— барон, затем граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, член Государственного Совета, старший сын барона Григория Александровича С., посла в Швеции, Испании и Турции, родился 8 ноября 1794 г. 15-ти лет от роду поступил в институт путей сообщения и тотчас по окончании курса в нем зачислился на военную службу. Произведенный в офицеры (1811 г.), участвовал в ряде стычек и боев 1812 г., отличился в Бородинском сражении, затем в рядах русской армии совершил поход во Францию, откуда возвратился только в конце 1815 г. В продолжение этого похода он хорошо ознакомился с Западной Европой, — всюду, где только представлялась возможность, посещал различные ученые и особенно художественные учреждения, а долговременное пребывание в Париже использовал для обстоятельного изучения наиболее выдающихся художественных произведений, привезенных туда Наполеоном в виде трофеев из различных покоренных им стран, более всего из Италии. Хотя С. до конца жизни считался на военной службе, но собственно в военных делах и походах ему пришлось принимать участие, помимо войны с Наполеоном, еще только два раза, — именно в турецкую войну 1828 г., когда он был в делах под Шумлою и Варною, и в севастопольскую кампанию 1854—1855 гг. Главнейшим же и теснейшим образом многолетняя деятельность его связана с историей и с судьбами русского просвещения, в области которого он является одним из наиболее видных деятелей.
Высочайшим рескриптом от 14 мая 1826 г. был учрежден "комитет устройства учебных заведений", известный под более коротким именем — "комитета 14 мая". Незадолго перед тем пожалованный в флигель-адъютанты, С. был назначен членом комитета в момент его образования. Задачи, поставленные на разрешение комитета, явившегося продуктом реакции в правительственных сферах после восстания декабристов, были навеяны опасением пред повторением подобных событий, являлись ярко тенденциозными и имели целью сужение компетенции народного просвещения. Хотя общий смысл их был формулирован довольно невинно — "обсуждение мер, необходимых для введения единства и единообразия, на коих должно быть основано как воспитание, так и учение", тем не менее, из данной комитету детальной инструкции с достаточной ясностью просвечивали его широкие полномочия и регрессивные тенденции. Председателем комитета был назначен тогдашний министр народного просвещения А. С. Шишков, членами его состояли, помимо С., ген.-лейт. кн. К. A. Ливен, M. M. Сперанский, С. С. Уваров и др. Вместе с Шишковым и Сперанским С. образовал так называемую славянскую партию, или славянский триумвират в комитете, неизменным членом которого остался во все время его существования. Говорить о деятельности С. в эту пору значит говорить о работах комитета, в заседаниях которого он принимал самое деятельное участие. Чтобы быть кратким, остановимся лишь на главнейших моментах деятельности этого учреждения с указанием тех вопросов, по которым С. или расходился во взглядах с большинством, или держался особого мнения. Пока во главе комитета стоял А. С. Шишков, работы его шли довольно медленно, но после отставки адмирала от должности министра народного просвещения и назначения на таковую, а вместе с тем и председателем комитета кн. Ливена занятия стали подвигаться значительно быстрее. В январе 1828 г. был закончен составлением устав средних и низших училищ, в начале апреля был готов проект устава Главного педагогического института, затем работы сосредоточились на выработке нового университетского устава, который в 1835 г. был закончен и введен в университетах Петербургском, Московском, Харьковском, Казанском и Дерптском, а также в Демидовском и Нежинском лицеях. Дальнейшие занятия комитета коснулись некоторых привилегированных учебных заведений, училищ на западной в восточной окраинах, вопроса о новом разделении учебных округов, предположений о Белорусском университете или лицее в Орше, возобновления при Московском университете пансиона и др. В период наиболее интенсивной деятельности комитета, — первые 7 лет его существования, — почти все вопросы народного просвещения, требовавшие законодательного разрешения, проходили через его рассмотрение или даже возбуждались по его инициативе. Когда возник проект создать Новороссийский учебный округ, С. вместе с