Св. Дионисий Ареопагит

Сборник богословских сочинений, дошедший до нас под именем Дионисия Ареопагита («Ареопагитики»), принадлежит к числу самых загадочных памятников христианской древности. О его авторе — Дионисии, члене афинского Ареопага, — кратко сообщается в «Деяниях апостолов» и «Церковной истории» Евсевия Кесарийского. Мы знаем, что, обращенный в христианскую веру апостолом Павлом, он стал первым епископом Афин, одно время проповедовал в Галлии и принял там мученическую смерть от гонителей. Имя Дионисия как церковного писателя стало широко известным между 485 и 515 гг., когда в культурный оборот вошли четыре приписываемых ему трактата: «О Божественных именах», «О небесной иерархии», «О церковной иерархии», «О мистическом богословии». Вплоть до эпохи Возрождения сомнений в древности и подлинности «Ареопагитик» не возникало ни на Востоке, ни на Западе. И это способствовало их необычайной популярности. Исключительный религиозный подъем, необыкновенная глубина и острота мистических умозрений, сам язык, выразительный и страстный, поражали воображения многих поколений христиан и заставляли признавать Ареопагита одним из величайших религиозных мыслителей прошлого. Но потом авторство Дионисия стало вызывать все большие сомнений, и в настоящее время можно считать твердо установленным фактом, что никаких сочинений настоящий Дионисий после себя не оставил, а приписываемые ему труды являются позднейшей подделкой. В пользу этого положения свидетельствует не только полное отсутствие каких бы то ни было упоминаний о творениях Ареопагита вплоть до начала VI в., но и самый характер памятника, слишком далекого и по языку и по строю мысли от безыскусной простоты первохристианскои эпохи. Нет сомнения, что подлинный автор «Ареопагитик» прекрасно знал и разрабатывал идеи неоплатоников: прежде всего Прокла, но также и Плотина, Порфирия и Ямвлиха (III–V вв.), что, конечно же, исключает всякую мысль об апостольских временах. О действительном создателе «Ареопагитик», о месте их составления, о целях «подлога» ничего не известно. Можно предположить только, что неведомый автор был родом из Сирии и скрылся под именем Дионисия, желая придать своим творениям больше авторитета. Если это так, то замысел его увенчался полным успехом: церковь допустила «Ареопагитики» в свою святоотеческую письменность, и они сильно повлияли на развитие богословской и мистической мысли как на Востоке, так и на Западе. В Средние века Дионисий несомненно был самым большим авторитетом для представителей всех школ, и без него будет совершенно непонятна вся история средневековой мистики и философии. Величайший пиетет, которым всегда было окружено имя Ареопагита, легко понять, ибо никто из христианских философов до него не сумел так глубоко погрузиться в неведомые тайны Божественного и так полно выразить Невыразимое. Сам метод его Богопознания был поразительным и дерзким. Дионисий писал, что в Своем бытии, «по собственному своему началу или свойству» Бог непознаваем и непостижим. Внутрибожественная жизнь совершенно скрыта от тварных взоров, превышает всякую вместимую и доступную для разума меру. Человеческое сознание никогда не проникнет в ее сокровенные и неизреченные глубины. «Изъятый» из мира Бог как бы не существует в нем, но это не значит, что Он далек или что Он скрывает Себя. Своим промышлением Бог неизменно и непрестанно сходит в мир, присутствует во всем и становится всем, оставаясь при этом недвижным и неизменным. Дионисий писал: «Мы познаем Бога не из Его природы, которая непознаваема и превышает всякую мысль и разум, но из установленного Им порядка всех вещей, которые содержат некие образы и подобия Божественных первообразов — восходя к Тому, что находится превыше всего, особым путем и порядком, через отвлечение от всего и возвышение над всем». Для этого познания Дионисий предлагал два пути. Первый — через резкое и решительное противопоставление Бога миру, то есть через отрицание в Нем всех определений, свойственных и подобающих Его творениям. Второй — через повышение всех определений, обычно прилагаемых к божественным творениям. Богопознание путем противопоставлений исходит из положения, что о Боге ничего нельзя сказать утвердительно, ибо всякое утверждение частично и потому есть ограничение. В этом смысле Бог есть ничто, так как Он не есть никакое особенное или ограниченное что. Он выше каждого отдельного и определенного, выше всякого ограничения, выше всякого определения и утверждения и потому выше всякого отрицания. Божество не подлежит никаким чувственным и пространственным определениям — не имеет ни очертания, ни формы, ни качества, ни количества. Божество также выше всех умозрительных имен