Социально-экономическое развитие Франции во второй половине XVII в

Франция, как и Англия, была в XVII в. одним из самых больших и развитых государств Западной Европы. Но процесс вызревания нового, капиталистического уклада в недрах феодального общества имел во Франции по сравнению с Англией ряд существенных особенностей. Эти особенности, в свою очередь вытекающие из экономического своеобразия французского феодализма, объясняют, почему во Франции буржуазная революция произошла почти на 150 лет позже, чем в Англии.
Феодальный строй. Положение крестьянства
Во Франции XVII в. по-прежнему сохранялась феодальная собственность на основное средство производства — на землю. Земля в подавляющей своей части состояла из «фьефов» (феодов), то есть собственники формально «держали» ее от вышестоящих сеньоров: от короля — герцоги и маркизы, от них — графы и бароны и т. д., хотя никаких взносов и служб в пользу вышестоящего сеньора, как в старину, уже не полагалось.
Экономическая сущность этой системы сводилась к тому, что собственность на землю составляла монополию узкого господствующего слоя.
Наиболее именитые феодалы владели огромными территориями, некоторые целыми областями Франции. Крупным земельным собственником была церковь — прелаты и монастыри. Рядовое дворянство также владело значительными наследственными имениями.
Обычно феодал удерживал за собой меньшую часть обрабатываемой земли г качестве своего непосредственного владения, а другую, большую, часть передавал крестьянам-держателям. Приблизительно половина всей земли во Франции — в разных провинциях от 30 до 60% — находилась в держании крестьян. Основной формой крестьянского землепользования во Франции XVII—XVIII вв. являлась цензива. На земле, остававшейся в непосредственном владении феодала (домен), французские сеньоры в отличие от английских или восточноевропейских феодальных землевладельцев, как правило, не вели собственного хозяйства. Отсутствие барской запашки, за исключением немногих районов, было характерной чертой аграрного строя Франции. Свой домен французский сеньор сдавал мелкими участками в аренду крестьянам либо из доли урожая (издольщина), либо за фиксированную арендную мату. Арендный договор заключался на различные сроки, иногда на 1—3 года, иногда на девять лет, т. е. на три срока трехпольного севооборота, иногда на еще больший срок, на всю жизнь арендатора, на жизнь нескольких поколений. По истечении установленного срока участок возвращался в распоряжение сеньора, тогда как цензива, напротив, согласно обычному праву никогда не могла быть присоединена сеньором к его непосредственному домену, и, следовательно, если цензитарий испрaвно вносил платежи, он мог быть уверен, что обрабатываемый им участок вечно оставется в руках его и его потомков.
Эксплуатация мелких самостоятельных производителей — крестьян-цензитариев и крестьян-арендаторов на срок — была главным источником существования для дворянства, духовенства, двора. Во Франции XVII в. система феодальных производственных отношений находилась на той высшей и последней ступени ее развития, когда господствует денежная форма феодальной ренты. Хотя некоторые остатки барщины и натурального оброка еще сохранялись, подавляющую часть крестьянских повинностей составляли денежные платежи. Однако распространение товарно-денежных отношений само по себе еще не вело к капитализму, хотя и создавало некоторые условия для его возникновения.
Крестьяне были юридически лично свободными, поземельно зависимыми держателями. Правда, в восточных и отчасти в северных районах Франции еще сохранилась незначительная прослойка крепостных крестьян (сервов и «людей мертвой руки», не имевших полного права передавать имущество по наследству). Но типичным и преобладающим явлением была личная свобода крестьянина. Крестьянин мог свободно переселяться, заключать любые имущественные сделки, оставлять и получать наследство. Однако за этой юридической формой скрывалась его фактическая зависимость. Французский крестьянин-держатель подчинялся сеньориальной юрисдикции, средневековым сеньориальным монополиям (баналитетам) и нес отдельные повинности личного характера. Цензива была не безусловной его собственностью, а лишь владением, обусловленным уплатой ценза сеньору и подчинением всем правам сеньории. Французский арендатор был также в сущности феодальным не наследственным держателем, уплачивавшим сеньору феодальную ренту в форме арендной платы. Арендатор тоже часто подвергался некоторым формам внеэкономического принуждения со стороны землевладельца.