Сперанским высказался против столь обширных рамок для административно-учебной единицы, и вопрос был сужен, в результате чего явился Одесский округ, в который вошли не все губернии Новороссии, а лишь Херсонская и Таврическая и часть Бессарабской области. Еще в 1827 г. проф. Паррот представил в комитет записку ("Memoire sur les universités de l´intérieur de la Russie"), предлагая командировать молодых русских ученых для усовершенствования в науках сначала в Дерпт на 5 лет, потом за границу на 2 года, с тем, чтобы после этих 7 лет они заменили собою на всех кафедрах и во всех университетах старых профессоров. Вместе с Шишковым и Сперанским С. решительно высказался против этого проекта, не находя даже нужным входить в подробное обсуждение его в виду той коренной и обстоятельствами далеко не оправдываемой ломки, которая являлась следствием предложения. Тем не менее, противоположное мнение, представленное большинством комитета, — кн. Ливеном, гр. Уваровым, Блудовым и др. — одержало верх, и 14 октября того же года состоялась первая командировка 20 лучших воспитанников в Дерптский университет на 2 года. 7 октября 1829 г. комитетом была выделена из своей среды комиссия для редактирования университетского устава; С. был одним из ее 4 членов. Из всех работ комитета самой сложной и крупной был устав низших и средних учебных заведений. С. был одним из 3 членов особой комиссии, избранной для рассмотрения проекта этого устава. На одном из заседаний комиссии он внес предложение учредить в каждом губернском городе советы "для усовершенствования училищной части", образуемые из губернатора, губернского и уездных предводителей дворянства, почетного попечителя гимназии, директора ее и городского головы. С. поддержали Сперанский и Крузенштерн, против высказались кн. Ливен, гр. Уваров и даже Шишков, резолюцией же государя предложение было одобрено. Ни задачи, поставленные комитету, ни эпоха, к которой относятся его работы, не позволяли кому-либо из его деятелей придерживаться либеральных воззрений. И действительно, назвать С. либералом нельзя. Однако он не принадлежал и к реакционному крылу членов комитета. В смысле некоторой иллюстрации к его взглядам в эту пору может служить следующий инцидент, разыгравшийся между С. и кн. Ливеном. В числе других предметов рассмотрению комитета подлежал и вопрос об учебниках и учебных пособиях. Между прочим, предполагалось издать новое руководство для учителей по дидактике взамен старого, вышедшего в свет еще при Екатерине II. К составленному проф. Кошанским и комитетом одобренному "Наставлению учителям, заключающему в себе общие правила для руководства их", кн. Ливен распорядился написать "Введение", в котором "изъясняются обязанности учителей от побуждений веры". В ХСV заседании комитета С. восстал против духа этого "Введения", заявив, что оно "облечено в формы неупотребительные для такого рода сочинений, напоминающие собою язык того времени, когда под покровом религии скрывалось гонение на просвещение и науки", и выразил опасение, как бы это "Введение" не было принято "отголоском помянутой эпохи", Государь признал уважительность доводов С., и "Введение" не удостоилось утверждения. В общем работы комитета имели свои и положительные и отрицательные стороны, что наиболее ярко сказалось в уставе средних училищ 1828 г. и университетском 1835 г. Если последний уничтожил автономию университетов, обеспечивавшуюся уставом 1804 г., и оставил слишком много власти в руках попечителей учебных округов, зато в одном отношении представлял шаг вперед — более точной регламентацией прав и обязанностей он ставил высшие учебные заведения в более нормальные условия существования и исключал возможность повторения таких персональных явлений, как Магницкий и Рунич. Во всяком случае и теперь учебное дело было подчинено политическим соображениям, и теперь власть попечителя была слишком широка, поэтому весьма многое в успешности дела народного просвещения зависело от лиц, занимающих этот пост в отдельных учебных округах. В наиболее важный и ответственный из них, в Московский учебный округ, попечителем в 1835 г. был назначен С.; в это время он был в звании генерал-адъютанта, а незадолго до того, с 1831 по 1834 г. исполнял обязанности военного губернатора в Риге и Минске.
