Социально-экономический и политический строй поздней Римской империи

Положение трудящихся масс
Одним из важнейших результатов наступления империи на массы трудящихся было резкое ухудшение положения рабов. Дважды повторенным законом Константин фактически восстановил право господина убивать раба. Закон этот гласил, что, если господин засечет раба до смерти, он может не бояться судебного преследования, так как он проявил лишь свое законное право «исправлять» плохих рабов. Подстрекательство раба к бегству каралось не штрафом, как в III в., а розгами и пыткой. Рабов, пойманных при попытке перейти к «варварам», не возвращали, как прежде, господам, а ссылали в рудники, а в некоторых случаях им отрезали ногу. Свободная женщина, вступившая в связь с рабом, приговаривалась к костру, причем, если сам раб доносил на нее, его награждали свободой. Константин официально узаконил продажу в рабство детей бедняков их родителями. При нем же был издан закон, позволявший вернуть в рабство вместе с его детьми «дерзкого» вольноотпущенника.
Драконовские законы против рабов имели целью подавить сопротивление и других категорий трудящихся, прежде всего колонов, значение которых в сельском хозяйстве поздней империи продолжает возрастать. Насколько в сельском хозяйстве поздней империи колон стал более характерной фигурой, чем раб в классическом понимании этого термина, показывает, между прочим, такой любопытный штрих: по законам III в. всякий нищий бродяга, происхождение которого не было установлено, считался беглым рабом, по законам IV в.— беглым колоном. В основном колонами, а не рабами становились теперь пленные; именно колонам, а не рабам уделяет основное внимание законодательство. В IV в. колон, независимо от того, был ли он первоначально посаженным на землю рабом, пленником, неоплатным должником или наследственным арендатором, был обязан землевладельцу натуральной рентой и отработками на его земле.
Однако при господстве рабовладельческого государства и права колонат не мог развиться в систему феодальных отношений. Нормы рабовладельческого общества накладывают свой отпечаток на положение колона, все более сближая его с рабом. Уже Константин обложил значительным штрафом всякого укрывающего чужого колона, а самого беглого колона предписал возвращать на его местожительство закованным в цепи. В дальнейшем этот закон неоднократно подтверждался, причем сфера действия его все расширялась. Законы о прикреплении колонов к земле касались не только их, но и их потомства — сын не мог покинуть участок земли, переходивший к нему от отца, дочь не могла вступить в брак с колоном из чужого имения. Браки колонов со свободными были воспрещены. Колон не мог подать в суд на господина, поступить без его разрешения в армию, не мог продать что-либо из своего инвентаря или своей части урожая, так как закон признавал, что колон не может иметь никакой собственности. «Можно,— писали императоры конца IV в.,— смотреть на колонов, обязанных годовыми работами и платежами, почти как на рабов... они и сами принадлежат господам, и все их достояние принадлежит господам... и какое же может быть у них право, если закон ничего не признает их собственностью». Так колоны превратились в неполноправное, прикрепленное к земле сословие.
В IV в. закон равно запрещал продавать и колонов, и сельских рабов без земли, к которой они были приписаны по земельной описи — цензу. Прикрепление к земле колонов и сельских рабов было использовано государством в фискальных целях, поскольку землевладелец был обязан податями и повинностями в соответствии с количеством принадлежащей ему земли и приписанного к ней населения. Многочисленными эдиктами императоры старались бороться с попытками обойти этот закон —фиктивными продажами, представлениями подставных колонов, покупкой большого числа работников с малым количеством земли и т. п. Даже всякий взявший к себе рабов, разбредшихся из заброшенного имения, был обязан вносить подати за ту землю, на которой они прежде жили.
Потребность в рабочей силе и фискальные интересы государства определяли положение и других категорий населения. В замкнутые корпорации были превращены ремесленные коллегии, члены которых (и их потомки) не могли ни покинуть свою коллегию, ни даже вступить в брак за ее пределами. Коллегия в целом отвечала за наложенные на ее сочленов поставки и повинности. Некоторые коллегии были прикреплены к императорским мастерским, так называемым «фабрикам», где для войска, двора, чиновничества изготовлялись оружие, ткани, одежда и т. п. Работавшие на этих «фабриках» как члены коллегий, так и другие лица клеймились, чтобы пресечь их попытки к бегству; они работали в мастерской или чаще получали работу на дом. Кроме того, ремесленники и торговцы, в отличие от земледельцев, вносивших подати продуктами, были обложены денежным налогом, взимавшимся раз в четыре года, причем, по свидетельству современников, год сбора этого налога был годом траура и стенаний. Зато ремесленники были освобождены от муниципальных повинностей.