Как уже было сказано, основная масса крестьянских повинностей выражалась в деньгах. Не только ценз и арендная плата представляли собой фиксированную денежную сумму, но и барщина, десятина — все эти старинные феодальные повинности давно уже фактически в той или иной мере превратились в денежные платежи; даже если речь шла об определенной части урожая, то весьма часто стоимость ее исчислялась по текущим рыночным ценам и сумма вносилась деньгами. И все-таки существенной чертой этого аграрного строя оставалось натуральное хозяйство: воспроизводство крестьянского хозяйства совершалось в общем без помощи рынка, и для своего потребления крестьянин сравнительно мало покупал на рынке. Он продавал, т. е. превращал в деньги, лишь ту часть своего продукта, которую должен был отдать в виде повинностей и податей; поэтому французская промышленность не имела массового покупателя в лице крестьян. Узость внутреннего рынка во Франции XVII в. представляла собой одно из наиболее существенных препятствий для развития промышленности. Самая техника сельского хозяйства носила крайне примитивный характер. Самодельная деревянная соха, мотыга и заступ были главными сельскохозяйственными орудиями. Крестьянин одевался в домотканное грубо окрашенное сукно, обувался в деревянные башмаки (сабо). Жилищем его, как правило, служила деревянная хижина, сплошь да рядом полуземлянка без окон и трубы, с глиняным полом, соломенной крышей и жалкой обстановкой; вместе с людьми или за перегородкой в крестьянском доме размещали также обычно скот и птицу. Лишь сравнительно немногочисленный слой зажиточного крестьянства жил в лучших условиях. Французское крестьянство было заметно дифференцировано в имущественном отношении. Современники делили его на две основные группы: «пахарей», т. е. самостоятельных крестьян, и «работников», занятых уже не столько в сельском хозяйстве, сколько в кустарных промыслах.
Группа крестьянских хижин составляла деревню, имевшую общинные права на некоторые угодья. Несколько деревень составляли церковно-административную ячейку — приход. Экономически же и в правовом отношении деревня была связана с укрепленным замком или с сельской усадьбой сеньора. Сюда крестьяне несли значительную долю своих платежей.
Духовенство и дворянство. Ростовщический капитал в деревне
Французское дворянство изыскивало, помимо прямых сеньориальных поборов, и другие источники эксплуатации крестьян. Младшие сыновья знатных фамилий нередко получали духовный сан. Благодаря привилегиям французской (галликанской) церкви назначение на церковные должности было правом короля, и он использовал это право для поддержки дворянства. Все высшие церковные должности — архиепископов, епископов, аббатов — раздавались французской знати, являясь для нее немаловажным источником дохода; верхушка первого сословия (духовенства) и второе сословие (дворянство) были поэтому связаны во Франции теснейшими родственными узами. Доходы церкви составлялись не только из того, что давали собственно церковные земли, но также из десятины (обычно тоже в переводе на деньги), которая собиралась в пользу церкви со всех крестьянских хозяйств. Церковная десятина была одним из крупнейших феодальных поборов с крестьянских держаний.
Основная масса младших сыновей знати и обедневшие дворяне устремлялись и армию, где занимали командные должности и получали высокое жалованье; некоторые привилегированные виды войск (мушкетеры и др.)состояли целиком из одних дворян, живших королевским жалованьем.
Наконец, аристократическая часть дворянства, покидая, а то и продавая свои сельские поместья и замки, дававшие недостаточный доход, селилась в Париже, превращаясь в королевских придворных. Гордо отказываясь от чиновной службы, как и от коммерции, дворяне охотно принимали от короля чисто декоративные придворные должности с баснословными окладами, всякие не связанные с затратой труда посты — синекуры, огромные личные пенсии или единовременные щедрые королевские подарки и пособия.
Откуда же брал король средства на оплату военного и придворного дворянства? Прежде всего из податей, собираемых с тех же крестьянских хозяйств. Прямые и косвенные королевские налоги были не чем иным, как видоизмененной формой феодальных повинностей. Собираемая со всей страны, эта часть крестьянского прибавочного продукта направлялась в королевское казначейство, откуда золотыми ручейками растекалась по дворянским карманам.
