— великий князь Киевский. Оставшись трехлетним ребенком по смерти отца, убитого в 945 г. древлянами, С. возрос в среде дружинников своего отца. Уже в 946 г. он находится во главе дружины, выступившей против древлян с местью за смерть Игоря; маленького четырехлетнего князя сажают на коня и дают ему в руки копье, которое он и бросает во врагов; копье, брошенное слабою детскою рукою, падает у ног княжеского коня; дружина, видя у себя во главе начальника-младенца, начавшего бой, храбро бросается на врагов и быстро их одолевает. Детство и отрочество князя протекают среди воинов, где у всех один интерес — война, где одно достоинство лишь ценится в человеке — беззаветная храбрость и отвага. Развитием этих достоинств определяется программа княжеского воспитания и на всей дальнейшей жизни храброго князя неизгладимым следом отразилось воспитание, основанное на началах дружинной чести: единственной заботой князя стала война, единственным мерилом его поступков — мнение дружины, единственным идеалом — слава беззаветно храброго воина, никогда не изменяющего традициям дружины. Это, между прочим, объясняет упорный отказ С. принять христианство, которое не согласовалось с основными устоями тогдашнего дружинного быта. Выйдя из отроческих лет, князь прежде всего стремится сплотить вокруг себя товарищей-дружинников и, собрав дружину, начинает непрерывную цепь своих походов. Летопись дает такую характеристику его деятельности: "и легко ходя, аки пардус, войны многы творяше. Ходя, воз по себе не возяше, ни котла, ни мяс варя, но по тонку изрезав конину, или зверину, или говядину, на углех испек, ядяше. Ни шатра имеяше, но подклад постилаше и седло в головах. Також и прочии вои его бяху вси". В 914 г. на Волге, в стране хазар, буртасов и болгар, погибла рать вел. кн. Игоря. По понятиям дружинной чести в. князь С., как преемник Игоря, обязан был смыть позор, лежавший на его памяти, а как сын, обязан был мстить врагам своего отца. Были и еще причины, побуждавшие в. князя к походу на Волгу: русские купцы, преимущественно новгородцы, терпели постоянные обиды и притеснения со стороны буртасов, волжских болгар и хазар; для русской торговли крайне важно было, чтобы большой водный путь, соединявший юго-восток и северо-запад восточной европейской равнины, т. е. все течение реки Волги, перешел в русские руки. Побуждаемый этими причинами, в 964 г. С. со своей дружиной выступил в поход. Поднявшись по р. Десне (на ней жили покорные уже Киеву северяне) он перешел на верховья Оки в область, населенную вятичами. Не желая во время своего далекого похода на Волгу иметь у себя в тылу врагов, С. вятичей не тронул, хотя они и платили дань хазарам, будучи враждебны Киеву. Перейдя на Волгу, он в продолжение 4—5 лет победоносно воевал с волжскими болгарами, буртасами и хазарами, разрушил главный хазарский город, Саркел на Дону, проник до Киммерийского Воспора, победив ясов и косогов и, очистив все течение реки Волги, возвратился прежним путем к Киеву. В целях окончательного закрепления за русской торговлей течения Волги С. предпринял еще поход на вятичей, живших на верховьях Оки, т. е. на пути из Киевской Руси к Волге, и вполне удачно его окончил. В этих походах он является непосредственным продолжателем дела своих предшественников, вел. князей киевских и, как видно, успешно его продолжает. Но совершенно изменяется характер его деятельности, когда он в 967 г. неожиданно для себя и своей дружины отправился в далекий поход на землю дунайских болгар. В этом году прибыл в Киев посол византийского императора Никифора Фоки, знатный вельможа, патриций Калокир, сын херсонесского правителя. Прибыл он с большими дарами и заманчивым предложением. Одарив богато князя и его приближенных, раздав до 1500 литр золота, Калокир изложил цель своего приезда. Император Никифор Фока приглашает вел. князя идти походом на дунайских болгар; дела Византии были в то время не блестящи: ее владения на востоке и юго-востоке подвергались постоянным нападениям со стороны сарацин; кроме войн с этими последними империя в 966 г. начала после почти сорокалетнего мира еще одну новую серьезную войну — с болгарами; на них-то император и звал