Слово о Хмеле
СЛОВО О ХМЕЛЕ
литературный памятник 2-й пол XV в В С развивается тема осуждения пьянства, широко распространенная в переводных и оригинальных поучениях, начиная с XI в Однако именно в С. Хмель персонифицирован, от его лица ведется повествование. С. делится на две части Первая— речь самого Хмеля, похваляющегося сво ей силой и угрожающего каждому, кто сведет с ним дружбу Обращаясь ко всякому человеку, начиная с самого верха социальной лестницы, “и к священничь-скому чину, и ко князьям, и к боляром, и к слугам, и к купцем, и к богатым, и ко убогым, и к женам, старым и младым”, Хмель называет те физические болезни и социальные беды, которые ждут пьяниц “Наложу ему печаль на сердце, вставшу ему с похмелиа, глава болит, очи света не видят, а ум его не идет ни на что же на доброе, а ясти не требует пити хощет и тако напивается по вся дни” Князь-пьяница не может управлять государством, и “извергнут его не княжения” Купец, княжеский слуга, селянин, мастер — все разорятся Беды ждут и жену-пьяницу “А иже познается со мною жена, какова бы ни была, а иметься упивати допиана, учиню ее блудницею а потом ввергну ея в большую погыбель и будет от Бога отлучена, а от людей в посмесе, лучше бы ся не родила”. Вторая часть С. — это уже не речь Хмеля, а поучение против пьянства, близкое к традиционным поучениям этого типа. В списке, принадлежащем монаху Кирилло-Белозерского монастыря Ефросину (XV в ), есть текст, отсутствующий во всех других списках- “Лежа не мощно Бога умолити, / чести и славы не полу-чити, / а сладка куса не снести, / медовыя чаши не пити, / а у князя в нелюбви бы-ти, / а волости или града от него не ви-дати / Недостатки у него дома седят, / а раны у него по плечам лежат, / туга и скорбь по бедрам гладом позванивает, / убожие у него в калите гнездо свило”. Это место из сборника Ефросина Ф. И. Буслаев и М. О. Скрипиль сопоставляли с сатирическим стихотворным “Словом о ленивых и о сонливых и упиянчивых”, известным только по списку 2-й пол XVII в., и полагали, что оно возникло из фрагмента С. у Ефросина, исследовательница всего цикла произведений о Хмеле Т. А. Махновец считает, что “Слово о ленивых” существовало уже в XV в и было одним из источников Ефросина Ритмическая проза, которой написано С., переходящая местами в рифмованную речь, сближает его с устно-поэтическим произведением о Хмеле, известным в записях XVIII—XIX вв , но, возможно, су шествовавшим уже в XV в Сама характеристика, которую дает себе Хмель, почерпнута в народно-поэтических образах “Имею у себя нозе тонце, а утробу необъядчиву, руце же мои держат всю землю, а главу имею высокоумну, а умомь есмь не равен ни х кому” Некоторые обороты С имеют аналогии в народных пословицах По словам Д. С. Лихачева, это произведение — “нечто среднее между высокой литературой, перевернутой иронически на низкую тему, и скоморошьим раешником” В XVII в на основе С возникли повествовательные произведения “По весть о Хмеле” (или “Притча о Хмеле”) (текст издан Повесть о Горе-Злочастии — Л , 1984 — С 81—83) и “Послание к некоему иноку о Хмеле” (текст частично издан Буслаев Ф И По весть о Горе и Злочастии//Буслаев Ф И О литературе Исследования Статьи — М., 1990—С 179—182) В произведениях XVII в. С получает повествовательное обрамление В “Повести о Хмеле” отшельник, собирая плоды, случайно нашел Хмель, который