Таким образом, за счет крестьянства жили четыре группы феодалов: сельские дворяне, духовенство, военное дворянство и придворная аристократия.
Во французской деревне XVII в. было чрезвычайно распространено ростовщичество. Крестьянин, беря в трудную минуту деньги в долг (чаще всего у горожанина, иногда у деревенского богатея), отдавал ростовщику в залог свою землю и затем принужден был ежегодно платить проценты по ссуде. Такая уплата процентов, продолжавшаяся сплошь да рядом всю жизнь и даже переходившая по наследству к детям крестьянина, создавала регулярную дополнительную земельную ренту — так называемый сверхценз. Нередко на цензиве накоплялось по два-три сверхценза. Не изменяя феодального способа производства, ростовщический капитал крепко присасывался к деревне, еще более ухудшая положение и без того задавленного феодальными поборами крестьянина.
С экономической точки зрения всю сумму разнообразных повинностей и платежей французских крестьян можно рассматривать как единую массу прибавочного продукта, извлекаемого из крестьянства. Этот прибавочный продукт делился на четыре неравные части: а) сеньориальную ренту, б) церковную ренту (десятину), в) государственные налоги, г) конституированную ренту, как современники называли вышеупомянутый сверхценз в пользу ростовщика. Пропорция, в которой совокупная масса прибавочного продукта распределялась между этими четырьмя категориями эксплуататоров, была предметом напряженной борьбы между ними, многое объясняющей в социально-политической истории Франции того времени. Общий же объем этой совокупной феодальной денежной ренты зависел в значительной степени от реализации крестьянином на городском рынке своей сельскохозяйственной продукции, что в свою очередь определялось характером и темпами развития французской промышленности.
Капиталистический уклад. Городское ремесло. Мануфактура
Если капиталистические отношения и проникали в сельское хозяйство Франции, то не в виде буржуазного перерождения поместья, как в Англии, а в форме развития буржуазных отношений в среде самого крестьянства: межкрестьянскоа аренды, использования наемного труда безземельных и малоземельных соседей, выделения сельской буржуазии. Однако все это были не более чем зачаточные элементы капитализма в сельском хозяйстве. Крупная крестьянская ферма предпринимательского типа — весьма редкое явление во французской деревне не только в XVII, но и в XVIII в.
Гораздо шире внедрялся капитализм в деревню через кустарную промышленность, Крестьяне обращались к кустарному промыслу потому, что продажа сельскохозяйственной продукции не всегда давала им достаточно денег для уплаты всей суммы феодальных повинностей и податей. Приходилось восполнять недостаток в деньгах несельскохозяйственными приработками — изготовлением для городских скупщиков пряжи, всевозможных шерстяных и льняных тканей, кружев, гончарных изделий и т. д. При этом скупщика в известной мере эксплуатировали дополнительно в свою пользу производителей уже не феодальными, а капиталистическими методами, поскольку кустарь приобретал хотя бы в скрытом и неразвитом виде черты наемного рабочего. Нередко и у крестьян в свою очередь имелись «работники», которые круглый год работали у них в доме вместе с членами их семьи, обычно не за деньги, а за натуральное довольствие. Естественно, что отдельные кустари-крестьяне при благоприятных условиях сами становились соучастниками капиталистической эксплуатации своих рабочих.
Деревенская промышленность, концентрировавшаяся преимущественно вокруг городов, представляла собой раннюю форму капиталистической рассеянной мануфактуры. В более высоких формах мы встречаем мануфактуру в городах. Несмотря на то что французский город в XVII в. еще в значительной мере сохранял средневековую природу и средневековую внешность, городское ремесло уже подверглось значительному перерождению. Ремесленные цехи сохранились больше как фискальная и административная организация. Они тормозили развитие городского производства, но уже были бессильны препятствовать экономической дифференциации ремесленников. Одни мастера беднели и даже становились наемными рабочими, другие богатели, раздавали заказы на сторону или расширяли свои мастерские, используя все большее число «компаньонов» (подмастерьев) и учеников, под средневековыми наименованиями которых нетрудно разглядеть наемных рабочих. Мастерская, в которой занято 10—20 рабочих, была отнюдь не редкостью во французском городе XVII в. Это уже зачаток централизованной мануфактуры. Встречались и Предприятия с несколькими десятками рабочих. Но действительно крупная централизованная мануфактура в середине XVII в. представляла еще большую редкость. Все же именно в XVII в., особенно во второй половине, во Франции создается некоторое количество крупных предприятий, так называемых королевских мануфактур.