С., как никто другой, подходил для роли попечителя в таком умственном центре, как Москва. Человек в материальном отношении независимый, к служебной карьере равнодушный, европейски просвещенный, в высшей степени толерантный к убеждениям других, он был, по выражению автора статьи о нем в "Журн. Министерства Народн. Просв.", "идеальным попечителем". Время управления С. Московским учебным округом, а вместе с тем и старейшим университетом для последнего представляло блестящую эпоху процветания, навсегда памятную в анналах университета и даже именуемую именем С. — "строгановским временем", "строгановскою эпохою", — синоним "золотого" времени. Не надо, конечно, забывать, что еще за 3—4 года до вступления С. на пост попечителя, Московский университет доживал, по выражению А. Н. Пыпина, "архаический" период своего существования и находился на рубеже резкой перемены в студенчестве и профессуре. Рядом с педагогами, совершенно неспособными возбуждать умственную деятельность молодого поколения, на университетской кафедре появились уже такие профессора, как Павлов, Шевырев, Надеждин, Погодин; рядом с бурсачеством, молодечеством и ничегонеделанием в среде студенческой молодежи существовали уже известные кружки H. В. Станкевича и А. И. Герцена. Перелом в жизни университета, таким образом, совершился еще до назначения С. попечителем, но тем более чуткости и просвещенности нужно было со стороны административного лица, чтобы не губить эти нежные ростки, а дать им возможность к дальнейшему развитию. Главнейшей заботой С. было обеспечить университет достойным и вполне отвечающим научным задачам профессорским персоналом. Действительно, как никто другой, он умел находить способных людей, которым всячески оказывал в нужде и поддержку и покровительство. Грановский, Кавелин, Бодянский, Шевырев, Соловьев, Кудрявцев, Буслаев — таковы только наиболее крупные имена, которым С. сумел отыскать и выдвинуть. Обратил С. свое внимание и на отсутствие в университете некоторых весьма важных кафедр, напр., кафедры славянской. Задумав учредить ее, он уже вскоре после назначения попечителем обратился с теплым и любезным письмом к знаменитому Шафарику, предлагая ему открыть лекции по славяноведению в Московском университете. По причинам личного, политического и патриотического характера Шафарик должен был отклонить предложение; тогда С., не любивший останавливаться на полудороге, стал искать подходящее лицо среди русских ученых; остановив свой выбор на молодом, но подававшем большие надежды ученом, члене кружка Станкевича, О. M. Бодянском, он исходатайствовал для последнего двухлетнюю командировку в славянские страны и для этой командировки выработал подробный план, который послужил образцом и для университетов Дерптского и Харьковского, пославших для изучения славянских наречий, первый — Прейса, второй — И. И. Срезневского. Оживление в университете при С. достигло небывалой степени; достаточно вспомнить публичные лекции Грановского, собиравшие в стены университета весь цвет просвещенного московского общества; при исключительном оживлении протекали также публичные защиты диссертаций и годичные университетские акты. Близко к сердцу принимал С. нужды и интересы студентов, много хорошего сделал также для улучшения гимназий и низшего образования, составив в 1839 г. "Положение о городских начальных училищах в Москве", имевшее целью расширить средства первоначального образования для мещан и ремесленников; это "Положение", примеру которого вскоре последовал и Петербург, увеличило число училищ в Москве, усилило их материальные средства и созданием должностей смотрителя и почетных блюстителей в известной степени открыло возможность некоторого надзора со стороны общества за ведением училищного дела. Человек просвещенный, сильный характером, С. не боялся идти, когда этого требовали его убеждения, против общего мнения правительства. В декабре 1840 г. министр народн. просв. обратился к попечителям учебных округов с секретным циркуляром, в котором пространно и витиевато излагал свои соображения о необходимости ограничить доступ в университеты лицам низших сословий, ибо "сие возбуждает в юных умах порыв к приобретению роскошных знаний, практическое приложение коих, впоследствии весьма часто не подтверждаясь успехом, обманывает надежды недостаточных родителей и мечтательное ожидание юношей", и в заключение предлагал попечителям представить свои соображения о "мерах к достижению вышеуказанной цели и о существе распоряжений, которые надлежало бы сделать со стороны правительства". Попечители учебных округов — Петербургского (А. М. Дондуков-Корсаков), Дерптского (А. Б. Крафтстрем), Одесского (Д. М. Княжевич) и Харьковского (гр. Ю. А. Головкин) — согласились с основною мыслью министра и для достижения намеченной им цели предложили ряд косвенных мер — возвышение платы за учение, требование от поступающих в университет свидетельств о материальном обеспечении, уничтожение для лиц из податных сословий служебных привилегий по образованию, воспрещение приема таких лиц на казенные стипендии и др.; попечитель Казанского округа, M. H. Мусин-Пушкин, хотя высказался против ограничений, но сделал это в бледной и уклончивой форме. И только С., приславший свое заключение последним, решительно, даже резко восстал