ВЕСЕЛОВСКИЙ Александр Николаевич
На рубеже 1920-1930-х в Милане голос артиста был записан известной компанией «Pathe» (всего 10 арий). Есть сведения, что В. также записывался для пластинок компании «Columbia». В звуковых архивах России этих фонограмм нет. Судя по исполнявшемуся В. репертуару, он обладал скорее всего голосом лирико-драматическим. Его репертуар дисков «Pathe» также характерен для тенора универсальных возможностей. Достоверных сведений о реконструкции записей В. на Западе нет.
Источник: Энциклопедия Русской эмиграции
Веселовский, Александр Николаевич - знаменитый историк литературы (1838 - 1906), с 1870 г. профессор Петербургского университета, с 1877 г. академик. Получил первоначальное образование в Москве, где прошел и университетский курс на словесном факультете, занимаясь, главным образом, под руководством профессора Буслаева , Бодянского и Кудрявцева . По окончании курса уехал за границу, сперва в Испанию, где пробыл около года, затем в Германию, где посещал в разных университетах лекции немецких профессоров по германской и романской филологии (см. отчеты Веселовского о занятиях во время заграничной командировки за 1862 - 63 годы в ""Журнале Министерства Народного Просвещения"", ч. CXVIII - CXXI), в Чехию, и, наконец, в Италию, где пробыл несколько лет и напечатал свой первый большой труд, по-итальянски, в Болонье (""II paradiso degli Alberti"", в ""Scelte di curiosita litterarie"", за 1867 - 69 годы). Впоследствии этот труд был переделан автором по-русски (""Вилла Альберти"", новые материалы для характеристики литературного и общественного перелома в итальянской жизни XIV - XV веков, М., 1870; магистерская диссертация). Предисловие к изданию текста, впервые разысканного Веселовским, исследование об авторе этого романа и его отношений к современным литературным течениям, были признаны иностранными учеными (Фел. Либрехт, Гаспари, Кертинг и др.) во многих отношениях образцовыми, но самое произведение, приписываемое автором Джованни де Прато, представляет лишь исторический интерес. Веселовский указал на особое значение, которое имеет изучение подобных памятников, в связи с вопросом о так называемых переходных периодах в истории, и высказал еще в 1870 г. (""Московские Университетские Известия"", № 4) свой общий взгляд на значение итальянского возрождения - взгляд, который поддерживался им и впоследствии, в статье ""Противоречия итальянского возрождения"" (""Журнал Министерства Народного Просвещения"", 1888), но в более глубокой и вдумчивой формулировке. К той же эпохе возрождения в разных странах Европы относится ряд очерков, которые печатались преимущественно в ""Вестнике Европы"": о Данте (1866), о Джордано Бруно (1871), о Франческо де Барберино и о Боккаччо (""Беседа"", 1872), о Рабле (1878), о Роберте Грине (1879) и др. С диссертацией на степень доктора Веселовский вступил в область историко-сравнительного изучения общенародных сказаний (""Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине"", СПб., 1872), причем в отдельной статье разъяснил значение историко-сравнительного метода, поборником которого он выступил (""Журнал Министерства Народного Просвещения"", ч. CLII). Отстаивая теорию литературных заимствований (Бенфей, Дунлоп-Либрехт, Пыпин ), в противоположность прежней школе (Як. Гримм и его последователи), объяснявшей сходство различных сказаний у индоевропейских народов общностью их источника в праиндоевропейском предании, Веселовский оттенил важное значение Византии в истории европейской культуры и указал на ее посредствующую роль между Востоком и Западом. Впоследствии Веселовский неоднократно возвращался к этому предмету, дополняя и отчасти исправляя высказанные им раньше предположения. С особой подробностью изучены им циклы сказаний об Александре Великом (""К вопросу об источниках сербской Александрии"" - ""Из истории романа и повести"", 1886), ""О троянских деяниях"" (ibid., т. II; там же разбор повестей о Тристане, Бове и Аттиле), ""О возвращающемся императоре"" (откровения Мефодия и византийско-германская императорская сага), в ряде очерков под общим заглавием: ""Опыты по истории развития христианских легенд"". Исследования Веселовского по народной словесности, именно по фольклору в тесном смысле слова (сличение сходных поверий, преданий и обрядов у разных народов), рассеяны в его трудах о памятниках древней письменности и в его отчетах о новых книгах и журналах по этнографии, народоведению и т. п.; отчеты эти печатались преимущественно в ""Журнале Министерства Народного Просвещения"". Веселовский неоднократно обращался и к рассмотрению вопросов по теории словесности, избирая предметом своих чтений в университете ""Теорию поэтических родов в их историческом развитии"". Вопросу о происхождении лирической поэзии посвящены рецензия Веселовского на ""Материалы и исследования П.П. Чубинского"", статья: ""История или теория романа?"" в ""Записках 2-го отделения Академии Наук"" (1886). Рассмотрению различных теорий о происхождении народного эпоса (ср. ""Заметки и сомнения о сравнительном изучении средневекового эпоса"", ""Журнал Министерства Народного Просвещения"", 1868) посвящен целый ряд исследований. Общие взгляды автора изложены в разных статьях по поводу новых книг: ""Сравнительная мифология и ее метод"", по поводу труда де Губернатиса (""Вестник Европы"", 1873); ""Новая книга о мифологии"", по поводу диссертации Воеводского (ibid., 1882); ""Новые исследования о французском эпосе"" (""Журнал Министерства Народного Просвещения"", 1885). Хотя Веселовский поставил изучение народного эпоса на почву сравнительного рассмотрения устных и книжных преданий в разных литературах, но главным объектом своих исследований он избрал русский народный эпос (см. ""Южнорусские былины"") и предпринял серию ""Разысканий в области русских духовных стихов"". Содержание этих ""разысканий"" весьма разнообразно; зачастую молитвы духовной народной поэзии служат лишь поводом для самостоятельных экскурсов в различные области литературы и народной жизни (например, IV выпуск), а в приложениях напечатаны впервые многие тексты древней письменности на разных языках. Веселовский проявил редкую способность к языкам и, не будучи лингвистом в тесном смысле слова, усвоил большинство неоевропейских (средневековых и новейших) языков, широко пользуясь этим для своих историко-сравнительных исследований. Теория заимствований, в пользу которой Веселовский привел ряд блестящих подтверждений, именно благодаря своей широкой начитанности и умелому указанию путей передачи, окончательно подорвала прежние построения на основе предполагаемых мифов. Веселовский остановился в своих работах только на применении и выяснении теории заимствований. Поставив в самом начале своей деятельности ""вопрос о границах и условиях творчества"" вообще, он исследовал эти условия и границы в