Упадок городов
Все возраставшие муниципальные повинности, к которым добавлялись еще и общегосударственные, были бичом большей части городского населения. Согласно учению тогдашних юристов, повинности делились на имущественные, требовавшие затрат, и личные, требовавшие труда. К первым причислялся сбор налогов с сограждан, а также устройство зрелищ и раздач для городского плебса, доставка перевозочных средств и фуража для войска и чиновников и т. п. В личные повинности входили ремонт дорог, общественных зданий, водопроводов, надзор за перевозками натуральных поставок для города и государства, производство ценза, вербовка рекрутов и т. п.
Кроме того, существовали еще многочисленные экстраординарные повинности в связи с военными экспедициями, государственной почтой, посольствами к императорам и т. д. За уклонение от повинностей или недостаток в сумме податей членов городских советов, называвшихся теперь куриалами, сажали в тюрьму, нещадно бичевали, а впоследствии даже казнили. Включение в число куриалов стало в IV в. рассматриваться как несчастье, почти равное ссылке на рудники. Куриалы пытались поступить на должность чиновников или в армию, бежали в крупные имения, где становились колонами или, женившись на рабынях, даже рабами, но цх неизменно приказывали возвращать в родные города. Все же курии катастрофически пустели. За IV в. число куриалов уменьшилось в 10 раз и.более, несмотря на то, что в их ряды с середины IV в. автоматически включался любой имевший или арендовавший более 25 югеров земли.
Из создавшегося положения извлекала выгоду только небольшая группа самых богатых куриалов, которые, пользуясь связями и подкупая чиновников, умели переложить всю тяжесть повинностей на своих менее состоятельных коллег, а затем скупали по дешевке их имущество или эксплуатировали их, как неоплатных должников. Нажим государства на городских землевладельцев вел к тому, что рабы и колоны их имений, подвергаясь еще более жестокой, чем прежде, эксплуатации, в свою очередь бежали к крупным собственникам, искали покровительства, так называемого патроциния, сильных людей, чиновников, военных, которые становились их патронами и за соответственное возмещение деньгами или натурой защищали их от бывших господ. Это еще более ускоряло разложение средних хозяйств, увеличивая концентрацию земли и рабочей силы в руках немногих собственников.
«Варваризация» армии
Положение, в которое попали куриалы, повлияло на положение солдат и ветеранов, из которых раньше пополнялись ряды декурионов. Правда, Константин и его преемники подтвердили и даже расширили привилегии ветеранов. Эти последние получали на пустующих землях имения, освобожденные от большего числа повинностей, зерно, инвентарь, деньги или рабов из заброшенных имений. Эти условия были бы весьма заманчивы в те времена, когда имение с 10—20 рабами обеспечивало владельцу достаточный доход и почетное положение в городе. Но в период упадка рабовладельческого хозяйства ветераны мало могли извлечь выгод из своих имений. Уже при Константине редкий ветеран мог дать своему поступавшему в армию сыну двух коней или коня и раба, что обеспечивало ему службу в более привилегированной части, а сын и преемник Константина Констанций писал, что многие ветераны, побросав свои хозяйства, обратились к разбою. К тому же сыновья ветеранов, если они не шли в армию, зачислялись в курию, и тогда все полученные их отцами привилегии сводились на нет.
Все это лишало военную службу привлекательности, случаи самоувечья рекрутов и дезертирства становились все чаще. Добровольный набор в армию был в основном заменен обязательной поставкой землевладельцами рекрутов из числа колонов. Землевладельцы часто старались подсунуть вербовщикам самых малосильных и нетрудоспособных людей; многие предпочитали вносить установленную за рекрута денежную сумму. Солдаты, набиравшиеся из числа презираемых колонов, не могли теперь рассчитывать дослужиться до командных должностей; разница между командиром и солдатом, несколько стиравшаяся в III в., снова стала очень велика. Командиры присваивали солдатское жалованье, распродавали отпущенный на армию провиант и обмундирование, использовали солдат для личных услуг. Все это крайне понижало боеспособность римской армии.