начал говорить и рассказывать о себе (приводится знакомая речь Хмеля) Человек бросает траву-Хмель и рассуждает о вреде пьянства В “Послании” человек, изнемогший от пьянства, обнищавший и пустивший семью по миру, затем одумался и протрезвился Поймав Хмеля, он начал расспрашивать о его роде и его власти Хмель не только произносит свой монолог, но еще и пересказывает апокриф о ковчеге Ноя, в котором речь идет о том, как дьявол научил жену Ноя варить хмель. В заключение Хмель сообщает человеку средство спасения так как сразу бросить пить нельзя, то, проспавшись, пьянице надлежит выпить понемножку, а затем приняться за духовный подвиг и так отвыкнуть от пьянства. С. о Хмеле, по наблюдению Д. С. Лихачева, предшествует “Повести о Горе-Злочастии”, как бы “предчувствует” появление подобного произведения в XVII в : “И тут и там рок персонифицируется, пьянство или горе становятся дворниками человека, преследующими его и доводящими до гибели”, “Хмель — это первое и полное воплощение двоиника главного героя” Кроме того, С воплощает в себе характерные для про изведений XV в беллетристические черты, в литературе появляется вымышленный, фантастический персонаж. Изд.: Слово о Хмеле / Подг текста, перевод и комм М. Д. Каган Тарковской // ПЛДР Вторая половина XV века — М., 1982—С 578—581, То же // Повесть о Горе Злочастии / Подг текста Е И Ванеевой — Л , 1984 — С 78—81 (сер “Лит памятники”) Послание о Хмеле / Подг текста и комм Н. С. Демковой Т. А. Махновец // ПЛДР XV11 век—М, 1989— Кн 2—С 244—249, 616—617 Лит.: Скрипиль М.0. Легендарно-нравоучительные повести и духовные стихи // История русской литературы.— М., Л., 1948.— Т. 2, ч 2.— С 287—292; Махновец Т. А. 1) “Слово о Хмеле” в списках XV века // Источниковедение литературы Древней Руси — Л., 1980.— С. 155—162, 2) Слово о Хмеле // Словарь книжников.— Вып. 2, ч. 2.— С. 405—407; Лихачев Д. С. Жизнь человека в представлении неизвестного автора XVII века // Повесть о Горе-Злочастии.—Л., 1984.—С. 99; Буслаев Ф. И. Повесть о Горе и Злочастии, как Горе-Злочастие довело молодца во иноческий чин // Буслаев Ф. О. литературе: Исследования. Статьи — М , 1990.—С. 172—187. М. Д. Каган
Источник: Литература Древней Руси. Биобиблиографический словарь. 1996
Слово о Хмеле
Слово о Хмеле (в рукописях: «Слово о высокоумном Хмелю и худоумных и нестройных пияницах», «Слово Кирила-философа кo всякому человеку», «Слово святаго философа о Хмелю», «Повесть дивна древних и премудрых мужей о Хмеле», «Повесть о высокоумном Хмеле») – памятник 2-й пол. XV в. Конкретные исторические реалии в произведении отсутствуют, древнейшие его списка относятся к 1470-м гг. Кириллу-философу С. приписывалось без достаточных оснований, из обычного стремления сделать текст более авторитетным.
С. – самое древнее в кругу тех сочинений (см. Поветь о Хмеле и Послание к некоему иноку о Хмеле), где Хмель предстает как литературный персонаж и обращается с речью, соединяющей похвалу самому себе и назидание «ко всякому человеку» – князю, боярину, купцу, княжескому слуге, селянину, мастеру, женщине. Этот монолог в произведениях XVII в. получил повествовательное обрамление, но в С. сохранился в чистом виде (самые поздние списки С. относятся к XIX в.), что является главной отличительной чертой: памятника, так как названия его в рукописях не всегда дают возможность определить его.
