ТРАГЕДИЯ В НЕБЕ НАД САХАЛИНОМ

(Материал Н. Седова)   Двадцать лет назад Советский Союз публично был объявлен президентом США «империей зла». Произошло это после того, как в ночь с 31 августа на 1 сентября 1983 года над островом Сахалин истребитель, который пилотировал летчик Геннадий Осипович, сбил южнокорейский авиалайнер «Боинг-747» компании КАЛ, совершавший рейс Нью-Йорк—Сеул. На борту самолета находились 269 пассажиров и членов экипажа. Все они погибли. В горячке тех дней никто особо и не искал ответа на вопрос: как могло случиться, что оснащенный самыми современными навигационными приборами «Боинг» умудрился отклониться на 180 километров от курса? Почему экипаж сообщил о прохождении первой контрольной точки, находившейся над Тихим океаном, в тот момент, когда на самом деле под крылом была уже база советских атомных подлодок на Камчатке? Почему южнокорейских пилотов не предупредили о вторжении в советское воздушное пространство следившие за полетом диспетчеры? Лишь в 1993 году, после длительного расследования, Международная организация гражданской авиации (ИКАО) пришла к выводу, что «Боинг-747» попал в воздушное пространство СССР по ошибке и был сбит советскими силами ПВО потому, что его приняли за разведывательный самолет. А еще через несколько лет за рубежом вышла книга отставного офицера японской разведки Иосиро Танаки «Правда о полете КАЛ-007». Автор пришел к выводу, что американские спецслужбы сознательно направили пассажирский самолет в воздушное пространство Советского Союза. Цель — вызвать переполох в модернизированной и значительно усиленной за год до трагедии системе ПВО советского Дальнего Востока и заставить включить «молчащие» в мирное время радиолокационные станции. Летчик Осипович, конечно, никогда не имел доступа к тайнам, в которые был посвящен японский разведчик Танака. Но и спустя десятилетия после трагического утра, разделившего его жизнь на «до» и «после», он уверен, что сбил самолет-разведчик. В книгах, брошюрах, статьях, киноочерках и документальных фильмах «тот» его полет промерян буквально по сантиметрам и секундам. Взлетел, преследовал, обнаружил, получил задачу, пустил ракету… Когда остановил самолет и открыл фонарь кабины, увидел не привычное лицо своего технаря, а инженера полка Сашу Бегеку: — Молодец, Гена, что ракеты назад не привез, — загадочно сказал тот. На летное поле высыпали все, кто был в тот день на аэродроме. Он шел сквозь строй, отшучиваясь от брошенных фраз типа: «С тебя причитается». Но героем себя не чувствовал. На перехват «Боинга», как он узнал позже, поднимали в воздух еще восемь истребителей. Из Анкориджа, как потом объяснили Осиповичу, одновременно с «Боингом» вылетел и внешне похожий на него американский самолет-разведчик. Шли рядом, параллельными курсами. Это создавало для советских станций ПВО иллюзию, что летит одна гражданская машина, о чем свидетельствовала отметка на экранах локаторов. Оператор, который заметил раздвоение целей, получил потом орден. Трое суток после приземления Осипович был как в вакууме. Начальство не беспокоило, больше того, избегало встреч с ним, хотя он точно знал, что в часть приехала какая-то специальная комиссия. Правда, сослуживцы в одиночестве не оставляли. Что ни вечер — гости, благо спирта хватало. Его в одном только «МиГе» на технические нужды содержалось литров 300. Не зря этот самолет называли «летающим рестораном» и авиаторы охотно занимали у крылатого друга литр-другой «огненной воды», тем более что тут особый случай: «Делай, Генка, дырку для ордена в кителе!». А через три дня Осипович был уже в штабе в Хабаровске: — Мы там магнитофонную ленту самописца подделывали. Все, что я говорил в том полете, осталось на этой пленке, даже мат, когда мне дали приказ на поражение, а я не могу стрелять — слишком близко. Пришлось отойти от цели, сделав «змейку», и только тогда, километров с пяти, сделать пуски. Так вот, на настоящей пленке была моя фраза: «Вижу проблески мигалок». Сделали: «Мигалки не горят». Когда Осипович вернулся из Хабаровска, то застал жену Людмилу и старшую дочь Оленьку в слезах: им, опасаясь за безопасность семьи, дали 12 часов на сборы. Весь мир был возмущен варварством Советов, для которых ничего не стоило расстрелять гражданский самолет с пассажирами, большинство из которых были корейцами. А на Сахалине тогда жило много корейцев… Словом, раздали вещи близким друзьям, машину продали за бесценок, и — в путь на специально выделенном Ил-76. Через 12 часов были на новом месте. «Спрятали» Осиповичей в Майкопе, где Геннадий начинал службу и нашел свою суженую. Кстати жена его тоже человек военный — связистка. Тот самый «персональный» самолет, доставивший их на материк, и квартира, полученная вне очереди, — вот и все привилегии, полученные летчиком. Даже орден нашел его года через полтора после «того» полета. В наградных документах значилось: «за успехи в боевой и политической подготовке». Окончательно приземлился подполковник запаса Осипович на хуторе 17 лет Октября. Мог бы, наверное, служить еще, но летчику необходимо железное здоровье. А он в 1986 году попал в авиакатастрофу. Перегонял МиГ-21 из Майкопа в туркменский город Мары, отказал движок. Бился за машину до последнего. Катапультировался метров с двухсот и тут же на не полностью раскрывшемся парашюте грохнулся о твердую, как кирпич, спекшуюся глину. Последствия перелома позвоночника теперь лечит работой в саду. Деревья, правда, плодоносят не очень. Но овощи, зелень, картошка — хороший довесок к пенсии бывшего летчика-перехватчика. Жить можно. Летать труднее. Он ведь и сейчас летает, правда, во сне, будто 15-летний пацан. Но вот какая странность все время преследует: вроде и в самолете находится, а режим какой-то автомобильный: можно останавливаться, выходить, ступая прямо по облакам. Тогда, в сентябре 1983-го, остановиться было невозможно. Приказ…