Сказание о Вавилоне – центральное произведение цикла сказаний о Вавилонском царстве, в который входят притчи о Навуходоносоре и его сыне Василии Навуходоносоровиче, об Артаксерксе, о Немвроде и Иоанне, представляющие собой легендарную генеалогию вавилонских царей, сказания о царице Южской (Мадкодушке), легенды о сооружении вокруг Вавилона юнаками глиняного змея (что послужило причиной запустения города), сказания о царских венцах (о великом киевском князе Владимире Мономахе, получении им в дар от греческого царя «шапочки Мономаха» и о прозвании его Мономахом); большинство произведений этого цикла встречается и как самостоятельные памятники. Цикл сказаний о Вавилонском царстве представлен многочисленными списками кон. XV–XX вв. Популярность произведений этого цикла вызвана устойчивым (как показал С. Н. Чернов, длившимся в течение пяти веков) интересом широких слоев населения к вопросам происхождения и законности передачи символов царской власти.
Произведения этого цикла были открыты в сер. XIX в., но изучение этих памятников вплоть до настоящего времени продолжает опираться либо на случайные публикации отдельных списков, либо на гипотетический сводный текст, составленный А. Н. Веселовским, который является лишь рабочей гипотезой исследователя, воссоздающей единый, реально не существовавший сюжет всего цикла сказаний о Вавилонском царстве. Неизученность литературной истории текстов этого цикла позволяет некоторым современным исследователям (к примеру, X. Шедер, И. Матлю), вслед за А. Н. Веселовским и И. Н. Ждановым, на основании теории «странствующих сюжетов» ошибочно связывать С. с идеей «Москва – третий Рим».
Согласно теории миграции, развитие сводного сюжета сказаний о Вавилонском царстве идет от ирано-семитских версий, воспринимает библейско-христианские общие места средневековой литературы и в Византии к XI в. приобретает религиозно-политический характер. Византийская легенда, сохранившаяся в русской версии, центральной фигурой выдвигает основателя македонской династии Василия, а на Руси в ней получает развитие русская династическая государственная идея: наследование Владимиром Мономахом короны византийского императора Константина. И. Н. Жданов, кроме того, привлекает к изучению и русские народные сказки о Вавилонском царстве, предполагая существование гипотетического русского сказочного сюжета о посольстве Владимира в Вавилон, подобного сказке о Борме. Однако Е. А. Тудоровская и Г. Л. Венедиктов считают, что русская волшебная сказка о Вавилонском царстве имеет позднее книжное происхождение. Е. А. Тудоровская доказывает, что эта сказка была создана В. А. Левшиным в кон. XVIII – нач. XIX в. по типу книжной волшебно-авантюрной повести (близкой к написанной Левшиным Повести о Булате) под влиянием Повести о Брунцвике, древнерусских сказаний о Вавилонском царстве, лубочных изданий, песен и сказок об Иване Грозном и Борме Ярыжке и легенды о Федоре Барме. Г. Л. Венедиктов (с. 131) также рассматривает сказки о Федоре Бермятине (в наиболее полном варианте записанные в Русском Устье от Н. Г. Чихачева) как позднюю фольклоризацию древнерусской Повести о хождении героя в Вавилонское царство за скипетром и державой для московского царя и переводной Повести о королевиче Брунцвике, где сказочный герой добивается цели, обманув Вавилонского змея, Кривого разбойника (вариант Полифема), Деву-воительницу (типа амазонки) и Льва.
Текстологический анализ цикла сказаний о Вавилонском царстве полностью разрушает представление об изначальном существовании единого сводного сюжета на данную тему, заставляет пересмотреть вопросы о степени оригинальности центрального С., о его датировке, идейном замысле и поэтических особенностях на всех этапах развития памятника. В цикле сказаний можно выделить три их основных типа: Первоначальный, Особый и Сказочная обработка; каждый из них, в свою очередь, имеет многочисленные редакции, виды и варианты и встречается в различных сочетаниях с другими вариациями этого цикла.