войной С. Отличаясь большим честолюбием и, как житель Херсонеса, зная довольно близко отважный характер в. князя, Калокир решил воспользоваться удачно складывающимися для его планов обстоятельствами. Целью Калокира было завладеть императорским престолом и достигнуть этого он думал с помощью С. Надо полагать, что без особого труда удалось Калокиру склонить князя к далекому походу в Болгарию: этот поход согласовывался и с отважным характером князя; по душе он был и дружине, мечтавшей о большой добыче; на руку, наконец, был поход и русским купцам, торговавшим с задунайскими странами. Убежденный Калокиром, с десятью тысячами войска С. выступил в дальний поход. Пригласив его в Болгарию, а тем более через посредство хитрого и честолюбивого Калокира, император Никифор Фока сделал большую ошибку; в лице С. император приобрел нового врага, и притом врага более грозного и сурового, чем тот враг, против которого приглашен был бороться Киевский князь. Итак, император Никифор, следуя завету своего мудрого предшественника, императора Константина Багрянородного, что при войне с варварами следует заводить вражду между отдельными варварскими народами и обращать их войною друг на друга, жестоко ошибся и скоро воочию увидел свой промах. Быстро спустившись в ладьях по Днепру к Черному морю, С., "аки пардус", явился в пределах Болгарии. Застигнутый врасплох, болгарский царь Петр на скорую руку собрал тридцать тысяч войска и выслал его навстречу руссам. Нанеся болгарскому войску сильное поражение и заставя его запереться в Доростольской крепости, С. быстро и легко овладел городом Малой Преславой и занял всю область, к ней прилегавшую (Малая Преслава расположена была при южном рукаве дунайской дельты). Между тем царь Петр оставался в своей столице, Великой Преславе, и всеми силами готовился к войне с руссами. Он вступил в тесные сношения со своим врагом, императором Никифором Фокой, которому за последнее время (967 г.), во-первых, изменяет военное счастье в борьбе с врагами империи, а во-вторых, грозит население столицы, раздраженное частыми войнами и постоянными поборами. Между болгарским царем и византийским императором заключен был тесный союз, направленный против С. Можно думать, что ближайшим последствием этого союза было нападение печенегов на Киев, едва не погубившее все княжеское семейство и заставившее С. летом 968 г. немедленно возвратиться домой. Плохо пришлось киевлянам, когда нежданные гости летом 968 г. плотною стеною обложили Киев: "не бе лзе из града вылести, ни вести послати". Только благодаря мужеству некоторых воинов, собравшихся под начальством Претича на другой стороне Днепра, удалось "умчать" из Киева княгиню с внуками; с помощью хитрости те же воины заставляют отступить несколько от Киева печенегов. Тотчас же киевляне послали звать домой своего князя, говоря: "Ты, княже, чюжие земли ищеши, своей ся охабив; малым бо нас не взяли печенеги, и матерь твою, и детей твоих. Аще не пойдеши ни отбранити нас, да пакы ны возмут, ащели ти не жаль отчины своея, ни матери стары сущи и детей своих?". Освободив Киев от печенегов, С. недолго оставался на родине. Его манила далекая Болгария, его влекли к ней и ее удобное географическое положение, и ее богатства, и та непрерывная цепь военных подвигов, среди которых протекало там его житье-бытье. "Не любо ми есть в Киеве быти, — говорил С. матери и боярам, — хощю жити в Переяславци на Дунаи. Яко то есть среда земли моей, яко ту вся благая сходится: от Грек паволокы, и злато, и вина, и овощи разноличеныи, из Чех и из Угр сребро и кони, из Руси же скора, воск, и мед, и челядь". Княгиня Ольга отвечала сыну: "Видишь, я совсем больна. Куда же ты хочешь уходить от меня? Уж погреби меня, а там иди, куда хочешь". Через три дня после этого она померла. Схоронив мать, С. навсегда распрощался с русской землей: ему не суждено было еще раз возвратиться в Киев. Посадив Ярополка в Киеве, Олега у древлян, а младенца Владимира у новгородцев (по их просьбе), он поспешил с дружиною в любезную Болгарию; но там ждал его иной прием, чем прежде, ибо обстоятельства изменились не в пользу вел. кн. Киевского. Дружественные отношения, установившиеся между