как против основной мысли министра, так и против пользы каких бы то ни было ограничений. "Всякий стеснительные меры к остановлению юношества от вступления в университеты — писал С. — повлекут за собою вредные последствия для распространения у нас народного просвещения и едва ли будут согласны с общественным мнением. Конечно, университеты наши опустеют, но вместе с тем, можно смело сказать, уничтожатся все начатые успехи в деле народного образования". Мотивированное возражение С. тем не менее нисколько не изменило предвзятого взгляда министерства; сословно-политические соображения к этому времени совершенно оттеснили на задний план учебные цели; в начале декабря 1844 г. докладная записка министра о средствах "умерить прилив юношества в учебные заведения высшего разряда", мотивированная тем, что для "молодых людей, рожденных в низших слоях общества, высшее образование бесполезно и составляет излишнюю роскошь", — удостоилась утверждения. Будучи попечителем Московского учебного округа, С. обратил свое внимание и на крайне стеснительные для русского просвещения цензурные условия. Ненормальность положения была очевидна: кроме общей цензуры, находившейся тогда в ведомстве министерства народного просвещения, право просматривать и одобрять или запрещать к печатанию книги принадлежало еще 4 министрам (Двора, финансов, военному и внутренних дел) и целому ряду ведомств и даже отдельных учреждений. В 1845 г. С. писал министру, что "при точном исполнении всех (цензурных) правил.... писатели наши до крайности стесняются в издании своих сочинений; тем самым нередко благонамеренные и полезные для общей образованности статьи или остаются ненапечатанными или выходят в свет совершенно несвоевременно". Предложение С. облегчить цензурные условия успеха, конечно, не имело. Наоборот, первые известия о революционном пожаре 1848 г. послужили предлогом к новым цензурным строгостям, а 2 апреля 1848 г. был образован особый Верховный комитет для "высшего надзора в нравственном и политическом отношениях за духом и направлением книгопечатания"; гнета этого комитета не выдержал даже министр народн. просв., гр. С. С. Уваров, безуспешно пытавшийся отделить от своего министерства цензуру. Одним из членов этого комитета был назначен С., — назначение, остающееся в виду общего характера убеждений С. до известной степени загадкой.
Попечителем Московского учебного округа С. оставался до 1847 г., когда вышел в отставку вследствие разлада с министром С. С. Уваровым. Ближайшим поводом ее было напечатание в "Чтениях Московского Общества Истории и Древностей России" одобренного С. Перевода сочинения Флетчера, трактующего о России времен Грозного и царя Бориса. Разумеется, это был лишь внешний повод, на самом же деле причины отставки скрывались глубже, — в несогласии С. с теми принципами и приемами, которые характеризуют область народного просвещения в последнее десятилетие царствования Импер. Николая I. Назначенный членом Государственного Совета, С. до начала нового царствования в сущности оставался не у дел; продолжая жить в Москве, он все свободное время посвящал своим любимым занятиям — археологии, нумизматике и собиранию художественных сокровищ. В конце 1859 г., уже при новом царствовании, С. был назначен московским генерал-губернатором; в этой должности он пробыл всего 5 месяцев.
Кратковременное генерал-губернаторство С. объясняется тем, что в середине 1860 г. он был приглашен ко Двору в качестве главного руководителя воспитанием наследника Николая Александровича. По строго обдуманному плану С. составил для своего высокого воспитанника своеобразный университетский курс из наук юридического и филологического факультетов и военной академии генерального штаба, а в преподаватели пригласил профессоров этих высших учебных заведений. Летом 1861 г. он сопровождал наследника в путешествие на нижегородскую ярмарку и в Казань.
С 1860 г. вновь начинается деятельность С. в области народного просвещения, которая принимает еще более интенсивный характер после преждевременной кончины цесаревича Николая Александровича (1865 г.). На разработку текущих вопросов С. влияет теперь в качестве члена законодательного учреждения, Государственного Совета, и члена, а зачастую и председателя, разнообразных комиссий. В течение ряда лет он состоял членом особой комиссии для рассмотрения отчетов министра народного просвещения, что теснейшим образом связывалось тогда с обсуждением мер против не прекращавшихся студенческих волнений и беспорядков. Хронический характер последних явлений побудил правительство пересмотреть прежний университетский устав; в 1862 г. был опубликован новый его проект, который, вопреки обыкновению, был отдан на авторитетный суд общественной критики и многих русских и иностранных ученых. Известно, какое небывалое оживление вызвал этот проект своим новым, более свободным духом. После всестороннего обсуждения его в университетских советах и ученом комитете министерства народного просвещения, усиленном компетентными представителями науки и общественной деятельности, вновь переработанный проект перешел в Государственный Совет, где и был рассмотрен в особом совещании под председательством С. 18 июня 1863 г. этот проект, возвративший университетам принцип автономии, вошел в законную силу.