Верхние слои городского населения именовались во Франции буржуазией, часть которой в XVII в. уже являлась буржуазией в современном смысле слова. Самые низшие слои городского населения составляло плебейство. Оно состояло из: а) обедневшей части мастеров-ремесленников, б) «компаньонов»-подмастерьев, мануфактурных рабочих и других предпролетарских элементов, в) деклассированной бедноты, к которой принадлежали и люди, стекавшиеся из деревни и находившие в городе заработок в качестве поденщиков, носильщиков, чернорабочих или же промышлявшие просто нищенством.
Подмастерья издавна были организованы по профессиям в тайные союзы — компанъонажа. Стачки против хозяев-мастеров случались во Франции в течение второй половины XVII в. все чаще, свидетельствуя о росте классовых противоречий в условиях начавшегося развития капитализма. В 1697 г. в Дарнетале (близ Руана) около 3—4 тыс. рабочих-суконщиков целый месяц не возобновляли работу. В это же время известный экономист Буагильбер писал: «Всюду царит дух возмущения... В промышленных городах видишь, как 700—800 рабочих какой-либо отрасли производства сразу и одновременно уходят, бросая работу, потому что захотели на один су понизить их поденную плату».
Источником формирования рабочего класса во Франции, как и в Англии, в значительной степени явилось пауперизованное сельское население. Процесс первоначального накопления шел в XVII—XVIII вв. и во Франции, хотя и более медленными темпами. Обезземеление крестьянства во Франции протекало в форме продажи крестьянских наделов за недоимки, в форме захвата дворянами общинных земель (триажи) и т. д. Толпы бродяг и нищих скоплялись в городах Франции еще в XVI в., переходя из одной провинции в другую. В середине XVII в. парижские бродяги основали даже свое так называемое королевство бродяг. Французское правительство, серьезно обеспокоенное ростом деклассированных элементов, издавало, подобно английскому правительству, законы против пауперов. «Во Франции, где экспроприация совершилась иным способом, английскому закону о бедных соответствуют Муленский ордонанс 1571 г. и эдикт 1656 г.» (К. Маркс, Капитал, т. 1, стр. 727, примечание.),— писал Маркс. Вообще если процесс обезземеления и пауперизации части крестьянства имел во Франции меньший размах и существенно отличался от английского пути, то «кровавое законодательство против экспроприированных» тут и там были весьма сходны. «Английское и французское законодательства, — говорит Маркс,— развиваются параллельно и по содержанию своему тождественны» (К. Маркс, Капитал, т. 1, стр. 727, примечание.).
Буржуазия
Крупное купечество играло особенно видную роль в жизни больших приморских портов Франции: Марселя, Бордо, Нанта, Сен-Мало, Дьеппа, куда стекалась для экспорта значительная доля продукции французской сельской и городской промышленности, отчасти и сельского хозяйства (например, вино). Наиболее значителен был экспорт в Испанию и через испанских купцов в испанские и португальские колонии, а также в Италию и в страны Леванта. К середине XVII в. Франция имела и собственные колониальные рынки сбыта в Канаде, Гвиане и на Антильских островах. Оттуда в свою очередь, а также через Левант, через Нидерланды и другими путями во Францию поступали колониальные товары. Однако Франции пришлось выдерживать на внешних рынках конкуренцию Голландии, затем Англии, предлагавших более дешевые товары, чем феодально-абсолютистская Франция.