разных направлениях: от историко-культурных и историко-сравнительных исследований в области народной словесности, памятников старины и международных сказаний, он переходил к анализу личного творчества выдающихся писателей (см. ""Боккаччо, его среда и сверстники"", 1894 г.; ""Петрарка в поэтической исповеди Canzoniere, 1304 - 1904 годы""; капитальный труд о Жуковском - (""Поэзия чувства и сердечного воображения"", 1904; ""Пушкин народный поэт"" и др.) и затем как бы сосредоточил свои силы, главным образом, на разработке основ исторической поэтики. Такая поэтика, которую он имел в виду создать, должна была охватить в широком синтезе все формы и виды поэзии, решая вопрос о генезисе родов поэзии на принципе строгого историзма. Вполне осуществить эту задачу универсального объема ему не удалось, но в ряде статей, посвященных вопросам поэтики (""Из введения в историческую поэтику"", ""Из истории эпитета"", ""Эпические повторения"", ""Психологический параллелизм"", ""Три главы из исторической поэтики""; см. первый том ""Собрания Сочинений""), им с достаточной ясностью намечены пути и методы в решении проблем зарождения поэзии, дифференциации ее родов из первоначального синкретизма, выделения песни из обряда, перехода от ""коллективного"" к личному творчеству, анализа разных атрибутов поэзии и поэтического языка. Позитивист и аналитик, Веселовский отбрасывал всякие априорные построения и принятые раньше категории, отстраняя определения на основании отвлеченных признаков, держась лишь строгой последовательности фактов. Он группировал их или в исторической преемственности, или в эволюционном построении, не стесняясь для последней цели брать факты из самых различных источников, выясняя пробелы прошлого наблюдениями над настоящим, сближая явления на низшей и высшей ступенях творчества, когда они вызваны аналогичными психическими условиями. Казалось, он действительно готов был охватить всю область художественного творчества человека и как бы сковать ее законами неумолимого детерминизма. Вопросы генезиса и эволюционные процессы его особенно увлекали. Эстетику он наивозможно обходил, если не вполне отрицал, но выказывал несомненное эстетическое чутье во многих оценках и отзывах. Не решая вопросов о сущности таланта и гениальности, Веселовский стремился вывести законы поэзии из наблюдений преимущественно над ""групповыми"" явлениями и ""коллективным субъективизмом"". Грандиозный замысел, над которым Веселовский неуклонно работал всю жизнь, остался незавершенным, но, быть может, он и не мог быть осуществлен в тех пределах позитивного историзма, которые Веселовский сам себе наметил. Им добыт ряд крайне ценных наблюдений и выводов над отдельными явлениями словесного творчества; собран колоссальный материал, свидетельствующий об эрудиции, какою не обладал ни один из современных ему ученых - филологов, историков литературы, этнографов и фольклористов; сделано несколько важных обобщений и намечены пути для дальнейшей работы. Исправлять и дополнять всегда легче, чем создавать заново. - Смерть Веселовского вызвала ряд некрологов и статей профессора Ф.А. Брауна (в ""Журнале Министерства Народного Просвещения"", 1907, № 4); профессора Д.К. Петрова ""А.Н. Веселовский и его историческая поэтика"" (ibid); Е.В. Аничкова в ""Стране"", 1906, октябрь; Ф.Д. Батюшкова в ""Речи"", 1906, октябрь. Обстоятельные очерки научной деятельности Веселовского: Е.В. Аничкова (в ""Вопросах теории и психологии творчества"", I, Харьков, 1911); А.Н. Пыпина ""История русской этнографии"" (1891, т. II; в приложении дана краткая автобиография Веселовского). - Полное собрание сочинений Веселовского предпринято, после его смерти, Императорской Академией Наук, под наблюдением особой комиссии из бывших учеников Веселовского. Все издание распределено на 8 серий. Напечатаны тома III и IV (из серии: Италия и Возрождение) под редакцией профессора Д.К. Петрова (1908 - 09). Заканчиваются печатанием два первые тома (""Поэтика""), первый под редакцией Ф.Д. Батюшкова , второй (посмертное издание рукописи) под редакцией В.Ф. Шишмарева. Биография Веселовского приготовляется к печати его сыном, Александром Александровичем Веселовским. - Ср. ""Указатель к научным трудам А.Н. Веселовского, 1859 - 95"" (СПб., 1896) и П.К. Симони ""К XL-летию учено-литературной деятельности профессора и академика А.Н. Веселовского"" (СПб., 1906). Ф. Батюшков.
Источник: Биографический словарь. 2008
Уже в детские годы Веселовский пробовал писать собственные сочинения: «Еще до поступления в гимназию (на 12-м году жизни, в 4-й класс) я стал шалить прозой и стихами: повести романтического стиля с луной и темным лесом, где совершалось убийство, привидениями и замками — и непременными иллюстрациями. Стихами я баловался и позже».
В 1854 г. одаренный юноша стал студентом историко-филологического факультета Московского университета. Его учителями были знаменитые филологи — Ф. И. Буслаев, Л. Н. Кудрявцев, С. П. Шевырев, Т. Н. Грановский. Позднее он вспоминал: «От лекций Грановского мне отдавало фразой... Шевырев никогда не увлекал меня... Буслаева я еще не слышал, и весь отдался Кудрявцеву. Его лекции были для меня откровением... важнее для меня были лекции Буслаева*.
Закончив в 1858 г. университет, Веселовский почти десять лет занимается совершенствованием собственного образования в Европе. Три года он работает домашним учителем в семье русского посла в Мадриде — кн. М. А. Голицына, живет в Испании, Италии, Франции. Затем, в рамках подготовки к профессорскому званию, слушает лекции в Берлине, изучает славистику в Праге. Позднее переезжает во Флоренцию, где трудится в архивах и библиотеках, осваивая культурно-историческое наследие итальянского Возрождения. Его дневники того времени, опубликованные посмертно в сборнике «Памяти академика А. Н. Веселовского» (1921), свидетельствуют об острой наблюдательности, «трезвой ясности мысли и впечатлений» будущего ученого.
История европейской культуры и литературы становится одним из главных направлений научной деятельности А. Н. Веселовского. Свою магистерскую диссертацию, написанную в Болонье на итальянском языке и защищенную в 1870 г. в Московском университете, он посвящает анализу литературного и общественного перелома в итальянской жизни XIV—XV вв.
История итальянской литературы эпохи Возрождения будет интересовать Веселовского на протяжении всей жизни. Так, в 1866 г. он публикует статью «Данте и символическая поэзия католичества», в первой половине 1890-х гг. выходит двухтомная монография «Боккаччо, его среда и сверстники», в 1905 г. — исследование «Петрарка в поэтической исповеди Canzoniere». Веселовский рассматривал выдающихся итальянских поэтов как блистательных представителей литературы эпохи гуманизма, выразивших в своих произведениях «прежде всего народное содержание» и создавших итальянский литературный язык.
