отрывков встречаются и в единичных списках С. Сопоставление отрывков С., отражающих «Задонщину», с известными в настоящее время списками «Задонщины» показывает, что в С., в том числе и в Печатном варианте Основной редакции, нашел отражение более ранний и более близкий к первоначальному виду произведения текст «Задонщины», чем в ее сохранившихся списках.
Героический характер битвы, изображенной в С., обусловил обращение его автора к устным преданиям и легендам о Мамаевом побоище. Многие эпизоды С. по самой сути своей носят эпический характер, хотя в них и следует видеть эпическое осмысление действительных фактов (разведка в ночь накануне боя – то, что в современной тактике называется рекогносцировкой – передана как «испытание примет» Дмитрием Волынцом; единоборство Пересвета – как богатырский поединок, и т. п.). Влияние устной народной поэзии на С. можно обнаружить и в использовании его автором отдельных изобразительных средств, восходящих к приемам устного народного творчества (битва – пир, врагов побивают, как траву косят, воины – соколы и т. д.). Но в С. все эти словосочетания и формулы предстают в тесном переплетении с приемами книжной риторики как единый цельный поэтический образ. Ряд устно-эпических по своему характеру эпизодов передан в С. в книжно-риторической манере. В тесном объединении в пределах единой поэтической фразы устно-эпических по своему характеру оборотов с книжно-риторическими образами и словосочетаниями заключается стилистическое своеобразие С. В дальнейшей литературной истории С. отдельные эпические по своей природе его эпизоды сближаются со своей эпической первоосновой.
С. и как литературный памятник, и как самый обстоятельный и яркий рассказ о великом событии в русской истории пользовалось большой популярностью у средневековых читателей, о чем красноречиво свидетельствует обилие его списков и разнообразие вариантов. С. оказало влияние на целый ряд древнерусских литературных памятников – Казанскую историю. Иное сказание, «поэтическую» Повесть об Азовском осадном сидении и др. С. нашло отражение в в устном народном творчестве. Можно предположить, что оно наложило свой отпечаток на былину «Илья Муромец и Мамай» (см.: Тихонравов Н. С., Миллер В. Ф. Русские былины старой и новой записи. М., 1894. С. 23 (текст из рукописи XVIII в.)), на одну из записей былины о Сухмане (см.: Шамбинаго С. К. Исторические переживания в старинах о Сухане // Сборник статей, посвященных В. О. Ключевскому. М., 1909. С. 503–515). Непосредственно к тексту С. восходит сказка «Про Мамая безбожного», записанная А. Харитоновым в Шенкурском уезде Архангельской губернии и напечатанная в сборнике сказок А. Н. Афанасьева (см.: Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. М., 1985. Т. 2. С. 377–383. № 317).
О популярности С. в средние века как «четьего» произведения свидетельствует и то, что до нас дошло довольно много рукописей С. с миниатюрами. В настоящее время известно 9 лицевых списков С.: один из них – список Киприановской редакции, восемь – списки варианта У Основной редакции. Киприановская редакция проиллюстрирована 191 миниатюрой в Лицевом летописном своде (во втором томе так называемого Остермановского, или Царственного, летописца – БАН, 31.7.30, 70-е гг. XVI в.), причем этот лицевой список С. с остальными лицевыми списками никак не связан. Сравнительный анализ остальных 8 лицевых списков С. показал, что все они в конечном счете восходят к общему для них архетипному виду лицевого текста С. Наиболее близок к первоначальному списку лицевого С. – Лондонский список (кон. XVII в., хранится в Отделе рукописей Британского музея). Наблюдения над характером изображения деталей, стилистическими особенностями миниатюр Лондонского списка привели историков искусства Древней Руси к заключению, что оригиналом для Лондонского списка послужили миниатюры более раннего времени – не позже кон. XV – нач. XVI в. (см.: IV Международный съезд славистов. Материалы дискуссии, Т. 1. Проблемы славянского литературоведения, фольклористики и стилистики. М., 1962. С. 169–173 (выступления по докладу Е. Ф. Хилл О. И. Подобедовой, Д. С. Лихачева, В. Ф. Ржиги)). В Лондонском списке С. – 64 миниатюры, из них 14 встречается только здесь. Остальные 50 имеют параллели в других лицевых списках С. В свою очередь, в остальных лицевых списках С. есть немало миниатюр, отсутствующих в Лондонском списке. Часть из них приходится на отрывки текста, утерянные в настоящее время: в Лондонском списке (список дефектный: во второй половине рукописи листы перепутаны и часть листов утрачена). Сравнительное сопоставление миниатюр по всем лицевым спискам С. говорит о том, что в общей сложности на сюжет С. по тексту варианта У Основной редакции имеется 98 миниатюр. Возможно, некоторые из них принадлежат творчеству тех копиистов, которые иллюстрировали тот или иной лицевой список: копиист мог по образцу остальных миниатюр создать и свои собственные. Наиболее вероятно, однако, что все эти миниатюры были уже в первоначальном виде лицевого С., а дошедшие до нас^списки повторили не все эти миниатюры.