Императоры предпочитали нанимать солдат из германских и сарматских племен. Командиры набирались из числа племенных вождей, которые начинают играть крупную роль в жизни империи, становясь высшими военачальниками, сановниками, консулами. Целые племена селились на землях империи под условием службы в армии. Это были так называемые леты и федераты. По расчетам историков, к концу IV в. менее четверти армии составляли уроженцы империи. Некоторых деятелей поздней империи очень пугало создавшееся положение. Они указывали правительству, что опасно держать армию из соплеменников римских врагов и римских рабов, то есть «варваров», что рано или поздно занявшие высшие посты в государстве «варвары» найдут мощную поддержку в рабах, которые ненавидят своих господ, и с их помощью покорят империю, что надо приложить все силы, чтобы возродить подлинно римскую армию из солдат, набранных на территории империи. Но советы эти оставались без последствий, так как в обстановке обостренной классовой борьбы императоры больше доверяли чужеземным наемникам, а населения, пригодного к военной службе, становилось все меньше.
Развитие крупного землевладения
Правда, правительство делало некоторые попытки сохранить как ре3ерв для армии свободное крестьянство, особенно крестьянство придунаиских областей. Рядом указов запрещалось привлекать крестьян к экстраординарным повинностям, уводить за их долги рабов-пахарей и быков, принуждать свободных крестьян работать на землях «сильных» людей. В середине IV в: был создан особый институт «городских дефенсоров» (т. е. защитников) для наблюдения за выполнением законов и правосудия. Дефенсорам городов дунайских провинций особо предписывалось защищать крестьян. Но все это мало помогало. Налоги, повинности и долги разоряли крестьян. Даже узаконенный процент при займе продуктами равнялся трети долга, а фактически был еще выше. В придунаиских областях, где с середины III в. тоже растет крупное землевладение в связи с наделением землей местных жителей, сделавших карьеру в армии и при дворе, богатые собственники закабаляли крестьян, заставляли их отрабатывать долги в своих имениях. И здесь сложился колонат, узаконенный императорами в конце IV в. Во всех областях империи крестьяне, сохранившие еще независимость, спасаясь от сборщиков налогов, целыми селами шли под патроциний крупных землевладельцев, хотя те за свою «защиту» отнимали у них землю и обращали их в колонов.
К концу IV в. патроциний по всей империи принял такие размеры, что императоры начали с ним жестокую борьбу, налагая на патронов штраф в 25—40 фунтов золота за каждого принятого ими крестьянина. Несмотря на это, свободное население быстро исчезало. К крупным частным владельцам уходили не только крестьяне, но и рабы и колоны императорских сальтусов, хотя императоры предоставляли им некоторые льготы. Так, они могли вступать в законный брак со свободными, не терявшими при этом свободы, их могли судить только императорские управляющие — рационалы или судьи в присутствии рационалов, они были освобождены от экстраординарных повинностей и налогов на торговлю. Вместе с тем, штраф за удержание беглого императорского колона равнялся 1 фунту золота, что более чем вдвое превышало штраф за удержание частного колона. Тем не менее бесконтрольное, жестокое управление рационалов, наживавшихся на своих должностях, делало положение императорских колонов очень тяжелым, вследствие чего они старались перейти под патроциний магнатов.
Эти земельные магнаты были единственным сословием, процветавшим при доминате. Теперь все крупные землевладельцы, высшее чиновничество и высший командный состав армии входили в наследственное привилегированное сословие сенаторов, причем принадлежность к нему, в отличие от времен ранней империи, не предполагала обязательного участия в делах и заседаниях сената. В число сенаторов Константин включил и богатейших куриалов, чем нанес тяжелый удар платежеспособности курий. Сенаторы были свободны от всяких повинностей и от всяких связей с городами. Они вносили непосредственно в казну поземельный налог, определявшийся в зависимости от их состояния от 2 до 8 фунтов золота в год. В юбилеи императоров они были обязаны делать им богатые подарки, и, наконец, на них возлагались значительные затраты (до 4 тыс. фунтов серебра) на игры, постройки и т. п. в связи с отбыванием ими претуры.
Расходы эти были не столь уж велики, если учесть ,что ежегодные доходы некоторых сенаторов исчислялись в несколько тысяч фунтов золота. Принадлежавшие им в различных провинциях огромные земельные владения, нередко значительно превосходившие территории, приписанные к городам, были населены тысячами посаженных на землю рабов и колонов. Виллы были укреплены и окружены селами и хуторами рабов и колонов, из которых составлялись вооруженные отряды для борьбы с «разбойниками» и «варварами». Все необходимое, вплоть до водопроводных труб, производилось и обменивалось внутри имения, на внутренних, освобожденных от налогов на торговые сделки рынках. Такое имение было замкнутым целым, недоступным для императорских чиновников. Даже провинциальные наместники боялись раздражать его владельца, затронуть кого-нибудь, числившегося под его защитой. Члены крупных сенатских родов обычно занимали высшие государственные должности, что обеспечивало полную безнаказанность им самим и их близким. Такая автономия сенаторских имений стояла, как было уже показано на примере патроциния, в известном противоречии с императорской властью.