и определений. Бог не есть ни душа, ни разум, ни воображение, ни мнение, ни мышление, ни жизнь. Потому Он не воспринимается ни словом, ни мыслью. Он выше познания. Он выше всего — «ничто из несуществующего и ничто из существующего». Поэтому познание Бога лежит через освобождение от всякой разнообразной примеси — через «упрощение души», через «вхождение в самого себя», через отвлечение от всякого познания, от всех образов, чувственных и умственных. Бога мы познаем только в покое духа и покое познания, не издали, не через внешнее, не через размышление о Нем, но через непостижимое с Ним соединение. Это возможно только через экстаз, через исхождение за все пределы, через исступление. Истинное познание есть познание без слов и понятий, и потому несообщаемое познание, доступное только тому, кто его достиг и имеет. Это отрицательное Богопознание можно и должно дополнить положительным. Хотя в неизменной простоте Своего бытия Бог выше всякого определения, всякого имени, множественность Его проявлений можно определить различными определениями и именами. Однако при этом надо помнить, что ни одно из этих имен в отдельности, ни все они в совокупности не дают представления о сущности Божества. Тем не менее если встать на этот путь, то прежде всего надо сказать, что Бог — это Благость. По причинам Своей благости Бог не остается в Самом Себе, а созидает и животворит мир. Как от неиссякаемого источника света, от Него повсюду распространяются живительные лучи, и все существующее проникнуто этими лучами. Бог есть также Промыслитель, Творец и Прообраз мира, начало всего сущего, Причина, поддерживающая Сила и последний Предел. Ибо в Боге нераздельно предсуществуют все предопределения бытия, представляющие из себя «самосовершенные и вечные мысли вечного Бога». Это как бы Лик Божий, обращенный к миру. И мир существует лишь потому, что прообраз его мыслится Богом. В этом смысле Бог есть Жизнь и само Бытие. Наконец, Бог есть совершенная красота, Красота без всякого изъяна — источник и прообраз всякой красоты. Все существующее ради Него и от Него получает свою красоту, то есть стройность и меру. В соответствии с вышесказанным, образ мира у Дионисия определяется прежде всего идеей строя и лада, имеющих основание в неизреченном покое Божественной жизни. Все в мире стройно и созвучно, все состроено и согласовано между собой. Все существующее, не теряя своего своеобразия, слагается в живую гармонию и сказывается прежде всего в иерархичности мира. Выше всего в этой иерархии — Божественная красота. К ней и устремляется все остальное, чтобы в меру своей возможности «обнаружить в себе Божественную деятельность». Первое место в иерархическом строении причаствующего Богу тварного мира принадлежит первопричинам и миру идей. Высшие чины его являются посредниками в Богопричастии низших. Наверху тварной лестницы стоят горние ангельские чины — «бесчисленное блаженное воинство премирных умов»… Их совершенство определяется тем, что им в наибольшей степени доступно счастье Богообщения. По своей духовной природе они ближе всего к Богу. Первая и высшая триада ангелов это — Херувимы, Серафимы и Престолы. Им доступно прямое и непосредственное видение Божественных тайн. Они живут в Божественном свете и непосредственно созерцают Его. Выше всех — Херувимы, обладающие «совершенно-простым знанием высочайшего света». Вторая иерархия — это Господства, Силы и Власти. Им доступно уже только вторичное озарение, непосредственно через чины первой иерархии. Еще ниже третья иерархия — Начала, Архангелы и собственно Ангелы. Ангелы всего ближе к материальному миру и незримо присутствуют в нем. Они представлены к каждому народу и предводительствуют земной иерархией. К последней триаде ангелов примыкает иерархия земная. Ее возглавляет церковь, в которой Дионисий различал два родственных круга. Первый — священные чины епископы, диаконы и пресвитеры. Из них епископы — это высшая ступень в чувственном мире, непосредственно примыкающая к горнему миру чистых духов, а пресвитеры — необходимое звено между священством и миром, в задачу которых входит объяснять светским людям священные символы и обряды. Второй круг церкви — это «чины совершаемых». Он также состоит из трех ступеней, монахов, «созерцателей» (добродетельных христиан) и оглашенных. Их совершенство определяется степенью близости к божественной идее. Нарушение установленной Богом иерархии, гармонии мира рождает беспорядок, который, по Дионисию, и есть зло. Следовательно, зло существует не само по себе, а лишь как нарушение. Поэтому абсолютного зла нет и не может быть (его существование было бы равносильно отсутствию гармонии, то есть самому существованию Бога и мира).