Куликовская битва вызывала неизменный интерес писателей,, поэтов, художников и в XVIII, и в XIX, и в XX столетиях. Основным источником сведений о событиях 1380 г. являлось С. Поэтому помимо непосредственного существования С. как древнерусского литературного памятника оно в преломленном виде находило отражение и в драматических, и в прозаических, и в стихотворных произведениях нового времени, и в изобразительном искусстве. Первым литературным произведением такого рода следует считать трагедию М. В. Ломоносова «Тамира и Селим» (1750 г.), последними – многочисленные повести и романы о Куликовской битве, о Дмитрии Донском, появившиеся в 1980-е гг. в связи с 600-летним юбилеем Куликовского сражения.
Несмотря на обилие работ по С., это замечательное литературное произведение Древней Руси требует дальнейшего изучения, и первоочередной задачей является полное (пословное) текстологическое сравнительное исследование всех списков С.
Библиографический указатель литературы по памятникам Куликовского цикла см.: Араловец Н. А., Пронина П. В. Куликовская битва 1380 г.: Указатель литературы // Куликовская битва. Сборник статей. М., 1980. С. 289–318.
Изд.: Синопсис, или Краткое собрание от различных летописцев о начале славяно-российского народа... Киев, 1680; 13-е изд. СПб., 1810; Русская летопись по Никонову списку / Изд. под смотрением имп. Академии наук. СПб., 1788. Ч. 4 (до 1407 г.); Рукопись о Задонском побоище под заголовком: Сказание о Задонском побоище, како бысть то побоище за рекою Доном Великого князя Дмитрия Ивановича Московского с Мамаем, царем Татарским // Русский вестник. 1810. Ч. 9, № 3. С. 1–31; Снегирев И. 1) Сказание о побоище великого князя Дмитрия Ивановича Донского // Русский зритель. 1829. Ч. 5, № 17–20. С. 3–68; 2) Древнее сказание о победе великого князя Дмитрия Иоанновича Донского над Мамаем. М., 1829; Поведение и сказание о побоище великаго князя Димитрия Ивановича Донскаго / Предисл. И. Снегирева // Русский исторический сборник. 1838. Т. 3, кн. 1. С. I–XVI, 1–80; Летописный сборник, именуемый Патриаршею, или Никоновскою, летописью // ПСРЛ. СПб., 1897. Т. 11. С. 46–69 (фототипическое переиздание: М., 1965); Тексты Сказания // Шамбинаго С. К. Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906. С. 3–190 (второй пагинации); Сказание о Мамаевом побоище / С предисл. С. К. Шамбинаго. СПб., 1907 (ОЛДП. Т. 125); Русские повести XV–XVI веков / Сост. М. О. Скрипиль; Ред. Б. А. Ларин. М.; Л., 1958. С. 16–38, 177–199; Повести о Куликовской битве / Изд. подгот. М. Н. Тихомиров, В. Ф. Ржига, Л. А. Дмитриев. М., 1959; Вологодско-Пермская летопись // ПСРЛ. М.; Л., 1959. Т. 26. С. 125– 145, 328–341; Моисеева Г. Н. К вопросу о датировке «Задонщины» // ТОДРЛ. Л., 1979. Т. 34. С. 227–239; За землю Русскую: Древнерусские повести. М., 1980. С. 44–93; Меж Непрядвой и Доном: К 600-летию Куликовской битвы / Сост. В. Крупин. М., 1980; Повесть о Куликовской битве: Из лицевого свода XVI века. Л., 1980; Поле Куликово: Сказания о битве на Дону. М., 1980. С. 110–217; Сказание о