Анализ литературных явлений ученый стремился вводить в широкий контекст развития европейской культуры. Он — один из лидеров сравнительно-исторического направления в российской и европейской науке, перешедший от принципов культурно-исторической школы к более универсальной идее параллельного изучения ряда литератур. В процессе международного общения литератур, в их взаимосвязях Веселовский стремился раскрыть как содержание литературного процесса в целом, так и своеобразие каждой национальной литературы. Сопоставительный анализ средневековой литературы и фольклора разных стран, в том числе и России, наиболее ярко проявился в докторской диссертации «Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине» (1872), а также в его исследованиях: «Опыт по истории развития христианской легенды» (1875—1877), «Разыскания в области русского духовного стиха» (1879—1891), «Южнорусские былины» (1881 — 1884), «Из истории романа и повести» (1886—1888).
В этих и других трудах Веселовского по истории всеобщей литературы нашел воплощение новый метод исследования литературных явлений. Привлекая обширный материал, ученый создал убедительную картину проникновения восточных преданий через Византию и южнославянские страны в Европу и показал, что каждый народ по-своему перерабатывал универсальные сюжеты.
А. Н. Веселовский внес большой вклад в создание литературоведения как науки, в определение предмета истории литературы, выработку научного метода исследования художественного произведения, его места в истории национальной и всеобщей литературы. Первый биограф ученого Б. М. Энгельгардт писал: «Он ищет точного знания, выводов, хотя бы и мелких, но строго проверенных, а главное, он вместе со всем своим поколением (шестидесятников) жадно стремится к действительности, к жизни, разоблаченной от всяких покровов неопределенного философствования и субъективных настроений; в акте познания он жаждет встать лицом к лицу с фактом, устранив все досадные средочтения, возникающие из иррациональной деятельности человеческого духа».
Считая факт основой для наблюдений и выводов ученого, Веселовский всегда выступал против «оптовых суждений». Начав исслсдонатсльскую работу с позиций культурно-исторической школы, он ппсрвые в ее пределах стал трактовать литературу как носительницу идей, выразительницу мировоззрения, как конденсированное отражение общественной мысли. Прилагая к изучению литературы принцип историзма, он подчеркивал диалектическую связь между литературой и общественной жизнью. Именно этот принцип был положен в основу его исследований.
В своей первой лекции в Петербургском университете «О методе и задачах истории литературы» Веселовский говорил: «Изучая ряды фактов, мы изучаем их последовательность, отношения между ними последующего и предыдущего: если это отношение повторяется, мы начинаем подозревать в нем известную закономерность; если оно повторяется часто, мы перестаем говорить о предыдущем и последующем, заменяя их выражением причины и следствия*. Исследуя художественное произведение того или иного народа, Веселовский считал необходимым рассматривать его историю. Он был убежден в том, что быт определяет характер литературы. «Скажите мне, как народ жил, — афористично замечал ученый, — и я скажу вам, как он писал».
Все историко-литературные исследования ученого имели одну главную цель, которой он служил всю свою жизнь, — поднять историю литературы на уровень специальной науки. Отсюда постоянная и глубокая разработка принципов изучения истории литературы. Заключительная формула, к которой он пришел, звучит так: «История литературы — история общественной мысли в образно-поэтическом переживании и выражающих его формулах. История мысли более широкое понятие, литература — ее частное проявление».
Основные подходы к исследованию явлений литературы со временем сформировались в новое научное направление — историческую поэтику, основателем которой считается А. Н. Веселовский. Грандиозный труд, над которым ученый работал до конца жизни, остался незавершенным. При жизни он успел опубликовать лишь его часть, озаглавленную «Три главы из исторической поэтики* (1899).
В этой работе Веселовский ставил своей задачей «определить роль и границы предания в процессе личного творчества», «проследить, каким образом новое содержание жизни, этот элемент свободы. приливающий с каждым новым поколением, проникает старые образы, эти формы необходимости, в которые неизбежно отливалось всякое предыдущее развитие». Веселовский развернул концепцию зарождения и изначальной дифференциации поэзии, которая определяет развитие ее главных родов: эпоса, лирики, драмы. Ученый исследовал природу жизни мотива и сюжета, формы поэтического языка и стиля (эпитет, метафора, символы, психологический параллелизм и др.). Академик В. Н. Персти так определил сущность и значение труда Веселовского: «В русской науке до Веселовского на явления литературы смотрели или как на объект эстетической критики, или как на исторический и церковно-исторический материалы. Он первый подошел к произведениям словесного творчества как к явлениям, которые надо изучать соответственно их значению, с него началась у нас самостоятельная жизнь истории литературы как науки самодовлеющей, со своими специальными задачами. Созданная же им схема «исторической поэтики» еще долго будет оплодотворять своими идеями тех, кто пожелает теоретически подойти к вопросам поэтического творчества».
В последние годы жизни Веселовский заинтересовался изучением психологических «тайн личного творчества» на примере двух выдающихся русских поэтов XIX в. В работах «Пушкин — национальный поэт» (1899) и «В. А. Жуковский. Поэзия чувства и сердечного воображения» (1904) ученый воссоздаст широкий европейский культурно-исторический контекст и на этом фоне стремится раскрыть психологию творчества и своеобразие лирики обоих поэтов. Жуковский, в частности, сравнивается Веселовским с немецкими поэтами-романтиками, а поэзия Пушкина, по его мнению, стала «общественной силой» и прочно ввела нас «в круговорот западноевропейских литератур».
Некоторое время после смерти академика его наследие не пользовалось большой популярностью в советской филологической науке. Однако уже в 1974 г. современный литературовед К. Д. Ровда утверждал: «Александр Николаевич Веселовский — явление в русской и мировой филологической науке необыкновенное... Есть что-то пушкинское в масштабности его научного творчества, в стремлении выйти на просторы мировой художественной и теоретической мысли и остаться русским до мозга костей, подойти к явлениям мировой художественной мысли с позиций передовой отечественной науки». Подтверждение этой высокой оценки — в новом издании и осмыслении трудов А. Н. Веселовского.
ОСНОВНЫЕ ИЗДАНИЯ ТРУДОВ АЛ-ДРА Н. ВЕСЕЛОВСКОГО
Собрание сочинений. СПб.: Отд-нис рус. яз. и словесности Ими. Аказ наук, 1908-1911; Пг.: 1915—1919; Л.: 1921-1939.
Т. I. Серия I. Поэтика. Т. I. (1870-1899). 1908. X, 622 с.
Т. 2. 13ып. 1. Поэтика сюжетов (1887—1906). 1913. XII, 148 с.
Т. 3. Серия 2. Италия и Возрождение. Т. I. (1859—1870). 1908. VIII. 2, 586 с.
Т. 4, иып. I. Т. 2, вып. 1. (1871 — 1905). 1909. VI, 2, 604 с.
Т. 4, вып. 2. Т. 2, вып. 2. (1861-1876). 1911. VI, 2, 336 с.