src="http://pagead2.googlesyndication.com/pagead/show_ads.js">
Наступила эпоха деятельности гр. Д. А. Толстого, и в деле народного просвещения вновь начались преобразования, на этот раз с особенной энергией в области средней школы с целью подразделения ее на два резко отличающихся типа — реальной и классической, и усиления в последней древних языков. Выработанные министром проекты уставов сначала гимназий, а затем и реальных училищ, воспитанники которых, как предполагалось, должны были готовиться к технической и промышленной деятельности, в 1870 г. перешли для обсуждения в особую комиссию, 27 марта этого года образованную под председательством С. из членов Госуд. Совета Валуева, Тройницкого и др. С. явился убежденным сторонником предпринятой гр. Толстым реформы и много содействовал тому, что в комиссии оба проекта не встретили серьезных возражений и не подверглись существенным изменениям. Значительно иной прием встретили намерения гр. Толстого в Особом присутствии, на правах департамента выделенного из Государственного Совета. С. и здесь был председателем. Несмотря на всю его энергию, значительное меньшинство присутствия (6 членов из 15) решительно высказалось против резкого разделения средней школы на два типа — реальной и классической. Совсем несочувственный прием встретили проекты Толстого в печати, где их: поддерживал почти лишь один Катков в "Московских Ведомостях", против же восстала вся столичная пресса во главе с "Голосом". Подобное же отношение встретила, наконец, реформа и в общем заседании Государственного Совета, который в своем большинстве (29 членов против 18) высказался против нее. Верный своему убеждению, С. голосовал с меньшинством, мнение которого, как известно, удостоилось Высочайшего утверждения.
С. известен как долговременный, в течение более чем 30 лет (с 29 апреля 1837 г. по 1874 г.), председатель в обществе истории и древностей Российских при Московском университете. Ему удалось исходатайствовать этому обществу титул Императорского и постоянную субсидию, благодаря которой для общества явилась возможность значительно расширить свою деятельность вообще и поставить на прочные основания свои издания, в частности. Археология была любимой наукой С., которой он посвящал все свои досуги. Им основана, между прочим, Археологическая комиссия, которая в 1859 г. произвела богатые результатами раскопки на юге России, пролившие яркий свет на древности Босфора Киммерийского и его скифских окраин; в течение долгих лет С. был президентом и главным двигателем этой комиссии; даже помещение на целых 23 года он отвел для нее в своем доме. Императорский Эрмитаж обязан С. сокровищами керченского и скифского собраний, которые удивляют и возбуждают зависть у всего ученого мира. Под руководством С. великолепно изданы "Древности Российского государства" (М., 1839—1853 гг.), на его иждивение напечатаны многие труды Григ. Ив. Спасского; напечатал он и лично две работы по археологии: "О серебряных вещах, найденных во Владимире и Ярославской губернии в 1837 г." ("Русск. Историческ. Сборн.", М., 1840 г., т. IV, кн. 2—3) и замечательную книгу — "Дмитриевский собор во Владимире-на-Клязьме, строенный с 1194 по 1197 гг.". (СПб. 1849 г.). Кстати заметить, что древности собора, описанного в этой книге, реставрированы С. на собственные средства. Известен С. и как исключительный знаток в области русской нумизматики, вместе с А. Д. Чертковым значительно поднявший интерес к этой научной отрасли и составивший богатейшую коллекцию русских монет. Интересовался всегда горячо он также живописью и скульптурой. Обладая изящным и развитым вкусом и обширной эрудицией в этой области, он значительно приумножил известную фамильную галерею ценными произведениями итальянских и голландских мастеров, которые собирал во время своих неоднократных путешествий по Западной Европе. В скульптуре он был особенно тонким ценителем древне-классического искусства. Наконец, С. славился как знаток в старинной архитектуре, более всего византийской и древнерусской, и в иконописи; во время долголетнего пребывания в Москве он составил богатейшую коллекцию старинных икон. Свои воззрения на русское искусство С. выразил в критическом разборе сочинения В. Виолле "О русском искусстве" (вышел отдельной книгой в 1878 году под заглавием: "Русское искусство: В. Виолле де-Дюк и архитектура в России от X до XVIII стол."). Любовь С. к искусству выразилась также в том, что в 1825 году он на собственные средства основал в Москве первую рисовальную школу, в 1842 г. перешедшую в ведение министерства финансов и ныне известную под именем Императорского Строгановского художественно-промышленного училища.
