БАШКИН

(Матвей) — С именем М. Б. в нашей церковной истории связывается возникновение ереси, известной под названием ереси М. Б. О первоначальной жизни его до 1553 г., когда он явился для религиозных совещаний и исповеди к священнику Благовещенского собора в Москве Симеону, ничего не известно. Не известны ни год, ни место рождения Б., и только по фамилии, как справедливо замечает Н. И. Костомаров, можно догадываться о его татарском происхождении. Что касается самого учения Б., то и его правильная характеристика вряд ли возможна на основании дошедших до нас документов по этому делу. Все, что известно о религиозных взглядах Б. и его последователей, находится, главным образом, в двух "жалобницах" Симеона и Сильвестра, Соборной грамоте в Соловецкий мон. о заключении игумена Артемия и в послании Иоанна Вас. к Максиму Греку о ереси М. Б. В жалобнице Симеона (жалобница Сильвестра, тоже священника Благовещенского собора, есть повторение, как бы подтверждение сказанного Симеоном) читаем: "В великом посту 1553 г. пришел ко мне, — пишет Симеон, — М. С. Б., и первыми его словами, сказанными по приходе, были след.: "Я христианин, верую в Отца и Сына и Св. Духа и поклоняюсь образу Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и Пречистой Богородицы, и великим чудотворцам, и всем святым, на иконе написанным". Затем Б. стал задавать Симеону вопросы, показавшиеся последнему "недоуменными", и, не получая ответа, сам же начал объяснять, толковать; а их "толковал он, — продолжает Симеон, — не по существу и развратно". В заключение Б. напомнил Симеону о великой пастырской обязанности — блюсти свою паству. После этого он еще несколько раз беседовал с Симеоном, ища у него разрешения гнетущей его мысли о несогласии догматов христианского учения с тогдашней жизнью. Особенно его поражало несогласие слов Христа "возлюбите искренняго своего, как самого себе" с существованием у нас крепостных. Этим и исчерпывается содержание жалобницы Симеона. Макарий в своей истории церкви (т. 6) полагает, что Б., вероятно, говорил что-либо иное, от чего недоумевал Симеон и что казалось ему "развратным", но что последний побоялся изложить в своей жалобнице, написанной им в оправдание себя от обвинения дьяка Висковатого в соучастии его в ереси Б. Говорил ли действительно Б. что-либо, идущее вразрез с взглядами Симеона на сущность главных догматов Православной церкви, высказанными сразу по приходе к Симеону, или нет, сказать трудно. Симеону могли показаться вопросы Б. "недоуменными" уже потому, что тогдашнее русское духовенство, основывавшееся более на букве догматов, чем на их сущности, не допускало и мысли о возможности для мирян рассуждать о догматах веры; а Б. к тому же осуждал деятельность духовенства и делал наставления. Если бы далее Б. высказал многое из того, в чем его впоследствии обвиняли, то вряд ли бы он так смело уверенный в правоте своих толкований явился к Иоанну со своим отмеченным апостолом и вряд ли бы Иоанн отпустил его, не придав всем слухам и толкам о его ереси никакого значения. И только несколько времени спустя Иоанн под влиянием внушений митр. Макария приказывает заключить Б. под стражу, а для суда над ним собраться собору. Собор начался в 1553 г. и не позже октября (к этому месяцу только относится первая пометка в документах о соборе) и продолжался в следующем году, когда был подвергнут суду игумен Артемий, обвинявшийся в соучастии в Б. На соборе, имевшем свои заседания в царских палатах, присутствовали под председательством митр. Макария архиепископ ростовский Никанор и епископы суздальский — Афанасий, рязанский — Кассиан, тверской — Акакий, коломенский — Феодосий и сарский — Савва вместе с многочисленным духовенством. На соборе присутствовал сам царь со своими братьями и со множеством бояр. — Подсудимых Б. и его сторонников обвинили в том, что они утверждали неравенство Христа с Отцом и Духом; почитали евхаристию простым хлебом и вином; отвергали данную церковь, иконы, покаяние; предания и жития святых отцов называли баснословием; вселенские соборы укоряли в гордости, говоря, что "все писали они для себя, дабы им владеть всем и царским, и святительским", и, наконец, дерзали сомневаться в действительности евангельских и апостольских истин. Такова сущность ереси Б. по другому важнейшему документу — "Соборному посланию". Что здесь принадлежит лично Б. и что его последователям или даже предшествующим лжеучениям, сказать невозможно. Несомненно кажется только одно — что судьи хорошо еще помнили учение жида Захария, осужденное собором 1504 г., тайно сохранявшееся в Москве до 1553 года. Они даже для обличения Б. приняли в свое руководство "Просветитель" Иосифа Волоцкого. Б. сначала долго во всем запирался, но, наконец, когда стал его распрашивать сам царь, то он "богоотступным гневом обличен бысть, бесу предан и язык извеся, непотребная и нестройная глаголаша на многие часы" и вслед за тем сознал справедливость всех обвинений. По приговору собора он был сослан в Волоколамский монастырь, куда и прибыл 22 декабря 1554 г.

Сознаваясь в истине соборных обвинений, Б. в то же время, говорится в грамоте, сознался и в том, что лжеучение свое принял от "латынников" — аптекаря Матвея, родом литвина, и Андрея Хотеева, которых Курбский справедливо называет лютеранами, и что утверждали его в том лжеучении "Заволжские старцы", издавна известные своей расположенностью к жидовствующим. Таким образом, это сознание Б., указывающее два источника его ереси: с одной стороны — ересь жидовствующих, с другой — западное влияние, совершенно отрывает ее от русской почвы. Да и трудно думать, чтобы то же рационалистическое учение могло возродиться самобытно в тогдашнем русском обществе, все религиозные воззрения и верования которого в одних обрядах и их строгом исполнении. Обращая взор и на предшествующие еретические учения до XVI в. — Дмитра, Адриана, Стригольников и жидовствующих — мы выносим убеждение в совершенной неподготовленности его к самобытному рационализму. Адриан и Дмитр принадлежали, по своему учению к обществу богомилов, действ. на юго-зап. границе России; стригольники восставали собственно против русского духовенства своего времени, а учение жидовствующих исходит от евреев, живших на юге России. Весь вопрос в данном случае сводится к решению: из какой именно страны Запада пришло учение Б. Г. Емельянов справедливо, кажется, утверждает, что оно занесено к нам из Литвы, где реформационные идеи утвердились еще с XV в.

Литература: Макарий, "История Церкви" т. 6; Емельянов, "О происхождении учения Башкина и Косого на Руси" ("Труды Киевской дух. Акад.", 1862 год, № 3); Костомаров, "Великорусские религиозные вольнодумцы в XVI веке".

{Брокгауз}