ВЕЩЬ

Одна из важнейших категорий эстетики импрессионизма, непосредственно связанная с такой моделью образности как образ-впечатление (см.: «Впечатление»). В отличие от символизма, где внешний, «вещный» мир, «поверхность» бытия с ее уплотненными, твердыми формами, сдавливающими человека, осознавались как принципиально нетворческая область, которая должна быть преодолена (см.: «Дематериализация предмета»), отброшена в творческом акте приобщения к скрытой за этой предметностью мира сфере «первичных идей», в импрессионизме обнаруживается своеобразный культ вещи. «Предметная пластичность слова (изображения)», по выражению С. П. Батраковой, «противостояла (…) неизбежной затемненности символа, когда поэтический (живописный) образ – только намек на «иное» [9, 74]. Вещь и в целом предметный мир предстают как «облики мира» (Р. М. Рильке), являющие собой взаимоотражение человеческой субъективности и объективности миропорядка. Не следует рассматривать предметность, «вещность» мира в импрессионизме как такой «слой», уровень бытия, где царит только лишенная всяких человеческих эмоций и не охваченная ими, замкнутая в себе объективность. Подобное представление о мире воспринималось импрессионистами скорее как не-бытие, отсутствие и невозможность какой-либо ценностной реакции. Внимание к «вещественности» времени и пространства в литературе импрессионизма опирается на открытия в восприятии человека и природы, сделанные в живописи когортой французских живописцев – импрессионистов (К. Моне, П. Сезан, Писсаро, Дега, Ренуар и др.). В программном для импрессионизма стихотворении Гуго фон Гофмансталя «Баллада внешней жизни» (показательно даже само название произведения, полемически заостренное против символисткой поэтики) переживается особый статус отдельной, конкретно-осязаемой вещи в бытии, ее уникальность, не сводимость к другим вещам, ее рождение и смерть:   И дети милые с глубокими глазами Растут невинные, растут и умирают, И люди все идут по их дороге…   И сладкие плоды из горьких вырастают И ночью падают, как с выстрелами птицы И день-другой лежат – и тоже исчезают. …………………………………………….. К чему все создано? Зачем нет меж вещами Двух одинаковых и массе нет счислений?   (Пер. А. Зарницына)   Поэтическая философия вещи в творчестве Р. М. Рильке противопоставляется традиционной «лирике чувства»: «Художник пишет: я люблю эту вещь, вместо того, чтобы написать: вот она» [55, 228]. Поэтическое слово должно стать отражением вещи, ее воплощением, а вещь в свою очередь должна быть своего рода зеркальным отражением этого слова. Данное положение «теории» вещи в творчестве Р. М. Рильке оказывалось плохо согласующимся с эпохой развитых технологий, когда «машина разрушает культуру; вещи, созданные человеком, освященные прикосновением его рук, вещи, в которых воплотились его раздумья и чувства, подменяются безличными продуктами машины, жалкими и стандартными подобиями подлинных вещей» [38, 53].   Лит-ра: С. П. Батракова. Художник переходной эпохи. (Сезанн. Рильке) // Образ человека и индивидуальность художника в западном искусстве XX века. – М., 1984; Рильке. Р. М. Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи. – М., 1971; Н. С. Литвинец. «Сонеты к Орфею» Райнера Марии Рильке // Филологические науки. – М., 1974. № 6; А. В. Михайлов. Из источника великой культуры // Золотое сечение. Австрийская поэзия XIX – XX веков в русских переводах. – М., 1988.