С. был женат на своей дальней родственнице Наталия Павловне Строгановой, старшей дочери графа Павла Александровича С.; вследствие этой женитьбы к С. перешел графский титул от его тестя, мужского потомства не оставившего, а позже также и известное заповедное имение в Пермской губернии, в котором к этому времени насчитывалось 45375 наличных крестьян мужского пола. К этому майорату он присоединил еще владения, доставшиеся ему от отца и одного и из братьев; при введении уставных грамот и освобождении крестьян число душ в нераздельном имении вместе с присоединенными частями достигало 95 тысяч, а количество земли, за вычетом пошедшей на надел крестьян, простиралось до 1½ млн. десятин; выкупные деньги в пользу С. определились в 7750 тыс. рублей; из этой суммы, по утверждению выкупных сделок, он уступил крестьянам около 2½ млн. руб. В доставшемся ему имении С. значительно реформировал центральное управление. Он много заботился о крестьянах, об улучшении их хозяйства, о развитии среди них разных промыслов, о распространении грамотности. В марте 1881 г. он внес в Пермское отделение госуд. банка около 150 тыс. рублей, назначив проценты с этой суммы на пособие рабочим заводов и промыслов в Пермском имении.
Скончался С. в пасхальную ночь, 28 марта 1882 г. в Петербурге и похоронен в Александро-Невской лавре; за несколько лет до смерти он сломал ногу и последние годы ходил с костылем. Некрологи и воспоминания, посвященные кончине С., изобилуют самыми лестными для его памяти выражениями; "высокообразованный аристократ", "величавый образ русского душой", "истинно именитый человек", "истинный gentleman" — даже не наиболее яркие из них; конечно, об умерших следует говорить только хорошее или ничего не говорить, поэтому все эти отзывы не заслуживали бы особого внимания, тем более что при жизни многие считали С., ввиду его поразительной скупости на слова, эгоистом, "сухарем", человеком без сердца; но наряду с этими отзывами существует мнение о С. человека, которого никак нельзя заподозрить в благоволении ни к С., ни к той правительственной системе, слугою которой он был. Это отзыв Герцена, который в одном месте своих "Дневников" называет С. "одним из самых лучших магнатов, исполненным личного благородства.
"Сборник постановлений по министерству народного просвещения", т. I, №№ 601, 603, 605, т. II, ч. 1, №№ II, 12, 15, 48, 53, 57, 63, 371, 549, 642, 682, 726; ч. 2, №№ 27, 172, 269, 304—306, 372, 399, 466; т. IV, № 536; т. V, №№ 25, 74, 196. — Журнал комитета устройства учебных заведений и Высочайшие резолюции, в архиве минист. цар. просв., карт. 2839, дела 8, 24, 87, 96, 97, 100, 817. — Разные докум. в том же архиве, карт. 3110, дело 15.955; карт. 3.823, дело 153.783; карт. 4.308, д. 139.848; карт. 4.294, д. 165.271. — "Сборник распоряжений по минист. народн. просв.", т. І, №№ 270, 319, 320, 325, 462; т. II, №№ 105, 127, 166, 192, 306, 334, 362, 383, 384, 386, 389, 398, 405, 436, 447, 462, 467, 470, 476, 488, 492, 673, 720, 721, 759, 807, 823, — С. В. Рождественский, "Исторический обзор деятельности минист. народного просвещения, 1802—1902 г.", СПб. , 1902 г., стр. 179, 184, 187, 191, 194, 196, 222, 243, 255, 284, 336, 337, 364, 398, 415, 427, 446, 493, 518, 519, 524, 547, 597. — Шмид, "История средне-учебных заведений", в разн. мест. стр. 224—272, 280—290 и 503. — "Журнал Минист. Народ. Просв.", 1867 г., ч. 133, 134; 1871 г., ч. 155. 