Что касается внутреннего рынка во Франции XVII в., то здесь господство феодализма особенно ощутимо стесняло и задерживало развитие обмена. Поскольку основную массу населения составляло задавленное феодальными поборами крестьянство, покупавшее ничтожно мало, хотя оно много продавало, промышленности приходилось работать главным образом на королевский двор и на те классы населения, у которых концентрировались деньги, т. е. на дворянство и буржуазию. Отсюда своеобразие французской мануфактуры — изготовление преимущественно военной продукции (снаряжения, обмундирования для армии и флота) и в особенности предметов роскоши (бархата, атласа, парчи и других дорогих тканей, ковров, кружев, стильной мебели, ювелирных изделий, золоченой кожи, тонкого стекла, фаянса, зеркал, парфюмерии), т. е. товаров дорогих и редких, рассчитанных на весьма ограниченный круг потребителей. Почвы для массового капиталистического производства не было, тем более что потребности городского населения преимущественно удовлетворялись еще старым мелким ремеслом. Капиталу было тесно в промышленности и торговле без широкого внутреннего рынка.
Еще более наглядно гнет феодального строя проявлялся в колоссальном обложении промышленности и торговли. Часть прибыли городской промышленности и торговли — через фискальный аппарат и королевскую казну — систематически превращалась в доходы дворян (придворных и военных) и шла на укрепление дворянского государства. Поэтому-то не только на внешнем, но и на внутреннем рынке более дорогие французские товары не могли конкурировать с голландскими или английскими. Мало того, всякое буржуазное накопление постоянно находилось под угроз, и прямой феодальной экспроприации. В деревне талья (прямой налог) взималась не только пропорционально имуществу, но и в порядке круговой поруки, гак что в пределах прихода или корпорации богатый расплачивался за недоимки бедного, а в случае отказа подвергался конфискации имущества. Фаск находил множество предлогов для настоящей охоты за «зажиточными» в деревне и в городе; достаточно было придраться к мастеру за невыполнение тех или иных мелочных обязательных предписаний о качестве продукции — и казна получала с него большой штраф, а то и все имущество. Словом, пока накопленное богатство оставалось в сфере промышленности или торговли, капиталовладельцу грозило банкротство, удушение налогами, лишение собственности. К фискальному гнету прибавлялось еще и то, что если в Англии дворянин не гнушался заниматься торговлей и промышленностью и в этом случае не терял своего общественного положения, то во Франции дело обстояло иначе: такого дворянина правительство лишало главной дворянской привилегии — освобождения от налогов, а общество считало выбывшим фактически из дворянского сословия, промышленность и торговля считались занятием неблагородных, ротюрье.
Понятно поэтому, что значительная часть буржуазных накоплений непрерывно перемещалась в такие сферы, где капитал был более свободен от налогов и от социальных стеснений.
Во-первых, буржуа обращали свои капиталы на покупку дворянских доменов и целых сеньорий. В окрестностях некоторых крупных городов, например Дижона, почти вся земля в XVII в. находилась в руках новых владельцев, а в самом Дижоне почти не встречалось видного буржуа, который не был бы одновременно землевладельцем. При этом новые владельцы обычно не вкладывали капиталы в производство и не перестраивали традиционных форм ведения сельского хозяйства, а просто становились получателями феодальной ренты. Подчас они покупали вместе с землей и феодальные титулы, стремясь всеми силами и возможно скорее усвоить «дворянский образ жизни».
Во-вторых, буржуа покупали государственные и муниципальные должности. Почти все должности в гигантской бюрократической машине Франции продавались, причем не только в пожизненное, но и в наследственное владение. Это была своеобразная форма государственного займа, проценты по которому выплачивались в виде жалованья или доходов от продаваемых должностей. Нередко случалось, что купец или мануфактурист свертывал свое дело, чтобы приобрести должность для сына. Чиновники, «люди мантии», были освобождены, как и дворяне, от налогов и даже получали дворянское звание за отправление высших административно-судебных должностей.