Особенности развития западных и восточных провинций
Общий для всей империи процесс развития кризиса имел свои особенности в отдельных областях государства. Различия между провинциями, несколько сгладившиеся в период рас- цвета рабовладельческого строя и связанной с ним муниципальной организации, снова выступили на поверхность. Особенно велико было различие между западными и восточными провинциями, но и каждая из этих частей империи была далеко не однородна.
В части западных районов, где рабство было менее развито,— в Британии, придунайских провинциях, северо-восточных частях Галлии, в Нумидии, Мавретании — большую роль играло свободное крестьянство, в ряде случаев еще сохранившее общинное устройство. С наступлением кризиса рабовладельческого способа производства разложение общины стало приводить уже не к развитию рабства, а к закабалению крестьян крупными землевладельцами. Формирование элементов феодализма шло здесь более прямым путем. Оно вызывало резкое ухудшение положения свободного сельского населения, которое повсеместно поднималось на борьбу. Здесь быстрее развиваются не связанные с городами крупные имения, владельцы которых сами создают аппарат принуждения для подавления эксплуатируемых и начинают все меньше нуждаться в ослабевшей империи, в которой видят лишь бесполезного претендента на часть прибавочного продукта, созданного их колонами и рабами. Разгоравшиеся революционные движения масс и оппозиция земельной знати римскому правительству, проявлявшаяся во все учащавшихся с середины IV в. мятежах, делали в этих областях позиции империи особенно непрочными.
Районы, где рабство достигло высокого развития,— юго-восточные части Галлии, Испания, проконсульская Африка и, наконец, Италия—значительно сильнее пострадали от кризиса и приходили во все больший упадок. Еще сохранявшиеся здесь города влачили жалкое существование, курии быстро пустели. Императорское правительство пыталось опереться на более состоятельных куриалов, давая им некоторые привилегии, так как стремилось во что бы то ни стало сохранить города, служившие его фискальным интересам, но было бессильно восстановить их былое значение. Такие города Запада, как Медиолан (Милан), Августа Треверов (Трир), Арелата (Арль), были обязаны своим процветанием лишь тому, что служили императорскими резиденциями или центрами торговли, удовлетворявшей потребность знати в импортных предметах роскоши. В этих областях значительная часть колонов состояла из посаженных на землю рабов. Все институты рабовладельческого общества и самая империя сохраняли здесь глубокие корни, но вследствие прогрессирующей экономической деградации этих областей они не могли на долгое время обеспечить ей прочную базу.
Более сложным было положение в восточных провинциях. Развитие некоторых областей, таких как, например, Ахайя и западные береговые районы Малой Азии, где господствовал античный рабовладельческий полис и где рабство еще до римского завоевания вытеснило.все остальные отношения, зашло в тупик. В ряде глубинных частей Малой Азии, Сирии, Египта, в большинстве районов Фракии, отчасти в Македонии городская организация и рабство существенной роли не играли. Колонатные отношения развивались здесь на основе разложения сельской общины и старых, переживших эллинизм форм эксплуатации.
Особое место занимали те из областей Малой Азии, Сирии, Египта, где довольно высокое развитие рабства сочеталось со значительной ролью в производстве свободного населения — арендаторов земли и ремесленников. Города, земли которых возделывали колоны, оказались более устойчивыми; огромную роль играло и то, что многие города восточных провинций были важнейшими центрами ремесла и торговли, не только внутренней, но и внешней. Между тем, если торговые связи населения западных городов с зарейнскими и задунайскими народами почти совершенно прервались, то торговые сношения восточных провинций с Персией, Аравией и другими соседними странами в первый период домината вновь оживились. Этому оживлению способствовали временное умиротворение на восточной границе и проведенная Константином денежная реформа, более удачная, чем реформы его предшественников. Жизнь таких центров, как Антиохия, Никея, Никомедия, Александрия, не считая более мелких, была интенсивной и оказывала значительное влияние на весь строй провинций. Атак как античная культура была прежде всего городской культурой, то она не претерпела на Востоке такого упадка, как на Западе, хотя развитие кризиса нанесло и ей существенный удар и значительно модифицировало ее. Таким образом, экономический и культурный центр империи стал перемещаться на Восток.