Болгарами и Греками перед уходом С. в Киев, сохранялись. Византия, освободившись от грозящей опасности со стороны болгар, деятельно воевала с арабами в Азии. Осенью 968 г. умер болгарский царь Петр; ему наследовал его сын Борис, вступивший на престол с помощью Византии и потому, конечно, поддерживавший с ней хорошие отношения. И когда летом 969 г. С., явившись на Дунае, вторгнулся в пределы Болгарии, его ожидал сильный отпор со стороны нового болгарского царя. Первая упорная битва произошла под Малой Преславой; победа осталась за С., хотя и Болгары проявили большую стойкость. Овладев вторично Преславой и всей областью, к ней прилегавшею, и нанеся еще несколько поражений болгарскому войску, С. двинулся вглубь страны; этот поход сопровождался огромным успехом: вся восточная Болгария от Дуная до Балканских гор вскоре перешла в его руки, он занял и столицу Болгарского царства, Великую Преславу, взяв в плен царя Бориса со всем войском. В то время, когда С. шаг за шагом побивал болгарского царя, отнимая у него город за городом и проникая все далее и далее вглубь страны, союзник болгарского царя, император Никифор Фока, не мог подать ему никакой помощи. Все силы империи были сосредоточены в М. Азии на борьбе с аравитянами; сам император принимал личное участие в этой борьбе. 10 декабря 969 г. в Константинополе совершился дворцовый переворот. Император Никифор Фока, только что возвратившийся из М. Азии, был убит своим приближенным Иоанном Цимисхием, который и занял императорский престол. Со вступлением на престол Иоанна Цимисхия наступает поворотный момент в истории борьбы С. на болгарской территории. Дело борьбы значительно усложняется, ибо при незначительных силах одновременно приходится воевать и с болгарами, и с греками, и в то же время необходимо было еще оставлять гарнизоны в завоеванных городах. Но, во всяком случае, надо отдать справедливость С., что за этот период войны со всей силой проявились и его удивительное мужество и его природные воинские дарования. Государственный переворот в Константинополе совершился очень быстро и не сопровождался, как это обыкновенно бывало раньше, серьезными смутами. Уже в декабре месяце новый император короновался. Успокоив население столицы и удержав завоевательные стремления арабов в Антиохии, император все свое внимание сосредоточил на опасности, грозившей империи со стороны руссов. Сперва он надеялся мирно покончить дело с ними; отправил послов к С. и, предлагая выплатить все, что следовало по договору, заключенному между С. и императором Никифором Фокой, за усмирение болгар, требовал немедленного удаления с болгарской территории. Но мог ли князь, называвший Болгарию средой земли своей, удалиться из нее, получив лишь плату за свой далекий поход, мог ли С. добровольно покинуть ту Болгарию, которая так неудержимо влекла его к себе? Вполне понятен, поэтому, ответ, данный С. императору: "Хощю на вы ити, и взяти город ваш, яко и сий" (т. е. Переяславль-Дунайский). Весной 970 г. С., оставив гарнизоны в более значительных болгарских городах (как-то Силистре, Плескове, Динии, Великой и Малой Преславах), перешел Балканские горы, вступил во фракийские владения царя Бориса, взял город Филиппополь и рядом суровых мер смирил непокорных болгар. Затем, усилив свою рать отрядами мадьяр и печенегов, он вступил в пределы империи и беспрепятственно дошел до Адрианополя. Здесь произошла битва между руссами и греками. Хотя по поводу исхода адрианопольской битвы византийские историки и русская летопись дают совершенно разноречивые показания, но и последующие события, и распоряжения императора, немедленно следовавшие за адрианопольской битвой, и приготовления, сопровождавшие поход императора весною следующего, 971 г., заставляют думать, что успех остался на стороне русского князя. Сопоставляя все события, сопровождавшие адрианопольскую битву, нельзя не признать, что в словах летописи: "взя же и дары многы и возвратися в Переяславець с похвалою великою", слышится правдивый голос об исходе событий этого года. Впрочем, победоносное движение С. весной и летом 970 г. было последним блистательным успехом его на болгарской и византийской территориях: слишком широк был размах Святославовой удали, слишком отважно ринулся он на более сильного врага, не рассчитав сил своей небольшой и уже измученной дружины. Весной 971 г. разыгрался последний акт в борьбе руссов и греков. Тотчас после адрианопольской битвы "император Иоанн, по словам византийского повествователя о событиях этого времени, приказал азиатским войскам поскорее переправиться через Геллеспонт из Азии в Европу, зимовать на полях фракийских и македонских, и, ожидая весеннего времени, ежедневно упражняться в учении, чтобы не сделаться к военным подвигам неспособными и в битвах не уступать в храбрости неприятелю". В то же время ведутся большие приготовления к предстоящему походу: во-первых, стянуты все сухопутные силы; во-вторых, серьезное внимание обращено и на флот. Друнгарий морских сил империи отдал приказание чинить старые корабли и строить новые. Весной 971 г. одновременно выступают в поход и армия и флот. Решив раз навсегда покончить с опасным врагом, император посылает флот к берегам Истра, чтобы отрезать врагам отступление. Беспечность руссов, не озаботившихся прикрыть балканские клейзуры, т. е. ущелья, обусловила грекам первый серьезный успех; миновав беспрепятственно страшные клейзуры, они неожиданно для руссов явились под Великой Преславой. Здесь находилась часть святославовой дружины под начальством Свенельда. Смущенные вначале, руссы скоро оправляются и вступают в горячую битву с греками. Смятые, они отступают в город и до ночи продолжают отбиваться от врагов. На следующий день возобновился жаркий бой: сам император шел на приступ к городу. Город взят. Руссы запираются во дворце и отважно отбивают все приступы врагов; только огонь, охвативший все здание, заставил их покинуть царский дворец; они бросились на врага, многие сложили свои головы, а часть, пробившись через вражеский строй, ушла к своим. Вообще за весь этот период войны руссы проявляли необычайную стойкость, и как ни пристрастны поветствования об этих событиях византийских писателей, даже и в них сквозит удивление греков перед мужеством "тавроскифов". Завоевав Великую Преславу, император двигается по направлению к Доростолу, где находился главный его враг. Заняв по дороге города Плискуву, Динейю и другие, которые не оказывали особенного сопротивления, ибо многие болгары радовались императору, как освободителю от тяжелого гнета (С. часто очень сурово обращался с болгарами), император подошел к Доростолу. Здесь увидели греки русскую рать; словно "стена из щитов и копий" стояла она и не дрогнув под напором сильной, большой и хорошо дисциплинированной рати врагов, завязала с ней упорный бой; "и началась упорная, жесточайшая битва, которая долго, по словам Льва Дьякона, оставалась в совершенном равновесии". 12 раз сходились враги, и лишь ночь прекратила жаркое дело. Со следующего дня император начал правильную осаду Доростола: устроил стан, укрепил его крепким валом и провел глубокий ров. Приступ императора к городу окончился неудачей; греки скоро должны были отступить. В тот же день прибывает на Истр греческий флот. И этот и следующие дни продолжают упорно биться с обеих сторон. Руссы днем бились, то делая вылазки, то отбиваясь от приступов врагов, а ночью погребали убитых. 24 июля 971 г. разыгралась последняя битва между врагами, после которой С. увидел, что у него нет более сил продолжать борьбу; численность сильно уже истомленной дружины с каждым днем все уменьшалась, ежедневно со стороны греков можно было ожидать, что они "еже как прельстивше" изобьют всю дружину, а помощи ждать было не откуда; поэтому в. князь и решил дать последнюю битву врагу — или победить, или "лечь костьми". Судьба решила дело несколько иначе. С утра руссы под предводительством самого князя вышли из города и, решив биться насмерть, затворили за собой ворота. Бились и у стен города, бились и у лагеря греков — то греки отступали, то руссы. Варда Склир, один из лучших греческих военачальников, с тылу зашел руссам, а одному из греков, именем Анемасу, едва не удалось поразить мечом С.; лишь прочный шлем спас князя. С каждым мигом битва становилась упорнее, и лишь ветер, с большою силою начавший дуть прямо в