Т. 5. Т. 3. Боккаччо, его среда и сверстники. Т. 1. (1893). Пг., 1915. 4, XIV. 2, 658 с.
Т. 6. Т. 4. Боккаччо, его среда и сверстники. Т. 2. (1894). Пг.: Отд. рус. из. и словесности Рос. акал, наук, 1919. X, 2, 816 с.
Т. 8, вып. 1. Серия 3. Роман и повести. Т. I, вып. I. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасс и западные легенды о Морольфе и Мерлине. 1921. 6, 416 с.
Т. 8, вып. 2. Т. I, вып. 2. Л.: Акал, наук СССР, 1939. 606 с.
Т. 16. Статьи осказке (1858—1890). М.; Л.: Изд-воАН СССР, 1938. 368с.
Избранные труды и письма / Рсдкол.: П. Р. Заборов |и др.]. СПб.: Наука, 1999. 363 с. (Рос. Акад. наук. Ин-т рус. лит. Пушкинский Дом).
Историческая поэтика / Вступ. ст. И. К. Горского; коммент. В. В. Мочаловой. М.: Высш. школа, 1989. 404 с. (КЛН: Классика лит. науки).
Мерлин и Соломон: Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине [Избранные работы] / Сост., полют. текста и коммент. К. Королева. М.: Эксмо-пресс; СПб.: Terra fanlastica, 2001. 858 с. (Антология мысли). [Список трудов автора с. 841—844].
ЛИТЕРАТУРА 0 ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ АЛ-ДРА Н. ВЕСЕЛОВСКОГО
Академические школы в русском литературоведении. М.: Наука, 1975.
Горский И. К. Александр Н. Веселовский и современность. М.: Наука,
1975. 239 с.
Наследие Апексанлра Веселовского: Исслед. и материалы / Редкол.: П. Р. Заборов [и др.]., СПб.: Наука. 1992. 389 с.
Памяти академика Александра Николаевича Веселовского: По случаю десятилетия со дня его смерти (1906—1916). Пг.: Отд. рус. яз. и словесности Рос. Акад. наук, 1921. 6, 126, 2, 68 с. (Здесь помешена автобиография Веселовского и библиография его работ, составленная П. К. Симони).
Симони П. К. К XL-летию учено-литературной деятельности профессора и академика А. Н. Веселовского: с прил. библиогр. списка его учено-лит. трудов, с указ, содержания книг и статей и с присоединением рецензий на них с 1859 по 1906 г. СПб.: Типо-лит. А. Э. Винске, 1906. 2, 44 с.
Трубицын Н. Н. Александр Николаевич Веселовский. СПб.: Тип. Акад. наук, 1907. 50 с.
Шишмарев В. Ф. Александр Николаевич Веселовский и русская литература. Л.: Изд-во ЛГУ, 1946. 62 с.
Энгельгардт Б. М. Александр Николаевич Веселовский. Пг.: Колос, 1924. 214 с. (Биогр. б-ка).
СПРАВОЧНЫЕ ИЗДАНИЯ Ю1Э; РП I; Славяноведение.
Источник: Русские филологи XIX века. Биобиблиографический словарь-справочник.
— историк литературы; родился в 1838 г. в Москве, где получил первоначальное образование и прошел университетский курс на словесном факультете, занимаясь главным образом под руководством проф. Буслаева, Бодянского и Кудрявцева. По окончании курса (1859) уехал за границу, сперва в Испанию, где пробыл около года, затем в Германию, где посещал в разных университетах лекции немецких профессоров по германской и романской филологии (см. Отчеты В. о занятиях во время заграничной командировки за 1862—1863 гг. в "Журн. Мин. нар. просвещ.", ч. CXVIII—CXXI), в Чехию и, наконец, в Италию, где пробыл несколько лет и напечатал свой первый большой труд, по-итальянски, в Болонье ("Il paradiso degli Alberti" в "Scelte di curiosita litterarie" за 1867—69 гг.). Впоследствии этот труд был переделан автором по-русски и представлен им на соискание степени магистра в Московский университет ("Вилла Альберти", новые материалы для характеристики литературного и общественного перелома в итальянской жизни XIV—XV вв., Москва, 1870). Предисловие к изданию текста, впервые разысканного В., исследование об авторе этого романа и его отношений к современным литературным течениям были признаны иностранными авторитетными учеными (Фел. Либрехт, Гаспари, Кертинг и друг.), во многих отношениях образцовыми, но само произведение, приписываемое автором Джованни де Прато, представляет лишь исторический интерес. В. указал на особое значение, которое он придает изучению подобных памятников в связи с вопросом о так называемых переходных периодах в истории, и высказал еще в 1870 г. ("Московские университетские известия", № 4) свой общий взгляд на значение итальянского Возрождения — взгляд, который поддерживался им и впоследствии в статье "Противоречия итальянского Возрождения" ("Журн. Мин. нар. просвещ., 1888), но в более глубокой и вдумчивой формулировке. Из других работ А. Н. В., имеющих отношение к той же эпохе Возрождения в разных странах Европы, следует отметить ряд очерков, которые печатались преимущественно в "Вестнике Европы": о Данте (1866), о Джордано Бруно (1871), о Франческо де Барберино и о Боккаччо ("Беседа", 1872), о Рабле (1878), о Роберте Грине (1879) и другие. Со следующей своей диссертацией, на степень доктора, В. вступил в другую область научных изысканий: историко-сравнительного изучения общенародных сказаний ("Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине", СПб., 1872), причем в отдельной статье разъяснил значение историко-сравнительного метода, которого он выступил поборником ("Журн. Мин. нар. просвещ.", ч. CLII). Вопроса о сравнительном изучении сказочных тем, обрядовых преданий и обычаев В. касался уже в одной из самых ранних своих работ (1859 г.), а впоследствии в двух итальянских статьях (о народных преданиях в поэмах Ант. Пугги, "Atteneo Italiano", 1866 г.; о мотиве "преследуемой красавицы" в разных памятниках средневековой литературы, по поводу итальянской новеллы о королевне дакийской; Пиза, 1866). В позднейшем труде автор представил обширное исследование из истории литературного общения между Востоком и Западом, проследив переходы соломоновских сказаний от памятников индийской литературы, еврейских и мусульманских легенд до позднейших отголосков их в русских духовных стихах и, на окраинах Западной Европы, в кельтских народных преданиях. Отстаивая теорию литературных заимствований (Бенфей, Дунлоп-Либрехт, Пыпин) в противовес прежней школе (Як. Гримм и его последователи), объяснявшей сходство различных сказаний у индоевропейских народов общностью их источника в праиндоевропейском предании, В. оттенил важное значение Византии в истории европейской культуры и указал на ее посредствующую роль между Востоком и Западом. Впоследствии В. неоднократно возвращался к предмету своей диссертации, дополняя и отчасти исправляя высказанные им раньше предположения (ср. "Новые данные к истории соломоновских сказаний" в "Зап. 2-го отд. Академии наук", 1882). Кроме указанного сюжета, им были с особой подробностью изучены