Мамаевом побоище: Историко-литературоведческий очерк. Палеографическое описание. Текст в современной транскрипции. Перевод на современный русский язык. М., 1980; Сказание о Мамаевом побоище: Лицевая рукопись XVII века из собрания Государственного исторического музея. М., 1980; Задонщина: (Задонщина. Летописная повесть о побоище на Дону. Сказание о Мамаевом побоище) / Иллюстрации худ. Ильи Глазунова. М., 1981; Памятники литературы Древней Руси. XIV – середина XV века. М., 1981. С. 132–183: Сказания и повести о Куликовской битве / Изд. подгот. Л. А. Дмитриев и О. П. Лихачева. Л., 1982; Повесть о Куликовской битве: Текст и миниатюры лицевого свода XVI века. Л., 1984; Воинские повести Древней Руси. Л., 1985. С. 203–269; Повести ратной славы Древней Руси. Воронеж, 1986. С. 128–193.
Лит.: Захарьин П. М. Новый Синопсис, или Краткое описание о произхождении славенороссийскаго народа... Николаев, 1798; Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1817. Т. 5. С. 59–77, 420–430; Савельев-Ростиславич Н. В. Дмитрий Иоаннович Донской, первоначальник русской славы. М., 1837; Афремов И. Куликово поле, с реставрированным планом Куликовской битвы в 8-й день сент. 1380 года. М., 1849; Назаров И. Сказания о Мамаевом побоище // ЖМНП. 1858, июль – авг. Ч. 99, № 7. Отд. 2. С. 31–107; Костомаров Н. И. Куликовская битва // Месяцеслов на 1864 г. СПб., 1864. Прил. С. 3–24 (Отд. отт.: СПб., 1864); Розанов П. П. Местные предания о Куликовской битве: Реф. // Киевские университетские известия. 1875. № 9. С. 10–17 (То же: ЧИОНЛ. 1879. Кн. 1. С. 63–69); Хрущов И. П. О памятниках, прославивших Куликовскую битву // ЧИОНЛ. 1879. Кн. 1. С. 70–78; Иловайский Д. Куликовская победа Дмитрия Ивановича Донского: Ист. очерк. М., 1880; 2-е изд. М., 1880; Прокудин-Горский М. Петр Горский, один из участников Куликовской битвы // Русская старина. 1880. Т. 29. С. 441–442; Тимофеев С. П. Сказания о Куликовской битве: Опыт историко-литературного исследования // ЖМНП. 1885, авг. Ч. 240, № 8. Отд. 2. С. 203–231; 1885, сент. Ч. 241, № 9. Отд. 2. С. 19–46; Шамбинаго С. К. 1) Повести о Мамаевом побоище. СПб., 1906 (Марков А. [Рецензия] // ЖМНП. 1908, апр. Ч. 14, № 4. С. 433–446; Шахматов А. А. [Рецензия] // СОРЯС. СПб., 1910. Т. 81, № 7. Отчет о двенадцатом присуждении Академией наук премий митрополита Макария в 1907 г. С. 79–204) (Отд. отт.: СПб., 1910); 2) К вопросу о «генеалогической» поэзии // Сборник статей в честь А. И. Соболевского. М., 1928. С. 182–187; 3) Исторические повести (§ 2. Гл. 2. Литература Московского княжества конца XIV и XV вв.) // История русской литературы. Т. 2. Литература 1220–1580-х гг. М.; Л., 1945. Ч. 1. С. 215–219; Дмитриев Л. А. 1) Сказание о Мамаевом побоище: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Л., 1953; 2) О датировке «Сказания о Мамаевом побоище» // ТОДРЛ. М.; Л., 1955. Т. 10. С. 185–199; 3) Публицистические идеи «Сказания о Мамаевом побоище» // Там же. Т. 11. С. 140–155; 4) К литературной истории Сказания о Мамаевом побоище // Повести о Куликовской битве. М., 