Первоначальный тип в ранних редакциях включает только одно центральное С. («Слово о Вавилоне»), близкое, но не адекватное тексту, опубликованному М. О. Скрипилем по списку ГИМ, Синод. собр., № 2952, который относится ко 2-му виду Древнейшей редакции. Содержание его сильно отличается от сюжета, воссозданного А. Н. Веселовским, в нем повествуется лишь о посольстве греческого царя Леукия (Левкия, Улевуя), «во святом крещении Василия», в Вавилон град за «знамением» к трем вавилонским отрокам. Посланцами избраны представители трех христианских православных стран («гричин» Гугрий, «обяжанин» Яков, «русин» Лавер), с тем чтобы каждый из них на своем языке смог прочесть соответствующую часть трехъязычной надписи на лестнице, ведущей через змея в мертвый град Вавилон. Только благодаря совместным действиям они могут достичь царских палат и обрести «знамение» – венцы вавилонского царя Навуходоносора и его царицы и грамоту на греческом языке. Патриарх возлагает принесенные царские венцы «на царя Василия и на царицу Александрею, родом арменина наречеся», а греческий царь сдерживает данное им вначале обещание быть верным поборником православной веры и посылает дары иерусалимскому патриарху, отказываясь от похода в Индию ради борьбы против «иноверных» врагов. Первоначальный тип С. был включен в Великие Минеи Четии.
В XVI в. под влиянием чина венчания на царство русских самодержцев, Сказания о князьях владимирских и Сказания о царских венцах постепенно складываются редакции так называемого Особого типа С., главным отличием которого является включение в перечень царских регалий «сердоликовой крабицы», а затем «мономаховой шапочки» и других атрибутов царского венчания. Только в поздней редакции Особого типа С., уже в составе цикла, возникшего в нач. XVII в. в связи с избранием на царство Михаила Федоровича, впервые появляется заключительная статья о передаче греческим царем, «ради чести своей», киевскому великому князю Владимиру Мономаху «сердоликовой крабицы» и «мономаховой шапочки». Совершенно не связанные с церковной теорией «Москва – третий Рим», эти редакции Особого типа С. продолжают развивать идеи Сказания о князьях владимирских и Сказания о царских венцах.
В Сказочных обработках текст центрального С. разрушен; отличительным их признаком является наличие занимательного сюжета и устойчивых фольклорных образов. Связанный с процессом беллетризации произведений в XVII в., этот тип памятника, как правило, встречается только в составе цикла сказаний о Вавилонском царстве.
В основу Древнейшей редакции С. неизвестный русский книжник положил устную византийскую легенду, связанную с иконой византийского императора Льва VI Премудрого из Царьградского Софийского собора. Эта топонимическая легенда известна в пересказе путешествовавшего в Царьград в 1200 г. Антония Новгородского. Почитание иконы императора, согласно этой легенде, была вызвано тем, что Лев Премудрый взял на гробе пророка Даниила грамоту, предрекающую будущих правителей Царьграда. Опираясь на топонимическую легенду, русский автор создал новое оригинальное легендарно-политическое сказание. Главными темами русского памятника становятся: тема божественной освященности символов византийской царской власти и получения их от первых царей вселенной из Вавилона, тема совместного добывания вавилонских царских регалий (венцов царя Навуходоносора и грамоты) для византийского царя представителями трех православных стран: Руси, Греции и Обезии (Грузии) и тема верности византийского царя христианской православной вере.
Отсутствие среди посланцев «греческого» царя представителей других православных стран – Болгарии и Сербии – позволяет определить верхнюю дату возникновения С. не ранее времени падения этих стран под властью турок (1393 г. – падение Тырнова 1389 г. – поражение на Косовом поле). Нижнюю границу возможного появления памятника М. О. Скрипиль намечал очень приблизительно – «первая половина XV века» (до падения Царьграда в 1453 г.). Основной замысел русского произведения исследователь видит в провозглашении идеи «равноправия, или равенства, Византии, Грузии-Абхазии и Руси». Однако замысел произведения не может быть сведен к одной идее равенства трех православных стран: автор С. утверждает необходимость солидарности православных стран в поддержку Византии. В этом отношении особенно важны зачин-загадка о необходимости посольства в составе «трех мужей», надпись на лестнице, ведущей в Вавилон, составленная из частей на трех языках, прочесть которую могут соответственно только «обежанин», грек и русский, и сцена падения на вавилонского змея «обежанина» и помощи, оказанной ему двумя другими участниками похода; все это предназначено для того, чтобы убедить, что только совместными усилиями и при взаимной поддержке посланцы трех православных стран могут успешно исполнить волю византийского императора. При этом и сам византийский император должен быть образцовым поборником «православной веры»; именно такой идеал «греческого» царя и создает русский книжник. Этот идеал уже далеко не всегда соответствовал реальному поведению византийских императоров XIV–XV вв., которые под страхом турецкого ига и непрерывной осады Константинополя (с 1390 по 1398 г. и с 1425 до 1453 г.) тайно, а затем и явно, подготавливали, а затем и заключили союз с римско-католической церковью (хотя это и не спасло Византию от поражения). Идеальный образ «греческого» царя, являющегося верным «поборником» православия, мог возникнуть только в русском произведении, созданном до официального заключения Византией унии с римско-католической церковью на Флорентийском соборе 1438–1439 гг. Церковно-политические трактаты 2-й пол. XV в., написанные в Москве и соперничавшей с ней Твери, провозглашают уже не идеи равенства и солидарности православных стран, а идею перехода права верховного блюстителя православия во всем мире от византийского императора к великим русским князьям, московскому и тверскому.