циклы сказаний об Александре Великом ("К вопросу об источниках сербской Александрии" — "Из истории романа и повести", 1886), "О троянских деяниях" (ibid., т. II; там же разбор повестей о Тристане, Бове и Аттиле), "О возвращающемся императоре" (откровения Мефодия и византийско-германская императорская сага) и др. в ряде очерков под общим заглавием "Опыты по истории развития христианских легенд" ("Журн. Мин. нар. просвещ." за 1875—1877 гг.). Исследования В. по народной словесности и именно по фольклору в тесном смысле слова (сличение сходных поверий, преданий и обрядов у разных народов) рассеяны в различных его трудах о памятниках древней письменности и в его отчетах о новых книгах и журналах по этнографии, народоведению и т. п., отчетах, которые печатались преимущественно в "Журн. Мин. нар. пр.". В. неоднократно обращался и к рассмотрению вопросов по теории словесности, избирая предметом своих чтений в университете в течение нескольких лет "Теорию поэтических родов в их историческом развитии". В печати до сих пор появились лишь немногие статьи, имеющие отношение к намеченной задаче. Отметим по вопросу о происхождении лирической поэзии рецензию В. на "Материалы и исследования П. П. Чубинского" (см. "Отчет о 22-м присуждении наград гр. Уварова", 1880); далее — статью: "История или теория романа?" ("Зап. 2-го отд. Академии наук", 1886). Рассмотрению различных теорий о происхождении народного эпоса (ср. "Заметки и сомнения о сравнительном изучении средневекового эпоса", "Журн. Мин. нар. пр.", 1868) посвящен целый ряд исследований, причем общие взгляды автора изложены в разных статьях его по поводу новых книг: "Сравнительная мифология и ее метод", по поводу труда г. де Губернатиса ("Вестник Европы", 1873 года); "Новая книга о мифологии", по поводу диссертации г. Воеводского (ibid., 1882); "Новые исследования о французском эпосе" ("Журн. Мин. нар. просвещ.", 1885). Хотя В. поставил изучение народного эпоса на почву сравнительного рассмотрения материала устных и книжных преданий в разных литературах, но главным объектом своих исследований он избрал русский народный эпос (см. "Южно-русские былины" в "Зап. 2-го отд. Академии наук", 1881—1885 гг., и ряд мелких статей в "Журн. Мин. нар. просвещ."), а с другой стороны, предпринял серию "Разысканий в области русских духовных стихов" ("Зап. 2-го отд. Академии наук", с 1879 г.), продолжающих выходить отдельными выпусками поныне, почти ежегодно; содержание этих "разысканий" весьма разнообразно, и зачастую мотивы духовной народной поэзии служат лишь поводом для самостоятельных экскурсов в различные области литературы и народной жизни (напр. экскурс о скоморохах и шпильманах в IV вып.), а в приложениях напечатаны впервые многие тексты древней письменности на разных языках. В. проявил редкие способности к языкам и, не будучи лингвистом в тесном смысле слова, усвоил большинство неоевропейских (средневековых и новейших) языков, широко пользуясь этим преимуществом для своих историко-сравнительных исследований. Вообще, в своих многочисленных и разнообразных трудах Веселовский выказывает замечательную эрудицию, строгость приемов критики в разработке материалов и чуткость исследователя (по преимуществу аналитика), который, конечно, может порой ошибаться в высказываемых гипотезах, но всегда основывает свои мнения на научно возможных и вероятных соображениях и приводит в подтверждение их более или менее веские факты.
Перечень трудов В. до 1885 года, которые помещались преимущественно в разных периодических изданиях, был составлен в 1888 году: "Указатель к научным трудам А. Н. В., 1859—1885" (СПб.). Последующие его работы (отчасти указанные выше) печатались в "Журнале Мин. нар. просвещения", в "Зап. Академии" и в "Archiv für Slavische Philologie". В 1891 г. вышел первый том перевода В. "Декамерона" Боккаччо и напечатана статья его "Учители Боккаччо" ("Вестник Евр."). Характеристику трудов В. по изучению народной литературы см. у А. Н. Пыпина: "Истор. русск. этнографии" (1891, т. II, 252—282); там же в приложении (423—427) помещена краткая его автобиография.
Ф. Батюшков.
{Брокгауз}
Веселовский,
Александр Николаевич— писатель и ученый, христианин (1838—1907). Поборник историко-сравнительного метода в изучении общенародных сказаний, В., сличая в своих исследованиях сходные поверья, сказочные темы, обрядовые предания у разных народов, уделял также много внимания древним еврейским сказаниям и легендам. В обширном исследовании по истории литературного общения между Востоком и Западом — "Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные о Морольфе и Мерлине" (1872) — В. подробно останавливается на талмудических преданиях о царе Соломоне и Асмодее (см. Аггей, гордый правитель), в которых усматривал отголоски индусских сказаний, а именно легенды из Викрамачаритры. Отстаивая теорию литературных заимствований, В. излагает переходы Соломоновых сказаний от памятников индийской литературы, еврейских и мусульманских легенд до позднейших отголосков их в русских духовных стихах и кельтских народных преданиях. Дополнением к этому труду является статья В. — "Новые данные к истории соломоновских сказаний" (в "Зап. Второго отд. Академии наук", 1882). В. подверг детальному исследованию также ряд других легенд, имеющих отношение к еврейском фольклору: былину о жидовине ("Жидовин богатырь", "Журн. Мин. нар. просв.", 1889, № 5), легенду о Вечном жиде и об императоре Траяне (ib., 1880, № 7) и др. — Ср.: Брокгауз-Ефрон, VI; Систематический указ., index; С. Бейлин, "Странств. повести и сказки", 42, 455.
С. Ц.
{Евр. энц.}
Веселовский, Александр Николаевич
(1885, Москва — 4.2.1964, Лугано, Италия) — арт. оперы (тенор) и педагог. Пению обучался с 1914 в моск. Синодальном хоре. В 1917—21 солист моск. Большого т-ра. В 1921 гастролировал с концертами (совместно с виолончелистом Г. Пятигорским) по Зап. Украине. Затем эмигрировал во Францию. Пел в париж. Рус. опере. Гастролировал в Барселоне (1922), Буэнос-Айресе (1924, вместе с Н. Кошиц и Э. Карениной), Париже ("Гранд-Опера", 1926, 1938). В 1925—50 по приглашению А. Тосканини пел в т-ре "Ла Скала", где исп. преимущественно партии рус. репертуара (в т. ч. Андрей Хованский, Голицын — "Хованщина", Владимир Игоревич), а также Кавалера де Грие ("Манон"), Альфреда ("Травиата"), Лориса, Лоэнгрина. Пел п/у Э. Купера, А. Тосканини, Н. Черепнина.