В-третьих, буржуа ссужали свои накопленные деньги в долг: либо крестьянам — под обеспечение цензивы, либо светским и духовным феодалам и государству — под обеспечение сеньориальной ренты, церковной десятины или государственных налогов. Большую часть этих кредитных операций можно назвать откупами. Формы их были чрезвычайно разнообразны. Какой-нибудь деревенский богатей, накопив деньги, отдавал их своему же сеньору за право в течение года или нескольких лет брать в свою пользу весь доход по мельничному баналитету, т. е. откупал господскую мельницу, на которую все крестьяне обязаны были везти зерно. Таким же образом и городской буржуа нередко откупал у сеньора отдельную статью дохода или оптом все доходы с сеньории и хозяйничал затем в качестве уполномоченного сеньора. У церкви откупали сбор десятины. Наиболее крупные капиталы употреблялись на откуп государственных налогов, особенно косвенных (акцизов). Компании «финансистов» вносили авансом в казну крупные суммы наличными и получали право собирать в свою пользу какой-либо налог или целую группу налогов; они действовали от имени государства, пользуясь всем административно-полицейским государственным аппаратом, но располагали и собственным штатом служащих и жандармов. Разумеется, откупщик возвращал себе внесенную сумму с большими процентами. Некоторым «финансистам» удавалось таким путем накопить огромные капиталы. Французская буржуазия ссужала государство деньгами также и путем покупки процентных бумаг государственных займов.
Французский абсолютизм
Французское государство XVII в., построенное на принципе абсолютной власти короля, по своей классовой природе было диктатурой дворянства. Главным назначением абсолютистского государства была защита феодального строя, феодального экономического базиса от всех антифеодальных сил.
Основной антифеодальной силой являлось крестьянство. Сила крестьянского сопротивления в течение позднего средневековья все нарастала, и только централизованный орган принуждения — государство имело возможность успешно противостоять ей. Важным союзником крестьян было городское плебейство. Но только присоединение буржуазии к народным массам и руководство с ее стороны могли превратить стихийную борьбу антифеодальных сил в революцию. Важнейшей задачей абсолютизма было препятствовать образованию такого блока буржуазии, крестьянства и плебейства. Королевское абсолютистское правительство, с одной стороны, путем некоторого покровительства отвлекало буржуазию от союза с народными антифеодальными силами, а с другой стороны, беспощадно подавляло выступления крестьянства и плебейства.
Но из факта покровительства буржуазии со стороны абсолютизма отнюдь не вытекает, что правы те буржуазные историки, которые утверждают, будто абсолютизм был двуклассовым, «дворянско-буржуазным» государством или даже просто «буржуазным». Абсолютизм действительно сложился в ту эпоху, когда потенциальная мощь буржуазии (при условии ее союза с народом) начала в известной степени сравниваться с мощью дворянства, и королевская власть в определенный период вела политику, безусловно дружественную по отношению к буржуазии. Однако, как и подчеркивал Энгельс, абсолютизм был только «кажущимся» посредником между дворянством и буржуазией (См. Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, К. Маркс). Абсолютизм активно стремился привлечь буржуазию на сторону дворянского государства, откалывая тем самым буржуазию от ее демократических союзников, отвлекая ее от борьбы против феодализма на путь приспособления к феодализму. Еще Ришелье разъяснял, что тот, кто вложил свои деньги в существующий политический режим, не станет содействовать его ниспровержению, поэтому и важно предоставлять буржуазии возможность выгодно вкладывать капиталы в должности и откупа.
Чиновники, «люди мантии», составляли как бы аристократию по отношению к классу буржуазии, из рядов которого они вышли. Также и в системе вооруженных полицейских сил абсолютизма в XVII в. городская буржуазия, поголовно получавшая оружие и организованная по городам в «буржуазную гвардию», занимала важное место; в критические минуты народных восстаний она, хотя подчас не без серьезных колебаний, в конце концов поддавалась призывам своих «старших братьев», магистратов и «лояльно» сражалась за существующий порядок, против «мятежников» из простого народа.
Французское феодальное дворянство, за исключением отдельных его представителей, являлось верной опорой абсолютизма. Следовательно, буржуазия, встав на путь оппозиции, была бы принуждена идти с одним лишь народом, и движение неминуемо приобрело бы демократический характер. Но для такой политики французской буржуазии в XVII в. еще не было объективных условий. Это и было причиной того, что «буржуазная гвардия» поддавалась обычно влиянию одворянившейся части буржуазии и поднимала оружие в защиту феодально-абсолютистского порядка.