Включение русским книжником в число участников легендарного похода за царскими регалиями для византийского императора представителя Руси, «русина Лавра», и изображение его не только равным среди равных, но и венчающим дело в соответствии со значением его имени, на наш взгляд, ближе всего отвечают политическим запросам Руси времени правления великого московского князя Василия I Дмитриевича (1389–1425 гг.). С. могло быть написано в промежуток между 90-ми гг. XIV в. (после падения в 1393 г. Болгарии) и до нашествия на Москву Едигея в 1408 г. Именно в этот период сильнее всего проявились претензии Руси на утверждение своего политического престижа. Византийскому патриарху Антонию приходится убеждать Василия I в том, что присваивать себе царское имя и право поминания в церквах «не имеет никто из прочих князей и местных властителей». Грамота патриарха Антония 1393 г. ближе всего идеям С.: в ней доказываются богоизбранность византийского императора и его верность православию, сообщается о том, что он остается «поборником и защитником» церкви, несмотря на то что его землю окружили «язычники».
С. анонимно, однако анализ литературных источников памятника, его жанровой природы и стилистических особенностей, раскрытие символики названий и значения личных имен позволяют увидеть в его авторе искуснейшего книжника, изощренного в риторике и грамматике. Создание нового сюжета легенды потребовало от него широкой начитанности в библейской истории, апокрифической, переводной и оригинальной литературе, знания византийских хроник и устных легенд, русских летописей и произведений устного народнопоэтического творчества. Жанровая природа созданного им памятника сложна и сочетает в себе разные жанровые и стилистические признаки (черты слова, хождения ко святым местам), сказочно-былинные поэтические приемы (зачин-загадка, гиперболы, троичность чисел и др.). Композиционная схема памятника полностью воспроизводит последовательность посольского церемониала: обсуждение состава посольства, «наказ» царя послам и его текст, исполнение миссии и получение грамоты с приведением ее текста, церемония очередного приветствия царя каждым посланцем по возвращении и традиционное одаривание их перед роспуском по домам. Осведомленность русского автора в актуальных проблемах современной ему русской и международной политики рубежа XIV–XV вв., знание чина венчания византийских императоров и посольского церемониала позволяют предположить в нем книжника, близкого русским посольским или митрополичьим кругам той поры, кругу митрополита Киприана.
Изд.: Буслаев Ф. И. О русских пословицах и поговорках // Архив историко-юридических сведений, относящихся до России, издаваемый Н. В. Калачевым. М., 1854. Кн. 2, 2-я пол. 4 отд. С. 47–49; Пыпин А. Н. Старинная русская сказка о Вавилонском царстве // ИОРЯС. 1854. Т. 3. С. 313–320; Тихонравов Н. С. Повесть, как приходил греческий царь Василий под Вавилон град // Летописи Тихонравова. М., 1859. Т. 1, ч. 2. С. 161–162; ч. 3 С. 161–165; Т. 3, ч. 3. С. 20–31; ПЛ. 1860. Вып. 2. С. 391–392, 394–396; Лопарев Х. М. Описание рукописей Общества любителей древней письменности. СПб., 1893. Ч. 2. С. 383–385 (ПДП. Вып. 105); Жданов И. Н. 1) Повести о Вавилоне и сказание о князьях владимирских // ЖМНП. 1893, окт. С. 362–368; 2) Русский былевой эпос. 1. Повести о Вавилоне и Сказание о князьях владимирских. СПб., 1895. С. 1–151; Прил. 6. С. 575–587; Скрипиль М. О. Сказание о Вавилоне граде // ТОДРЛ. М.; Л., 1953. Т. 9. С. 119– 144; Сказание о Вавилоне граде // Русские повести XV–XVI веков / Подгот. текста М. О. Скрипиля, пер. Б. А. Ларина, примеч. Н. И. Тотубалина. М.; Л., 1958. С. 85–87, 251–253, 407–413; Сказание о Вавилонском царстве / Подгот. текста, пер. и коммент. Н. Ф. Дробленковой // ПЛДР. Вторая половина XV века. М., 1982. С. 182–187, 596–597.