Выступал также в симф. концертах, в к-рых исп. сольные партии в мессах И. С. Баха и 9-й симфонии Л. Бетховена.
Записывался на грампластинки в Милане ("Пате" и "Колумбия").
Вел также пед. деят-сть.
Веселовский, Александр Николаевич
[1839—1906] — знаменитый русский литературовед, академик, профессор Петербургского университета и Высших женских курсов. Род. в Москве, в дворянской семье военного педагога-генерала.
Будучи по Московскому университету (окончил в 1858) учеником акад. Ф. И. Буслаева, виднейшего у нас представителя Гриммовской мифологической школы, молодой ученый и сам в первое время выступал ее приверженцем. "Увлекали, — рассказывает он в своей автобиографии, — веяния Гриммов, откровения народной поэзии, главное — работа, творившаяся почти на глазах, орудовавшая мелочами, извлекавшая неожиданные откровения из разных "Цветников", "Пчел" и т. п. старья". Но даже в эту раннюю пору юного В. совершенно не удовлетворяли главные особенности "Буслаевской струи", "постановка мифологических гипотез" и "романтизм народности"... В студенческих же кружках В. увлекается чтением таких позитивистов и материалистов, как Фейербах, Герцен и особенно Бокль (автор "Истории цивилизации в Англии"), за которого он "и впоследствии долго ломал копья". Под влиянием книги Денлоп-Либpехта ("Geschichte der Prosadichtungen"), затем диссертации А. Пыпина "Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских" [1855], составившей эпоху в историографии русской литературы, а гл. обр. в результате своих собственных культурно-исторических штудий в Германии и Италии (см. его монографию "Вилла Альберти", 1870) — В. сравнительно скоро убеждается в крайней односторонности модной тогда мифологической школы, представители которой, по меткому его выражению, "долго витали в романтическом тумане арийских мифов и верований". Как шестидесятник и убежденный поклонник точного знания и естественно-научных методов исследования В. "с удовольствием спускается к земле" и примыкает к наиболее тогда позитивной школе Бенфея, к-рая в отличие от Гриммовской школы выдвигала теорию литературных заимствований и международного литературного взаимодействия на основе не доисторического племенного родства, как это делали мифологи, а историко-культурного общения всех народов Запада и Востока. Именно эта теория надолго определила собой исторический характер и научную методику его капитальных исследований, особенно по средневековой литературе и фольклору. Общим же направлением методологического пути как историка и теоретика литературы В. обязан главным образом непосредственному воздействию Тэна и Бокля. Но весьма характерно, что испытавши на себе сильное влияние Ипполита Тэна, особенно его учения о среде и детерминизме в искусстве, В. стремился исправить и дополнить его психологический историзм материалистическим историзмом Бокля при помощи методики исследования вышеуказанной бенфеевской школы.
Разработанный таким образом сравнительно-исторический метод впервые нашел свое теоретическое оформление во вступительной университетской лекции 1870 — "О методе и задачах истории литературы как науки", а первоначальное применение в работе молодого профессора — "Новые отношения муромской легенды о Петре и Февронии и сага о Рагнаре Лодброке" [1870]. Последний оригинальный этюд открывает собой длинную серию такого рода сравнительно-исторических работ, которые печатаются в "Журнале МНП" в течение 70-х и 80-х годов. В них мастерски прослеживаются своеобразные судьбы разного рода элементов мировой поэзии: бродячих сюжетов, мотивов, поэтических схем-формул, образов-символов и т. д. Но убежденным представителем бенфеевской школы В. выступил в своей докторской диссертации 1872 — "Из истории литературного общения Востока и Запада. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине". В этой книге автор решает один из крупнейших вопросов литературного общения Востока и Запада. Изучая историко-культурные пути проникновения восточных преданий о Викрамадитье, Джемшиде и Асмодее через талмудические и мусульманские легенды о Соломоне и византийско-славянские апокрифы и повести о Соломоне и Китоврасе в западные сказания о Морольфе и Мерлине, В. доказывает, что главными узловыми пунктами передачи литературного влияния с Востока на Запад оказались Византия и юго-восточные славянские страны, а главными лит-ыми посредниками — средневековые переводчики, преимущественно по-видимому евреи. Несмотря на то, что вопрос, который в данном случае решает В., уже подвергался до него частичному рассмотрению (Валентин Шмидт, Бенфей, Юлиус Браун и А. Пыпин), монография его, по признанию акад. Буслаева, представляет собой "самый лучший опыт из всех, какие только на русском яз. были — в приложении бенфеевской теории литературного заимствования к разработке русских источников рукописных и устных, в их связи с поэтическими преданиями Зап. Европы".
Чтобы понять весь научный смысл такого рода капитальных, хотя и чисто фрагментарных трудов В. в этот период его деятельности, необходимо ясно представить себе те очередные задачи, какие властно выдвигала едва только зарождавшаяся тогда сравнительная наука о литературе. Вот в каких чертах изображал в 1873 это новое движение один из главных его представителей в Европе: "Основания этой науки, — говорит Эстерлей, — только что положены, и то не везде; еще много нужно собирать, ломать, обтесывать камни, потому что здание готовится обширное и грандиозное. Никто не знает архитектора и лишь немногие видели план, а несмотря на то, все строго работают в одном направлении, хотя бессознательно, как будто по инстинкту: это работа пчел и муравьев..."
Именно этой скромной и непритязательной "работе пчел и муравьев", в связи с определением конкретных путей распространения и развития элементов мировой поэзии, Веселовский и посвятил весь средний период своей деятельности, начиная с указанной монографии "О Соломоне и Китоврасе" и кончая капитальным двухтомным исследованием "Из истории романа и повести" [1886—1888].
Будучи непримиримым противником всякого рода романтики и метафизики, В. стремился пользоваться такими приемами выяснения литературной закономерности, какие диктуются методом "естественно-научным" и на какие его уполномочивали бы литературные факты и явления массового характера. "Отыскать эту закономерность, — писал он еще в 1873, — можно будет разумеется не путем метафизических построений, а тем торным путем, по которому стремятся идти все современные науки: необходимо начать с начала, с собирания фактов в наибольшем числе, сказов, поверий, обрядов, подбирая сказки по мотивам и сочетаниям их, поверья по содержанию, обряды по годовым праздникам или тем обыденным отношениям (свадьба, похороны и т. д.), к которым они бывают привязаны". "Такое расположение в перспективе, — убеждает он читателя, — лучше выяснит внутреннюю закономерность народно-поэтического организма, чем всевозможные эксперименты теоретиков на этой земле незнаемой..."