лицо руссов, заставил их отступить в город. Положение С. стало крайне затруднительно: дружина все уменьшалась, ратники выбывали из строя, не заменяясь новыми, настал голод, ибо все пути к получению съестных припасов были прикрыты врагами, а враг все по-прежнему был силен: и съестных припасов было у него вдоволь, и новые ратники постоянно освежали греческий строй. С. сказал дружине своей: "аще не сотворим мира с царем, а увесть царь, яко мало нас есть: пришедши оступят в граде. А Руская земля далече, а Печенези с нами ратни, а кто ны поможет? Но сотворим мир с царем". Речь князя пришлась по душе дружине. Послали лучших мужей к царю говорить о мире. Царь с радостью принял послов и на мир тотчас же согласился; написали клятвенную запись, в которой в. князь С., призвав в свидетели Перуна и Волоса и поклявшись своим оружием, обязался иметь мир и любовь со всяким греческим царем; клялся не только войны самому не начинать и греческих владений не трогать, но и бороться с тем, кто помыслит на греков. Со своей стороны греки (по сказанию византийских писателей) дали обязательство не мешать возвращению руссов домой, обещали ссудить их хлебом и обязались, (как это было и раньше) считать друзьями руссов, приходящих в Царьград для торговли. После заключения мира состоялось личное свидание бывших врагов. В великолепном вооружении, на коне, сопровождаемый блестящей свитой, выехал император на берег Истра. С другой стороны реки показалась ладья. В ней переезжал реку в. князь Киевский. Сидя за веслами наряду с прочими товарищами, князь по внешнему виду ничем не отличался от них, была лишь на нем чистая рубаха, да в одном ухе висела серьга с двумя жемчужинами и рубином. Византийский историк Лев Дьякон описал наружность С.: "Святослав был среднего роста, ни слишком высок, ни слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом и с густыми длинными, висящими на верхней губе волосами. Голова у него была совсем голая, но только на одной ее стороне висел локон волос, означающий знатность рода; шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и диким". Переехав реку, князь, сидя в ладье, немного поговорил с императором о мире и переправился через реку обратно. Заключив мир с греками, С. направился в Киев. В летописи есть интересное известие, которое бросает свет на обстоятельства, сопровождавшие смерть С. Чтобы возвратиться в Киев великим водным путем, необходимо было пройти через днепровские пороги; в них сама природа создала удобное место для хищничества кочевников; из года в год на порогах кочевники грабили караваны купцов; здесь они постоянно стерегли добычу. К печенегам и послали сказать жители Переяславля, что идет на Русь С.; много у него добра, взятого им от греков, но мало с ним дружины. Получив такую весть, печенеги тотчас заняли пороги. Свенельд предупреждал С. об опасности, говоря: "иди, князь, на конях, стоят в порогах печенеги". Князь не послушался и пошел на ладьях; пришел к порогам, но не мог пройти их. Тогда, возвратившись назад к днепровскому устью, он зимовал в Белобережье. Зимовка была тяжелая: не было хлеба и иных съестных припасов, приходилось есть одну конину. Пришла весна, и князь снова пошел к порогам, но не мог их опять пройти. Его зорко стерегли кочевники; дружина была совсем измучена от долгого голода и многих трудов. В битве с печенегами С. погиб. "И убиша Святослава, и взяша главу его, и в лбе его соделаша чашю, оковавше лоб его, и пияху из него". Пала с князем и верная его дружина; лишь Свенельду с немногими воинами удалось пробиться через врагов. Свенельд пришел в Киев и принес на Русь весть о гибели отважного князя. Вопрос о годе смерти С. вызвал в исторической литературе в половине 80-х годов оживленную полемику между Н. Ламбиным, А. А. Куником и В. Г. Васильевским. Ламбин относит смерть С. к 972 г. Этот вывод следует считать наиболее верным и обоснованным.