Лит.: Веселовский А. Н. 1) Отрывки византийского эпоса в русском: Повесть о Вавилонском царстве // Славянский сборник. Пб., 1876. Т. 3. С. 122–165 (то же на нем. яз.: Die Sage von babilonischen Reiche // AfslPh. Berlin, 1877. Bd 2. S. 129–143, 308–333); 2) Заметки по литературе и народной словесности: II. Древнерусская повесть о Вавилонском царстве и так называемые Видения Даниила // СОРЯС. 1883. Т. 32. № 7. С. 9–14; 3) Разыскания в области русского духовного стиха (гл. 2. § 5) // СОРЯС. 1890. Т. 46. С. 89–93; 4) Сказание о Вавилоне, скинии и св. Граале // ИпоРЯС. 1896. Кн. 4. С. 647–694; Потанин Г. Н. 1) Богдо Гэсэр и славянская повесть о Вавилонском царстве // Этнографическое обозрение. 1891. № 4. С. 106–121; 2) Мелкие фольклорные заметки: 5. Этимология в повести о Вавилонском царстве // Там же. 1895. № 1. С. 127–129; Сперанский М. Н. Сказание об Индийском царстве // ИпоРЯС. 1930. Т. 3, кн. 2. С. 432–433; Чернов С. Н. Слухи 1825–1826 гг.: (Фольклор и история) // Сергею Федоровичу Ольденбургу к 50-летию научной деятельности. Л., 1934. С. 568–569; Адрианова-Перетц и Покровская. Древнерусская повесть. С. 96–105; Шепелева Л. С. Культурные связи Грузии с Россией в X–XVII веках // ТОДРЛ. М.; Л., 1953. Т. 9. С. 302–305; Назаревский. Библиография. С. 59–61; Sсhаеdеr Н. Moskau – der dritte Rome. Darmstadt, 1957. S. 107–110; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. М., 1960. С. 679–682; Мatl J. Europa und die Slaven. Wiesbaden, 1964. S. 88–89; Зимин А. А. Отголоски событий XVI в. в фольклоре // Исследования по отечественному источниковедению. Сб. статей, посвященных 75-летию С. Н. Валка. М.; Л., 1964. С. 404–414; Дробленкова Н. Ф. 1) По поводу жанровой природы «Слова о Вавилоне» // ТОДРЛ. Л., 1969. Т. 24. С. 129–135; 2) Взаимоотношение литературы и деловой письменности в XV в. // Пути изучения древнерусской литературы и письменности. Л., 1970. С. 56–65; о) К вопросу о средневековом историзме: («Обежанин» Сказания о Вавилоне граде) // Русская и грузинская средневековые литературы. Л., 1979. С. 116–128; 4) «Царица Александрия, родом арменина...» в древнерусском легендарно-политическом сказании // Русская и армянская средневековые литературы. Л., 1982. С. 375–386; 5) Поэтика имен в древнерусской литературе // Исследования по древней и новой литературе. Л., 1987. С. 73–81; 6) Сказание о Вавилоне // ТОДРЛ. Л., 1988. Т. 41; Тудоровская Е. А. Сказки о Борме Ярыжке (Вавилонское царство) // Русский фольклор. М.; Л., 1975. Т. 14. С. 173–185; Шайкин А. А. К вопросу о жанре Сказания о Вавилоне граде // Русская литература. Сб. статей Казахск. гос. пед. ин-та им. Абая. Алма-Ата, 1975. Вып. 5. С. 87–94; Венедиктов Г. Л. Литература и культура: Сказки Русского Устья // РЛ. 1985. № 2. С. 128–141.
Н. Ф. Дробленкова