Сделавшись в начале 70-х гг. наиболее последовательным у нас представителем сравнительно-исторического метода и теории заимствований, В. тем не менее относился к Бенфею довольно независимо и самостоятельно. Поэтому там, где это было возможно, он стремился использовать и мифологическую теорию, так как в отличие от других бенфеистов полагал, что данные направления не исключают друг друга, а скорее дополняют. По учению В., теория заимствований может быть применима лишь в тех случаях, когда речь идет "о сюжетах, то есть о комбинациях мотивов, о сложных сказках с цепью моментов, последовательность которых случайна и не могла ни сохраниться в этой случайной цельности (теория самозарождения), ни развиться там и здесь в одинаковой схеме из простейших мотивов (теория мифологическая)". Такого рода заимствования сложных сюжетных образований представляют собой далеко не случайные явления. Наоборот, все они так или иначе всегда вызываются соответственными культурно-историческими событиями и процессами. Попытки же применить мифологическую "экзегезу" могут иметь место лишь тогда, "когда уже кончены все счеты с историей" и мы имеем дело не с сложной сюжетной схемой, а с отдельным мотивом, составляющим "простейшую повествовательную единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдателя". Но в конце концов В. разочаровался и в теории заимствований, сыгравшей решающую роль в его исследованиях 70—80-х гг.
Под влиянием английских антропологов и этнографов он приходит к построению так наз. этнографической теории как теории самозарождения встречных литературных течений. Сходство и повторяемость примитивных сюжетных схем, мотивов и образов-символов объясняются этой теорией "не только как результат исторического (не всегда органического) влияния, но и как следствие единства психических процессов, нашедших в них выражение".
Речь идет в данном случае о влиянии аналогичных общественно-бытовых условий, порождающих соответственные качества среды, в связи с единством законов человеческой эволюции и цивилизации. Аналогичные же качества среды естественно могут иногда в разных странах порождать аналогичные литературные течения и формообразования. При этом необходимо иметь в виду, что "учение это, — как его формулировал В., — а) объясняя повторяемость мотивов, не объясняет повторяемости их комбинаций; б) не исключает возможности заимствования, потому что нельзя поручиться, чтобы мотив, отвечавший в известном месте условиям быта, не был перенесен в другое как готовая схема" (пример: "Муж на свадьбе жены").
Этнографическая теория поэзии в свою очередь привела В. к тому, что метод сравнительно-исторический, становясь фактически, в процессе исследовательской работы, методом историко-этнографическим, — так его иногда называл сам В., — к концу 80-х гг. преобразовался у него под влиянием доктрины Спенсера, а также "Поэтики" Вильгельма Шерера — в эволюционно-социологический метод. Это преобразование метода всего легче проследить, если проанализировать те многочисленные неопубликованные курсы, которые В. читал на протяжении долгих лет в СПб. университете и на ВЖК, особенно самый обширный литографированный курс — "Теория поэтических родов в их историческом развитии", читанный им от 1881 до 1886. Непосредственное применение им эволюционно-социологического метода мы находим уже в его монографии о Бокаччо и отчасти в книге о Жуковском. Наиболее же тонко и мастерски Веселовский применял этот метод к изучению истории и социологии поэтических форм в замечательной, хотя далеко не законченной поэтике.
src="http://pagead2.googlesyndication.com/pagead/show_ads.js">
Исключительное влечение и любовь В. к западной культуре привели к тому, что по окончании университета он жил целое десятилетие за границей, где интенсивно работал, подготовляясь к ученой профессорской деятельности.
Пробыв несколько лет в Мадриде, Берлине и Праге, молодой ученый окончательно осел в Италии (во Флоренции), где очень радушно был принят итальянскими учеными и где так освоился с новыми условиями жизни, "что о России перестал и думать", у него "явилась даже идея и возможность совсем устроиться в Италии". Под влиянием этих интересов и научных занятий над рукописями в итальянских книгохранилищах, В. на всю жизнь пристрастился к изучению итальянского Возрождения, затеяв одно время даже "обширную историю" его, начиная "чуть ли не с падения империи"... Изучению этой именно эпохи и посвящены главные труды его по истории новоевропейской литературы. Сюда относятся: монография "Вилла Альберти", двухтомная монография о Бокаччо, очерк о Петрарке, статьи о Данте, Бруно и др., переведенные и на итальянский яз. (см. Собр. сочин. В., изд. Академии наук, тт. II — VI). Из работ В. об Италии первое место занимает капитальное исследование о Бокаччо, в связи с его средой и сверстниками, исследование, которое появилось в печати в 1893, знаменуя собой наступление третьего периода деятельности В. В двухтомном труде итальянский "поэт любви и славы" изображается как один из наиболее типичных носителей того нового социально-психологического "стилевого комплекса", который вырабатывался в период раннего итальянского гуманизма, под влиянием разложения старых средневековых систем, папства и империи. Бокаччо — сын простого купца, выдвинувшийся из "толпы" исключительно благодаря преимуществам своего духовного развития, — ярко вырисовывается в монографии Веселовского как представитель новой социальной группы (см. "Бокаччо"). При всех крупных достоинствах этого труда, мы и здесь можем наблюдать необыкновенное пристрастие автора к эмпиризму. Нагромождение всякого рода литературных, биографических и библиографических фактов, целое море бесконечных цитации, имевших целью дать впечатление подлинников, постоянное стремление соблюдать полную "объективность" — все это сильно препятствовало всякого рода широким обобщениям, хотя бы в пределах того эволюционно-социологического анализа явлений стиля, которым здесь пользуется автор. На протяжении всей этой монументальной монографии красной нитью проходит идея, к-рую автор формулирует следующим образом: ",,Гуманизм" в период своей сознательности — это романтизм самой чистой расы, перед которой открылась обетованная земля и забытые народные основы".
Чрезвычайно характерно, что единственная крупная работа, к-рую В. оставил нам по новой русской литературе, была также посвящена представителю раннего романтизма в русской поэзии — В. А. Жуковскому, своеобразному преломлению "русского гуманизма", столь чуждому, казалось бы, самому "духу" эпохи итальянского Возрождения. До В. образ нашего поэта "чувства и сердечного воображения", под влиянием таких биографов его, как Зейдлиц, Плетнев и особенно Загарин, непомерно идеализировался и по установившейся традиции изображался с чисто иконописной стереотипностью как недосягаемый идеальный образ поэта "не от мира сего"... И если окончательно освободиться от влияния этой традиции по-видимому не удалось и В., то зато он первый почувствовал необходимость разрушить эту "патриотическую" традицию и подойти к Жуковскому как к определенному общественно-психологическому типу, — в полном соответствии с фактами исторической действительности.