Фактическую сторону жизни и деятельности в. к. Святослава Игоревича исследователи черпают из двух главных, друг друга дополняющих и исправляющих, источников: 1) из нашей первоначальной летописи; 2) из мемуаров и анналов византийских писателей. Летопись (по Лаврентьевскому и Ипатьевскому спискам) дает с одной стороны богатый материал для характеристики жизни и всей деятельности в. к. Святослава, а с другой стороны очень живо рисует воззрения современников как на личность самого князя, так и на характер его деятельности; этой последней стороне летописного изложения много внимания уделили С. М. Соловьев и И. Е. Забелин, которым удалось, особенно Забелину, искусно очертить личность в. кн. Святослава и смысл его далеких походов, сообразно с народным воззрением на князя-дружинника. Долгое время фактическая сторона княжения Святослава излагалась исследователями преимущественно на основании того материала, который дает в своей истории византийский писатель третьей четверти Х в., Лев Диакон Калойский; источник этот до 40-х годов нашего столетия считался главным и едва ли не единственным при изучении эпохи в. княжения Святослава и ему отдавали полное предпочтение перед летописью, которую обвиняли и в пристрастии, и в неверном изложении фактов. В 1843 г. вышел в свет труд А. Черткова: "Описание войны великого князя Святослава Игоревича против болгар и греков в 967—971 гг.", который изменил в значительной степени убеждение исследователей в беспристрастии истории Льва Диакона. А. Чертков в своем исследовании весьма внимательно сопоставляет события русско-византийской войны 967—971 годов, как они являются в изложении византийских историков Льва Диакона, Кедрина, Зонары и нашего летописца Нестора. Исследование Черткова показало, что для знакомства с событиями княжения Святослава совершенно недостаточно одной истории Льва Диакона, что источник этот не может считаться ни вполне подробным, ни вполне беспристрастным, что летопись наша для Святославовой эпохи источник не менее компетентный, чем история Льва Дьякона, и что для пользования этою историею необходимо сличение излагаемых в ней событий с изложением тех же событий в истории византийского писателя Кедрина и в анналах византийца Зонары. История Кедрина и анналы Зонары, по исследованию ученого Газе, издавшего и комментировавшего историю Льва Диакона по единственной дошедшей до нас рукописи XI — XII в. (Leonis Diaconi Historiae ed. Bonn.), не самостоятельны, ибо в состав их вошло сочинение старшего их современника Скилиция, писателя конца XI или начала XII в.; сам же Скилиций, по замечанию Газе, "черпал свои известия не из одного только Льва Диакона, но и из других источников" (Not. in L. Diac. ed. Bonn. р. 476). Таким образом для освещения событий Святославовой эпохи (в частности для обстоятельств русско-византийских войн 967—971 гг.) имеются следующие 3 главные первоисточника: 1) История Льва Диакона (русский перевод сделан Д. Поповым, СПб. 1820 г.: печатан при Имп. Акад. Н.; можно пользоваться также отрывками из истории Льва Д. в русском переводе, которые помещены в исследовании А. Черткова); 2) История Кедрина (Cedreni Historiarum compendium. T. II 383—413, Ed. Bonn.) и Анналы Зонары (Zonarae Annales. T. II. lib. 17. Caр. І — IV; см. Стриттер Memoriae Populorum, II, 988 и след.) и 3) летопись по Ипатьевскому и Лаврентьевскому спискам (Полн. Собр. Р. Лет.); "Нестор" Шлецера, ч. III, стр. 473—625, русский перевод Д. Языкова. СПб. 1819 г.
Литература: Карамзин, Ист. Гос. Рос., т. I, гл. VІI. — Соловьев, "История России" (СПб. Издание "Общ. Пользы"), т. I, гл. VI. — Забелин, "История русской жизни с древних времен", ч. II, М. 1879 г. — Иловайский, "История России", ч. І, М. 1876 г. — Бестужев-Рюмин, "Русская История", т. І, СПб. 1872 г. — Е. Белов, "Борьба в. к. Киевского Святослава Игоревича с императором Иоанном Цимисхием", Журнал М. Н. Пр., ч. CLXX, декабрь 1873 г. — М. С. Дринов, "Южные славяне и Византия в X в.", М. 1876 г., стр. 91 и сл. — Гильфердинг, "Сочинения", т. І. — Ф. Успенский, "Русь и Византия в X веке", Одесса 1888 г. — М. П. Погодин, "Исследования, лекции и замечания", т. III. Нормандский период. Стр. 49 и сл. — "О годе смерти Святослава Игоревича, великого князя Киевского". Хронологические разыскания Н. Ламбина, А. Куника и В. Васильевского, СПб. 1876 г. — И. И. Срезневский, "Следы глаголицы в памятниках X века" в "Известия II отд. Акад. Наук", т. VІI, столб. 341—345.
А. Николаев.
{Половцов}