На отражение в сочинениях о Хмеле представлений о винограде как греховном плоде указывали А. Н. Веселовский и А. Н. Пыпин (История русской литературы). В С. обнаруживаются заимствования из произведений учительной литературы, осуждающих пьянство: Наказания отца духовного к сыну, вошедшего (под другими названиями) в Измарагд и Златоуст (см.: Смирнов С. Древнерусский духовник. Очерк. Сергиев посад, 1899. С. 48–49, 96–98), слов, приписываемых Василию Кесарийскому, Феодосию Печерскому (см.: Сочинения преподобного Феодосия Печерского, изд. преосвященным: Макарием // Учен. зап. II отд. имп. Академии наук. 1856. Кн. 2, вып. 2. С. 157–158; Срезневский И. И. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках. СПб., 1876. № 58, С. 321–326).
С. входит в число памятников древнерусской литературы, тесно связанных с устной народной поэзией. Эта связь проявляется и в использовании устно-поэтических средств ритмизации речи, и в особенностях решения учительной задачи. Кичливый Хмель, обращаясь к человеку, предостерегает, угрожает, описывая бедственную участь любителей хмельного, что как бы соответствует традициям учительного красноречия, но имеет иронический оттенок. Зачин С. пародирует ветхозаветные пророчества («Тако глаголет Хмель...»), «автопортрет» Хмеля, являющийся одновременно и портретом любого из его друзей-жертв, имеет смеховой характер. Ирония исчезает во второй части С., сменяясь вполне серьезным и суровым обличением пьянства. В С., в сравнении с другими произведениями на ту же тему, большее внимание уделяется земным делам, житейскому благополучию человека. Жертвы Хмеля утрачивают способность выполнять обязанности, связанные с родом их деятельности, социальным положением, теряют свой авторитет в глазах людей, причем человек теряет его не как личность, а как представитель определенной корпорации, он оказывается исторгнут из мира упорядоченных отношений, что обычно для смеховой культуры Древней Руси.
С. выделяется среди учительных сочинений, порицающих пьянство, и трактовкой нравственных проблем. Хотя сам Хмель предупреждает о своих опасных свойствах, а вторая часть С. содержит традиционные суждения о допустимости «пития в меру» и осуждает «безмерное» пьянство, но многократное перечисление бедствий, ожидающих пьяниц, и отсутствие средств к спасению (молитва спасти пьяницу не может) почти не оставляют возможности «спасенного пути», мысль о свободе нравственного выбора (соответствующая доктрине православной церкви) применительно к пьяницам превращается в издевку. Соединение в С. насмешливого поучения с жестокостью наказания, характер которого соответствует характеру преступления (см.: Лихачев Д. С. Литература эпохи исторических размышлений // ПЛДР. Вторая половина XV в. М., 1982. С. 14), напоминает другое произведение 2-й пол. XV в. – Повесть о Дракуле. Хмель – «это первое и полное воплощение двойника главного героя» (Лихачев Д. С. Жизнь человека в представлении неизвестного автора XVII в. // Повесть о Горе-Злочастии. Л., 1984. С. 99), что сближает С. с Повестью о Горе-Злочастии и – далее – с литературой нового времени.
С. имеет сходство и со Словом о ленивом (см.: Буслаев Ф. И. Исторические очерки...; Владимиров П. В. Древнерусское слово о ленивом и сонливом // Труды IX археологического съезда (в Вильне). М., 1897. С. 317–322; Пономарев А. И. Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. СПб., 1897. Вып. 3. С. 93–94). Сон, лень так же неотвязны, как Хмель, приводят человека к нищете, «неустроенности». Частичное включение текста Слова о ленивом в С. было сделано, вероятно, раньше списка Ефросина, носящего следы его редакторской правки и отразившего уже контаминированный текст (ГПБ, Кир.-Белоз. собр.. № 9/1086, л. 517–519 об.).
Наиболее широко представлен в рукописях вариант С., не имеющий вставки из Слова о сонливом (древнейший его список: ГБЛ, собр. Тр.-Серг. лавры, ф. 304, № 408, л. 387 об.–391). На основе текста этого варианта во 2-й пол. XVII в. возникли Повесть о Хмеле, Послание к некоему иноку о Хмеле и стихотворное Слово о пьянстве. Текст С. (именно С., а не Повести), с некоторыми изменениями, послужил подписью к лубочным картинкам.