Для такой "реальной характеристики" личности и творчества поэта В. использовал колоссальное количество накопившихся после книги Загарина литературных материалов и "человеческих документов". Любопытно, что исследователю-эмпиристу особенно важны и дороги были при этом именно мелкие черты, "трепещущие жизнью"... Все это дало ему возможность ввести "личный момент" лирики Жуковского в "надлежащие границы, в большем соответствии не только с качеством чувства, но и с нравственными и житейскими идеалами поэта". Для нашего времени наиболее актуальное значение сохранили те главы, в которых В. дает первый опыт строго научного исследования поэтики и стиля Жуковского как представителя самого раннего русского романтизма или "русского сентиментализма карамзинской школы". Таковы главы: I — Эпоха чувствительности, XIV — Поэтика романтиков и поэтика Жуковского и XV — Народность и народная старина в поэзии Жуковского. И в этой монографии В. ярко сказались указанные уже недостатки исследований В., понижающие их актуальность и даже научную ценность для современного литературоведения. Чрезмерное стремление к чисто внешнему объективизму фактически приводит автора к релятивизму и отказу от более или менее законченного эволюционно-социологического синтеза. Конечная же цель всех изысканий Веселовского была всегда одна и та же, как тогда, когда он занимался сравнительно-историческим анализом разнообразнейших текстов мировой поэзии, так и тогда, когда изучал творчество поэта, рассматриваемого как общественно-психологический тип определенной группы, среды, или наконец тогда, когда строил обобщения чисто теоретического характера. Открыть точным "естественно-научным" методом, посредством "микроскопа и лупы в руках", на точно установленных массовых литературных фактах основные социально-исторические законы поэтической продукции и всю закономерность международного литературного процесса, — вот чего так упорно добивался всю свою жизнь великий литературовед. И все дело было в том, что "тайных пружин" историко-литературного процесса Веселовский доискивался не столько в творчестве гениальных поэтов, этих редких "избранников неба", сколько в их лит-ой и социально-культурной среде. А т. к. всякий поэт по существу — групповой, то его изучение должно начинаться не сверху, а снизу, на тех массовых литературных и культурно-социальных явлениях, которые непосредственно определяют данную группу и среду. Таковы были те основные предпосылки, которые объясняют главные особенности научной деятельности В.
Исключительно "гелертерская" форма всех изысканий 281 работы В., необычайное многообразие нагроможденных бесчисленных фактов различных литератур и культур, фрагментарный и чисто аналитический характер наиболее капитальных и ценных его трудов — все это делает научное наследие В. мало доступным для широкой публики. Эти же особенности его гениальных исследований легко объясняют и тот факт, что образовавшаяся в свое время вокруг имени В. сравнительно-историческая школа (К. Тиандер, Е. Аничков, Д. Петров, Ф. Батюшков, В. Шишмарев, — наконец, уже в дальнейшем, Ф. де Ла-Барт) фактически не только не сумела успешно продолжать "дело" его жизни, но и не успела даже полностью раскрыть всю его глубокую историко-литературную и теоретическую концепцию. Этим же в значительной мере объясняется слабое влияние ее на представителей различных направлений современного литературоведения.
Необыкновенная судьба научного наследия В. весьма поучительна. Она наглядно показывает, что одних принципов "историзма", "эмпиризма" и внешнего "объективизма" методологически далеко недостаточно для решения тех сложных социально-исторических проблем литературоведения, которые впервые были выдвинуты основоположником "Исторической поэтики". Большая часть его виртуозных аналитических изысканий могла иметь чрезвычайно крупное, а иногда и решающее значение лишь в ту эпоху, когда закладывались самые основы сравнительной истории литературы. По общему методологическому замыслу все они представляют интерес и для нашего времени. Но не этим работам В. принадлежит будущее. Фактически они уже давно успели потерять свое актуальное значение, оставшись почти неиспользованными для непосредственного строительства науки о литературе. Современные литературоведы-социологи подходят к этим лит-ым фактам по-новому.
В. являлся едва ли не основоположником эволюционно-социологического метода в применении к изучению формальных явлений поэтического стиля и к основным проблемам теоретического характера, которые составляют содержание его "Исторической поэтики". Построенное на позитивно социологической основе это грандиозное, хотя и далеко незаконченное теоретическое сооружение должно было представлять собой самое высшее обобщение и синтез всей его долгой и необыкновенно плодотворной научной деятельности. Необходимо однако признать, что научный замысел Веселовского таил в себе целый ряд неизбежных внутренних противоречий. Наряду с другими причинами, эти последние сильно препятствовали не только построению той "законополагающей" науки о поэзии "номотетического характера", каковую он сооружал, но и логическому завершению ее незаконченного замысла. Это была разумеется не вина, а беда нашего исследователя эволюциониста, который тщетно доискивался законов органического процесса литературного развития. Между тем, — как это все более выясняется, — та поэтика, основы которой заложены в его теоретических построениях, в действительности может быть построена не как "историческая" или "эволютивная", а исключительно, как социологическая поэтика — на основе принципов марксизма.
Библиография
: I. Собр. сочин. А. Н. Веселовского, 26 тт. Пока появились тт. I, II (вып. 1), III, IV, V, VI и VIII (вып. 1), СПб., 1913; Симони П. Н., Библиогр. список учено-литерат. трудов Веселовского, СПб., изд. Акад. наук, 1921.II. Пыпин А. Н., История русской этнографии, т. II, СПб., 1890 (там же краткая автобиография); Браун Ф. А., А. Н. Веселовский [1838—19061, некролог, Журн. МНП, № 4, 1907; Жданов И. Н., Собр. сочин., т. И, СПб., 1907; Петров Д. Н., А. Н. Веселовский и его "Историческая поэтика", Журн. МНП, № 4, 1907; Трубицын Н. Н., А. Н. Веселовский, Изв. 2-го отд. Акад. наук, т. XII, кн. 3, СПб., 1907; Ягич И. В., акад., История славянской филологии, вып. 1, СПб., 1910; Аничков Е., "Историческая поэтика" А. Н. Веселовского, "Вопросы теории и психологии творчества", т. 1, изд. 2, Харьков, 1911; Тиандер К. и Карташов В., Опыт популяризации "Исторической поэтики" А. Н. Веселовского, "Вопросы теории и психологии творчества", т. II, вып. 1, Харьков, 1911; Памяти А. Н. Веселовского, сб. ст. и дневников, СПб., 1921; Аничков Е., В., "Slavia", Rocnik, I, Sešit 2, a 3, 1922; там же Sešit 4, 1923; Энгельгардт Б. M., A. H. Веселовский, П., 1924; Казанский В., Идея "Исторической поэтики", "Поэтика", сб. ст., т. 1, Л., 1926; Якобсон Л. Г., Александр Веселовский и Вильгельм Гаузенштейн, "Печать и революция", кн. 6, 1926; Его же, Формальный метод и "Историческая поэтика", "Родной яз. в школе", научно-педагог. сборн., кн. 1, М., 1927; Его же, А. Веселовский и социологическая поэтика, "Лит-pa и марксизм", кн. 1, 1928; Сакулин П. Н., Веселовский, "БСЭ", т. X, М., 1928.
Л. Якобсон.
{Лит. энц.}