Вместе с тем социальные противоречия в восточных провинциях были сложнее. Наряду с борьбой между эксплуатируемым сельским населением и крупными землевладельцами чрезвычайно острыми были здесь и столкновения между различными социальными группами в городах — между более и менее состоятельными куриалами, между городскими землевладельцами и окрестными колонами, обрабатывавшими их земли и земли городов, между купцами, наживавшимися на дороговизне, и плебсом, требовавшим дешевого хлеба, между владельцами мастерских и обслуживавшими их свободными и рабами. Наконец, города противостояли земельным магнатам, стремившимся захватить городские земли и подчинить себе сидевших на них колонов. Лавируя между этими группами, опираясь то на одну, то на другую и прибегая к социальной демагогии, императорское правительство чувствовало себя здесь прочнее, чем на Западе, где его социальная база постепенно сужалась.
В результате всего этого столица империи была перенесена на восток. Уже Диоклетиан жил в Никомедии; Константин в 330 г. превратил в столицу старый торговый город на берегу Боспора — Византии, получивший теперь название Константинополя. Город отличался выгодным географическим положением и естественными укреплениями, делавшими его почти неприступным. В новой столице был создан свой сенат, существовавший параллельно с римским, константинопольский плебс за счет египетского хлеба получал те же раздачи, что и плебс Рима. Переселявшимся в Константинополь сенаторам давались земли и привилегии; стекавшиеся сюда купцы и ремесленники сделали вскоре город крупнейшим экономическим центром Востока. На украшение новой столицы, ее дворцов, цирка, ипподрома со всей империи свозились лучшие памятники искусства. Постепенно Константинополь, как императорская резиденция, затмил собою старый Рим.
Возвышение Константинополя было внешним выражением того факта, что империя уже не составляла единого целого. Различные пути развития кризиса в ее отдельных областях, обусловленные разницей в их экономическом и социальном строе, привели к фактическому расколу империи сначала на восточную и западную половину, а затем и на более мелкие части.
Политический строй поздней империи
Государственный аппарат поздней империи, начавший складываться при Диоклетиане и окончательно оформившийся при Константине, соответствовал ее социальному строю. Римское государство этого времени, выполнявшее прежде всего функцию подавления огромного большинства населения, превратившееся, по словам Энгельса, в «машину для высасывания соков из подданных», приняло форму законченной бюрократической монархии. Огромная армия чиновников, разделенная особой «табелью о рангах» па «выдающихся», «благороднейших», «сиятельных» и т. д., тяжелым бременем лежала на плечах населения. Высшие должностные лица государства были вместе с тем и высшими придворными чинами, империя как бы сливалась с императорским хозяйством. Так, «квестор священного дворца» был председателем императорского совета — «священной консистории»; «магистр должностей» ведал личной канцелярией императора, его личной стражей, состоявшей из отрядов «варваров», и ему вместе с тем принадлежал верховный контроль над всем управлением, так как под его началом стояло целое войско тайных полицейских агентов, так называемых «любопытных». Финансами заведовали комиты «частного имущества» и «священных щедрот» императора. Большую роль играл и высший дворцовый чин, так называемый «начальник священной опочивальни». Количество придворной челяди, среди которой особенно выделялись многочисленные евнухи, было необычайно велико. Одних брадобреев было 1 000 человек, причем все они получали большое жалованье натурой и деньгами.
Империя делилась на четыре префектуры: Галлии, Италии, Иллирии и Востока. Гражданское управление префектур возглавляли четыре префекта претория, которым подчинялись викарии диоцезов и наместники провинций с их штатом секретарей, казначеев, писцов, судей и т. п. Общему гражданскому управлению не были подчинены Рим и Константинополь, имевшие особых префектов Армия находилась в ведении четырех магистров пехоты и четырех магистров конницы, за которыми по нисходящей линии шли начальники (дуки) военных округов и командиры легионов. Среди этого огромного аппарата процветали взаимная слежка, кляузы, беззастенчивое взяточничество и казнокрадство Всякий спешил побольше награбить и поскорее выдвинуться, столкнув другого. Императоры поощряли доносы, считая, что они укрепляют их власть. При преемнике Константина Констанции один знаменитый придворный доносчик получил насмешливое прозвище «комита сновидений», так как специализировался на доносах о неблагоприятных для императора снах, которые будто бы видели разные высокопоставленные лица. Наиболее частыми были взаимные обвинения в колдовстве и гаданиях, направленных якобы во вред правителю.