Изд.: Варлаам. Описание сборника XV столетия Кирилло-Белозерского монастыря // Учен. зап. II отд. имп. Академии наук. 1859. Кн. 5. С. 64–65; ПЛДР. Вторая половина XV в. / Подгот. текста, пер. и коммент. М. Д. Каган-Тарковской. М., 1982. С. 578–581, 688; Повесть о Горе-Злочастии / Изд. подгот. Д. С. Лихачев, Е. И. Ванеева. Л., 1984. С. 78–81.
Лит.: Пыпин А. Н. 1) Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских. СПб., 1857. С. 204–206; 2) История русской литературы. СПб., 1898. Т. 1. С. 543–544; Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861. Т. 1. С. 557–570; Ровинский Д. Русские народные картинки. СПб., 1881. Кн. 4. С. 224–230; Веселовский А. Н. Памятники литературы повествовательной // А. Галахов. История русской словесности, древней и новой. 3-е изд. СПб., 1894. Т. 1. С. 465–473; История русской литературы. М.; Л., 1948. Т. 1, ч. 2. С. 289–292; Назаревский. Библиография. С. 139–140; Махновец Т. А. «Слово о Хмеле» в списках XV в. // Источниковедение литературы Древней Руси. Л. 1980. С. 155–162.
Т. А. Махновец
С. – самое древнее в кругу тех сочинений (см. Поветь о Хмеле и Послание к некоему иноку о Хмеле), где Хмель предстает как литературный персонаж и обращается с речью, соединяющей похвалу самому себе и назидание «ко всякому человеку» – князю, боярину, купцу, княжескому слуге, селянину, мастеру, женщине. Этот монолог в произведениях XVII в. получил повествовательное обрамление, но в С. сохранился в чистом виде (самые поздние списки С. относятся к XIX в.), что является главной отличительной чертой: памятника, так как названия его в рукописях не всегда дают возможность определить его.
На отражение в сочинениях о Хмеле представлений о винограде как греховном плоде указывали А. Н. Веселовский и А. Н. Пыпин (История русской литературы). В С. обнаруживаются заимствования из произведений учительной литературы, осуждающих пьянство: Наказания отца духовного к сыну, вошедшего (под другими названиями) в Измарагд и Златоуст (см.: Смирнов С. Древнерусский духовник. Очерк. Сергиев посад, 1899. С. 48–49, 96–98), слов, приписываемых Василию Кесарийскому, Феодосию Печерскому (см.: Сочинения преподобного Феодосия Печерского, изд. преосвященным: Макарием // Учен. зап. II отд. имп. Академии наук. 1856. Кн. 2, вып. 2. С. 157–158; Срезневский И. И. Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках. СПб., 1876. № 58, С. 321–326).
С. входит в число памятников древнерусской литературы, тесно связанных с устной народной поэзией. Эта связь проявляется и в использовании устно-поэтических средств ритмизации речи, и в особенностях решения учительной задачи. Кичливый Хмель, обращаясь к человеку, предостерегает, угрожает, описывая бедственную участь любителей хмельного, что как бы соответствует традициям учительного красноречия, но имеет иронический оттенок. Зачин С. пародирует ветхозаветные пророчества («Тако глаголет Хмель...»), «автопортрет» Хмеля, являющийся одновременно и портретом любого из его друзей-жертв, имеет смеховой характер. Ирония исчезает во второй части С., сменяясь вполне серьезным и суровым обличением пьянства. В С., в сравнении с другими произведениями на ту же тему, большее внимание уделяется земным делам, житейскому благополучию человека. Жертвы Хмеля утрачивают способность выполнять обязанности, связанные с родом их деятельности, социальным положением, теряют свой авторитет в глазах людей, причем человек теряет его не как личность, а как представитель определенной корпорации, он оказывается исторгнут из мира упорядоченных отношений, что обычно для смеховой культуры Древней Руси.