156, 158; 1872 г., ч. 164; 1873 г., ч. 169; 1882 г., № 4 и ч. VII. — В. И. Межов, "Материалы для истории просвещения в России", т. III, стр. 181 и дал. (полемика о реформе гр. Толстого). — Катков, "Наша учебная реформа", М., 1890 г., сборник статей, печатавш. в "Моск. Ведом." и "Русск. Вестнике". — Скабичевский, "Очерки по истории русской цензуры", гл. 12—18—"Историч. сведения о цензуре". — В. В. Григорьев. "Императ. С.-Петерб. университет", СПб. , 1870 г., прил., стр. 38, 80 и V, — Маркевич, "25-летие Императ. Новороссийского университета", "Записки Императ. Новорос. унив.", т. 53, — Н. П. Барсуков, "Жизнь и Труды М. П. Погодина". — "Записки гр. Корфа", "Русск. Старина", 1899—1900 гг. — "Воспоминания Ф. И. Буслаева", "Вестник Европы". 1891 г., № 5, стр. 192—214; № 11, стр. 139—141, 153—159; 1892 г., № 2, стр. 569—573, 580—596; № 3, стр. 160—163, 184—185, 188—191. — Н. И. Веселовский, "История Императ. Русского Археологич. общества", СПб. , 1900 г., стр. 8, 28—30, 36, 114—117, 143, 289, 341. — "Русский Архив", 1890 г., № 4, стр. 550—552; 1892 г., № 7, стр. 347—359; 1896 г., № 7, стр. 450—452; 1904, т. 1, стр. 113, 293, 419, 441, 451, 452; т. II, стр. 225, 236, 430, 565; т. III, стр. 384; 1905 г. том II, стр. 290; т. III, стр. 457, 585—"Русская Старина", 1890 г., кн. II, стр. 386—387. — Вл. Каченовский, "По поводу кончины графа Сергея Григорьевича Строганова", "Московские Ведом.", 1882 г , №№ 94 и 96. — Там же, №№ 87—89, объявление и телеграммы о смерти и некролог, — "Газета Гатцука", 1882 г., № 14. — "Соврем. Известия", 1889 г., №№ 89 и 91. — "Свет", 1882 г., № 70. — "Русский Инвалид", 1882 г., № 72. — "Нива", 1882 г., № 22. — "Новое Время", 1882 г., № 92, статья "Воспоминания студента Московск. университета о С. Г. Строганове" (перепечатано в "Моск. Ведом.", 1882 г., № 94). — "Правительств. Вестник", 1882 г., № 94:, содержание речи, произнесенной A. A. Васильчиковым в Обществе любит. древн. письмен, в память С. Г. Строганова. — "Историч. Вестник", 1882 г., кн. 5, стр. 476—477. — "Художеств. Журнал", 1882 г., кн. 4, стр. 260. — "Русский Календарь" А. С. Суворина, 1883 г., стр. 279. — "Чтения Московск. общества Истории и Древн. Росс.", 1882 г., ч. II. — "Из рассказов гр. С. Г. Строганова", "Русский Архив", 1896 г., кн. 6, стр. 291—292. — Ив. Вологдин, "К материалам для биографии гр. С. Г. Строганова", "Пермские Губернск. Ведом.", 1882 г., №№ 59—63. — Вел. кн. Николай Михайлович, "Граф Павел Александр. Строганов", т. Ι, стр. 223, 224. — Колмаков, "Дом и фамилия гр. Строгановых, 1752—1887 гг.", "Русская Старина", 1887 г., №№ 3, 4. — "Из записной книжки чиновника-москвича. Гр. С. Г. Строганов и П. А. Тучков", "Русск. Архив", 1905 г., № 1, стр. 70—85. — А. А. Кочубинский, "Граф С. Г. Строганов. Из истории наших университетов 30 х годов", "Вестник Европы", 1896 г., № 7, стр. 165—196; № 8, стр. 471—490. — Д. Д. Языков, "Обзор жизни и трудов покойных русских писателей", вып. 2, СПб. , 1885 г., стр. 47—48; вып. 3 и 6, s. v. — "Циркулярное извещение окружных управляющих о смерти графини Софьи Владим. Строгановой и о вступлении гр. С. Г. Строганова в управление имением", "Пермск Губ. Ведом.", 1882 г., № 59. — А. Герцен, "Дневник", стр. 84, под 14 февр. 1843 г. — "Переписка" Богодина, т. II, стр. 185. — "Русский энцикл. слов." Березина, т. II, отд. IV, СПб. , 1877 г., стр. 316. — "Большая энциклопедия" т-ва "Просвещение", т. 18, стр. 74. — "Энциклопед. словарь" Брокгауза-Ефрона, полут. 62, СПб. , 1901 г., стр. 804.
{Половцов}