Абсолютизм нуждался в буржуазии еще и потому, что ему нужны были деньги как для раздачи дворянам, так и для увеличения собственного политического могущества. В XVII в., как правило, армии были наемными, и реальная сила королевской власти внутри Франции и за ее пределами зависела прежде всего от состояния финансов, т. е. сумм, собранных в виде налогов, а собирать со страны больше налогов можно было только при условии роста денежного обращения. Поэтому государству, задачей которого была защита феодализма, приходилось самому же и подстегивать развитие буржуазии, покровительствовать торговле и промышленности. Чтобы постоянно и во все большем объеме стричь «зажиточных» в пользу фиска, требовалось, чтобы эти «зажиточные» не переводились, чтобы мелкая буржуазия превращалась в среднюю буржуазию, средняя буржуазия — в крупную и т. д. В противном случае государству пришлось бы забирать все большую долю из совокупного прибавочного продукта крестьян, следовательно, отнимать часть доходов у самого же дворянского класса, хотя бы и для защиты его общих интересов. Перенесение абсолютизмом центра тяжести обложения на город и вместе с тем покровительство буржуазии отвечали в конечном счете интересам того же дворянства.
Разумеется, рост королевской власти ущемлял права и независимость каждого отдельного сеньора. Но общие классовые интересы заставляли их, несмотря на все частные конфликты и проявления недовольства, сплачиваться вокруг королевской власти XVII век — время консолидации французского дворянства.
Отдельные обиженные вельможи возглавляли время от времени оппозиционные политические движения, направленные против правительства, но вельможи преследовали при этом чисто личные цели (получение пенсий, губернаторских должностей, того или другого духовного сана и т. д.). Порой вельможи во имя тех же корыстных целей вступали во временный союз даже с движениями народной, в особенности плебейской, оппозиции.
При Людовике XIV не было сколько-нибудь широкой феодальной оппозиции абсолютизму. Методы, которыми отдельные аристократы отстаивали свои личные требования, были часто старомодно-феодальными (включительно до «объявления войны» королю или отъезда к другому государю), но цели, которые они при этом преследовали, не имели ничего общего с действительным ограничением королевской власти или новым раздроблением Франции. В политических конфликтах XVII в. проявлялось не стремление аристократии как цельной социальной группы изменить политический строй, а лишь стремление отдельных вельмож занять лучшее положение при данном политическом строе.
Для феодального распада Франции в XVII в. не было реальных предпосылок, эта угроза отошла в прошлое, и потому абсолютизм в XVII в. уже не противостоял феодальному сепаратизму как национальная сила. Феодальная, дворянская природа французской монархии, положение короля как главы и знамени всего класса дворянства в целом выступают именно при Людовике XIV более наглядно и ярко, чем когда бы то ни было.
Формирование французской нации
На основе развития капитализма происходило постепенное складывание французской нации. Этот процесс начался в XV—XVI столетиях, однако его еще нельзя считать завершившимся и в XVII в.
Некоторые из признаков нации как исторически сложившейся общности людей оформились еще в докапиталистический период. Так общность территории была налицо во Франции задолго до появления каких-либо зачатков капитализма. Но такие признаки, как общность языка или общность психического склада, общность культуры, не могут считаться вполне сложившимися и характерными для жизни французов даже в XVII в. Французский язык еще сохранял глубокие следы средневековой пестроты, разобщенности Севера и Юга; по психическому складу и культуре гасконец, провансалец, бургундец, пикардиец, нормандец или овернец представляли собой различные типы; подчас они сами называли друг друга разными «народами» и «национальностями». Но языковая и культурная общность французов очень быстро прогрессировала как раз в течение XVII в., когда были проведены унификация и упорядочение правописания и норм литературного языка, когда гигантски возросла роль Парижа как общефранцузского культурного центра.
В особенности же незрелым оставался такой важнейший признак нации, как общность экономической жизни. Франция XVII в. была перерезана внутренними таможенными границами. Отдельные провинции были экономически и административно обособлены друг от друга. В официальных государственных документах о той или иной провинции еще говорилось «страна» («земля»). И это было не одним только пережитком в области терминологии. Внутренний рынок был слабо развит, и, естественно, буржуазия не могла играть роль силы, цементирующей формирующуюся нацию. Однако развитие экономической общности Франции значительно продвинулось. Это не замедлило проявиться в попытке французской буржуазии выступить в роли главы нации и от лица нации на политической арене, хотя на первых порах эта попытка и оказалась еще неудачною.