1959. С. 406–448; 5) Обзор редакций Сказания о Мамаевом побоище // Там же. С. 449–480; 6) Описание рукописных списков Сказания о Мамаевом побоище // Там же. С. 481–509; 7) Вставки из «Задонщины» в «Сказании о Мамаевом побоище» как показатели по истории текста этих произведений // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. К вопросу о времени написания «Слова». М.; Л., 1966. С. 385–439; 8) Миниатюры «Сказания о Мамаевом побоище» // ТОДРЛ. М.; Л., 1966. Т. 22. С. 239–263; 9) Лондонский лицевой список «Сказания о Мамаевом побоище» // Там же. 1974. Т. 28. С. 155–179; 10) «Книга о побоище Мамая, царя татарского, от князя владимерского и московского Димитрия» // Там же. 1979. Т. 34. С. 61–71; 11) Куликовская битва 1380 года в литературных памятниках Древней Руси // РЛ. 1980. № 3. С. 3–29; 12) Сказание о Мамаевом побоище: Лицевой список конца XVII века // Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина. Л., 1980; 13) Литературная история памятников Куликовского цикла // Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982. С. 306–359; 14) 600-летний юбилей Куликовской битвы //РЛ. 1983. № 1. С. 216–234; Тихомиров М. Н. 1) Куликовская битва 1380 года // ВИ. 1955. № 8. С. 11–25; 2) Куликовская битва 1380 года // Повести о Куликовской битве. М., 1959. С. 325–376; Hill E. A British Museum Illuminated Manuscript of an Early Russian Literary Work. An Encomium to the Grand Prince Dimitri Ivanovich and to his Brother Prince Vladimir Andreyevich. The Tale of the Battle of the Don in the Year 6889. Сообщение на IV Международном съезде славистов в Москве Е. Ф. Хилл (Англия); Один вновь обнаруженный лицевой список древнерусского памятника. Cambridge, 1958; Будовниц И. У. Общественно-политическая мысль Древней Руси (XI–XIV вв.). М., 1960. С. 439–455; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках: Очерки социально-экономической и политической истории. Руси. М., 1960. С. 596–623; Филатов В. 1) Изображение «Сказания о Мамаевом побоище» на иконе XVII в. // ТОДРЛ. М.; Л., 1960. Т. 16. С. 397–408; 2) Икона с изображением сюжетов из истории русского государства // Там же. 1966. Т. 22. С. 277–293; Путилов Б. Н. Куликовская битва в фольклоре // Там же. 1961. Т. 17. С. 107–129; Соловьев А. К вопросу о взаимоотношениях произведений Куликовского цикла: («Задонщина», «Летописная повесть», «Сказание о Мамаевом побоище») // РЛ. 1965. № 2. С. 243–245; Бегунов Ю. К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище» // «Слова о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966. С. 477–523; Демкова Н. С. Заимствования из «Задонщины» в текстах Распространенной редакции «Сказания о Мамаевом побоище» // Там же. С. 440–476; Мингалев B. C. 1) Летописная повесть – источник «Сказания о Мамаевом побоище» // Труды Московск. гос. историко-архивного ин-та. 1966. Т. 24, вып. 2. Вопросы источниковедения истории СССР. С. 55–72; 2) К методике решения некоторых гуманитарных задач с помощью ЭВМ // Применение комплекса вычислительных средств «Ртута-110» в народном хозяйстве. Вильню