С. выделяется среди учительных сочинений, порицающих пьянство, и трактовкой нравственных проблем. Хотя сам Хмель предупреждает о своих опасных свойствах, а вторая часть С. содержит традиционные суждения о допустимости «пития в меру» и осуждает «безмерное» пьянство, но многократное перечисление бедствий, ожидающих пьяниц, и отсутствие средств к спасению (молитва спасти пьяницу не может) почти не оставляют возможности «спасенного пути», мысль о свободе нравственного выбора (соответствующая доктрине православной церкви) применительно к пьяницам превращается в издевку. Соединение в С. насмешливого поучения с жестокостью наказания, характер которого соответствует характеру преступления (см.: Лихачев Д. С. Литература эпохи исторических размышлений // ПЛДР. Вторая половина XV в. М., 1982. С. 14), напоминает другое произведение 2-й пол. XV в. – Повесть о Дракуле. Хмель – «это первое и полное воплощение двойника главного героя» (Лихачев Д. С. Жизнь человека в представлении неизвестного автора XVII в. // Повесть о Горе-Злочастии. Л., 1984. С. 99), что сближает С. с Повестью о Горе-Злочастии и – далее – с литературой нового времени.
С. имеет сходство и со Словом о ленивом (см.: Буслаев Ф. И. Исторические очерки...; Владимиров П. В. Древнерусское слово о ленивом и сонливом // Труды IX археологического съезда (в Вильне). М., 1897. С. 317–322; Пономарев А. И. Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. СПб., 1897. Вып. 3. С. 93–94). Сон, лень так же неотвязны, как Хмель, приводят человека к нищете, «неустроенности». Частичное включение текста Слова о ленивом в С. было сделано, вероятно, раньше списка Ефросина, носящего следы его редакторской правки и отразившего уже контаминированный текст (ГПБ, Кир.-Белоз. собр.. № 9/1086, л. 517–519 об.).
Наиболее широко представлен в рукописях вариант С., не имеющий вставки из Слова о сонливом (древнейший его список: ГБЛ, собр. Тр.-Серг. лавры, ф. 304, № 408, л. 387 об.–391). На основе текста этого варианта во 2-й пол. XVII в. возникли Повесть о Хмеле, Послание к некоему иноку о Хмеле и стихотворное Слово о пьянстве. Текст С. (именно С., а не Повести), с некоторыми изменениями, послужил подписью к лубочным картинкам.
Изд.: Варлаам. Описание сборника XV столетия Кирилло-Белозерского монастыря // Учен. зап. II отд. имп. Академии наук. 1859. Кн. 5. С. 64–65; ПЛДР. Вторая половина XV в. / Подгот. текста, пер. и коммент. М. Д. Каган-Тарковской. М., 1982. С. 578–581, 688; Повесть о Горе-Злочастии / Изд. подгот. Д. С. Лихачев, Е. И. Ванеева. Л., 1984. С. 78–81.
Лит.: Пыпин А. Н. 1) Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских. СПб., 1857. С. 204–206; 2) История русской литературы. СПб., 1898. Т. 1. С. 543–544; Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861. Т. 1. С. 557–570; Ровинский Д. Русские народные картинки. СПб., 1881. Кн. 4. С. 224–230; Веселовский А. Н. Памятники литературы повествовательной // А. Галахов. История русской словесности, древней и новой. 3-е изд. СПб., 1894. Т. 1. С. 465–473; История русской литературы. М.; Л., 1948. Т. 1, ч. 2. С. 289–292; Назаревский. Библиография. С. 139–140; Махновец Т. А. «Слово о Хмеле» в списках XV в. // Источниковедение литературы Древней Руси. Л. 1980. С. 155–162.
Т. А. Махновец